je me souviendrai de toi

      Лука сделал глубокую затяжку, чувствуя, как едкий неприятный дым обволакивал горло изнутри. Сигареты успокаивали его. Особенно сейчас, ведь он уже выкуривал 3ю сигарету в курилке. Вся эта гнетущая атмосфера больницы давила на парня, и тот бегал на перекур каждые 10 минут, не в силах выжидать у операционной. После аварии прошло уже 5 часов, 4 из которых его оперировали. Травмы были серьезные, но он услышал обрывком, что большая часть удара пришлась на голову Демори. Лука боялся, что его парень не выкарабкается, ведь шансов было не много. Но они были, и Лалльман отчаянно цеплялся за каждый. Пальцы нервно потрясывались, он пытался успокоить дыхание. Сигареты хоть и действовали, но с непривычки разум помутнялся. Лука не курил примерно год. В его жизни было все более менее позитивно, и сигареты, которыми он обычно затуплял боль были ему не особо-то и нужны. Сердце тяжело стучало, когда он видел любых врачей. Каждый раз казалось, что это пришли рассказывать об итогах операции. Лука специально встал в курилке так, чтобы можно было видеть операционную и неотрывно следил за ней. Тяжело вздохнув, он потушил сигарету и поднял взгляд на дверь той комнаты. Она начала открываться, и у парня перехватило дыхание. Одним быстрым движением он выскочил из курилки, запнувшись о стул, чуть не упав, бросился к врачу. Он смотрел на него, а в груди билось сердце, наверное, тысячу раз в секунду. - Операция окончена. Мистер Демори успешно прооперирован, но... - врач сделал вздох. Небольшой груз страха и опасений чуть слез с плеч Луки, однако тревога за парня все еще давила на него. Он не мог и думать о том, что Элиотт, его любимый енотик мог умереть. Не сейчас, ни когда он был так счастлив с ним. – Мистер Демори пока находится в состоянии комы и мы к сожалению не можем его разбудить. Самые серьезные травмы пришлись на голову. Внутреннее кровотечение, сильное сотрясение. Вас ждет долгая реабилитация, если он пойдет на поправку... – врач говорил матери Элиотта, но заметив появляющийся ужас в глазах Луки после этих слов, добавил, – он должен пойти на поправку в ближайшее время, как выйдет из комы. Лука сглотнул и присел на стул. Откинув голову назад, он попытался сделать вздох, чтобы успокоить разбушевавшиеся эмоции. Было тяжело дышать, и он мог думать лишь о том, что его парень лежит в палате. Живой. Но тревожные предчувствия не покидали Луку, и он ужасно переживал. – Будут возможны реакции, побочные эффекты - настолько серьезные травмы. Например легкая амнезия, частые головокружения, – продолжал на фоне говорить врач, когда Лука обдумывал, что стоит принести сюда из их квартиры. – Когда можно будет к нему? – перебил врача Лука. – Точно не сегодня. Если состояние мистера Демори будет стабильно, завтрашнее посещение вам будет разрешено, – грустно улыбнулся врач. Только сейчас Лука заметил, как устало выглядел хирург. Темные мешки под глазами, вымотанный вид, осунувшаяся кожа. «Операция была явно не из легких» – с тревогой отметил Лука. Лука прижал ладони к глазам и провел ими с силой по лицу. Громко выдохнул с изнеможенным стоном. Его чуть ли не разрывало от усталости. Тревога разбила лагерь в сердце парня, разожгла огонь страха и отдыхает. А Лука чуть ли не рвет волосы от безысходности. Хочется отмотать время назад, не дать Элиотту уйти за чертовыми презервативами и этим маслом, без которого они бы обошлись и так! Влага снова скапливается в уголках глаз, а Лука продолжал представлять, что сейчас возможно они бы лежали в обнимку на диване, смотрели какой-то фильм, кушали купленную лукой пиццу и наслаждались совместным времяпрепровождением. И не произошла бы эта чертова авария, из-за которой Элиотт сейчас в коме. Одинокая слеза скатилась по щеке Луки, и он судорожно вздохнул. Боль от того, что это не кошмар, а самая настоящая суровая реальность с силой била его. Он не хотел признавать это, но как бы Лука сейчас ни хотел проснуться, парень ничего уже не мог сделать... Хотелось крушить все вокруг от негодования, боли, обиды и безысходности. Но все тело будто сковала какая-то жуткая усталость, не давая ему и двинутся с места. На плечо легла легкая мягкая рука, нежно поглаживая его. – Лука, послушай, милый... – тихо начала женщина, – Я понимаю, какого тебе. Но пожалуйста, держись... Лука зажмурился, пытаясь сдержать очередной поток слез. – Это я во всем виноват... – всхлипнул он севшим голосом, закрывая лицо ладонями. Рука на плече сильнее сжала его, и потянула на себя. – В случившемся нет твоей вины. Это случайность. Он был невнимателен, потому попал в такую ситуацию. Лука, не все потеряно, ты же слышал. Он выкарабкается. Будь в этом уверен, милый... Лука сжался, как маленький ежик, прячась от опасности. Обычно, когда Луке было страшно или больно, Демори всегда был рядом. Зарывался носом в его волосы, мягко гладил шею и нежно целовал в щеку, успокаивая своего мальчика. Ком в горле болезненно сжался, и Лука попытался сделать вздох, пытаясь успокоить эти нахлынувшие эмоции. «Все будет хорошо... Он очнется, выздоровеет. Просто я буду всегда рядом, не отходя от него» – пытался парень поддержать самого себя. Хоть как-нибудь...

***

      Лука стоял в квартире и рылся в вещах Элиотта, пытаясь решить, что везти ему в больницу. Схватив любимую кофту Демори, он неосознанно сжал ее в кулаке. Поднес к лицу и сделал вздох. Теплый, родной запах. Он не пользовался парфюмом, когда ходил в ней, потому что она была домашняя. ...и потому что Лука обожал зарываться лицом в нее, когда лежал на Элиотте. Боль, едва отошедшая на второй план, снова начала копиться. Он бросил кофту в сумку и сильно сжал кулаки, резко ударяя по двери шкафа. Что ж, ситуация повторяется. Лука снова разбивает костяшки от боли. Только причина иная. Он кричит в пустоту и падает на диван, прижимая ладони к лицу, давая волю слезам. Не сдерживается больше. Выплескивает эмоции. Он рывком тянется за сигаретами, поджигает и глубоко затягивается отравляющим дымом. Оглядывает руку и видит, как из вновь разбитых костяшек пробивается алая кровь. Он не чувствует физической боли, завороженно глядя через пелену слез на эти кровавые подтеки. два дня спустя       Лука откидывается на кресло, которое стоит в палате. Он уже полтора дня не выходит отсюда. Как только врач дал разрешение на посещение, Лука уже не мог выйти. Первые пару часов он внимательно смотрел на Элиотта и глотал подступающие слезы. Бледное, осунувшееся лицо, белая бинтовая повязка на всю голову и впалые глазницы. Это был все тот же Демори, но такой другой. Будто... Будто мертвый. Но он видел, как слабо вздымается грудь парня и слышал пульс через прибор. Луке хотелось прижать слабое тело, прошептать на ухо: «Просыпайся». И Элиотт бы очнулся, схватил Луку за руку, криво улыбнувшись, бросив какую-нибудь колкость осипшим голосом. Лука бы перестал тревожиться, проводя все время здесь, со своим парнем. Но Элиотт не просыпался. Шел второй день, но Лука не отчаивался. Мама Элиотта грустно вздыхала, когда заходила в палату и видела, как Лалльман сидел на стуле перед кроватью парня и неотрывно следил за ним, уперевшись локтями в колени. Лука явно осунулся. Из глаз пропал привычный огонек, который так заводил всех вокруг. Лука все еще надеялся, порой сжимая в руке пальцы Элиотта, так мечтая увидеть хоть какой-либо отклик. Лука устало выдохнул и потянулся за водой, когда услышал какое-то неразборчивое бурчание. – Эл! – подскочил он к парню, понимая, что, похоже, Демори очнулся. Трепет ожидания и нетерпения оковали Луку, и тот с трясущимися руками вглядывался в каждое движение лица парня. – Милый, милый, прошу... – прошептал Лалльман, когда Элиотт чуть зажмурился, дернув веками. Он начал понемногу открывать глаза, часто моргая, пытаясь привыкнуть к сумеркам в его палате. Лука в ожидании чуть сжал его руку, с прерывистым дыханием глядя на Элиотта. – Привет... - выдохнул он, когда Элиотт перевел затуманенный взгляд на Лалльмана. – Ты кто... - осипшим и слабым голосом, но таким знакомым проговорил Элиотт.