Сингулярность (лат. singularis — единственный) — характеристика событий, явлений, фактов и качеств мира или человека, которым нет аналогов. В философии этим понятием обозначается отклонение от изученных норм и правил — аномалия в рамках привычного события, которая не поддается известному объяснению.
— Извините, сэр. Стрэндж почувствовал несильный толчок в плечо и резко распахнул глаза. Взгляд, точно фокус на старенькой мыльнице, лишь с третьего раза смог выдать четкую картинку удаляющегося официанта в черном пингвиньем фраке. Следом за картинкой на него нахлынула лавина громких звуков, состоящая из разномастных голосов, перезвона бокалов, визга отодвигаемых стульев и тех надоедливых мелодий родом из 60-х, которые накрепко застревают в голове любого, кто попадает на такое мероприятие впервые. «I walk down the lane With a happy refrain And I’m singing Just singing in the rain» «Ох, я все-таки попал в ад», — если Стивен и представлял себе место, где его будут мучить за прожитую в эгоизме и гедонизме четверть века сознательной жизни, то именно такой вот банкет вставал перед его мысленным взором. Даже не так — он, попадая на такое мероприятие, каждый раз говорил себе: «Добро пожаловать в ад, дружище» и отправлялся искать ближайшего официанта с шампанским. С одной лишь разницей: Стивен никогда не умирал перед тем, как там очутиться. Тем не менее, старые привычки, почти утерянные за время жизни в окружении книг и пыли, пробудились на удивление быстро, и он поймал себя на том, что, стараясь не расплескать шипучий алкоголь, виляя между людьми, направляется на балкон, который, по его мнению, обязательно должен был быть в этом душном конференц-зале. Балкон нашелся почти сразу: с типичным бетонным парапетом, за которым ослепленные ярким светом зала глаза Стивена не смогли различить ничего, за исключением кромешной тьмы. «Какого черта?» Стивен моргнул пару раз, после чего, наконец, смог разглядеть вдали силуэты то ли высоких холмов, то ли гор, темную полоску моря на горизонте и освещённую фонарями дорожку, убегающую куда-то в сторону горящей огнями машин трассы. Тут можно было бы сделать, так сказать, ретроспекцию к предыдущим событиям жизни этого удивительного человека, но достаточно лишь упомянуть о том, что последним воспоминанием Стрэнджа было лицо немолодого гения Тони Старка, лишившегося своего железного костюма в битве с могучим существом Таносом, собравшим пять из шести магических Камней Бесконечности, чтобы с их помощью уничтожить половину вселенной. Стрэндж издал вымученный стон, с силой сдавив ноющие виски. В памяти все всплывали какие-то колдуны, темные измерения, супергерои, боги и другая чертовщина. Но не всплывало главное — как он здесь оказался и где это вообще — здесь? Воспоминания походили на какой-то кокаиновый бред, как обрывки казавшегося логичным сна после подъема. Вот только последним нормальным воспоминанием был не вечер в компании кокса для «расширения сознания», а сборы на форум по нейрохирургии, казавшиеся далеким прошлым. Он выехал туда на своей машине, добрался до загородного конференц-отеля, выступил на форуме вместе с Палпер, а потом отправился в банкетный зал, чтобы пропустить бокальчик шампанского за свой триумф и… Но ничего после картинки дорожного полотна в голове не было. Зато была авария. Он помнит, как ехал на этот форум по нейрохирургии, как ночная дорога петляла влево-вправо, освещенная только фарами его машины, помнит, как отвлекся, помнит, как почувствовал толчок от удара, помнит боль… Стивен дернулся, машинально охватив ноющий висок рукой. Волнами накатывала мигрень. — Мистер Стрэндж, с вами все в порядке? — голос с прохладной учтивостью выдернул Стрэнджа из омута его воспоминаний. Он показался смутно знакомым, как будто Стивен уже слышал его где-то в прошлой жизни. Стрэндж проморгался, сделал глоток из бокала и повернул голову в сторону говорившего. — Да, да, со мной все хорошо, просто… ты? Стоящий у другого края балкона человек, которого погруженный в себя Стрэндж до сих пор не замечал, вопросительно вскинул бровь. — Что, простите? Вы меня, наверное, с кем-то перепутали, мистер Стрэндж. Я имею честь общаться с вами в первый раз. Не думаю, что мы с вами были знакомы. Стрэндж нахмурился и снова оглядел человека перед собой. Высокий, немного худощавый темно-русый мужчина с правильными чертами лица и острыми скулами был одет в простой костюм-тройку с белой рубашкой и выглядел, как сошедшая со стоковых фотографий иллюстрация профессии офисного менеджера или администратора. Со спокойным лицом, дежурной улыбкой и каким-то обреченным сочувствием, смешанным будто бы с разочарованием. Но что-то еще в этом человеке не давало Стивену покоя. Какая-то несостыковка в словах, то, что казалось привычным, но сейчас выбивало из колеи… что-то... "Имя!" — Стрэндж совершенно точно не представлялся, — Откуда вы знаете мое имя? — Человек напротив Стрэнджа приподнял вдогонку к первой еще и вторую бровь, и Стивен почувствовал, что на него смотрят как на полного идиота. — А кто не знает вашего имени, мистер Стрэндж? Вы находитесь на банкете почти что в свою честь. Сечение Палмер-Стренджа — вот о чем говорят люди вокруг. И если ваши слова — не ваше тщеславие, то я вынужден предложить свою помощь. — Нет, нет, спасибо, мне уже лучше. Думаю, тут виновата духота зала. Или я просто немного не в себе. Выступление, внимание, все такое, вы понимаете, — Стрэндж покачал головой, будто бы стараясь отогнать от себя всю только что полученную информацию. Головная боль понемногу отступала, оставляя место легкой дезориентации. — Знаете, вы могли бы помочь мне, скажем, небольшой беседой, э-э-э… — Джонатан. — Джонатан, да. Вы поговорите со мной, Джонатан? На лице незнакомца тенью промелькнула целая гамма смешанных эмоций, и Стивен вдруг подумал, что со стороны выглядит как полный псих. Будь он на месте этого Джонатана, он послал бы себя куда подальше. Но его новый знакомый, видимо, обладал поистине золотым сердцем или, хотя бы, божественным терпением. Он подошел поближе к Стивену, отзеркалил его позу, прислонившись спиной к парапету, и направил свой взгляд куда-то поверх толпы. — О чем хотите поговорить, мистер Стрэндж? Этот вечер долог, а тем для разговора и того больше. Стивен пожал плечами. — Не знаю. Об этом мире? О других людях? О вас? И, ради бога, не называйте меня «мистер Стрэндж». Я чувствую себя своим отцом. Для вас я просто Стивен. — Мир огромен, Стивен. Вселенная обладает удивительным для существа такого размера чувством юмора: человек редко может познать всю суть ее шуток. Люди рождаются, живут. Умирают. И зачастую даже не осознают, насколько их жизнь переплетена с миллионами других таких же, — Джонатан остановился на секунду, чтобы тут же продолжить, — посмотрите на этих людей. Скольких из них вы знаете лично? Кого — в лицо, по имени? Они все были приглашены на этот банкет не просто так, а ради какой-то цели. Вы знаете, какой? Стрэндж сфокусировался на лицах. Боже! Эти люди казались ему призраками прошлой жизни. Минуло больше пяти лет с тех пор, как он видел их в последний раз. Вон мужчина, черты которого показались Стивену знакомыми: жидковатые светлые волосы, полноватая фигура человека чуть больше за сорок, который явно пренебрегает физическими нагрузками. Полы его черного фрака покачивались в такт с активной жестикуляцией. Кажется, он был диетологом. На этом информация заканчивалась. Стрэндж выхватил взглядом еще одно лицо из толпы: женщина, довольно красивая, лет тридцати. Она только что сняла блондинистый волос со своего черного платья и теперь незаметно озиралась по сторонам в поисках места, куда его можно было бы выбросить. Иммунология. Стрэндж, кажется, общался с ней за пару дней до аварии. Милая женщина. Стивен продолжил выискивать знакомые лица. Хорошая память услужливо подбрасывала профессии: дерматолог, физиолог, терапевт, в углу — невролог. Но только не имена. Казалось, Стрэндж знал каждого из них. Рядом вздохнули, и Стивен вспомнил о новом знакомом и его вопросах. — Знаю всех, кого вижу. Большинство — очень хорошие врачи. — Охотно верю. Наглядные примеры профессиональной деформации. Стрэнджу показалось, что он уловил смысл. Джонатан выглядел задумчивым, словно решал в голове какую-то задачку. — Кстати, о хороших врачах. Я так и не понял, какова цель их пребывания здесь, — в голову Стивена, несмотря на то, что он не сделал ни одного глотка из своего бокала, вдруг начали закрадываться мысли о каком-то заговоре, — они все просто приглашенные специалисты? — Ситуация начинала казаться еще более странной. — Или вы знаете что-то, чего не знаю я? Как вы, черт побери, вообще здесь оказались?! Я узнаю каждого человека, кроме вас! Стивен всем корпусом развернулся к другому мужчине и еще раз окинул его взглядом, пытаясь уловить какие-то знакомые черты. Он был почти уверен, что где-то уже видел этого человека. Почему-то мысль о заговоре переставала казаться такой бредовой. Может, этот человек — шпион, призванный выследить тут кого-то. Или он все же тот бог из, кажется, никогда не существовавшей реальности. Был ли это сон? Это он собрал здесь всех этих людей? Чтобы убить? Может, чтобы питаться их силой или заставить драться на выживание?! Стивен так сжал бокал с шампанским в руке, что тонкая ножка треснула и со звоном упала на кафель балкона. — Я не знаю, — спокойный голос оборвал хаотичные рассуждения Стивена, который, еще бы мгновение, и в самом деле поверил бы в свои слова, — это вы собрали этих людей здесь. — Мужчина проводил взглядом откатившуюся ножку бокала. — Наверное, у вас были какие-то причины. Он совершенно искренне пожал плечами, словно и правда не понимал, зачем здесь эти люди. — Что до меня, то я здесь работаю. Я — администратор этого отеля, слежу за порядком в банкетном зале сегодня ночью. Может я и не такой профессионал в этом деле, как эти, — он махнул рукой на зал, — доктора, но вам бы не помешало отдохнуть. — Вы правы, мистер э-э... — Пайн. — Мистер Пайн, да. Кажется, я все же немного не в себе этим вечером. — Тяжелая неделя? Стрэндж усмехнулся. Тяжелая неделя... Он посмотрел на свои руки: длинные, узловатые пальцы хирурга. Короткие ногти. Гладкая, чуть обветрившаяся кожа кистей. — Пожалуй. Можно и так сказать. И никаких шрамов. — Я, пожалуй, пойду.***
Стивен Стрэндж стоял в своей квартире и смотрел на родной город, занавешенный серой тюлью дождя. Из тумана вдали выхватывались серые высотки, похожие на покосившиеся гранитные столпы—остатки древнего храма старых богов. На часах была половина пятого утра, и Нью-Йорк пребывал в предрассветной дреме, как уснувший в молочном тумане каменный левиафан. Даже неоновые вывески, освещающие никогда-не-спящий город по ночам, тонули сейчас в серой дымке опустившихся, казалось, до самой земли облаков. Мерный перестук капель о панорамное окно разбудил непривыкшего к этому звуку Стивена. В его покоях в Санктум-Санкторуме не было слышно дождя. Спрятанные в глубине бесконечного лабиринта старого храма, они имели только небольшое занавешенное окно под самым потолком. Теперь Стивен даже не был уверен, что жил в том месте. Прошло шесть дней с того вечера, а он так и не смог влиться в нормальную человеческую жизнь. Состояние было схоже с тем, что ощущаешь, когда что-то будит тебя в предрассветный час, и ты не можешь понять — что сон, а что явь. Когда кажется, что ты все еще волшебник в современном Нью-Йорке или что на дворе 2018 год. Хотя Стрэнджа буквально выдернуло в реальность тем утром, когда он проснулся в пять утра от звонка дежурного администратора, который в срочном порядке требовал его в операционную. На вопрос «кто это звонит?» хрупкая администраторша со свойственным всем хрупким администраторшам, которые провели два ночных дежурства подряд, голосом послала знаменитого нейрохирурга куда подальше с такими вопросами. Стивен по старой памяти посыл понял и отправился натягивать рабочий костюм. Когда через десять часов операция завершилась успешно, он стал с грустью вспоминать о дневных аркарийских демонах. Те, по крайней мере, оправдывали свое название и не показывались на улицах раньше дозволенного часа. Во снах все кажется проще и сложнее одновременно. Вот и теперь, в свой единственный выходной в обозримом будущем, он стоял перед окном, разглядывая в отражении стекла цифры 04:32, горящие на прикроватных часах. Он размышлял о том, как же сложно жить вне мира грез. В реальном мире человеку всегда чего-нибудь не хватает: времени, денег, влияния. Стивену парадоксально не хватало магии и… Он потратил свое время для сна ради похода на Бликер стрит 177а, но вместо Санктум Санкторума он нашел только здание старой библиотеки и табличку «Закрыто на ремонт». Времени совершить путешествие в Тибет у него совершенно не было, но гугл, выдающий первой ссылкой отель Камартадж — главный курорт Гималайских предгорий, красноречиво намекал о бесполезности такой поездки. Может только ради отдыха и обещанных «расслабляющих методик от старейшин курорта». ... и общения. Кристина Палмер в ответ на его несвязные откровения только предложила взять отдых, связав такие симптомы диреализации со стрессом от «потребности вести себя прилично на прошедшей конференции». Стрэндж не стал говорить о том, что никак не мог получить стресс от конференции, так как совершенно не помнил, как на ней себя вел и как все прошло (что, если подумать, могло быть прямым доказательством правоты Палмер). Что до других знакомых, то краем уха Стивен улавливал толки подпирающих стены коллег о том, что он «стал еще более невыносимым, чем прежде», что особо его не удивляло, но и к общению не располагало. Родителям он тоже звонить не решался: в бытие магом он решил отказаться от общения с ними ради их же безопасности, и теперь услышать забытый голос матери казалось равносильным получению ответа при гадании на спиритической доске (не то чтобы он никогда этого не делал, но тут был совершенно другой случай). По итогу вариантов совсем не оставалось: других знакомых он не имел, а заводить новых считал чем-то совершенно невозможным. Как же мы иногда не ценим моменты уже ушедшего сна. Во сне у него были Храм, Плащ, Вонг, магия и расплывчатая цель под названием «постичь все доступные тайны магии и вселенной». А сейчас у доктора Стивена Стрэнджа были только здоровые руки, звание лучшего нейрохирурга страны и совершенно пустая квартира, в которой не было места библиотеке, мягким креслам, старинным светильникам и темным гардинам. В дорогущей квартире в центре Нью-Йорка были серые стены, светлая мебель и отливавшие голубым светом дизайнерские энергосберегающие светильники. Стивену иногда казалось, что дизайн его спальни выбирал кто-то больной монохромазией, но его мед. карта услужливо напоминала, что такой дефект зрения у него отсутствовал. Стрэнджу до сжатых кулаков хотелось увидеть хоть одно знакомое лицо, искоренить из своего сознания даже мысль о том, что прошедшие годы были просто сном, а его настоящая жизнь — вот это черно-белое кино; что камин в гостиной храма — лишь подсказка от его забитого воображения, показывающая, о какой жизни он на самом деле мечтает; что ноющее чувство в груди — тоска по людям, которых никогда не существовало в реальности. Он бы предпочел спуститься в ад, чем рассматривать в окно панораму дождливого лимба.***
Когда к концу следующей недели на его пейджер перестали поступать сообщения об операциях, он было подумал, что люди наконец перестали быть такими тупыми и стрелять друг в друга из-за легких денег. Довольно наивно. Объяснение молчанию коммуникатора нашлось вскоре и случайно: всему окружению Стрэнджа хотелось всадить ему пулю в лоб, но, чтобы это сделать, надо было, как минимум, попасться ему на глаза, а это было равносильно самоубийству. Поэтому, когда глав. врач их больницы по закону старшего по стенке вполз в кабинет Стивена, чтобы, заикаясь, разъяснить ему ситуацию и вручить бумажку на двухнедельный отпуск, уже подписанную всеми нужными инстанциями, кроме самого нейрохирурга, провожали его всем отделом (включая уборщиц), как на верную смерть. Порядком уставший за последнее время, непривыкший к такой работе, Стрэндж подписал бумажку почти сразу же. Черная ручка безукоризненно вывела его инициалы на белом офисном листе, и Стивен выпал из реальности, разглядывая ровные буквы, сложившиеся в его имя. Он расписывался не в первый раз за последние дни, но только сейчас осознал, что означало это переплетение символов. Оставленный без внимания врач, еще раз убедившийся в том, что давать отпуск Стрэнджу — правильная мысль, незамеченный вытек из кабинета навстречу перепуганным коллегам. Никто не заметил, когда Стрэндж покинул здание больницы. Кажется, он и сам пропустил момент, когда очутился напротив входной двери своей квартиры. Ключ с первого раза попал в замочную скважину. Дверь распахнулась, и система умного дома включила свет в гостиной. Начал подвывать кондиционер. Стивен, не переобуваясь, проследовал к рабочему столу, на котором горкой возвышались пустые листы. Он подобрал со стола ручку и вывел свое имя посередине листа. Обвел его идеально ровным овалом. Сбросил ручку и листок со стола. Потянулся к ноутбуку. История его поиска в последние дни была собранием бессвязных запросов: "Тони Старк", "Железный человек", "Стив Роджерс", "Капитан Америка", "Мстители", "глобальные катастрофы последних лет", "супергерои"... Запросы оставались без ответов. Когда на запрос "Тор" Гугл выдал статью Википедии про скандинавский пантеон, у Стрэнджа опустились руки. Он почти стопроцентно помнил, как спрашивал у "древнего божества" о наличии компьютера. Сейчас это казалось бредом. Но почему этот сон не спешил стираться из его памяти, как все другие? Такой красивый и яркий сон! Стрэндж чувствовал, что стал зависимым от этого сна. В реальной жизни перестало хватать красок, все казалось даже не черно-белым, а каким-то серо-сизым, как стены в больнице. Он будто был заперт в лабиринте из картонных декораций. Ему срочно нужна была новая доза этого безумия, но ни алкоголь, ни таблетки, добытые из-под полы, ничего не давали: он просто отрубался, а когда приходил в себя, то сжимал кулаки в бессилии вспомнить хотя бы кроху сна. Может быть, они ему и не снились. Работа тоже не спасала. Там, во сне, он помнил, как мечтал вернуть себе здоровые руки. Но сейчас они казались чужими. Даже не руки, все вокруг казалось ему чужим: должность, квартира, знакомые люди и места. Разумом он понимал, что квартира его, как и этот город, но сердце... Нет, не сердце — душа, душа хотела куда-то прочь отсюда. Взгляд Стрэнджа упал на экран ноутбука. Страницу какого-то веб-сайта уже заполонил спам, кричащий предложениями об отпуске в горах. Умная сеть, после того, как Стрэндж позависал на сайте Камартаджа, стала подкидывать ему рекламу отелей и домов отдыха, будто намекая на то, что ему на самом деле нужно. Отдых. У Стивена было все, что нужно для полноценного отдыха в понимании нормальных людей: оплачиваемый отпуск, куча денег и отсутствие обязательств в виде семьи и домашних животных. Он потянулся было к клавиатуре ноутбука: забронировать номер в том же Камартадже, но потом рука с мышкой дернулась в сторону, закрывая к черту все вкладки и выключая устройство. Когда многострадальный ноут наконец уснул, дверь квартиры уже закрылась за хозяином.***
Стрэндж ехал на своей черной ламборгини "ураган" по знакомой дороге, совершенно пустой в это время суток. Вдали от города, на горном серпантине, не было ярких фонарей, только флюоресцирующие столбики, отмечавшие мили пройденного пути. Темные ели проносились за стеклом, на секунду высвечиваясь яркими фарами, чтобы сразу же пропасть в густой ночной мгле. Иногда ему казалось, что еще секунда, и из-за очередного поворота вырулит грузовик, а он вернется в свой красочный сон, но грузовика, да и вообще никаких машин, на дороге не появлялось. В салоне автомобиля было противоестественно тихо, казалось, что из него откачали весь воздух. Дышать было тяжело. Вдох. Выдох. Вдруг давящую тишину подсвеченного салона разбил звонок айфона, выбивая Стрэнджа из прострации. На экране высветились знакомые цифры. Громкие трели мешали сосредоточиться на дороге, и Стивен, отвлекшись на телефон, чуть было не упустил из внимания зеркало заднего вида, которое засветило ему глаза дальними огнями выскочившей из ниоткуда фуры. Стрэндж резко выкрутил руль вправо. Сердце на секунду остановилось, а потом застучало с такой силой, что удары заглушили телефонный звонок. Фура проскочила мимо, кажется, даже не заметив маленькую черную машинку, которую чуть не сбила. Стивен перевел взгляд на дребезжащий и мигающий телефон — прошли мгновения с того момента, как он зазвонил. Отогнав машину к краю дороги, Стрэндж открыл окно и со всей силы метнул гаджет в кювет. Телефон, как падающая звезда, яркой дугой полетел вдаль, пока не потерялся где-то в темном овраге. Овраге, в котором Стрэндж один раз уже оказался. Дверь машины закрылась, и автомобиль поехал дальше по темной дороге.***
Самый дорогой номер отеля встретил его запахом ночи и каких-то смутно-знакомых благовоний. Свет не включился сам, но зато даже в темноте Стивен увидел очертания напольной лампы и какого-то кресла. На поверку кресло оказалось красным, а лампа осветила своим рыжеватым светом не только его мягкую обивку и золоченые ручки, но и встроенный в стену искусственный камин и ковер перед ним. Уставший, но не готовый спать, Стрэндж скинул свои туфли, сменяв их на белые гостиничные тапочки, и проскользил по паркету в сторону других настенных светильников. Его стараниями гостиная и большая спальня погрузились в уютную полутьму. Устроившись около камина в большом красном кресле, довольный Стивен Стрэндж протянул длинные ноги в тапочках на придвинутый пуфик и раскрыл пыльный томик кого-то из классиков, прихваченный с явно декоративной полки над этим самым камином. Книга, слава дизайнерам, пожалевшим денег на бутафорию, была не декоративная, и Стивен с головой провалился в чтение.***
Когда через треть книги у него заурчал живот, Стрэндж вдруг понял, насколько он голоден. И ровно три секунды ушло на осознание, что в час ночи даже в таком элитном отеле ресторан работает вряд ли. Банкетный зал, мимо которого он проходил в свой номер, был закрыт и очевидно пуст, так что вариант побыть незваным гостем на вечеринке тоже отпадал. Но голодным оставаться Стивену не хотелось. Вздохнув, он отложил книгу и направился искать себе пропитание. Коридор встретил его приглушенным светом, ковролином и тишиной. Гулко шлепая своими тапочками, Стрэндж продефилировал по ковровой дорожке в сторону лестницы. Уже на первом этаже, за поворотом к ресепшену, у него почему-то заколотилось сердце. Почему Стивен Стрэндж выбрал местом своего отдыха не курорт в горах, а обычный отель где-то на берегу Гудзона? "Что до меня, то я тут работаю..." Почему он решил не открыть мини-бар с орешками, а пойти искать себе еду? "Слежу за порядком этой ночью..." Стивен вышел из-за колонны и как можно тише проследовал к стойке ресепшена. За ней полубоком сидел мужчина с книгой в руках и увлеченно читал. Когда шаги, за стуком которых он следил краем уха, остановились, мужчина аккуратно отложил книгу и поднял глаза на постояльца, открыв было рот, чтобы выдать "здравствуйте-нет-белье-меняют-только-утром" тираду, но чуть не подавился своими словами. Стивен Стрэндж молча смотрел на ночного администратора. В образовавшейся тишине было слышно, как жужжат верхние лампы. — Здравствуйте, Стивен. Рад снова видеть вас в нашем отеле. И сразу как-то неуютно стало молчать. — Здравствуйте, мистер Пайн. Джонатан. Я... я хотел спросить, нельзя ли где-нибудь у вас тут подкрепиться? Стивен украдкой поднял глаза на администратора. Тот будто вел войну с собственным лицом: Стивен заметил, как чужая бровь дернулась, словно ее хозяин не мог решить, достаточно ли учтиво его выражение лица. Наконец учтивость проиграла. И Стрэндж уже во второй раз понял, что на него смотрели как на идиота. Клинического. — Орешки в мини-баре вам войну объявили? — Джонатан встал и махнул Стрэнджу в пригласительном жесте, призывающем следовать за администратором. — Фисташки и арахис — соленые, а на фундук у меня аллергия, — как можно более серьезно ответил Стивен. — А кешью? — мужчина свернул в какой-то коридор и принялся открывать ключами неприметную серую дверь с табличкой "вход только для персонала". — Кто вообще в здравом уме будет есть кешью? — Стивен вполне натурально скривился, вспоминая жуткие орехи, и вошел вслед за администратором в подсобную комнату. Хотя подсобкой это помещение было грех называть: большая и светлая комната, отдельная кухня уголком с большим холодильником и стоящие буквой "П" три дивана со стеклянным столом посередине — настоящая комната отдыха в представлении Стрэнджа. Как с картинки из каталога Икеи. Отошедший поставить чайник Джонатан пожал плечами: — Это не моя война. Вам чай или кофе? Стрэндж с детства чувствовал себя ненастоящим американцем, так как горячему стаканчику эспрессо всегда предпочитал чашку черного с бергамотом. А привычка для сытности заливать чай молоком сделала в глазах всех знакомых из него коренного британца, на что ему постоянно намекали все кому не лень. — Чай, пожалуйста. Без сахара. Администратор закинул заварку в заварочный чайничек и отошел к холодильнику. Открыв дверцу, он начал, прищурившись, рассматривать его содержимое. — Тут у меня есть котлеты с ужина и немного вареной картошки, салат и, кажется, вишневый пирог. Наконец настала очередь Стрэнджа делать удивленное лицо. Джонатан, стоящий с кастрюлей в одной руке и пластиковым контейнером в другой, поспешил объясниться: — Местные поварихи пару недель назад узнали, что я ничего не ем на своих сменах, и почему-то вбили себе в голову, будто я голодаю. Вот теперь оставляют мне, — он красноречиво обвел глазами свои руки, — пропитание. Как будто я собираюсь умереть от голода! — А ты не собираешься? — Стивен как-то незаметно для себя перешел на "ты". Это была почти высшая степень его дружественного отношения к человеку. Джонатан, видимо, был не против. Ну или просто не подавал виду. — Предпочитаю пищу для ума. К тому же, у меня есть мой чай. Спустя десять молчаливых минут, потраченных на приведение ужина в съедобное состояние и разлив чая, оба мужчины устроились на диване. Стивен сразу же принялся за еду, словно за неделю не брал в рот и маковой росинки, что было, впрочем, почти правдой: аппетит у него обычно пропадал сразу же, как только возникала необходимость готовки. Джонатан тактично молчал, временами отпивая чаю. Между ними образовалась та самая тишина, которую можно было назвать уютной. Наконец с поздним ужином было покончено, и Стивен откинулся на спинку дивана. — Теперь пойдешь спать? Или хочешь продолжить наш предыдущий разговор? Я совсем не ожидал тебя здесь увидеть. Стрэндж устало приподнял голову, посмотрел на собеседника и откинул ее обратно на диван. — А тебя не хватятся там, на посту, пока мы тут ведем беседы? — М-м-м, если только мистер Вратко. Он проводит тут уикенд со своей любовницей и почему-то твёрдо уверен, что я должен предоставлять ему чистые простыни каждый раз, когда он закончит с ней все свои дела. Стивен почувствовал, как на его лице расползается сытая улыбка, и приоткрыл один глаз. — А ты не должен? — Хей! Я же не уборщица! Тут взору Стивена предстало удивительное зрелище: человек перед ним впервые показал, что он не бездушный робот: Джонатан выглядел крайне возмущенным. Ну что за чудо. Стрэндж почти ощущал, как звенит чужое чувство собственного достоинства. И теперь спокойная атмосфера и ощущение наполненного желудка сыграли с ним удивительную штуку: ему вдруг стало очень смешно, и он рассмеялся. Тут произошло второе чудо. Стивен услышал, как его собеседник рассмеялся в ответ. Теперь они хохотали оба и оба понимали, что смеются не друг над другом, а просто от того, что им хорошо. Отсмеявшись, Стивен картинным жестом стер набежавшие в уголках глаз слезы. — Как там ты говорил? "Этот вечер долог, а тем для разговора и того больше?" — Сейчас третий час ночи. — Не важно. Поговорим о классической литературе?***
В разговорах обо всем на свете прошла неделя. Вернее, только темное ее время суток: работающий ночами Джонатан уходил отсыпаться куда-то в недра отеля на весь день, а Стрэндж, по-прежнему страдающий бессонницей, засыпал только к полудню и просыпался к ужину, повинуясь будильнику под названием "чувство голода". Смена Джонатана начиналась как раз после закрытия ресторана, когда большая часть постояльцев уже разбредалась по номерам, потеряв в отсутствие еды всякий интерес к другим радостям жизни вне своих комнат. Тогда-то, ближе к полуночи, Стивен выползал из своего кресла, чтобы неизменно найти за стойкой ресепшена своего ночного собеседника. Стрэндж, как бы это смешно не звучало, считал своего нового знакомого очень странным. Появляющийся только под покровом ночи, вечно одетый с иголочки в черный костюм с белой рубашкой, с прилизанными курчавыми волосами, ни разу не взявший в рот при Стивене ничего, кроме чая, таинственный администратор казался Стрэнджу героем из старых романов. У Джонатана был какой-то слабый, неопределимый акцент, который Стивен всё же определял для себя как «архаичный», хотя администратор не использовал никаких устаревший слов. Так, в представлении Стрэнджа, должны бы были говорить люди из прошлого века. Вообще весь Джонатан был каким-то «архаичным». Впервые Стивен почувствовал это еще в их первый вечер, при обсуждении литературы: Джонатан знал наизусть чуть ли не всего Шекспира, но, когда дело касалось современной литературы, или всего, что попадало в категорию бульварного чтива, он словно выпадал из реальности. О Гарри Поттере и Хрониках Нарнии администратор, оказалось, даже не слышал. Так выяснилось, что детских сказок Джонатан не знает тоже. На логичный вопрос Стрэнджа: "А что ты сам тогда читал в детстве?" тот так и не ответил. Это был первый раз, когда Стивен заметил, что он избегает разговоров о своем прошлом. Не то чтобы сам Стрэндж много говорил о своем (сказывалась боязнь выдать единственному собеседнику чего-нибудь из своего Сна), но он не отказывался от удовольствия между делом травить студенческие байки про первые походы в морг или случаи из служебной практики. Джонатан байки слушал, иногда откровенно смеялся над людьми из историй, но сам никогда ничего подобного не рассказывал. Он вообще был «идеальным собеседником». Всегда слушал, иногда шутил, временами вступал в спор, но инициатором никогда и ни в чем не был. Позже Стивен предпринял еще парочку попыток выяснить о чем-то из прошлого Джонатана, но каждый раз оставался ни с чем: тот умело сворачивал с темы на что-то более нейтральное. В разговорах ни о чем прошла неделя.***
В этот вечер Стрэндж, как обычно, последним выполз из ресторана, направляясь к знакомой стойке, чтобы встретить там своего собеседника. Настроение с самого подъема было какое-то меланхоличное, как, впрочем, все последние недели. Зрение, казалось, подернулось какой-то противной пеленой, во всем теле чувствовалась легкость, но не приятная, а такая, словно в груди надувается воздушный шарик и давит, давит изнутри, словно пытается вылететь из грудной клетки. Как врач Стивен понимал, что причина его состояния — серьезный недосып, но и заставить себя выспаться не мог. Чертов Сон не хотел исчезать, стираться из памяти, наоборот, он словно был выжжен на внутренней стороне его век. Парадоксальным было то, что, бодрствуя, он просто помнил четыре года непрожитой жизни, но вот засыпая, он не видел ничего. То, что увидел после «смерти». Тьму. Как будто сама способность видеть образы с закрытыми глазами отключалась вместе с потерей зрения. И каждый раз на него накатывал такой сильный страх, что вот сейчас он откроет глаза и не увидит ничего, не проснется, окажется по-настоящему мертвым, что его просто выдергивало из дремы, подбрасывая на кровати. Но проблемы не ограничивались ложными воспоминаниями и потерей сна, ведь было еще кое-что: ложные знания и умения. Это началось еще до приезда в отель. Еще тогда, в первый день, Стивен вскипятил чайник и подошел к столу, налить кипятка в чашку. Сонный Стрэндж отработанным движением отпустил ручку чайника, чтобы тот наполнил ее водой, а сам развернулся прихватить пачку печенья с полки. От ожога второй степени его спасло только то, что тяжелый чайник при падении завалился на бок и вода потекла по столу, стекая водопадом вниз, но не попадая на голые ступни. Наблюдая за поднимающимся паром от разлитого кипятка, Стивен отправил в рот первое печенье. Предстояло запомнить, что предметы не умеют парить в воздухе. А еще, что одежда не надевается сама собой. И что единственный способ пройти через стену – это дверь. Нету летающего плаща и порталов. И нет астрального тела. Нет никакой магии. Стрэндж чувствовал, что потерял какую-то частичку себя. На ум постоянно приходило сравнение с умением летать во сне: там ты точно помнишь, что надо делать для полета, помнишь ощущение самого полета, но особенно четко, каково это — отрываться от земли. Даже во сне это всегда тяжело. Ты словно не веришь, что сможешь. Но вот ноги перестают чувствовать опору, и ты понимаешь, что летишь. А потом ты просыпаешься. Встаешь на ноги. И не можешь взлететь. Но помнишь, точно помнишь, как летал минуту назад. И тебе даже не крылья обрезали — гири к ногам привязали и душу цепями сковали. И сердце бьется в груди, наполняется кислородом грудь, но ты как воздушный шарик, наполненный воздухом: вроде и правильно это, что в тебе воздух, но летать не можешь. Дались ему эти шарики… Стрэндж остановился за углом ресепшена и остервенело потер лицо руками, в попытке выгнать из головы все эти дурацкие метафоры. Надо было сосредоточиться, если он не хочет стать главной целью язвы-Джонатана. Острый язык — вот, что ценил его собеседник. Острый язык, работающие мозги и, наверное, спокойствие удава. Большого и голодного. Ух, опять. Стрэндж отлепил от лица ладони, зачесал назад волосы и, сделав максимально осознанное выражение лица, повернул за угол. К его удивлению, Джонатан не сидел за стойкой, а стоял напротив, прислонившись к ней, и, явно в ожидании кого-то, постукивал пальцами по столешнице и хмурил брови. Когда Стивен вышел в зону видимости, его лицо просветлело, а рука поднялась в приветственном жесте. — Сегодня ты позже обычного. Я уж подумал, будто ты съехал. Стивен бросил взгляд на настенные часы, показывающие десять минут первого — всего на пять минут позже обычного. — Не дождешься. А что, скучал бы? — Только если по твоей способности поглощать подношения из холодильника, — и ведь наверняка не врал, администратор. Правда бы не скучал, снова погрузился бы в свой книжный мирок и застыл там в стазисе. Стрэндж почувствовал себя преданным, хотя на аналогичный вопрос себе ответил бы однозначно. Также, как и Джон. — Ты, кстати, почему не на рабочем месте? — А где же, по-твоему? Стивен неопределенно обвел вокруг себя руками. — На самом деле ты отчасти прав. У меня выходной сегодня, я хотел пойти прогуляться. И не делай такое удивленное лицо. Стивен, который, вроде бы, и бровью не повел, удивился еще сильнее. Он, конечно, замечал, что администратор умеет читать лица как раскрытую книгу, но на себе это еще не испытывал. О том, была ли эта способность выработанной за годы работы за стойкой в отеле, или же тот просто умел читать чужие мысли, Стрэндж старался не думать. — И ты не хочешь пойти, я не знаю, отоспаться? Администратор пожал плечами. — Я и так высыпаюсь. У меня реверсивный режим дня. Сейчас я хочу просто размяться. — И, насколько я понимаю, ты предлагаешь мне пойти с тобой? — Стивен был не в восторге от этой идеи, но и отказаться бы не смог, поэтому он втайне надеялся, что этот любитель провести выходной на ногах по какой-то причине откажется от своей затеи. Джонатан просто кивнул и достал из-за стойки большую корзину для пикников. — Пойдем, подышим свежим воздухом. Я хочу устроить пикник на левом склоне. Стрэндж даже примерно не представлял, есть ли в округе какие-нибудь другие склоны, но проверять наличие даже одного левого не очень-то хотел. Но кто его тут послушает? Сам виновник его мучений уже удалялся куда-то в сторону дверей в большой мир. Стивен, впопыхах не разглядевший выход в первый раз, на ходу окинул взглядом большие деревянные двери, прозрачную внутреннею и украшенную мутным витражом внешнюю, впускавшие посетителей внутрь. Всегда открытые, но в тоже время являющиеся невидимым оплотом защиты этого места, они напомнили ему о дверях несуществующего нью-йоркского храма. На самом деле все это здание напоминало ему о храме: старинная постройка не была похожа на те современные отели, что заполонили все восточное побережье материка. Тут преобладал готический стиль с его любовью к колоннам, высоким потолкам и элементам декора из темного дерева. Стивен вдруг осознал, насколько ему здесь нравится. Было во всем этом отеле что-то правильное и давно знакомое, словно он вернулся в родительский дом. — Досадно. Из потока мыслей Стивена выбил спокойный, но явно разочарованный голос Джонатана. Стрэндж выглянул из-за плеча администратора, чтобы увидеть накрапывающий мелкий дождь, легкую морось, которую не было слышно из-за толстых стен отеля, но отбивавшую любую охоту выходить наружу. Стивен не любил, когда рушились его планы, и сейчас перед собой видел человека со схожими убеждениями. Но дождь — не то, что можно просто так убрать. — Выходить на улицу бесполезно, все равно пикник не устроишь. И дорожку к вершине холма вероятно размыло — не поднимешься. Я не против прогулок под дождем, но это — это не дождь, это какое-то... м-м-м.. отвратное настроение природы. Стивен выразился бы более емко. Тем временем Джонатан закрыл дверь и на ходу погрузился в какие-то свои размышления. Это не было заметно по его походке или выражению лица, но Стивен почувствовал его разочарование от сложившейся ситуации. — Может быть, перенесем пикник ко мне? Брови Джонатана взметнулись, не оставляя Стивену надежды, что тот не услышал последнюю фразу. Но жалеть о словах было уже поздно и, дабы не упасть в глазах приятеля еще больше, Стивен продолжил с максимально уверенным лицом, как обычно делал, сталкиваясь с любого рода импровизацией. — У меня в номере есть камин, два кресла и столик. Не прогулка, но ужин устроить можно. Джонатан потер подбородок, на секунду нахмурился, но в итоге качнул головой в согласии. — Почему бы и нет? Хорошая беседа у камина еще никому не мешала. "Только если ты не снеговик", — промелькнуло у Стивена в голове.***
Стрэндж растекся по своему креслу, запрокинув голову на спинку, и наблюдал за переливами алой жидкости в бокале. Красное вино пропускало через себя мягкое свечение искусственного камина, оставляя на руке Стивена красивые светящиеся блики. Его веки потяжелели, тело расслабилось, а пресловутый шарик в груди словно наполнили водой. У Джонатана явно были необычные представления о пикнике — в корзине нашлись только две бутылки полусладкого вина, пара бокалов и клетчатый плед, словно сошедший со страниц рождественского каталога. Вопросов Стивен не задавал. Если человек хотел напиться в свой выходной, то это было его полное право, и кто Стивен такой, чтобы этому мешать. К тому же, ему бы тоже не повредила возможность расслабиться. —...О да! Ведь даже будь в том сне лишь горе, Он лучше оказался бы, чем явь Холодной правды — для того, кто, знав Лишь хаос страсти в сердце с колыбели, На этой милой жил земле без цели!.. Разморенный Стрэндж краем глаза наблюдал за удивительно пьяным Джонатаном, который еще на входе в номер лишился своего пиджака и обуви, а теперь в расстегнутой на две пуговицы рубашке и без галстука, обернутый в плед, наизусть читал ему что-то из Эдгара По, потирая свой затылок каждый раз, когда забывал следующую строчку, из-за чего обычно аккуратно уложенные волосы растрепались, топорщась в разные стороны отливающими золотом кудряшками. …Да, я был счастлив, пусть лишь в этом сне, И что бы ни приснилось после мне, Любуюсь я, как красит сновиденье Туманные нестойкие мгновенья В борьбе за сходство с жизнью — тем даря Глаз куда большим, нежели заря... Запнувшись на очередной строчке, он как-то печально вздохнул и посмотрел затуманенным взглядом на Стивена. — Удивительные ощущения от алкоголя — я словно плыву в мутной воде за своим же сознанием, — он поморщился, словно и правда погрузился куда-то под воду. — Что, раньше никогда не пил так много? Стивен вдавился куда-то еще глубже в свое кресло. Ему начинало казаться, что еще немного, и он провалится сквозь эту мягкую спинку в какой-нибудь параллельный мир, типа Нарнии. — Раньше я, кажется, не пьянел, — послышалось откуда-то сбоку. — Кажется? — мысли Стивена, как дым от ароматической палочки, клубились тяжелыми кольцами и окружали его голову. — Я... — Джонатан замолчал на секунду, — Пять лет назад мне сказали, что я потерял память. — Ох, прости. — Мысли смешались окончательно, заполонив дымной завесой весь разум Стрэнджа. Он вылил в себя остатки алкоголя из бокала. — Я вот тоже потерял память недавно. Немного. Часов пять или около того, — он сглотнул. Голова кружилась. Помедлил. — А еще я вижу Сон. Я почти уверен, что четыре года был волшебником, представляешь? Я сражался с демонами и пришельцами, и жил в большом храме. И это все реально. Как воспоминания. Потом началась война. Я... я не помню. Там были живые... Живые? Люди. А потом я умер. Ты мне веришь, Джон? Стивен почувствовал страшное, даже жуткое облегчение после того, как он наконец признался в этом вслух. Словно эти слова сделали его прошлое чуть более реальным, чем оно казалось. А еще ему вдруг стало страшно — а что, если Джонатан сейчас скажет, что Стрэндж — сумасшедший? Или вообще окажется, что его признание — сон, а его вообще нет. Кого нет? — Не знаю, Стивен. Я не помню ничего о себе, а ты помнишь две жизни. Думаю, реальность относительна. Было же у меня какое-то прошлое? Стивен согласно покивал головой. Джонатан продолжил: — Я хочу забыть о том, что у меня нет прошлого, — он издал тихий смешок, — я напиваюсь, чтобы забыть о том, что я забыл. А вот ты чего ради пьешь, Стрэндж? Все воспоминания Стивена отошли куда-то на задний план, и он чувствовал, что сейчас живет этой комнатой, этой ночью и общением с этим человеком. — Забыться. — Твое право. Они помолчали. — Как думаешь, если тьма — это отсутствие света, а холод — отсутствие тепла, то является ли смерть отсутствием жизни? Можно ли ее ощутить? Как почувствовать холод или увидеть тьму? — Мысль, спрятанная Стрэнджем даже от самого себя, вдруг вырвалась, будто окатив его ледяной водой, из-за чего по спине прошелся ощутимый холодок. — Откуда такие выводы? — Нерушимые законы природы. Даже не физика, а данность. — Почему ты спрашиваешь? — Не знаю. Если ты не веришь в Бога, то обычно подразумевается, что ты не веришь в послесмертие. Что за этой гранью — все, ничего нет. Но вот если по аналогии с темнотой и холодом, там что-то все же существует. Так как думаешь, это можно почувствовать? — Не думаю, что я могу тебе на это ответить. Я, можно сказать, религиозен. Верю в жизнь после смерти, — Джонатан как-то грустно вздохнул. Стрэндж подумал, что это страшно — не помнить ничего о себе, но знать, что ты во что-то веришь. Он еще раз взглянул на администратора. Джонатан, отвернувшись от своего собеседника, смотрел на огонь. Его глаз не было видно, только черные тени, которые, будто живые, копошились в его волосах. Вся его фигура будто заострилась и скрючилась, волосы казались черными против света камина. Стивен почувствовал себя виноватым в состоянии друга. Ему же с самого начала было ясно, что тот хотел отвлечься от чего-то, а он, похоже, только разбередил старые раны. Вывалил на незнакомого человека сначала о своем сумасшествии, потом напомнил о потери памяти, теперь еще и это. Ведь, по сути, никто за язык его не тянул, как и всегда, на самом-то деле. Захотелось как-то успокоить человека напротив, искупить перед ним свою вину. Стивен смотрел на чужой профиль в бликах огня, и на секунду в его голове проскользнула мысль. Глупая идея, от которой ему стало втройне тошно, как будто он предал чью-то память. Но, один раз появившись, она не хотела исчезать. Повторялась в голове, как заевшая пластинка с песнями из 60-х. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В голове крутилось: «Что, если…?» «Что, если я его п-…?»