Ибо такова королевская воля

Весна в Бубновом королевстве почти всегда начиналась крайне рано. Сразу начинали цвести пионы и нарциссы, чуть позже и тюльпаны. Артур иногда терялся в этом разнообразии цветов и запахов, не привыкший к подобному в Королевстве Пик. Почти всегда там было холодно и промозгло, а цвести королевские сады начинали не раньше мая. Чёрные тюльпаны, синие розы, ночные пионы и колокольчики… сады Бубен и Пик отличались не менее, чем сами люди этих двух королевств. Артур терялся в этих людях так же, как в непривычных красках садов и дворцовых комнат. И все же он был счастлив. Столько лет ловить лишь короткие взгляды, красть поцелуи за шелком штор, проглатывать горечь приказов, которые должны были убить Франциска. А сейчас Артур почти бубновая королева, метка Пик стекает длинными, грязными кляксами. Это больно, на грани настоящей боли, но Кёркленд терпит. Есть зачем и почему. Тяжелая война осталась позади, как и золотая клетка под боком у Альфреда. Артуру до сих пор ночами сняться его мозолистые от меча руки, сухие тонкие губы и лицо, испачканные кровью. После таких снов он вскакивал с подушки, отчаянно зажимая рот рукой, сдерживая всхлипы и плачь. И всегда из темноты приходила тонкая, тёплая ладонь, укладывающая Артура обратно на подушки и дававшая ощущение дома и покоя. Франциск, сам сонный и встревоженный, что-то шептал ему, но Кёркленд уже не слышал. Он засыпал, едва ли понимая, что Франциск — тёплый, нежный, ласковый — настоящий, не иллюзия, которая мучила королеву столько лет. Жизнь во дворце Бубен была другой. Быстрее и ярче, нежели у Пик. Частые поездки в леса, открытие салоны, вечная музыка и смех. Казалось, что здесь не знали ни горя, ни страха. А если и знали, то прогоняли их вином и танцами. Но Артур знал гораздо больше: знает, что эти полы, сияющие белизной мрамора, ещё недавно были багровыми от крови; ступеньки, на которых теперь играют дети придворных, были скользкими. На них Франциск отбивал замок от Альфреда. За последний год в этом замке было больше смертей, чем за десятилетие. Артур, неверующий, отчаянно молился, чтобы война не началась вновь. Чтобы Альфред не захотел мстить. Чтобы для Пик этот проигрыш стал наукой. Чтобы Франциск больше никогда не метался в горячке от отравленного клинка. Чтобы он, Артур, больше никогда не был серым кардиналом. Да, войну выиграли Бубны. Но Кёркленд не смог бы уйти просто так. Он присягал людям на верность. И он им верен. Больше полугода Артур потратил на стабилизацию королевств Пик. И лишь потом ушёл, не оставив даже записки. Зачем? Альфред и так все понял. Артуру сложно вновь научиться смеяться, как принято у Бубен, несмотря на все горести; Артуру сложно привыкнуть к ярким, тёплым цветам своих костюмов; Артуру сложно привыкнуть к тому, что не нужно подбирать слова, чтобы говорить Франциску то, что он думает, не боясь пощёчины или сильной хватки на шее. Но Артур привыкает. Привыкает к солнцу, которое светит так ярко, что кажется ослепнешь, посмотрев на мгновение больше; привыкает к звукам лютни, гитары, скрипки и фортепиано, к громкому стуку танцевальных каблуков и шуршанию пышных юбок придворных дам; привыкает к смеху Франциска, безмолвному одобрению Баша и робким разговорам Лили.

***

Промокнув стекающую метку, Артур поморщился. Кожа вокруг неё пекла и была покрыта ранами. Микстура, которую Кёркленду прописал придворный лекарь, помогала слабо, а жесткая ткань жюстокора натирала. Камердинер крайне осторожно надел шёлковую рубашку на Артура, а после и жилетку. — Ваше Высочество, — слуга показал несколько подушек, на которых лежали атласные ленты. — Какую желаете? Артур, титул которого опустился до принца, пока он не женится на Франциске, повернул голову и скучающим взглядом окинул ленты. — Бежевую. И не бантик, я не пудель. Камердинер кивнул и, взяв ленточку, поднял воротник рубашки, накидывая ленту, завязал её аккуратным двойным узлом и заправил под жилетку. Артур, посмотревшись в зеркало, кивнул сам себе. Неплохо. Пусть он не любил яркие и светлые цвета, он все же к ним привыкал. — Благодарю. Можешь быть свободен, — Кёркленд вышел из комнаты, стуча небольшими каблуками. Слуги и стража кланялась, когда он проходил мимо, и Артуру это было привычней и, нужно признаться, приятней, чем когда первое время слуги его игнорировали. Зайдя в одну из комнату, отданных под салоны, принц моментально выудил Лили из общей толпы и поспешил к ней. — Лили, — он чуть улыбнулся, встав с левой стороны от девушки. — Ваше Высочество, — Лили тут же сделала книксен. — Полно, — Артур подал Лили руку, и та приняла ее, выравниваясь. — Они уже приехали? — Нет. Но кареты Треф видели на границе леса три часа назад. Скоро они должны будут быть здесь. — Сколько карет? — Кёркленд наклонился к «принцессе», хотя такого официального титула она не имела. — Три. В первой едет королева Елизавета и король Иван, во второй принцессы Ольга и Наталья, в третьей валет и… — И? — Артур приподнял бровь, поглядывая на Лили. — Должен был ехать Джокер, но по нашим данным он сейчас у брата. Вы слышали о том скандале? — Лишь обрывочно. А что? — Гилберт, внебрачный сын бывшего короля Черв, родился от Трефы. После смерти матери, когда его способности начали проявляться, его отец отправил его к Трефам. А там король Иван сделал его фаворитом. Но, видно, что-то между ними было нечисто, и почти сразу после смерти своего отца, во время войны, он сбежал к брату. Тот, впрочем, встретил его с распростертыми объятиями. Артур задумался, пожевав губу. Тема опасная и щепетильная, а учитывая некий аскетизм и закрытость Ивана, она становится и вовсе бочкой с порохом. Несмотря на крепкую дружбу Франциска и короля Треф, эту тему не следует мусолить, во избежание. — Предупреди, чтобы никто не вздумал об этом сплетничать по них. Нам не нужны скандалы сейчас. Кроме того, — Кёркленд глубоко вздохнул. — Пусть Джулия пока останется в графстве Вивонд. Пусть не мозолит глаза, прости за излишнюю грубость. Лили кивнула, тряхнув волосами. Конечно, она уже давно отдала этот приказ, но одобрение будущей королевы не бывает лишним. Как Главе тайного совета, ей бы самой не помешал этот титул, но так даже лучше: она все так же останется неприметной девочкой, маленькой певчей птичкой, розой Короля Франциска, и никто не помешает ей служить Бубнам. — Его Величество, Франциск I Великий, — церемониймейстер дважды ударил тростью об пол, привлекая внимание. В салон вошёл король, в своём привычном, желто-золотом жилете, белой рубашке и золотой мантии. Артур, вновь улыбнувшись Лили, отпустил ее руку, которую тут же подхватил Баш, отошёл к своему месту, дожидаясь Франциска. Король одарил подданных своей улыбкой и поспешил к Кёркленду, беря его под руку. — Ты невероятно выглядишь, моя Королева, — шепнул Бонфуа, наклоняясь к уху Артура. — Знаешь, так и хочется наплевать на гостей, сорвать с тебя одежду и… —  Её Величество Елизавета, королева Треф. Её Королевское Высочество, принцесса Ольга и Её Королевское Высочество, принцесса Наталья! В зал неспешно зашли Трефы.