***
Элек Милднайт, кашляя, поднялся на четвереньки и стоял так, опустив голову. Взлохмаченная золотистая коса мела кончиком пол. Иво, привалившись к сбитому с места дивану, пересчитывал пуговицы на сорочке. Одну, вырванную с нитками, Дайан видел у своих ног. Никки уже поднялся, но стоял, опершись ладонями о согнутые в коленях ноги, и наблюдал за братом. Как только появилась надежда, что шторм себя исчерпал, так отворилась дверь в непонятно куда и Ялу всунула круглую морду в гостиную. — Эй, парни, как у вас дела? Едва заслышав подначивающие слова, Элек сгрёб первый попавшийся том и швыранул на звук голоса Ялу. «Гроздья гнева» со всей дури вдарили в застонавшее дерево двери, а сама Ялу от вибрации рухнула навзничь куда-то прочь. Можно было видеть натоптанную круглую подошву её лапы ещё пару секунд, потом и она пропала из поля зрения. — Валери! — позвал Элек, поднимаясь окончательно. — Я тебя не трону! Сесси! Выходите! Прошли секунд пять, прежде чем, раздумчиво входя в гостиную, обе появились. Роскошное и многообещающее молчание воцарилось среди битого и сломанного интерьера. — Что там у тебя в руке, милый? — на всякий случай, осмелев, уточнила Валери. Элек взглянул на обложку. — «Колыбель для кошки», — ответил он мрачно и бросил книгу в устоявшую вертикально корзину с журналами. Ещё секунд десять все молча пялились друг на друга. И этого хватило, чтобы понять: драка закончена, но очевидцы никуда не собираются. Зрелище свершилось, теперь хотели хлеба. Сесиль и Валери переглянулись, подёргали носами, вероятно, что не одобряя кавардак. Тут же обе сымитировали когтистый, забирающий пальцами в кулак жест, и Дайан почувствовал вибрацию в воздухе. Запахло средством для уборки и свежим пиленым деревом. — Присаживайтесь, раз никто не собирается уходить, — пригласила Сесиль, раскованным движением обводя совершенно первозданную лиловую гостиную. Словно и не было побоища и портовой ругани. — Водки? Крови? Газировки? Кому, милорды и миледи, чего? — буднично поинтересовался Кот. И, не дожидаясь ответа, вышел в бар. Элек не стал садиться. Он ушёл к окну и грыз там ноготь. Догрызть не успел, потому как новая волна гнева развернула его от созерцания Колледж-Лейн: — Как ты могла? Валери надолго прикрыла тёмные веки, потом хлопнула ресницами и ответила: — Ты злишься на меня. На мгновение показалось, что Элека хватит удар там же, в шёлковых китайских занавесях, так его взбесил барашковый тон жены. — Да, мать твою, это очевидно! — Элек, ты обещал, — вскинула когтистую лапку Сесиль. — А ты… ты молчи, иначе тебя ради, Сесси, я стану клятвопреступником, — прорычал Элек, скребя рукою воздух. Кот появился около и всунул ему в пальцы шот с водкой. — Ох ты ж, блядь, спасибо, — иронично поблагодарил Элек, но выпил сразу. Дайан уже устроился снова привалясь к мужу и покрутившись, чтобы удобнее уложить круглый живот. Кот оделил его газировкой. Джон предлагаемую кровь не взял. — Слушай, я тебя приглашала присоединиться, — напомнила Валери. — А я отказался. И, если ты ничего не напутала, запретил тебе, — тоже напомнил Элек, угрожающе наставляя указательный палец. — Элек, мы хотели тебе рассказать. Честно, — сказал Никки, становясь ближе к обеим миледи. — А когда? Как долго вы вчетвером кувыркались в одной койке, прежде чем вам в головы пришла такая справедливая мысль? Дайан быстро посмотрел на Джона. Тот кивнул, не глядя в ответ. «Боже», — подумал Дайан. Картинка, что принялась вырисовываться в его воображении, была горяча. Очень горяча, так что он заставил себя пить холодную газировку, чтобы не кусать губы. Джон, сузив глаза, тут же обернулся и покачал головой. Дайан сделал глазами «ты сам знаешь, в чём дело» и снова вернулся вниманием к перебранке. — Мы хотели, Элек. — Сесиль, я уже понял: вы все хотели, но рассказала мне Ялу. Ваша паскудная, лживая недособака, которая хотя бы в этот раз сказала правду, — Элек забрал с подноса вторую водку. Сесиль и Никки в молчании посмотрели друг на друга. — Сесси, ты сказала, что Ялу не проронит ни звука… — Так и должно было быть, — прошипела Сесиль, нервно откидываясь на спинку дивана, — но… — Я выставил Ялу на восемьсот фунтов в холдеме. Она была в бешенстве, — наконец-то подал голос Иво. «Боже, — ещё раз подумал Дайан, — что, всё-таки и в конце-то концов, с его голосом? Почему он такой…» Джон гневно выдохнул, встряхнув Дайана для субординации, и тому пришлось снова пить холодную газировку. — О, да. Дело в этом. Иво взбесил Ялу, и всё вышло так… некрасиво, — развела когтистые лапки Валери. — Чёрт с нею, с Ялу. Вы все вместе трахались за моею спиной. Ты и ты, моя жена и мой брат, — Элек снова заходил пальцами в кулаках, — предали меня. — Стоп, не надо таких экспрессий, милый, — Валери на всякий случай поискала взглядом Никки за спиною. — А ты, — Элек обернулся к Иво, — всему виною ты. Пока тебя не было здесь, вот этого шалмана не случалось. — Логично. Зато было куда как удобнее, да, Элек? С обеими миледи спал только ты, — мягко и расслабленно отзеркалил Иво. — Туше, блядь, — развёл ладонями Никки и красноречиво посмотрел на брата. Дайан поймал взглядом обоих Балицки. Те, удовлетворённо улыбаясь, сделали жест «этого и следовало ожидать».***
С Колледж-Лейн уходили пешком. Конец мая удался тёплыми ночами. Днём лили короткие дожди, потом грело солнце, а по ночам становилось тепло и душно. Розовые клумбы добавляли в темени духоты и тяжести своим ароматом. Цветущие гиацинты, нарциссы и примулы обрушивали волны запахов из парков и частных палисадников. На Виктория-Стрит на заднем дворе цвели миндальные деревья и рос настоящий фиолетовый вереск. И, ну кто бы мог подумать, цвела и вилась по изгороди прорва белого шиповника. Дайан отказывался брать автомобиль, когда речь заходила о гостях у миледи Сэндхилл. Ему хотелось двигаться и дышать. «Дайан, — злился Джон, — улицы забиты людьми даже ночью. И транспортом. Как и чем, изволь, тебе дышать?» «Мёрси. Ветер с Мёрси», — упрямо отвечал Дайан и шёл пешком. Джон, став в некотором роде заложником ситуации, шёл рядом. А ситуация складывалась следующая: Дайан носил двойню от Джона Сойера. Двух абсолютно здоровых, если верить ультразвуковой диагностике, вампиров. Те же, в свою очередь, созревали куда как быстрее человеческих младенцев, поэтому Остин Келли, акушер из частной клиники Merceycare NHS на улице Выхода Принцессы, что стояла на самой набережной, довольно-таки быстро пришедший в себя после осмотра беременного Дайана Сойера, заявил, что предполагаемые роды наступят куда как раньше, нежели бы то случилось в обычной семье. Сама по себе беременность протекала гладко, но, учитывая темпы внутриутробного развития своих детей, Джон начал беспокоиться за самочувствие Дайана. А поскольку у лорда Джона Сойера беременность была первым опытом, то беспокоился он в целом обо всём, окружив Дайана всеохватывающей заботой уже в частностях. Что есть, что надевать, как двигаться, на каком боку спать — Джон контролировал всё. Чем бесил Дайана до чертей. Джон словно перестал слышать и понимать слова «я в порядке», которыми Дайан пытался защититься от чрезмерной опеки. И в конце концов случилось закономерное. Однажды он развёз такой скандал, что Джон снова ушёл пить в «Каверну». На этот раз уже с обоими Милднайтами и Кэтспо. После этого Дайан мог верёвки вить из лорда Джона, размахивая «ты же знаешь, что меня нельзя чрезмерно волновать». Поэтому сегодня возвращались пешком, чтобы Дайан мог дышать и гулять. К середине весны доктор Келли, идя почти что вслепую и руководствуясь предположительными аналогиями со своими пациентками, после очередного осмотра Дайана попросил Джона остаться для беседы. И уже в ней, опираясь на форсированные темпы роста двойни и все риски, что те за собою влекли, рекомендовал прекратить заниматься с Дайаном сексом. И пить его, если такое есть, до рождения детей. И спустя время позже. Обвинять Джона в трусости и малодушии мало бы кто рискнул. Особенно в тот раз. Особенно, если всё, что увидел доктор Келли в ответ на свои слова — так это кивок и холодное «я понимаю, доктор Келли». Разве что Джон закурил прямо в кабинете акушера сразу после своего согласия с рекомендацией. Доктор Келли тоже попросил себе сигарету. В конце концов беременность Дайана Сойера в его практике тоже была первой. И вот тут началось самое трудное. То, что безмерно воодушевляло Джона и радовало прежде — страстность Дайана и его готовность завсегда потрахаться, — теперь стало едва ли не тяготить. Дайан продолжал ласкаться и напрашиваться на быть хорошо отодранным, как оно обычно и получалось. Но Джон держался отстранённо. Сам же Дайан, вдруг столкнувшись с внезапной холодностью, первое время хмурился и выискивал объяснения. А когда услышал от Джона тривиальное «доктор запретил», — озверел. В этот раз Джон ушёл пить с Юрэком в автосервис к Иво около вокзала Джеймс-Стрит на двое суток. Спал там же, в комнате над гаражом. И то ли Иво надоело, что два пьющих вампира ошиваются у него над головой, то ли он искренне желал сохранить мир в семье лорда Сойера, но когда пошли третьи сутки, появились Линда и Дайан. «Дорогой, — сказала Линда, — заканчивай. Сегодня вечер пятницы. Самое время доставать из шляпы белых кроликов и разрывать тех в конфетти». С этими словами она сняла Юрэка с импровизированного из фордовских сидений дивана и увела на площадь к мемориалу Королевы. «Джон, Иво позвонил мне. Вы ему надоели. И я не хочу, чтобы ты спился в течение моей беременности», — сказал Дайан. «Я не могу спиться, потому что…» «Я знаю, потому что ты мёртвый. Идём, я буду хорошим». Дайан никогда не был дураком. Возможно, что гормоны и играли с ним злые шутки, но даже в таком состоянии он быстро приходил в себя. Он прекратил давить на Джона, просто согласившись на его заботу, продиктованную стремлением безопасности самого же Дайана. Разве что временами не мог с собою справиться, как сегодня после драки в гостиной на Колледж-Лейн, бросая на Джона красноречивые взгляды, говорящие, что целибат — это не то, о чём Дайан мечтал. — Только физическое воздействие, — сказал Джон, относя сигарету в руке дальше. — Даже не представляю, как это может помочь миледи. — Никак. Вероятности успеха для них ничтожно малы. Видишь ли, конунги пожалуй что единственные во всём Чудоземье, да и в Исторической Земле, кто совершенно невосприимчивы к магии миледи. Валери и Сесиль беспомощны в отношении Элека и Никки со своими способностями. Ранить того и другого они могут только физически. А это, как понимаешь, звучит фантастично. Я знаю, что миледи, прежде чем смириться с неуязвимостью конунгов, перепробовали множество летальных заклинаний. Но Элек и Никки игнорируют враждебную магию. — Поэтому они были охотниками на ведьм. — Поэтому. Иммунитет. — Ты сказал «игнорируют враждебную магию». — Да. Та, что может исцелять, — Милднайтами воспринимается. Дайан захохотал, остановившись. — Ты серьёзно? — Угу, — кивнул Джон, тоже улыбаясь и вспоминая сегодняшнюю драку. — Валери и Сесиль не боятся самого сатану, но побаиваются Элека и Никки. — Это проблема, — отдышался Дайан. — Похоже, уже нет. Видел, что сегодня было? — Ну, Элек готов был подковы рвать голыми руками. Боюсь представить, что было бы, дотянись он до одной из миледи. — Ничего. Дайан посмотрел. — Я не уверен, понимают ли это сами Милднайты, но когда один в ярости, второй всегда на стороне миледи. Они сталкивают конунгов лбами. Это как гасить лесной пожар встречным огнём. — Это гениально, — снова разулыбался Дайан. — Тактика выживания. К тому же у миледи всегда на подхвате кто-то ещё, кто может обуздать ярость одного из конунгов физической силой. Балицки сильны как вампиры, Кэтспо… тоже тихий омут. — Ты слышишь его голос? — встрепенулся Дайан. — Дайан, — остановился Джон, ухватив его за локоть и потянув на себя, — я слышу его голос и знаю, в чём дело. — В чём? — Нет, тебе знать не стоит. — Почему? Боишься, что придётся оказаться на месте Элека? Дайан поздно прикусил язык. — Милый, — Джон склонился к его лицу, — на месте Элека я не окажусь. Рано или поздно миледи, Милднайты и Кэтспо угомонятся большой и дружной шведской семьёй. Вампиры же очень жадные. Делиться любовником не в наших правилах. Ты понимаешь, о чём я? Дайан понимал. Он просто вспомнил, что от Бауэра не осталось ни одной мало-мальски целой конечности, потому что Джон разорвал того на куски. Вспомнил Балицки, которые многие десятилетия водились с миледи, но в свою постель не пускали никого. — Да, — кивнул Дайан. И тут же получил под диафрагму двумя маленькими пятками Элизы. Пятки Ригана прошлись по мочевому пузырю. Он автоматически накрыл ладонями живот, оглаживая, чем вызвал новые движения. Дети среагировали на прикосновения и затеяли играть в «клубок и когти». — Боже, как я хочу, чтобы они родились как можно быстрее, — прошептал Дайан. — Не вы один, милорд. Этого ждут и лорд-канцлер, и Палата лордов, и весь Тайный совет. Дайан узнал одну из двенадцати судей судебного комитета, что разбирали прецедент Сойера, Бриджит Иванз.