***
Сообразив, что их в чём-то знатно накололи, Риган и Элиза взревели, намертво вцепившись в колени миссис Шток. Няня успокаивающе повела рукою, словно говоря «обождите, проревутся и сами выйдут», а потом подхватила обоих и вынесла в детскую. И по мере того как рёв стихал, становилось ясным, что в гостиной очень тихо. Никки, привёзший детей, терпеливо ожидал продолжения, всунув руки в карманы. Адам, наплевав на шум, равнодушно спал в руках Джона, пока тот удерживал ребёнка близко к себе, чтобы нет-нет да и касаться губами вскользь маленькой щеки или тёмного завитка с головы. Сам же Джон словно между делом внимательно наблюдал Дайана. То, что Риган и Элиза, больше не находя в отце любимого и всегда доступного тепла, могут устроить скандал, Джон предполагал. Оно и случилось. Всегда нежный и терпеливый голос Дайана при обращении к детям и облик его были теми же. Но изменение его сущности, ощутимое в прикосновении, сбило двойню с толку, после чего те ринулись под коленки миссис Шток и заревели. Дайан стоял, не поднимая головы и скусывая губы, намереваясь таким образом удержаться от раздражения и от того, чтобы самому не зареветь от досады. Объяснять, что только что произошло, было излишним. Дети испугались его, потому что не узнали. И вот сейчас он боялся взять на руки Адама, не желая повторения. Няня вернулась. — Что, всё-таки дали детям бренди, миссис Шток, чтобы пришли в себя и утихомирились? — от чистого любопытства спросил Никки. — Милорд, господь не одобряет пьянства, — строго посмотрела на него няня. — Надеюсь, вам, как уже вот-вот отцу, не придёт в голову никакая подобная глупость? Никки повёл бровями в жесте «да что это я» и покорно кивнул. — Не принимайте близко к сердцу, — миссис Шток встала близко, но трогать Дайана не стала, — это в порядке вещей. Однажды Эй-Джей так сглупил, что обрился наголо и соскоблил бороду. Так наша Джеми, которой едва два года минуло, не подходила к тому даже на кулёк со сладкой ватой, а ревела так, что уже было не смешно. Но мы это пережили. — Наверняка помогло, что ваш муж оброс по-новой? — съязвил Дайан. — Ну, не без этого, милорд. Хотя вы же понимаете, о чём я? Риган и Элиза привыкнут. — Выбора у них нет, — чуть не прошипел Дайан, удержав фразу, что человеком он уже не станет. Миссис Шток забрала Адама. Дайан знал, что няня права. Его сёстры, будучи маленькими, реагировали так же на незнакомое в близких. Хотя сравнивать просто шутки отца с изменением внешности и перерождение того в вампира было бы некорректным. Джон подошёл, развернул Дайана к себе и обнял, пережидая сопротивление и обиду. — Дайан, пойдём к Кемерону, — Никки тоже подошёл, — расслабимся и дадим всем времени, для того чтобы стало понятным, какие мы невъебенные. И как с нами рядом хорошо. Дайан повернул к нему голову, отершись лбом о подбородок Джона. — Я серьёзно. Ты же знаешь, что творится на Колледж-Лейн? Теперь там безостановочно круглые сутки едят. Стоит открыть шкаф, на тебя валится какая-нибудь детская хрень: упаковка с подгузниками, чепчик или ёбаный мобиль с пятью пинки пай. Ялу держит ставки на лучшие имена для мальчиков, хотя я уверен, что всё наебалово и уже решено: лучшими окажутся те, что приготовила именно она. А самое паскудное — знаешь что? Дайан знал обо всём, но о «самом паскудном», возможно, нет, поэтому отрицательно покачал головою. Никки сжал губы, мотнул головой и признался: — А самое паскудное в сложившейся ситуации, что миледи теперь не до всего этого. Никки дождался, когда Дайан даст знать, что отслеживает мысль. — Я согласен: Иво в последнее время пришлось стараться за троих. Но сегодня утром, можешь вообразить, тот выпер меня и Элека из своей койки. Нас, видишь ли, ему теперь слишком часто и много. — Ясно, Иво вы заебали, — понимающе улыбнулся Дайан. — Выходит, что во всех смыслах. А ещё я теперь не уверен, что, родившись, мой ребёнок меня узнает. Я, может, и не отец ни одному из двух мальчишек, что носят Валери и Сесиль. Так что пойдём и надерёмся? — закруглился Никки. — Ты планируешь спаивать Дайана до тех пор, пока Риган и Элиза его не признают, а сам набираться, пока не родятся ваши дети? — поинтересовался Джон. — Было бы шикарно, но мы все понимаем, что это невозможно. Максимум, что нам светит: один полноценный вечер у Кема. — Что, будем бессмысленно пить вдвоём? — Я люблю нуар, милый, но не сегодня. Сегодня нас будет много, потому что Линда и Юрэк уже там. И Элек. И Джон. Ты же идёшь с нами, сир? — Только предупрежу миссис Шток.***
Настроения для попойки у Дайана не было. Но стоило увидеть, с какой радостью его встретили Линда и Юрэк и как радушно улыбнулся Элек, которого, похоже, совершенно не беспокоил факт, что Дайан пьёт его ежесуточно, а потом сообразить, что изменения с ним лёном приняты, но делать изо всего этого катастрофы никто не собирается, как настроение начало появляться. — М-м-м, быть одним из нас тебе к лицу, — протянула Линда и толкнула по стойке к Дайану водку. — Только не слишком на это надейся. Пить можно галлонами, но максимум, что тебе светит, лёгкое головокружение. Так что радость у тебя теперь только в одном, — предупредил Юрэк. — Знаю, в Элеке Милднайте, — кивнул Дайан. — Смешно, — добродушно заметил Элек, затягиваясь сигаретой. — Эй, при чём тут Элек? — Юрэк заступил перед Дайаном, потеснив его к стойке. — С чего тебе милее он, нежели кровь сынов человеческих? Чего мы не знаем? — с другого бока притиснулась Линда. — Элек был так любезен, что предложил Дайану своей крови, иначе бы тот на Виктория-Стрит никого не оставил в живых, — объяснил Джон, беря себе выпить. — Что, не понравилась кровь из бутылки? — сочувствующе спросил Юрэк. — Да, — решил не вилять Дайан, поскольку знал, что его дожмут в любом случае, — но всё уже в порядке. — То есть теперь Элек селится у вас? — осклабилась Линда. — Эй, — Элек попытался шутя дотянуться до голого плеча Линды. Но Юрэк предусмотрительно его протянутую ручищу откинул. — Ты подумай, — встрял Никки, — мысль неплохая. Ночевать нам сегодня так-то негде. — Кого-то выперли из дома на Колледж-Лейн? — фыркнув, засмеялась Линда. — Кого-то выперли даже из гаража на Джеймс-Стрит, — состроив соответствующую мину, пожаловался Элек. — Заебись, — в голос одобрили Балицки. — Может, приютите бродяжек у себя, весёлые вы волшебники? — Кемерон, до этого просто слушавший, не выдержал. — Исключено, — отказала Линда. — Кругом, мать их, одни друзья, — поджал губы Никки и выпил два раза подряд. Захмелеть не удалось, тут Юрэк не обманул, но в кругу трепящихся без запинки вампиров и конунгов Дайан словно оттаял. Будто те туго свёрнутые почки на ветках жимолости и миндальных деревьев, что вытерпели зиму, а стоило только появиться тёплому ветру, они начали зреть и распускаться под солнцем, обещая листья и цветы. Ну, для цветов было ещё рано: проблема с детьми никуда не делась. Но тёплый ветер был ощутим в смехе Линды, Юрэка, Элека и Никки, а солнце во взгляде Джона. Потому что Джон не сводил с него глаз, отслеживая малейшие движения и выражения в лице. Тем вечером, когда Дайан проснулся вампиром и попытался блеснуть собою во всей новорождённой красе, он и Джон стояли в душе под горячей водой. Пена стекала по спине и локтям вместе с ароматом английской лаванды, пока он сам прижимался головой к плечам Джона. Дайан чувствовал, что Джон возбуждён, но вопреки всегдашнему диктату похоти тот не отвлекался ни на что иное, кроме как на мягкие сглаживающие прикосновения при мытье его волос и тела. Кровь Элека позволила Дайану обрести ясность мысли. Тот выворачивающий голод, что мучил с момента пробуждения, отступил сразу же, стоило сделать последний глоток. Дайан чувствовал, что Элек насторожён и даже опасается его. Как чувствовал и то, что о своём поступке Элек не сожалел. Жертвы в его щедрости не было. Дайан завёл руки под локти Джона и ухватился за его плечи со спины, словно и в самом деле был колючим розовым стеблем, наконец нашедшим опору. И в тот вечер Джон так и не коснулся его. Равно как и во все последующие ночи. Дайан не выяснял причин почему. Он был отвлечён окружающей его действительностью и её контролем. И, похоже, единственное, чего ему хотелось по-настоящему, это обыденного присутствия Джона рядом, потому что ощущал себя Дайан сверхсуществом и беспомощным котёнком одновременно. Равновесие же наступало лишь тогда, когда сдержанный и прохладный голос Джона объяснял, а прикосновение определяло рамки и границы. Пару раз в прогулках по ночному Ливерпулю Джон просил Дайана воздействовать на прохожих. Первого Дайан в течение десяти секунд заставил отдать ему бумажник и ключи от автомобиля. Второй полез купаться в Мёрси в одежде. На Джоне внушение не работало. Единственное, чего Дайан добился, так это поцелуя. Но то был добровольный порыв. Если вампиры переносили алкоголь стоически, то конунги, задавшись целью накидаться, часам к трём по полуночи к цели пришли. Причём с таким успехом, что Кемерон закрыл для тех бар. Он достал свой трёпаный ежедневник, раскрыл на самой затёртой литере и спросил: — Какая буква, Элек? — Эм, — самодовольно ответил тот. — Хорошо. А теперь вопрос сложнее: на страницах с буквой «М» есть пустое место? — Ничерта там его нет. Стоило заметить, что язык у Элека не заплетался и его не вело, но фиолетовые глаза были абсолютно стеклянными. — Ещё лучше. Теперь соберись. Почему на страницах с литерой «М» нет ни одной чистой строчки? — Кем, грязно играешь, — привалился к стойке Никки. — Только глянь, все остальные литеры почти пусты. Свешиваешь на нас чужие верёвки? — Упаси господь, Никки. Всё, что отмечено в этой тетради под вашей буквой — это всё честно вами наколочено, сломано и разбито к херам. Поверь, даже пришлось занимать страницы у соседних букв, чтобы всё записать. — Кем, — заговорщицки протянул Никки, склоняясь совсем и почти ложась на стойку, — тебе же знакомо то чувство, когда вот-вот станешь отцом? — Нет, Никки. Так получалось, что о том, что я стал отцом, меня уведомляли позже. Детей уже приводили за руку. А однажды так даже привели чужого, но быстро разобрались. Так что мне не знакомо чувство, когда вот-вот станешь отцом, — Кемерон зашвырнул тетрадь обратно. — Кем, раз ты был так невнимателен к своим женщинам и раз у тебя такие пробелы в жизненном опыте, позволь, я тебе объясню, что всё это значит. Я объясню, а ты откроешь нам бар. — Никки, бар закрыт, а тебе и Элеку пора домой. — Не хочешь меня слушать? Тогда пускай Джон тебе расскажет, что значит «вот-вот стать отцом». Верно, Джон? — Никки развернулся к Джону. — Никки, похоже, Кемерон прав. Тебе и Элеку достаточно. — Прелестные детишки у вас получились, сир, — отблагодарил Кемерон, — особенно Адам: вылитый Дайан. Дайан улыбнулся. — Спасибо, Кем. Но не помню, чтобы показывал их тебе, — повёл бровью Джон. — Линда показывала фото, — широко улыбнулся Кемерон. — Дайан скидывал, — ввернула Линда, улыбаясь точно так же. — Вот, с сюзереном сразу завязалась беседа, а с нами, значит, нет? — начал заводиться Элек. — Элек, я вас выслушаю. В конце концов отчасти для этого я здесь и стою. Но после вы соберётесь и, оставив всё таким, как оно есть, уедете домой. — Я не могу уехать домой, Кем, и Никки не может, — тяжело вздохнул Элек. — Мы же говорили об этом? — Да, точно, вы говорили, — закрыл и открыл глаза Кемерон. — Валери сказала, что во сне я складываю на неё свои ручищи, а это почти как рухнувшее в грозу дерево. — Ну, это миледи преувеличила, — попытался выкрутиться и спасти свой паб Кемерон. — Как бы там ни было, она опасается за ребёнка. И спать я должен не с нею рядом, а на ёбаном диване. — Или в гостевой, как какой-то пришлый, — гневно хлопнул ладонью по стойке Никки. Стакан, заряженный сигаретами, подскочил. — Так в чём проблема, Элек? — Кемерон уронил локти на стойку и охватил голову руками. — Миледи Сесиль тоже считает, что вы как лесополоса в ураган? — И с Сесси бесполезно говорить, — понизив голос и подавшись вперёд, сказал Элек. — У неё и у Валери абсолютно схожие ассоциации. — А Иво, Кем, мы заебали, — решил поставить точку в аргументации Никки. — Так что открывай бар, потому что мы напьёмся до беспамятства и будем спать у тебя. — Шуруйте в ваш блядский стриптиз на Чёрчхилл Уэй, — оттолкнулся от стойки ладонями Кемерон. Милднайты переглянулись, ошеломлённые нерассмотренным вариантом. Поднялись со стульев и двинули к выходу. — Юрэк, — сказал Кемерон, — расхлещутся по дороге сами и передавят всех встречных бездомных. — Чья была идея с Чёрчхилл Уэй? — Юрэк посмотрел так же, как только что пялились друг на друга Милднайты. — Просто положи конунгов в свой «транзист». Уверен, стоит тем лечь, так уже не встанут. Юрэк покачал головой и, закуривая на ходу, отправился за Элеком и Никки.***
Юрэк не солгал и в том, что алкоголь обеспечит Дайану лёгкое головокружение. Головокружение приятное и расслабляющее. Вслед за Элеком и Никки из «Потеющего и грязного» скоро собрались Юрэк и Линда. А чуть погодя Джон тоже уже прощался с Кемероном и, обнимая, уводил Дайана. «Форда транзиста» на парковке не было. Балицки скрутили пьяных конунгов и скрутились сами во мгновение ока. А вот уехать так быстро Джону Дайан не дал. Джон едва успел снять с сигнализации «ауди», как Дайан встал близко, ухватился с боков за блейзер и, чуть запрокинув голову, поцеловал. Головокружение усилилось в разы, потому что Джон с жадностью ответил, охватывая лицо Дайана ладонями и не успевая убрать в карман автоключ. Дайан тесно прижался, не давая Джону отклоняться, и в то же время под его напором был вынужден отводить плечи, пока не оперся о кузов автомобиля, после чего оказался прижатым накрепко. «Какого чёрта это всё длилось столько дней?» — сам у себя спросил Дайан, понимая, что новая ипостась отвлекла его настолько, чтобы образовался странный выжидающий целибат. Он нашарил за спиною клапан на двери, потянул, но замки были закрыты. Джон выпустил его из поцелуя, улыбнулся, открыл водительскую дверь и изнутри отомкнул нужную Дайану. — Раздевайся, — обещающе приказал он. Дайан забрался в салон, опрокидываясь в кресла, выкрутился из одежды и скинул ботинки. Джон дал ему десять секунд, прежде чем забрался следом. Тут же оказался обнятым руками и ногами, потому что голый Дайан затянул его на себя, едва позволив захлопнуть дверь. Джон навалился всем весом, чувствуя возбуждение Дайана под бёдрами. Поцелуй тоже был возбуждённым. Зубы обоих звенели, сталкиваясь, а рты наполнялись тёмной кровью из царапин, которые тут же исчезали, чтобы дать место бесконечным новым. Дайан отвлёкся на секунду на голодные стоны и взрык и понял, что это он сам. Запустил пальцы в светлые волосы, заставляя Джона оторваться от своего рта, выдохнул вслед: — Я не могу. Не жди. Джон оттолкнулся, поднимаясь на коленях, сволок блейзер и майку. Дайан вытянул ему из шлёвок ремень и стащил с бёдер чиносы. Успел прикусить по рёбрам, зализывая. Почувствовал, как вздрогнул Джон, а следом снова опрокинул его на сиденья, кусая с оттягом над ключицей. Тёмная, едва распознаваемая в нюансах страсть разрывала Дайана изнутри, вынуждая торопить Джона, а потом захлёбываться воздухом и обрывками слов, для которых не осталось сил на произносить целиком. Боль и удушающая сладость сконцентрировались в пальцах и ногтях, оставляя на плечах, лопатках, пояснице и бёдрах Джона глубокие, проступающие пунктиром капель полосы. От этих же боли и сладости Дайан кусался. А после каждого укуса получал ответный, помноженный на нетерпеливый пробивающий толчок члена, пока ему не осталось ничего другого, как просто вцепиться пальцами в кожаную обивку и всхлипывать уже на грани крика, потому что Джон принялся втрахивать его в кресла. Сдерживаться? Похоже, что эта функция оказалась утраченной Дайаном навсегда. Равно как она отключилась и у Джона. В Дайане больше не было того хрупкого и смертного, что осаживало Джона. Он заключал в себе жизни созданные и пройденные смерти, в самом деле подобный богу, поэтому в опеке над ним не стало смысла. Джон обрёл равного себе. Сильного и жаждущего. Джон охватил колени Дайана руками, сжал и притиснул к груди, с рычанием запрокинулся, забиваясь внутрь на последних рывках, перед тем как ощущение себя и его в пространстве тоже потеряло смысл, ухнув в гудящую тьму ошалевшего прихода. Он ещё помнил, как в этой тьме дрожали щиколотки Дайана на его плечах и дрожали пальцы, которыми тот, дотянувшись, вцепился Джону в бёдра, не позволив отстраниться даже во тьме.***
Пели свиристели. Здесь их звали воскокрылами. Из сада, словно волны, в комнату вливались беспрерывные высокий стрёкот и свист. Дайан проснулся, но открывать глаза не спешил. Пение было громким, потому что окно оказалось распахнутым. Дайан чувствовал запах сигаретного дыма и понял, что Джон сидит на окне и курит. Но он всё ещё не спешил обнаруживать своего пробуждения. Потому что не хотел вспугнуть. Нет, не птиц в саду, что склёвывали последний прошлогодний боярышник. Он не хотел потревожить Элизу и Ригана, что возились рядом в кровати, перекатывались через него и опирались ладонями и локтями, не особо считаясь с тем, куда давил локоть или куда шлёпала ладонь. Хотя жаловаться на беспардонность детских рук было бы последним, что Дайан желал сделать. — Я нашёл их рядом, под твоей рукой, когда проснулся. Наверное, выбрались из кроваток и пришли сами под вечер, — сказал Джон от окна. Глаза пришлось открывать. — Я не помню, когда они это сделали. Джон мягко улыбнулся. Он был в домашней одежде и сидел у поднятой рамы, опираясь босыми ступнями в пол и в подоконник. — Отец говорил, что стая свиристелей около дома приносит с собою несчастья, — сказал Джон, наблюдая за птицами. — Не хочу обидеть твоего покойного отца, Джон, но все эти приметы не стоят ни цента. Со мною, похоже, уже случилось всё самое страшное, а я чувствую себя счастливее всех. К чёрту свиристелей и к чёрту несчастья. Джон продолжал улыбаться, откинувшись головою на оконную раму и смотря за мужем и детьми в кровати. Мягкий весенний воздух наполнял комнату, едва трогая ему спутанные волосы. Вдруг во мгновение птичья какофония пропала, сменившись слаженным шорохом крыльев, а потом тихими приглушёнными звуками городской жизни. Дайан понял, что стая снялась с места и улетела. Он улыбнулся Джону в ответ и вовремя удержал Ригана от падения с края кровати. — И ведь верно, к чёрту несчастья, — Джон встал и закрыл окно.