***
Следующие несколько часов Аня провела в своем кабинете, глядя на гору бумаг, которые накопились за время ее мини отпуска. Разбираться с ними сил не было, да, и, учитывая какая свистопляска должна вот-вот начаться в участке, будет явно не до бюрократических писулек. Самое ужасное это просто сидеть и ждать, не имея возможности хоть как-то ускорить ситуацию. — Похвальный трудоголизм, — донесся до Ани голос Рамиреса. Он без стука вошел в ее кабинет и вальяжно расположился на кресле в углу. — Шеф, — коротко кивнула Аня в качестве приветствия, ничуть не удивившись такому визиту. — Ты подаешь отличный пример подчиненным, появляясь на работе раньше всех, — Рамирес замолчал, сканируя русоволосую своим тяжелым взглядом, который выдерживают лишь единицы. Аня отвернулась, делая вид, что проверяет сообщение в телефоне, краем глаза замечая довольную ухмылку на смуглом лице. Она давно научилась играть в эту игру. — С другой стороны, мне совершенно не нравится, что ты выказываешь неуважение ко мне, тем более перед всем участком. Чего ты добиваешься, Аня? Мне казалось, что мы давно все решили: я не мешаю тебе, ты не мешаешь мне. Или ты все же поняла, что хочешь чего-то большего, чем полицейский жетон в кармане? — Это верно, я хочу гораздо большего, — спокойно ответила Вудс. — Я хочу, чтобы этот жетон не просто лежал в моем кармане, а чтобы я им гордилась. — Кажется, ты слишком много общалась с отцом во время отдыха, так и чувствую его нравоучения в твоих словах, — хмыкнул мужчина. — Разве я не даю тебе работать? Ты должна быть благодарна мне. Покажи еще хоть одного офицера, который бы за пару лет после выпуска из академии смог бы стать детективом, а потом еще и сержантом. — Я сама этого заслужила, — сдерживая злость, прорычала Аня. — Ты отличный коп, мы оба это знаем, но без меня, ты бы до сих пор протирала форменные брюки в патрульной машине. — Я не просила о повышениях, так что я ни чем вам не обязана… — Ладно, речь вообще о другом, — властно прервал Рамирес, решая перейти к делу. — Мне не нравится то, что ты делаешь, и мне некогда с этим разбираться. Чего ты хочешь? Больше власти? Денег? Перевод в Управление? — Я хочу, чтобы этот участок работал, — взяв себя в руки, четко ответила Аня. — Тогда работай и не лезь в мои дела, — голос шефа зазвучал еще жестче. — Я не могу работать, — убийственно спокойно продолжала Вудс. — Я могу засадить за решетку десятерых ублюдков, и в это же время буду вынуждена отпустить вдвое больше, потому что вам так надо. — Раньше тебя это не слишком уж волновало, — ядовито заметил мужчина, поднимаясь с места и угрожающе нависая над столом Ани, глядя на нее сверху-вниз. — Ты лучше всех знаешь, что будет, если не перестанешь меня злить. Мы не один год отлично уживались и понимали друг друга, не стоит менять этого. Я уверен, мы сможем прийти к компромиссу, скажем, добавив к твоему жалованию сумму с несколькими нулями. Но обо всем этом мы договоримся позже. Сейчас у меня нет на это времени. Ты отдашь девчонку из камеры моим ребятам, они с ней поговорят, потом возможно вернут, а возможно оформишь, будто она неожиданно скончалась в камере. Ты знаешь, как это работает, — Рамирес говорил тоном, который не терпел пререканий. Его почти черные глаза прожигали насквозь, вызывая желание чем-нибудь прикрыться от него. После такого давления со стороны Рамиреса, люди обычно предпочитали делать все, что ему надо. Раньше и Аня была вынуждена соглашаться с его приказами, но не теперь. — Сэр, — русоволосая максимально спокойно отодвинула стул и поднялась на ноги, оказываясь на полголовы выше шефа. — Вы, как мой непосредственный начальник, несомненно, знаете, что по закону, я не могу сделать то, что вы приказываете. Согласно протоколу, Диана Джокич была задержана за ношение незарегистрированного оружия, при задержании оказала ожесточенное сопротивление сотрудникам полиции. Данные об этом внесены в федеральную систему, я и их оттуда изъять уже не могу. В течение ближайших полутора суток мы обязаны закончить оформление документов и направить их прокурору, а мисс Джокич перевести в соответствующее место содержание под стражей во время дальнейшего расследования и ожидания суда. — Какого черта ты творишь, Вудс? — гневно прошипел Рамирес. Аня еще никогда прежде не видела в его глазах столько злобы, но сейчас ей было плевать. Она смело смотрела в них, чем еще больше раздражала мужчину. — Я работаю, — пожала плечами женщина, мысленно усмехаясь над тем, как шеф еле сдерживается, чтобы не перевернуть ее стол. — Я в любом случае получу от этой девки то, что мне надо. Так что можешь отложить свое семейное упрямство на другое время, если не хочешь чтобы твои родители на следующей неделе занимались организацией твоих похорон. — В моем завещании указано, чтобы меня кремировали, сэр. Я давно оплатила эту услугу в одной из местных фирм, так что не стоит так переживать о моих похоронах, — не смогла сдержать усмешку Аня. — Зря, Вудс. Очень зря, — покачал головой Рамирес, стремительно покидая кабинет. Едва мужчина вышел, Аня опустилась на свое место, прерывисто выдыхая. Как жаль, что она не включила диктофон, вышел бы еще один небольшой гвоздик в крышку гроба шефа. Некоторые из ее коллег, которые помогали с этим делом, не раз предлагали расставить прослушку по всему участку, но зная дотошность Рамиреса, была велика вероятность, что он сможет ее обнаружить и слишком рано понять, что под него роют. Да, и на прослушку нужен чертов ордер. После смены дежурного офицера, Аня поручила одному из детективов, в котором была уверена, следить за любыми перемещениями рядом с комнатой содержания задержанных. Когда ты сержант в отделе расследований довольно крупного полицейского участка, волей неволей приходится разгребать кучу дел, так что сама она не могла круглые сутки находиться рядом с Лексой. Тем более ей пришлось срочно уехать из участка. Ее друг сообщил, что судья уже вылетел из своего уединенного отпуска обратно в Штаты и завтра вечером приземлится в аэропорту, где его должны ждать все необходимые документы, которые он сможет тут же посмотреть и подписать ордер, чтобы не тратить ни секунды. Аня же отправилась как раз готовить те самые необходимые документы. На протяжении нескольких лет она набирала свидетелей, готовых, на свой страх и риск, выступить против Рамиреса, и записывала их показания. Плюс еще кое-какие бумаги, раскрывающие махинации с финансированием внутри самого полицейского участка. Хранить все это у себя в кабинете было бы верхом глупости. Не дай бог, до шефа дошел бы список имен из ее блокнота, и уже через пару дней ни одного из ее свидетелей не было бы в живых. Детектив Картер, которому Аня поручила приглядывать за обстановкой, разумеется, тоже не мог поставить стул рядом с камерой и никуда не отходить. Это вызвало бы еще больше вопросов и подозрений. Сейчас Рамирес должен был считать, что упорство, с которым Аня оберегает девушку в камере, никак не связано с личностью задержанной. Будь там кто угодно, сержант делала бы то же самое, чтобы позлить шефа. Если бы он изначально знал, что это не простая вредность, а целенаправленная защита конкретного человека, все бы было иначе. Аня прекрасно понимала, как рискованно играет, но хуже всего ей было от того, что в качестве отвлекающего маневра приходилось использовать сестру. Картер хоть и был совсем начинающим детективом, но смекалки ему было не занимать. Он постоянно сновал по первому этажу, ненароком заглядывая к задержанным, то посмотреть журнал задержаний, то поболтать с дежурным, регулярно отчитываясь Ане о том, что с девушкой в камере все в порядке. Логика Ани была проста и понятна. Пока Лекса находится внутри камеры, она не пострадает и не наделает глупостей. Пусть под фальшивым именем, но она уже в системе, а против системы бессилен даже Рамирес. Он не может просто так забрать ее из участка, если Аня его не прикроет. А он понимает, что она в этот раз не прикроет. Действовать внутри участка слишком рискованно. Все же не все сотрудники, работающие там, знают о творящемся беспределе, есть и те, кто пребывает в блаженном неведении. Плюс случайные посетители, общественные деятели, адвокаты и прочий сброд, снующий туда-сюда по своим делам. Возникнут ненужные вопросы, если по коридору будет тянуться кровавый след, ведущий в кабинет Рамиреса. Убеждая Кларк в правильности их действий, Ане самой казалось, что она уверена в этом на сто процентов. Правда же в том, что теперь она четко понимала, что в который раз облажалась, действовала слишком импульсивно, не просчитав все возможные угрозы. Она надеялась, что Лексе не придется долго торчать в камере. Максимум сутки. В это время Рамирес будет радоваться своей маленькой победе, не замечая, что вместо выполнения своих должностных обязанностей, сержант пропадает где-то еще, а она получит ордер на его арест и полную проверку личных данных, счетов, передвижений, телефонных разговоров и всего до чего только можно добраться.***
*** Какой бы вакуум не царил в голове Лексы, ее тело продолжало функционировать так же как у любого человека, а значит, от естественный нужды никуда не денешься. Дежурный офицер был мужчиной, а потому сам не мог сопровождать представительницу другого пола в туалет. И как бы недовольно не ворчала одна из полицейских, она все равно была обязана соблюсти право задержанной и вывести ее из камеры. — Устроили тут ночлежку. Совсем эти детективы обнаглели, — со странным акцентом, ворчала девушка, застегивая наручники за спиной шатенки. Туалет в камере предусмотрен не был, так что путь им предстоял по длинному коридору с двумя поворотами направо. — Это же не тюрьма, а я не надзиратель. Ну нет у нас в участке условий для содержания заключенных, камера и то одна на всех, нахрена ж их тут держать? Мы привозим, они оформляют и в изолятор сразу. Дело пары часов. Изолятор же на соседней улице специально построили… Лекса даже не вслушивалась в чужую болтовню, на которую ей было наплевать, тем более все это она уже слышала прошлым вечером, когда эта же дамочка уже сопровождала ее. Молча дождавшись, когда офицер откроет ей дверь и снимет наручники, шатенка вошла в комнату, где кроме раковины и унитаза не было ничего. Не то чтобы она тянула время, просто не смогла себе отказать в том, чтобы помимо мытья рук, еще умыть и лицо ледяной водой. Учитывая ворчливость и нетерпеливость своей сопровождающей, Лекса не удивилась, когда услышала, как дверь сбоку открывается. В одно мгновение шатенка собиралась обернуться и сказать, что и так уже собиралась выходить, а в следующее она уже пролетает добрых полтора метра, едва не пробивая голову об унитаз. Лекса так и не поняла, был ли это удар ногой или сильнейший толчок, да и суть дела это не меняло. Голова беспощадно гудела, в ушах стоял ужасный звон, и все тело болело после удара о кафельный пол. Лекса инстинктивно попыталась подняться, все еще находясь в полнейшей дезориентации, но стоило ей лишь немного приподняться на коленях и руках, в ее ребра прилетел мощный удар армейского ботинка, выбивший из легких весь воздух. Шатенка за свою жизнь побывала в стольких драках, стерпела столько ударов, что при всем желании не смогла бы сосчитать. И, кажется, чем чаще ты проходишь через подобное, тем легче становится. Но, правда в том, что к боли невозможно привыкнуть. Каждый раз она пронзает тебя словно впервые. Мозг стопорится от переизбытка сигналов, получаемых от нервных окончаний, а на его место приходят инстинкты, заставляющие сжиматься в комок и прикрывать голову, чтобы выжить. И когда ты получаешь все новые и новые удары, ты либо продолжаешь подчиняться инстинктам, либо заставляешь себя думать и давать отпор. Лекса могла бы схватить нападавшего за ногу, подгадав момент, и заставить упасть, а дальше уже бороться на более менее равных условиях. Или могла что-то сделать, когда ее грубо потянули за волосы, заставляя подняться на колени. И уж точно она могла бы оттолкнуться ногами, впечатывая противника в стену позади, когда он начал душить ее, обхватив так, что локоть оказался под подбородком. Она могла бы. И она делала так. Раньше. Не сейчас. Не после нескольких дней без еды и сна, наполненных душевными терзаниями. Лекса была слишком слаба не столько физически, сколько морально, поэтому она даже не попыталась дать отпор, лишь ожидала, когда же, наконец, свет перед глазами совсем померкнет. — У тебя есть вещь, которая тебе не принадлежит, — мерзкий шепот раздался у самого уха. — Мой шеф хочет ее вернуть. И либо ты скажешь, куда ее припрятала, либо я переломаю каждую кость в твоем теле. И каждую кость в теле всех твоих дружков на улице. Найду всех, кого хоть раз видели рядом с тобой. Найду их семьи. И переломаю кости им тоже. Где сумка? Даже сейчас, задыхаясь от боли и чужого захвата, Лекса не смогла мысленно победно не ухмыльнуться. Она не ошиблась, когда думала, что чертова куча наркоты, которую она уперла, не будет давать Рамиресу покоя. Ох, он оказался именно таким принципиальным куском дерьма, каким она его и считала. Жаль, что теперь ей это не нужно. — Я сохраню ее в Аду для него, — прохрипела шатенка, тут же встречаясь лбом со стеной. Должно быть, этот допрос с пристрастием продолжался бы часами, но у мужчины пиликнул телефон, и, прочитав сообщение, он быстро вышел, так и оставив девушку сидеть на коленях, упершись головой в стену. Обратный путь до камеры оказался затуманенным. Перед глазами все плыло, а голова раскалывалась. Но, кажется, девушка, сопровождающая ее, всю дорогу молчала и стыдливо отводила взгляд, делая вид, что не замечает, как Лекса хромает и морщится от боли. Лишь в камере шатенка немного пришла в себя, сфокусировавшись на взволнованном взгляде сокамерника, который, видимо, пару раз спросил все ли с ней в порядке и помог сесть на одну из лавок. Наверное, он решил, что у нее закружилась голова или что-то вроде того, ведь, на первый взгляд, она не выглядела избитой. Все-таки ее лицо не приняло ни одного удара. Но стоило парню попытаться привести ее в чувства и положить одну руку ей на шею, слегка задевая кончиками пальцев линию роста волос, он тут же почувствовал вязкое тепло. — Похоже, у тебя тут не только друзья имеются, — понимающе вздохнул парень, глядя на кровь, покрывающую его пальцы. — Мудаки, — низко прорычал Лиам, подходя к металлическим прутьям и с силой сжимая их, словно надеясь, что своим полным ненависти взглядом сможет прожечь насквозь офицера, заполняющего документы за столом в другом конце помещения. — Вудс… Мне нужно поговорить с сержантом Вудс, — сначала тихо, а потом все громче и громче начала повторять Лекса, вспоминая слова того, кто ее бил. Что если они и правда начнут убивать всех, кого только смогут поймать на улице? Затуманенный ударами мозг маниакально вцепился в эту абсурдную идею, почему-то рисуя перед глазами картинку с окровавленной мертвой Кларк. Слова офицера о том, что Вудс уехала еще пару часов назад, были последним, что услышала Лекса, прежде чем потерять сознание. Когда она в следующий раз открыла глаза, в камере была лишь она и Аня, которая с ужасом на лице, стояла на коленях рядом с ней. Видимо, темные пятна на полу, слишком похожие на кровь, и не приходящая в себя сестра, способны легко довести до грани сердечного приступа. — Мы постоянно лажаем, да? — хрипло проговорила Лекса, облизывая пересохшие губы. — Прости меня, — дрожащим голосом, искренне прошептала Аня, помогая сестре сесть. — Я должна была защищать тебя от всего, а вместо этого засадила в эту камеру, а теперь не знаю, как вытащить. Я вообще не знаю, что делаю последние пару лет, — наконец смогла признать вслух русоволосая, сама ужасаясь этому. Да, она ненавидела Рамиреса, и да, ей было очень удобно работать в его участке. Она могла бы давным-давно начать активнее рыть под него, и без труда нашла бы как засадить за решетку или, хотя бы, добиться увольнения, но она этого не делала. Ведь удобно, когда шеф закрывает глаза на незаконные допросы тех, против кого слишком мало улик. Удобно, когда шеф поощряет выбивание показаний. Удобно, когда ему плевать на то, как ты работаешь, до тех пор, пока ты делаешь хорошую статистику и закрываешь глаза на его дела. Рамирес творит что хочет в этом участке, но правда в том, что и Аня делает то же самое. Разница лишь в том, что он использует власть для своих грязных дел, а Аня для работы. Это ведь не так плохо, она ведь старается на благое дело? Отговорки. Она не хотела его сажать до тех пор, пока Лекса не вляпалась слишком сильно, да и потом не особо активничала, надеясь, что сестра перебесится. А теперь Аня сидела перед Лексой на коленях, рыдая от безысходности, вот только младшая сестра никак не могла ей помочь. Шатенка же смотрела на сестру и не чувствовала на нее ни злости, ни обиды. Ей было ее жаль. Еще один запутавшийся человек, который не смог разобраться в правилах к игре под названием «Взрослая жизнь». Еще один сломанный и несчастный. Неправильный и совершающий ошибки. Человек. Как она сама. — Рамирес приказал перевести парня, который с тобой сидел, в изолятор, но перед этим его допрашивали. Не его следователь, а кто-то из людей шефа, — успокоившись и взяв себя в руки, Аня, устало садясь рядом с сестрой. — И что? — непонимающе спросила шатенка, осторожно касаясь головы, которая все еще болела, как, собственно, и все тело. — Они наверняка спрашивали о тебе. — Он не мой приятель, мы даже не разговаривали толком. Он не знает обо мне ничего кроме… — Кроме твоего имени, — продолжила за сестру Аня. — Блять, — выругалась Лекса. Это даже смешно. Единственный раз решила назваться своим именем и облажалась. — Рамирес не дурак. Он поймет кто ты на самом деле, если уже не понял. Он ведь прекрасно знает, что у меня есть младшая сестра с таким редким именем. — Это все равно ничего не изменит, — вздохнув, слишком равнодушно проговорила Лекса. — Нам нужен был всего лишь один день спокойствия. Завтра вечером у нас будет ордер на арест шефа. А теперь у него целые сутки, за которые он может выкинуть что угодно, — поднялась на ноги Аня, подавляя желание закурить. — Тогда просто вытащи меня отсюда! — негодующе воскликнула шатенка, тут же жалея об этом, когда голова отозвалась волной новой боли. — Это блядский полицейский участок, Лекса, а ты не невидимая, чтобы спокойно выйти из камеры и пройти мимо кучи копов, которые тут же побегут докладывать Рамиресу. — Аня, — вмешался в разговор третий голос. Мужчина в простых джинсах и черной рубашке подошел к открытой двери камеры, ставя на пол медицинский чемоданчик. — Мои ребята сообщили, что Рамирес закончил встречу и мчится в участок. У вас не больше двадцати минут. За спиной мужчины, двое патрульных завели в комнату человека в наручниках, на голову которого был накинут капюшон плотной толстовки. Слишком легкая одежда для этого времени года, но зато полная конспирация. Едва наручники были сняты, мужчины покинули комнату, а человек скинул капюшон, быстро заскакивая в камеру. Бледная, слегка похудевшая от нервов, с темными кругами под глазами, но все та же Кларк Гриффин, схватив свой медицинский чемоданчик, бросилась к Лексе. Она все бормотала, задавала кучу вопросов о том, где болит, как болит, куда били, чем били, как давно и что-то еще. Где-то трогала, чем-то брызгала, поливала, бинтовала. А Лекса молча смотрела на ее лицо, пытаясь понять: хочет ли она сгрести девушку в объятья, потому что любит до дрожи в кончиках пальцев, или хочет оттолкнуть, чтобы она отлетела подальше, потому что позволила упечь шатенку за решетку. — Почему ты мне не поверила? — наконец, заговорила Лекса, прерывая причитания Гриффин об опасности черепно-мозговых травм и необходимости полного медицинского обследования. — Потому что слишком сильно боялась за тебя, — тихо отозвалась Кларк, складывая все обратно в чемоданчик, чтобы избегать взгляда изумрудных глаз. Да и видеть Лексу сейчас было больно. Она казалась лишь тенью того человека, которым была всего пару дней назад, валяя в снегу свою сестру. — Я приехала лишь на похороны. Я бы вернулась к тебе… — упрямо твердила шатенка. — Ты сама-то в это веришь? — вздохнула Аня, прерывая эту драму. — После похорон прошло уже несколько дней, и я не заметила, чтобы ты пыталась вернуться. Ты бы не смогла так просто это оставить. Лекса не нашла что ответить. Она, правда, приехала с твердым намерением бросить все к чертовой матери, но после похорон ее переклинило. Она не могла заснуть, а если и засыпала, то просыпалась спустя час с пистолетом в руках. Казалось, что ноги сами вели ее к полицейскому участку. Она не раз из тени наблюдала за тем, как шеф входит и выходит. Один выстрел и все. Но она не смогла. Хотела и не хотела одновременно. Может поступок Ани и Кларк и правда уберег ее от огромной ошибки, а может наоборот стал началом конца. Теперь этого уже никто не узнает. Лекса сама не знала ответ на то, что она могла сделать, а чего нет. В ней будто было две разные личности: та, что безумно любила и хотела показать Кларк, что в ней еще есть добро, и она способна на правильные поступки, и та, что год скиталась по улицам, впитывая в себя худшие стороны жизни. Родители видели в Лексе немного непутевую, но все же любящую дочь. Аня видела ту сестру, которая как проблемный подросток вечно создает проблемы, но при этом не перестает быть родной кровью. Рэйвен смотрела на нее как на лучшего друга, который отдаст последнее, лишь бы помочь. Кларк видела запутавшуюся душу, которую нужно любить и показывать, что мир состоит не только из боли и зла. Улица видела в Лексе те самые боль и зло. Но на самом деле Лекса была всем этим одновременно. Каждый этап ее жизни привел ее к тому человеку, кем она являлась теперь. И ни от одной грани она не могла взять и просто избавиться, как бы ни хотела. — Уже не важно, кто и во что верил, — вдруг вместо Лексы заговорила Кларк. — Ты клялась мне, что ее здесь не тронут, и я тебе поверила. А теперь она еле жива, и я верю в то, что если она просидит тут еще пару дней, то умрет. Ты клялась мне, Аня! — Я знаю, — всплеснула руками русоволосая. — Но если мы сейчас официально вызовем сюда скорую и увезем ее в больницу, то точно больше не увидим. Там ему еще проще до нее добраться. — Надо было пристрелить его давным-давно, — вымученно прохрипела Лекса. — Может ты и права, — в отчаянии сдалась Аня. — Нет, — встрепенулась Кларк. — Может он и заслуживает смерти, но он не заслуживает, чтобы ты брала это на свою совесть, Лекса. У тебя и так полный кавардак в душе, не добавляй туда еще и это, — она осторожно положила ладонь на холодную щеку шатенки. — Пожалуйста, прости меня, родная… — Он здесь, — влетая в комнату, предупредил офицер, занимая место за столом дежурного. — Черт, — выругалась Аня, подскакивая на ноги. — Накинь капюшон и притворись мебелью, — быстро приказала она Гриффин, забирая ее чемодан. Когда Рамирес вошел в помещение и хитрым прищуром уставился на камеру, его взгляду предстала картина того, как старшая сестра заканчивает перебинтовывать голову младшей, пока нечто бесформенное, наверняка, очередной наркоман, задержанный за хранение, свернулся в клубок на другой скамье. Все его внимание было сосредоточено на сестрах, так что третьего человека в камере он и вовсе не замечал. — Так-так-так, — протянул Рамирес, разрывая тишину громкими хлопками в ладоши. — Какая идиллическая картина. Просто браво. — Проветрись, — вкрадчиво указал крепкий темнокожий мужчина, вошедший вслед за Рамиресом, дежурному офицеру. Аня вышла из камеры вместе с чемоданчиком и, заперев за собой дверь, ловко перекинула ключи офицеру, который тут же покинул комнату. — Детский сад, — усмехнулся Рамирес. — Но, вообще, в целом, в глобальном масштабе, вы такие молодцы. Как красиво закручено, да? — почти смеясь, обратился он к своему сопровождающему, пока тот с непроницаемым видом возвышался позади него. — Мне все уши прожужжали: «Диана… Диана — безбашенная наркоманка… Новая Леди Ди крадет твой авторитет… Она бросает тебе вызов». Но я чувствовал какой-то подвох во всем этом. А подвох оказался шикарным. Нет никакой Дианы, но есть маленькая сестричка Вудс. Что ж, браво. Аня, поздравляю, комбинация разыграна великолепно. Что же выходит? Копали под меня целой толпой? Не боитесь тягаться со мной? — Ты не Бог и не Дьявол, так что не вызываешь у меня вообще никаких чувств, — холодно усмехнулась Аня, стоя у камеры, как бы разделяя Рамиреса и сестру. Она прекрасно знала, что прямо сейчас он им ничего не сделает, потому что в участке слишком много свидетелей. Шеф пришел покрасоваться, позапугивать, показать, что разгадал все их загадки и не боится проигрыша в этой игре. — А зря, — цокнул языком мужчина. — Правда думаешь, что сможешь посадить меня? Что у тебя есть? Свидетели? До суда обычно время тянется так долго… всякое с ними может случиться. Мои счета, встречи и звонки? Так все можно подчистить за пару часов. А своими старыми выписками можешь подтереться, потому что любой паршивый адвокатишка легко убедит суд исключить из обвинения улики, полученные без соблюдения установленного регламента. Ордеров-то на меня никто и никогда не выписывал, не так ли? Видишь как прекрасно, когда можно поиграть с законом. — Не будь так самоуверен. Даже если удастся отбросить часть доказательств, оставшихся хватит, чтобы упечь тебя на пару лет за решетку, — не отступала Аня. — Ну и что это изменит? Тебя поставят на мою должность. О, я знаю, как бы ты этого хотела. Но что кроме этого? Мои люди никуда не денутся, даже если часть упечешь за решетку, а остальных вышвырнешь из участка, они все равно будут где-нибудь рядом. Хоть представляешь, сколько тех, кто, так или иначе, зависим от меня, на скольких у меня компромат? Даже если я буду за решеткой, они будут мне верны. Ничего не изменится, Аня, не будь такой идиоткой, — Рамирес оскалился, делая шаг ближе к камере. — Твоя война — лишь самоубийство. Я предлагаю тебе сделку лишь раз. Я сам уйду из участка, ты встанешь на мое место, и будешь строить тут свои порядки как захочешь, при условии сотрудничества со мной. — За это я должна отказаться от обвинений против тебя, — догадалась Аня. — Это один из пунктов соглашения, — утвердительно кивнул мужчина. — Ты передашь мне все, что у тебя на меня есть и твою сестру тоже. — Ну да, она ведь не моя родная сестра, а всего лишь завалявшаяся ненужная вещь, которую я могу обменять на что-то получше, — презрительно усмехнулась Аня. — Она давно подписала себе смертный приговор. Вопрос лишь в том, хочешь ли ты отправиться вслед за ней или предпочтешь благополучный исход. И, Аня, у тебя ведь есть отец и мать, не так ли? Что же будет с ними… — Я все пыталась понять, — тихо заговорила Лекса, заставляя всех невольно замолчать и обратить на нее внимание. Шатенка продолжала сидеть, не мигая глядя на армейские ботинки темнокожего мужчины, пока по телу проносились вспышки воспоминаний о боли. — Почему чтобы побороть жестокость нам надо быть еще более жестокими? Ведь добро никогда не побеждает. Даже в тупых детских сказочках принцессы выигрывают лишь благодаря принцам, которые рубят за них головы злых королев… — Твоя сестра уже начала бредить, — усмехнулся Рамирес, пока Аня с беспокойством смотрела, как шатенка тяжело поднимается на ноги, в плотную подходя к решетке и не моргая в упор смотрит на мужчину. — Ты лишь жалкий человек, ничем не отличающийся от других, — презрительным тоном продолжила Лекса. — Возможно умнее и наглее многих, но пусти тебе пулю в лоб и наружу вывалится такое же месиво, как у всех. — О, девочка, думаешь, смогла бы меня убить? — фыркнул Рамирес, подходя к камере вплотную, всем видом показывая свое превосходство. — Мало иметь возможность, чтобы убить кого-то, нужно иметь сталь в крови. Знаешь, кого можно считать величайшими убийцами? Не тех, кто убивает много, а тех, кто убивает качественно. Они стояли так близко, разделенные лишь металлом решетки и прожигали друг друга взглядами. Никто и предположить не мог, что Лекса возьмет и дернет Рамиреса на себя за форменную рубашку, заставляя удариться о решетку, а потом, пользуясь его замешательством, перевернет и сдавит горло, точно так же, как совсем недавно сдавливали ей. Темнокожий мужчина тут же выхватил пистолет из-за пояса, направляя его в сторону Лексы, но Аня без колебаний сделала то же самое, целясь в него. — Разве нужна сталь, чтобы свернуть твою шею? — прошипела шатенка, тратя неимоверные усилия, чтобы удерживать захват и не грохнуться на пол от головокружения и боли во всем теле. Ярость струилась в ее венах, руки дрожали от желания повернуть голову мужчины еще на пару сантиметров до порадующего слух щелчка. Он умрет и вместе с ним исчезнет все ее прошлое… — И, знаешь, я бы сделала это не задумываясь, — выдохнула девушка, заметно ослабляя захват. Прямо сейчас за ее спиной находилась Кларк. Та самая, которая сдала ее копам, но в тоже время все тот же белокурый ангел, которого она с недавних пор провозгласила смыслом своей жизни. — Ты того не стоишь, — плюнула Лекса, отталкивая мужчину от себя и делая шаг назад вглубь камеры, как зверь в клетке. — Смерть — слишком просто для тебя. Ты сядешь, и сядешь на долго, даже если запугаешь всех свидетелей. Видишь ли, я все пыталась понять твое неутолимое желание вернуть свои наркотики. У тебя же есть небольшая лаборатория, которая за месяц сделает еще столько же. Так вот, я по глупости решила, что все дело в принципиальности и гордости. Ты ведь никому и никогда не прощаешь дерзость. Это твой товар, который стоит целое состояние, а я так легко присвоила его себе. Думала, дело в мести, из-за того, что я отбираю у тебя власть на улицах. Но, знаешь, что я вдруг поняла… Это же даже смешно, — шатенка едва не рассмеялась глядя на то, как Рамирес буквально пыхтит от злости. — Балван, ты ведь облапал те упаковки с наркотой, да? Не смог отказать себе в удовольствие подержать в руках то, что приносит тебе столько денег? Ох, бля, это ведь все время было у меня под носом. Ты наверняка и в лаборатории наследил, если там покопаться хорошенько. А федералы ох как хорошо копаются… А я упоминала, что есть частная запись с камеры в закусочной, где ты говоришь своему подчиненному убить другого подчиненного? Видишь, какое совпадение, буквально за час до твоего визита туда, хозяин воспользовался бесплатным предложением и установил у себя новейшую систему слежения. О, и он добровольно согласился предоставить любые записи, сделанные в его помещении. Как хорошо, что ордер на это не нужен… Знаешь, сколько в тюрьме людей, которые наслышаны о тебе? Если они там сами не захотят изучить заточкой твой внутренний мир, то гарантирую, что найдется тот, кто их об этом попросит. — Ты сдохнешь, — уже без тени прежнего самолюбия, жестко подписал приговор мужчина. — Пусть меня закроют хоть на всю жизнь, но я клянусь, что отдам все, чтобы ты сдохла. — Оно того стоит, — губы девушки тронула какая-то безумная ухмылка. Бледная, с перебинтованной головой и красными глазами, она походила на умалишенную. — Вы все сдохнете, — прорычал Рамирес, направляясь на выход, по пути приказывая другому мужчине немедленно готовить машину и предупредить адвоката. — Какого черта ты раньше не сказала мне о сумке, — вспыхнула Аня. — А какого черта ты не говорила мне, что сама копаешь под него? — парировала шатенка, устало опускаясь на скамью, чтобы хоть как-то унять боль. Таблетка, которую дала Кларк, совершенно не помогала. — Не важно уже все это, — вздохнула девушка. — Она в нашем старом доме, в кладовке под всяким хламом. И позвони Мерфи, скажи, что его время, наконец, пришло, он сольет тебе кучу всего интересного на Рамиреса и на своего папашу-прокурора. И Джаспер… У него знакомый работает в лаборатории Рамиреса, они дадут адрес. Только нужно прикрыть там все уже сегодня, пока они не начали заметать следы. — Я поняла, — с готовностью кивнула русоволосая, открывая камеру. — И нужно чтобы родители пока куда-нибудь уехали… — Я организую защиту от ФБР на первое время, а потом решим, куда им деться… Кларк с ужасом слушала как эти двое спокойно обсуждают что делать дальше, будто она одна слышала, как этот мужчина только что клялся, не смотря ни на что убить их. Блондинка на протяжении всего их разговора почти не дышала, чтобы не привлечь внимание и не напомнить о своем существовании, при этом ощущая, как с каждым словом Рамиреса внутри нее что-то ломается, а на этом месте начинает скапливаться невиданная злость на, по сути, незнакомого человека. — Кларк, живее, — нетерпеливо повторила Аня, когда блондинка никак не отреагировала на ее слова о том, что ее нужно выводить. — Лекса, — выдохнула Гриффин, поднимаясь на ноги и подходя к шатенке. — Что ты собираешься делать? — Спать, — спокойно пожала плечами девушка. — Поживи у мамы, Кларк… а лучше уезжай куда-нибудь на время. И спасибо... спасибо, что была рядом и показала как выглядит счастье, — поднявшись, она оставила на лбу блондинки долгий поцелуй, провожая взглядом, когда Аня нетерпеливо потянула Гриффин на выход. — Подождите же… — пыталась задержаться Гриффин, но старшая Вудс была непреклонна. За спиной Кларк уже защелкивались наручники, а на голову снова накидывался капюшон. Тот же самый патрульный, что забирал ее из дома, вывел ее из участка и провел на парковку, чтобы усадить в машину. Через пару минут подошла Аня, спустившаяся по пожарной лестнице, и отдала ей медицинский чемоданчик. — Он правда может сделать то, о чем говорил? — не давая женщине уйти, спросила Гриффин. — Что теперь будет с Лексой? — Когда начнется шумиха, я вытащу ее отсюда. В системе она под липовым именем, так что у нее проблем не будет, а до тех пор ее будут охранять мои люди. — А дальше? — Я не знаю, Кларк. Спрячу ее где-нибудь, увезу подальше отсюда, чтобы люди Рамиреса не смогли до нее добраться. Может, включу в программу защиты свидетелей под предлогом того, что она член моей семьи. — И как долго это будет продолжаться? Ей теперь всю жизнь прятаться? — не унималась Гриффин. — Послушай, я понятия не имею, что дальше будет происходить, ясно, — не выдержав, вспылила Аня. Нервы уже сдавали. — Может завтра нас всех убьют или самих посадят, а может наградят званием героев. Это не какая-то плаксивая история из фильма, где в конце на злодея надевают наручники и в эту же секунду все вдруг становятся счастливы. Завтра мы его арестуем, но я больше чем уверена, что адвокаты будут пытаться вытащить его под залог и, наверняка, вытащат до суда. Потом они начнут тянуть время, откладывать заседания, пытаться развалить дело, выставить обвинение в неприглядном свете, свалить все на личные мотивы и сделать еще кучу всего. Рамирес будет давить на людей, использовать свои связи. Наша же задача привлечь как можно больше внимания к делу, чтобы его не развалили, несмотря на все улики. Все время до суда, мы будем сидеть на огромной пороховой бочке, а после суда сидеть на бочке поменьше, наблюдая за тем, сохранится ли влияние Рамиреса на улицах или нет. Он хитрый и упертый, так что раз он пообещал, то у Лексы точно появится мишень на лбу, но я не допущу ничего плохого. — Ты уже клялась мне, что не допустишь, чтобы с ней случилось что-то плохое, — напомнила Гриффин. — Езжай домой, Кларк, — совсем уже вышла из себя Аня, распахивая перед девушкой дверь еще шире. — Без обид, но мы с ней семья, а ты ей, по сути, никто. Мой тебе совет, выброси из головы последний год своей жизни, и забудь о Лексе. Сейчас не до вашей любовной драмы, понимаешь? Живи своей жизнью дальше, а лучше уезжай из города. Если все закончится хорошо, то, возможно, однажды, она свяжется с тобой сама. В любом случае, лучше найди кого-нибудь менее проблемного. — Без обид, Аня, — холодно проговорила Гриффин, глядя женщине прямо в глаза, — но ты хоть когда-нибудь любила? Если бы любила, то знала бы, что нельзя заставить себя вычеркнуть любимого человека из жизни. — Нет никакой любви, Кларк. Вся эта любовь не что иное, как простая привычка. Мы привыкаем, что рядом есть кто-то кому не плевать, как прошел наш день и с кем можно не только качественно трахаться, но и просто посидеть с кружкой чая. Замени одного человека другим, подожди какое-то время и поймешь, что суть не меняется. Ты привыкла к Лексе, а через месяц-другой привыкнешь к кому-нибудь еще. — Вау, — печально выдохнула Гриффин. — Боюсь представить, как сильно тебе разбили сердце, если ты стала так думать. Садясь в полицейскую машину, Кларк была абсолютно уверена лишь в одном: она не собирается менять своих «привычек».***
Время близилось к вечеру. Октавия как раз заканчивала отчитывать Рэй за то, что та отказывалась пить лекарства и игнорировала вопросы лечащего врача. — Не хочу я ни с кем говорить, — простонала в который раз Рейес. — Со мной же говоришь, вот и с доктором так же побеседуй. Или говори мне, что тебя беспокоит, а я буду передавать ему, — не унималась Блейк, расхаживая по палате, чтобы убрать несколько пустых стаканчиков из-под кофе, которые накопились за день. — Меня и правда кое-что беспокоит, — едва слышно призналась Рэйвен, что заставило Октавию тут же напрячься и подойти к ней. — Меня беспокоит, что ты слишком много болтаешь о ерунде, вместо того, чтобы целовать меня, — с этими словами она живо потянула девушку за руку на себя. Октавия вовремя успела подставить вторую руку, чтобы не навалиться на Рэй всем весом, и собиралась разразиться гневной тирадой о том, что этой идиотке нужно беречь ребра, а не вытворять такое. Однако все это показалось совершенно ненужным, потому что Рейес уже ловко опрокинула ее на кровать, так что теперь они лежали рядом, и втянула в страстный поцелуй. Рэйвен безумно хотелось, лечь на девушку сверху и зайти намного дальше, но она представляла какую боль это принесет, учитывая, что даже такой простой маневр с перекидыванием Октавии на бок едва не заставил ее взвыть. С другой стороны, ей нравилась перспектива не спешить с сексом, давая всему идти своим чередом. Если уж они и решили попробовать встречаться по-настоящему, то впервые в жизни Рэйвен хотела сделать все правильно. Они могли бы пролежать так целую вечность, обмениваясь ленивыми поцелуями и глупыми подшучиваниями, но их прервало смущенное покашливание. Все же больница не лучшее место для уединения. — Прошу прощения, что прерываю, — немного смущенно начал Густус, что выглядело даже забавно, учитывая угрожающую внешность. — Рэйвен, с тобой очень хотят поговорить. Пока Рейес озадаченно брала телефон из его рук, Октавия успела выскользнуть из кровати и чинно отойти к окну. — Так, у вас все серьезно? — Густус подошел к ней, не пытаясь скрыть широкую улыбку. — Мы попытаемся не убить друг друга, — вкрадчиво ответила Блейк, отчаянно краснея. — Так… эмм… давно хотела спросить, — нет, не хотела, но паникующий мозг зацепился именно за это воспоминание в попытке уйти от неловкой темы. — Мне показалось, что ты сильно удивился, когда в нашу первую встречу Лекса представила Кларк как свою девушку. — О, да, было такое, — вспоминая тот день, усмехнулся мужчина, потирая свою бороду. — Почему? — Ну, что ж, думаю, ты и так в курсе того, что в школьные годы Рэйвен не отличалась особым постоянством в плане отношений. Девушек она меняла с завидной регулярностью, так что не удивительно, что это порождало кучу шуток между ней и Лексой. Мне было все это любопытно с точки зрения человека, назначенного их психологом, и естественно я говорил с обеими на эту тему. Рэйвен была убеждена, что просто не создана для кого-то конкретного, поэтому нет ничего зазорного в том, чтобы менять людей рядом с собой. Лекса же, несмотря на всю свою внешнюю злость, внутри всегда была мягкой. Она искренне верила, в ту самую настоящую любовь. В общем, так вышло, что она в шутку дала мне обещание, о котором мы не давали друг другу забыть. Она пообещала, что если и представит кого-то как свою девушку, то это будет обдуманно, эта девушка будет той самой, которую она выберет раз и навсегда. — И ты веришь в это? Веришь, что Лекса действительно считает Кларк той самой, а не просто использует? — с беспокойством глядя на мужчину, поинтересовалась Октавия. — Лекса не простой человек, — вздохнул Густус. — Но она никогда не станет играть с чувствами. Я видел, как она ведет себя по отношению к Кларк. Неосознанные взгляды, касания, беспокойство. Если где-то раздается громкий звук, ее тело реагирует инстинктивным движением в сторону Кларк, на случай если той угрожает опасность… Это психология, такое не подделаешь и не сыграешь. Я могу сомневаться в чем угодно, но не в ее искренней любви к этой девушке, — он успокаивающе улыбнулся. — На самом деле, я хоть сейчас бы начал по ним двоим писать кандидатскую. Они идеальные примеры нездоровой любви… О, не подумай, что я имею в виду что-то плохое. Просто мне кажется, что они возводят свои чувства в какую-то маниакальную зависимость и отдаются им полностью, а это чревато тем, что ради этой самой любви они могут принимать спорные решения в других областях жизни. Но, как я и говорил, это все психология, а она сама по себе спорна. — Окти, тебе это не понравится, — донесся до них голос Рэйвен, которая уже завершила телефонный разговор. Хотя, она в основном молчала, слушая торопливую и сбивчивую речь Кларк. — Нет, — протянула Блейк, едва увидела решительное выражение лица Рэйвен. — Нет! Рэйвен, ты никуда не поедешь. — Я никуда и не еду, — хмыкнула Рэй. — Мы едем. И выезжать надо как можно скорее, потому что времени совсем мало. — Перезвони Лексе и пошли ее нахер, пусть сама со всем разбирается — жестко ответила Блейк. — Ну, вообще-то это была Кларк, и помощь нужна ей, — не сдержала ухмылку Рейес. — Блядство… — выругалась Блейк, переводя взгляд на Густуса. — Нам понадобится корсет для ее ребер и твоя помощь с выходом отсюда. — Да, сучары, — победно воскликнула Рэй. — Мамочка выходит на волю.***
** В боевом расположении духа Хавьер Рамирес допивал в своем кабинете кофе, который его секретарша, вот уже на протяжении нескольких лет, каждое утро приносила из соседней кофейни. Даже будь это последний кофе на ближайшие годы, его это не огорчало. В конце концов, там, откуда он родом, тюрьма считалась местом, через которое проходят все великие люди. Да, и он бы не был собой, если бы считал бой окончательно проигранным. Черта с два им удастся так просто засадить его за решетку. Пока дело не выйдет за пределы юрисдикции города, он может все уладить. Слишком многим чиновникам не выгодно, чтобы его судили, ведь за собой он при желании может легко потянуть и их. Свидетелей всегда можно убрать, а улики выкинуть на свалку, так что никто потом не докажет, что они вовсе были. Главное узнать, кто конкретно входит в группу, которая роет под него, насколько влиятельные люди за ней стоят. Даже если в расследовании замешаны федералы, никогда нельзя переставать верить в силу денег. Но с Вудс определенно надо решить дело раз и навсегда. В идеале с обеими, но Аня слишком нравилась ему как сотрудник, который тащит на себе отдел. Все-таки раскрываемость тоже надо держать на уровне, чтобы не вызывать недовольство начальства и не ждать вечные проверки. При должном воспитании и мотивации, из нее вышел бы отличный помощник в его деле. Пока она не пошла против него, он искренне надеялся, что таковой она скоро и станет. Но вот младшая. Лекса. Маленькая пакостная гнида, которая своим появлением внесла смуту в четко налаженный механизм. Она ему не нравилась, и хотя бы поэтому должна была умереть как можно скорее. Он хотел подсадить к ней в камеру пару головорезов еще прошедшей ночью, но старшая сестричка слишком бдительна, а еще более явно действовать внутри участка нельзя. Ну, ничего, стоит только Лексе покинуть стены, которые стали ее случайными защитниками, как она сможет легко словить шальную пулю или попасть в случайную аварию. Это лишь дело пары дней, он позаботится, чтобы каждая собака на улице желала ее смерти ради приличной награды. Выбросив пустой стакан из-под кофе в мусорное ведро, мужчина нетерпеливо взглянул на часы, подмечая, что до приезда прокурора и его адвоката осталось еще больше получаса. Уж вместе они наверняка придумают, как выпутаться из всего этого. И не через такое дерьмо проходили, в конце концов. Нахмурившись, мужчина ослабил галстук на шее и подошел к окну, чтобы впустить в ставший слишком душным кабинет прохладного воздуха. Но это не помогало. Буквы в документе, лежащем на столе, начали расплываться, а дышать стало труднее. Болезненный укол в области сердца стал конечным толчком для того, чтобы мужчина вызвал секретаршу. Та быстро засуетилась, то принося воду, то подзывая одного из ближайших помощников шефа. Шалящее сердце не было чем-то новым для Рамиреса, сказывались многолетние вредные привычки, но сейчас это было особенно не вовремя. — Я вызвала скорую, — оповестила секретарша, до смерти перепуганная нездоровым видом шефа. Тот не особо спорил, объективно оценив, что состояние гораздо быстрее нормализуется после какого-нибудь укола от специалиста, чем от стакана воды и свежего воздуха. Медики примчали довольно быстро, что не удивительно, если учесть, откуда поступил вызов. Три девушки, одетые по всем правилам, включая стерильные медицинские маски на лицах, вошли в участок и тут же направились на второй этаж в сопровождении темнокожего детектива. Узнав по пути подробнее о состоянии пациента, одна из парамедиков сразу направилась обратно вниз, чтобы забрать из машины какой-то аппарат. Двое других быстро вошли в кабинет, в сопровождении секретаря и все того же детектива. Рамирес хоть и выглядел заметно побледневшим и вспотевшим, но находился в удовлетворительном состоянии. Сидя за столом, он мелкими глотками пил воду из стакана, расстегивая очередную пуговицу на рубашке, чтобы легче дышать. — Сэр, мне нужно чтобы вы переместились на пол рядом со столом, на случай, если вам станет хуже, — попросила одна из парамедиков, та, что была брюнеткой, снимая маску с лица, так как очевидно, что это неинфекционный случай. — Здесь же есть диван, — попыталась вмешаться секретарша. — Мисс, поверхность должна быть ровной и твердой, — терпеливо объяснила вторая девушка-врач, принимаясь распаковывать чемоданчик около стола. — И, если не возражаете, я бы попросила вас выйти, чтобы не создавать толпу. Нехотя Рамирес все же лег на пол, стойко перенося измерение давления и кучу вопросов от парамедиков, под чутким взглядом со стороны своего помощника, который как верный пес охранял хозяина. — Сэр, вы принимали сегодня какие-нибудь препараты? — громко и четко спросила одна из девушек, тоже отложив мешающую маску в сторону. — Тахикардия, — едва послушав биение сердца Рамиреса, озвучила брюнетка. — Я ничего не принимаю, — уверенно отозвался мужчина. Рамиресу сделали инъекцию препарата, который должен был нормализовать работу сердца, но лучше мужчине не становилось. — Сэр, помогите мне принести носилки, его нужно доставить в больницу, — торопливо попросила брюнетка, утаскивая за собой темнокожего детектива. — Мне все тяжелее дышать, — прилагая усилия, проговорил Рамирес. — О, я знаю. Так и должно быть, — как ни в чем не бывало, отозвалась блондинка-парамедик. — Возьмите это. Мало что понимая и начиная все сильнее паниковать из-за усиливающейся боли в груди и затруднений с дыханием, мужчина схватил то, что вкладывали в его руку. — Что это? — ему пришлось напрячься, чтобы понять, что в руках полупустой флакончик с таблетками. — Что вы делаете? — не имея возможности даже приподняться из-за все ухудшающегося состояния, Рамирес в непонимании смотрел, как девушка вытаскивает флакон из его ладони и подбрасывает в ближайший ящик стола. — Боже… мне… мне становится хуже. — Я знаю, — бесстрастно кивнула девушка. — На самом деле, вам осталось жить не больше пяти минут. — Что… — он не смог продолжить, потому что все силы приходилось тратить на попытки вдохнуть. Мужчина часто хватал ртом воздух, но от этого не становилось легче. — Моя девушка однажды сказала мне что-то вроде того, что хочет быть сильной, чтобы иметь возможность защищать тех, кто ей дорог любыми способами. А способы у нее, надо сказать, довольно странные, — блондинка замерла, сидя рядом с Рамиресом и не мигая глядя на его потуги. — И я никак не могла понять ее, ведь нельзя же вредить одним, чтобы помочь другим. Но, знаете, теперь я ее понимаю… — Я… — Да, вы умираете, — подтвердила девушка. — Ваше сердце начинает постепенно замедляться, переставая насыщать кровь кислородом в достаточном объеме. Я уверена, что вы не раз наблюдали за тем, как из кого-то уходит жизнь. Какого теперь чувствовать, как собственная медленно покидает вас? Рамирес из бледного превратился в пунцово-красного, еще больше потея и барахтаясь на полу в попытках зацепиться за жизнь. Наибольший ужас в него вселяли чистейшие голубые глаза, которые смотрели на него с холодным равнодушием, и он не имел не малейшего понятия кто эта девушка. Она тем временем вытащила из глубины медицинского чемодана стаканчик из-под кофе и заменила им точно такой же, лежащий до этого в мусорной корзине. — Как вы говорили? Убивать нужно качественно, не так ли? — девушка снова спокойно села на пол рядом с мужчиной, глядя ему прямо в глаза и продолжая говорить ровным тоном. — Современные кофейни — сущий Ад. Проходной двор, где любой может заменить один стакан на другой… У нас совсем немного времени, но, думаю, вам стоит знать, что ваша смерть будет казаться максимально не криминальной. При осмотре в вашем столе найдут препарат для потенции, который оказал на ваше сердце шоковый эффект, что никого не удивит, учитывая ваш возраст. Есть свидетели, которые подтвердят, что медики спрашивали, принимали ли вы сегодня какие-либо лекарства, но вы им уверенно сказали, что не принимали. Чудовищное стечение обстоятельств. Парамедик вколола вам препарат, компоненты которого никак не сочетаются с теми, что в препарате из вашего стола. И ваше слабое сердце не выдержало такого потрясения. Медики старались как могли, но увы… — Кто ты? — одними губами прохрипел мужчина. — Кларк Гриффин — парамедик. Я спасаю жизни, сэр. Но прямо сейчас, чтобы спасти того, кто мне дорог, мне нужно бездействовать, глядя на вас, — ответила девушка, туго сглотнув, лишь этим выдав свое истинное внутреннее состояние. Прекрасно и ужасно одновременно, то, как ее план легко воплощался в жизнь, отнимая при этой жизнь реальную. Все что от нее потребовалось — посмотреть медицинскую карту Рамиреса и попросить нескольких людей помочь. Джаспер сделал чудесный кофе, за который шеф полиции теперь отдавал жизнь. Джон перенаправил вызов их скорой, как уже делал раньше, когда разыгрывали смерть Рэйвен. Октавия и Рэйвен сыграли роли ее напарниц. Не то чтобы Блейк была очень рада звонку Гриффин, а тем более тому, что: «Рейес покинет больницу ради очередного вытаскивания ничтожной задницы Лексы из дерьма, в которое та вечно запрыгивает с разбега». Но без Рэйвен обойтись было совершенно никак нельзя. К тому времени, как Октавия и детектив вернулись с носилками, которые Блейк, к слову, и одна вполне могла донести, Рамирес уже не мог вымолвить и слова, издавая лишь хрипы и сипение. Парамедики, как и положено, спешно надели на него маску, чтобы помочь с дыханием, и погрузили на носилки. Двое крепких полицейских быстро донесли его до машины скорой, где за рулем их уже ждала третья девушка, все в той же маске, скрывающей лицо. Верный пес поехал вместе с хозяином, но не увидел ничего, кроме того, как Хавьеру Рамиресу оглашают время смерти где-то на полпути к больнице. И что же ему оставалось делать, затуманенному горем от потери, человека, который подобрал его скитающимся на улице и помог стать тем, кем он теперь являлся? Конечно исполнить его волю. Верному псу уже плевать на все, ведь жизни без хозяина у него уже не будет, а потому прямо из больницы, после оформления шефа, он мчится в участок, с твердым намерением пристрелить сначала девку в камере, а потом пустить и себе пулю в лоб. Все равно без шефа его точно посадят. Но убивать-то и некого. Нет, конечно, камера не пуста, иначе бы это сразу заметили. Там девушка, сидящая на полу, уткнувшись лицом в колени, с перебинтованной головой. И вроде бы та самая. И одежда та же. Но это не Лекса Вудс. Убивать некого, потому что человек перед верным псом и так давно мертв. — Приветики, — насмешливый голос совершенно точно принадлежит Рэйвен Рейес и самодовольное лицо тоже ее. Не только верный пес, но и другой офицер, залетевший в комнату перед камерой вместе с ним засомневались в здравии своего рассудка, а пока они пытались понять, что же это за чертовщина, их уже скрутили другие полицейские во главе с сержантом Вудс. Дежурный офицер тем временем заливался диким хохотом за своим столом, не сдержавшись в ответ на выражения лиц тех двоих, что увидели перед собой якобы покойника. Хотя, вероятно, он бы на их месте выглядел не лучше, благо его предупредили заранее. Пока Кларк и Октавия делали свою часть работы наверху, Рэйвен вернулась на первый этаж и, пользуясь тем, что лицо закрыто маской, натянув шапку на глаза, пошла в сторону комнаты для задержанных. Лишь один коп по дороге спросил, не заблудилась ли она, но наигранно писклявым голосом ответила, что ее коллеги оказывают помощь шефу Рамиресу, а ее он попросил осмотреть задержанную, которая плохо себя чувствует. Дальше лишь ловкость рук, а вернее их скорость при переодевании в одежду Лексы, разбинтовывание ее головы и забинтовывание собственной. Затем проинструктированная и немного тормозящая шатенка тем же путем отправляется на улицу уже под видом парамедика, а Рэйвен изображает страдалицу в камере для любого, кто туда заглянет. Лекса уже лежала в палате, отмытая от крови, переодетая в больничную одежду и осмотренная врачом, когда к ней зашла Кларк. Она без слов пододвинулась, позволяя блондинке лечь рядом и уткнуться в ее плечо. Обе молчали, обеих слегка трясло. — Зачем? — все, что спросила Лекса. — Потому что люблю тебя, — все, что ответила Кларк.***
6 месяцев спустя
— О чем задумалась? — чуть подтолкнув Кларк в плечо, окликнула подругу Октавия, замечая, что та слепо пялится на пустую раковину. — О странностях жизни, — приходя в себя, отмахнулась Гриффин, передавая Блейк последнюю вымытую тарелку, чтобы та ее вытерла и поставила в шкафчик. — В прошлом году ты каждый день на работе зудела о том, как сложно найти нормального мужика, а сегодня у нас прощальный ужин перед твоим переездом в другой город вместе со своей девушкой. — Если бы это было самой большой странностью в наших жизнях… — едва слышно вздохнула Октавия, обмениваясь с подругой понимающими взглядами. Они никогда не обсуждали то, что произошло полгода назад. Никто не поднимал эту тему, будто от этого можно было и вовсе стереть ее из памяти. Полгода — совсем не маленький промежуток времени. И вроде как много чего изменилось. Не то чтобы это был счастливый конец, нет, скорее очередная полоса жизни. Возможно, для кого-то чуть светлее прежней. Смерть Рамиреса не вызвала ни у кого подозрений, а потом пресса начала писать о том, что ему и вовсе повезло закончить именно так, потому что многие начали давать показания, обличая его действия. Начался сущий Ад, куча народу было уволено с насиженных мест или вовсе отдано под суд. Каждый, пытаясь выгородить себя, топил еще с десяток продажных чиновников, подкупленных судей, страховщиков, адвокатов, бизнесменов. Даже спустя столько времени, разбирательства все еще продолжались и вряд ли им придет скорый конец. Аня действительно была назначена новым шефом полицейского участка. Ее, Рэйвен и еще нескольких детективов, пресса с легкой подачи полицейского Управления, сделала настоящими героями, ведь народу нужна красивая история о том, как эти храбрецы боролись со злом, несмотря ни на что. Копать в суть того, как именно проходило расследование, откуда брались улики и информация никто не собирался. И уж тем более никто не заметил пропажу одной таинственной заключенной, которая числилась в базе, но в изолятор так и не попала. Мало ли что могло случиться, наверняка очередные махинации Рамиреса. Так что об участии Лексы вовсе не упоминалось. После смерти шефа на улицах какое-то время царила анархия. Каждый надеялся успеть урвать кусок побольше, построив свою империю на руинах того, что создал Рамирес. В последнее время все странным образом утихло. Поговаривают, что появилась новая Командующая, которая старается организовывать дела по справедливости без ненужного насилия. Октавия и Рэйвен медленно, но верно притирались друг к другу, привыкая к роли партнеров, а не друзей. Блейк пришлось довольно долго учиться принимать саму себя и открываться друзьям и родственникам о том, что у нее есть девушка. Для нее поначалу даже публичные поцелуи были чем-то постыдным. Но она справилась, переборола внутренние комплексы, что нельзя сказать о ее родителях, которые в штыки приняли новость о том, что она переезжает в Эшфорд вместе с Рэйвен. Кларк… Ну, Кларк жила дальше. Так же как и Лекса. Они даже расставались после всего случившегося, потому что обеим нужно было переварить тот хаос, что творился внутри, вот только больше пары недель не смогли быть вдали друг от друга. Густус как всегда был прав. Их любовь ненормальная, как они сами. Любовь, ради которой Лекса решила потянуться к свету, а Кларк шагнула во тьму. Любовь, оставляющая свой отпечаток. Вудс стала менее вспыльчивой и, по мнению Елены, становилась похожей на ее милую дочь, больше говорила о том что ее беспокоит и меньше накручивала себя. Хотя, возможно, все дело в еженедельном общении с Густусом. У Кларк же пропал тот наивный взгляд на окружающий мир, ее глаза в принципе как-то потускнели. Если она и стала крепче прижиматься к Лексе, страшась ночных кошмаров, и раз в месяц ходить в церковь, это была не такая уж и высокая цена за жизнь, которую она теперь имела. Свой дом, любимый человек рядом, верные друзья, хорошая работа — все это того стоило. Она потеряла веру в непоколебимость добра, но приобрела нечто большее. Умиротворение, которое она ощущала каждый раз, когда целовала Лексу. Тепло, разливающееся в груди каждый раз, когда шатенка смотрела на нее взглядом полным любви. Счастье. Парамедиком, кстати, Гриффин больше не была. Просто вдруг поняла, что больше не может выезжать на вызовы и помогать людям, слишком болезненные ассоциации. Благодаря поддержке Лексы она, наконец, решилась посвятить себя творчеству. Открыла свой сайт, с созданием которого помог Мерфи, поучаствовала в нескольких выставках, успела продать несколько картин. Кто-то даже сулит ей блестящее будущее в искусстве, но она об этом не думает. Сейчас ей более ценно то, что картины помогают выплескивать ненужные эмоции и даруют спокойствие. — Ты уверена, что не погорячилась? — решившись, спросила Лекса, пользуясь тем, что Октавии нет рядом. Их взаимоотношения все еще оставляли желать лучшего. — Ты ведь мечтала навести порядок в участке, а теперь, когда это, наконец, стало возможно, переводишься в Эшфорд. Тебя же только недавно повысили, здесь гораздо больше перспектив, чем в той дыре. — Я люблю Эшфорд, — пожала плечами Рэй. — Да, и как-то поздно о чем-то думать, учитывая, что мы уже внесли платеж за дом и перевезли почти все вещи. А если серьезно…. В этом участке и в этом городе я никогда не получу то, чего хочу. Твой отец давно намекает, что не прочь уйти на пенсию, если подготовит себе достойную замену. Теперь у меня есть Октавия, и здешние игры мне не интересны. Я всегда примчу тебе на помощь, если позовешь, но жить в этом дерьме я больше не хочу. — Мда, любовь зла, — по доброму усмехнулась Лекса, радуясь, что подруга нашла свой путь к счастью. — Еще как зла, раз уж Кларк угораздило полюбить такое мудло как ты, — громко рассмеялась Рэй. Спустя час все четверо вышли на улицу, чтобы попрощаться. Рэйвен и Октавия должны были следующим утром уезжать в Эшфорд, так что, взяв с девушек клятву навестить их там в ближайшее время, помчали домой, собирать оставшиеся вещи, потому как: «Рейес, мать твою, в смысле ты не упаковала мою коллекцию фигурок Шрека?». Провожая удаляющуюся машину взглядом, Кларк лишь крепче прижалась к Лексе, не желая отпускать ту на работу. — Детка, ты же знаешь, что мне нельзя опаздывать на ночное дежурство, — прошептала шатенка ей на ухо, крепко целуя в белокурую макушку. — Знаю, — печально вздохнула блондинка, заставляя себя отстраниться. — Боже, не могу спокойно смотреть на тебя, когда ты в форме. Лучше иди, иначе я затащу тебя обратно в дом и брошу на кровать, — рассмеялась девушка, расправляя форменную рубашку на Лексе. — О, мисс Гриффин, осторожнее, вы же не хотите загреметь за решетку за нападение на сотрудника находящегося при исполнении? — подыграла шатенка. — Иди уже, — отпихнула от себя девушку Кларк. — Люблю тебя, — переставая дурачиться, Лекса нежно поцеловала блондинку. О, она надеялась что не опоздает, потому что в противном случае, Аня ее с дерьмом сожрет. Хорошо, когда твоя сестра шеф участка и может без проблем пристроить тебя к себе на работу, но плохо, когда она и ведет себя по отношению к тебе как настоящий шеф, а не сестра. — И я тебя, — прошептала Кларк. — Будь осторожна. — Все будет хорошо, как и всегда. Этот город любит меня, — обмениваясь с Кларк знающими ухмылками, Лекса бодро зашагала к машине. Если война с Рамиресом и научила ее чему-то, так это тому, что как не крути, а копом быть чертовски удобно.***
Не ищите в людях зла, потому что вы его там обязательно найдете. Не ищите в людях комфорта. Ищите в людях покой.