***
Звуки поцелуев заполонили комнату. Франциск держал хмельного Артура в своих руках, обнимая за тонкую талию. Кёркленд то сжимал, то разглаживал камзол на плечах короля, отвечая на нежные поцелуи. У него заплетались ноги от выпитого вина, но вместе с тем, он был и невероятно податлив. Бонфуа сел на кровать, усаживая Артура сверху. Теплый и мягкий, обычно собранный, а сейчас расхристанный, принц виделся едва ли не ангелом. — Не разглядывай меня, я тебе не картина, — принц покраснел, выдыхая и привставая на коленях, расстегивая кюлоты Франциска. Бонфуа не смог удержаться, начиная раздевать Артура. Шейный платок, камзол, рубашка — все летело на пол. Кёркленд шипел: — Сам потом гладить будешь! — Ты не гладишь их, у тебя есть слуги, — мягко рассмеялся Франциск, выцеловывая шею Артура. Король мягко прихватил кожу губами, слегка-слегка кусая, желая оставить следы, но не доставлять боли. Принц выгнулся, скользя рукой в исподнее Бонфуа и обхватывая стоящий член. Франциск сжал зубы, удерживая себя от толчка бедрами вверх. Он так и не оторвал губы от шеи, продолжая невесомо ласкать дыханием. — Мне придется ходить с наглухо застегнутой рубашкой, — со стоном выдохнул Артур, елозя бедрами по коленям короля, поглаживая пальцами по головке, слегка нажимая на уретру и размазывая выступившую смазку по головке. — Ты всегда так ходишь, — со смехом мурлыкнул Франциск, принимаясь за чужие штаны. Пуговицы легко поддались, и Бонфуа подкинул бедра, опрокидывая Кёркленда на кровать спиной. Кюлоты сползли, оголяя стройные, крепкие ноги в чулках. Артур развел ноги, смущенно краснея и кладя одну из них на плечо Франциска. Король прихватил чулок у колена зубами, стаскивая плотно облегающую ногу ткань. Принц откинул голову, зажмуриваясь и сладко выдыхая. Бонфуа снял и второй чулок, а после исподнее, улыбаясь. Артур был обнажен и смущен, член прижимался к животу, а соски возбужденно затвердели. Франциск наклонился к животу возлюбленного, прикасаясь губами к коже пониже пупка. Кёркленд вновь выдохнул, сжимая простынь в нетерпении. Принц ощутимо дрожал, комкая постельное белье. Его дыхание, несмотря на еще относительно невинные ласки, сбилось, а лицо пылало румянцем. Франциск легонько прикусил кожу на животе Артура, поднимаясь губами выше, к соскам. Губами он накрыл правый, а пальцами сжал второй, мягко оттягивая. Бонфуа ласкал языком небольшой сосок, легко проезжаясь по нему зубами, но не прикусывая. Артур тихо застонал, кладя одну ладонь на затылок Франциска, мягко вплетая пальцы в волосы. Кёркленд заелозил: — Франциск, быстрее, — такая просьба, тихая, но чувственная, прошлась мурашками по всему телу короля, заставляя его плоть отвердеть еще больше. — Ох, Арти, — Бонфуа улыбнулся, наползая на Артура сверху и заглядывая в лицо, отмечая дрожащие губы. — Чего же ты хочешь? Принц всхлипнул в нос, закусывая губу. — Не дразнись — Ну же, — Франциск хихикнул. — Что быстрее? — Возьми меня, черт побери, — Артур вспыхнул, пряча лицо в сгибе локтя. Франциск взял руку Кёркленда и отвел от лица за запястье, к которому тут же прижался губами, вылизывая. Принц выгнулся, застонав. Его запястья были такими чувствительными, что любое касание к ним заставляло выдыхать и стонать. Пока Артур дрожал, сжимая второй рукой пряди возлюбленного, Бонфуа дотянулся до склянки с розовым маслом, щедро поливая им пальцы. Франциск улыбнулся, прижимаясь губами к губам Кёркленда и мягко проталкивая язык меж его уст. Бонфуа провел кончиком языка по небу Артура, обвел зубы и десна, в тоже время смазывая вход маслом и осторожно проталкивая палец. Принц застонал в поцелуй, отвечая с ласковой ленцой. Его пальцы запутались в прядях, слегка оттягивая. Франциск, мягко вошел вторым пальцем, потирая стенки и растягивая. Кончиками пальцев он нашел простату, по которой прошёлся несколько раз. Артура выгнуло, рука в волосах сжалась сильнее, причиняя боль. Бонфуа оторвался от припухших губ, улыбаясь на резко поднятый подбородок и дрожащий выдох. Франциск вновь нажал на железу, срывая громкий стон. Не выдержав, он поцеловал Артура снова, добавляя масла и проталкивая третий палец. Вход сжимался и пульсировал на пальцах. Тело Бонфуа уже ломило от желания, но единственное, что он себе позволил — пару раз потереться о простыни. На сей раз поцелуй разорвал Артур, громко застонав и подаваясь бедрами. — Франциск, пожалуйста, — это просьба была похожа на тихий скулеж. И Франциск не мог ей не внемлить. Плавно нажав на внутреннюю сторону бедра Артура, Бонфуа развел их шире, прижимаясь головкой к входу и, качнув вперед, поддержав член рукой, вошел. Кёркленд всхлипнул, закидывая ногу на талию Франциску и опуская одну руку на его лопатку. Короткие ногти впились в кожу, заставляя короля тихо застонать в унисон. Стенки плотно обхватили член, но Франциск видел, чувствовал, что Артуру не больно. Зрачки почти полностью заполонили зеленую радужку, а руки на спине и в волосах дрожали. Бонфуа подался бедрами назад и въехал по новой, заставляя Артура вновь застонать, поддаваясь бедрами навстречу. Тело Кёркленда было мягким и податливым, идеальным для Франциска. Они подстраивались друг под друга, и чужое удовольствие делилось на двоих. Артур был его родственной душой, которую Бонфуа и не надеялся найти. Тонкая спина Артура тихонько хрустела, когда он выгибался, прижимаясь животом и грудью к Франциску. Бедра Бонфуа плавно двигались меж разведённых коленей, с легким шлепком соприкасаясь с бедрами Кёркленда. Головка то и дело проезжалась по простате, заставляя искорки и круги пылать под веками Артура. Франциск ускорялся, лаская губами соски Кёркленда, прижимая к себе за талию. Ногти принца разодрали спину короля, но Бонфуа этого не замечал, все набирая скорость. Артур сжался вокруг члена, постанывая и потираясь своей плотью о живот Франциска. Он все понял сразу, просовывая руку между их телами и обхватывая член Кёркленда. Двигая ладонью в такт движений бедрами, Бонфуа и сам застонал, жмурясь. Артур кончил первым, изливаясь в ладонь Франциска. Король же. Уткнувшись во вспотевшую шею Кёркленда, вышел, доводя себя до оргазма в пару движений ладони. Обтерев руку о простынь, Франциск лег головой на грудь возлюбленного. Кёркленд пытался отдышаться, поглаживая Бонфуа по голове. — Я люблю тебя, — Франциск улыбнулся, поцеловав Артура в шею. — И я тебя, — сыто и лениво улыбнулся в ответ принц.***
У Короля нет времени расслабиться. Нет времени для прогулок и для танцев. Но сколько бы Людвиг не пытался втолковать это Венециано, у него никогда не получалось. Валет становился необычайно ласковым и прилипчивым, когда Кику уезжал. Словно чувство вины отступало, и Варгас пытался восполнить нужду в тепле на недели вперёд. Людвиг все же поддался уговорам посидеть в саду. Его голову занимали отнюдь не веселые мысли: министры ставят все более и более абсурдные условия, среди народа растёт недовольство, его свержение все ближе. Но Байшмильдт не боялся собственного изгнания или казни — боялся того, что будет с его родными. Со старшим братом, лишь недавно обретённым вновь; с его милой и спокойной Королевой, который всегда подле; и с Венециано, с улыбчивым юношей с бунтующим морем во взгляде. Смогут ли помочь Бубны вернуть власть? И что попросят за своё вмешательство? Может, стоит заключить союз с бубнами? Но те точно попросят спорные территории — Аремберг*. Так и не найдя ответа, что же ему делать, Людвиг решил позволить себе расслабиться в руках Венециано. Валет тихо пел что-то народное, срывая белые ландыши и вплетая в волосы короля. Его тонкие пальцы плавно скользили по вискам и затылку, снимая боль и напряжение. Байшмильдт тихо выдохнул, укладываясь на колени Венециано поудобней. — Как твой брат? — Варгас опустил кончики пальцев на щёки Людвига. — Приходит в себя. Я бы хотел, чтобы он поскорее отпустил… это все. Валет вздохнул, наклоняясь к лицу короля. — Отпустил? Людвиг, это его прошлое. Когда-то Иван так же лежал на его коленях, Гилберт чувствовал тяжесть его тела и жесткость волос. Это жестоко — желать, чтобы он забыл. — Но он ушёл оттуда. Потому что Иван был жесток, — Людвиг даже думать не хотел, что брат пережил у Треф. — Но всегда ли? Не был ли он добр, хоть иногда? Мы знаем лишь о плохом. Но сколько хорошего было с Гилбертом за все эти годы? — А было ли? Венециано вздохнул, пожимая плечами. Ему было жаль своего короля, который мучал себя сочувствием к брату. Ему было жаль Гилберта — он видел, что тот ходит, как неприкаянный и все время трёт метку Треф на плече. — Феличиано, — Людвиг улыбнулся, зная, как на валета действует его родное, «не облагороженное» имя — Да? — Варгас расплылся в очаровательной улыбке. — О, ты, наконец, улыбаешься! — он положил руки на щеки Байшмильдта, наклоняясь к его лицу. От редких, и оттого еще более желанных, улыбок, Венециано всегда ощущал на коже дыхание Амура. Словно тот наслаждался тем, что так умело свел их. А Варгас старался отринуть прочь свои угрызения совести, хотя бы на несколько часов. У него почти получилось. Почти — ведь он не мог понять, почему, чтобы быть счастливым он должен рушить счастье королевы. Он отчаянно не хотел этого делать, и так же отчаянно не мог отказаться от Людвига. Валет был труслив и малодушен, он не мог прекратить обманывать Кику. Впрочем, король, которого никто не смог бы упрекнуть в указанных пороках, тоже не смел признаться. — Как тебе идея поставить тут статуи? Около фонтана? — Это чудная идея, мой король. А какие статуи? — Я хотел спросить это у тебя, — Людвиг пропустил через пальцы волосы Венециано. — Ты же знаешь, я ничего в таком не смыслю. Варгас задумался, пытаясь не мурлыкать. Нужно нечто осмысленное и разумное, но в то же время нежное и почти эфемерное. — Амур и Психея. — Я думал, ты предложишь Орфея и Эвридику, — Байшмильдт отвел челку со лба валета, заглядывая в его глаза. — Там все закончилось слишком грустно. Но Амур и Психея все же жили счастливо. — Но в жизни все обычно крайне похоже на то, что случилось с Орфеем. И Варгас не нашел, что ему возразить. Послышался хруст веточек и травы. Людвиг быстро вскочил с коленей Венециано и подал ему руку, отряхиваясь второй рукой. Когда их увидел паж, ничто не говорило об их прошлом времяпрепровождении. — Ваше Величество, Его Величество приехал. Байшмильдт кивнул, отпуская пажа движением руки, и повернулся к Варгасу, когда слуга скрылся за деревьями. — Сегодня я буду с ним, Венециано, — от этих тихих, но уверенных слов валету захотелось плакать и скулить, но он лишь кивнул. — До свидания, Liebe**. Король быстрым, четким шагом пошел прочь из сада. Встречать свою королеву. И Венециано любил взаимно, сердце Людвига не принадлежало ему. Как и самому Людвигу.