***
— Арсений! — кричу я, закрывая дверь. — Я дома, — моё настроение упало в ноль. Поэтому не Сенька, а Арсений. Пёс, зевая, выходит из гостиной и, завидев меня, начинает остервенело махать хвостом. Я широко улыбаюсь и присаживаюсь на корточки, чтобы тут же словить язык в лицо. Не, ну я тоже рад тебя видеть, но не настолько. Хотя... — Ти моя-то печенька, — целуя пса в лоб, говорю я. — Такой красивый, верный. И глазки красивые, голубые. И тут меня будто током шпарит, и это вам не жвачка-обманка, а наверное электрошокер-маркер, или собачий ошейник на обоих руках. У пса глаза как у того мужика, под машину которого я чуть было не угодил. По своей глупости, конечно, он тут не причём. Хотя я тоже, это все та тётка, чё она переходит на красный? Сенька начинает прыгать вокруг меня, опираться на меня лапами и лаять. Я смотрю на это все безобразие и уже серьезно спрашиваю, он пёсик умный. — Чё натворил? — Сюшка тут же замирает и уносится в мою комнату, дверь в которую — интересно почему?! — распахнута. — Так, если ты там что-то порвал, поцарапал или разбил, ты поедешь в детдом для собак. Оккупант херов. Слушайте анекдот. Заходит Тоха в спальню свою и видит: на полу разбросаны перья, пух летает; тумбочки чистые, нет ни будильника, ни светильника, ни рамок с фотками. А восседая на постели, важно подняв голову, сидит его высочество Арсений Первый, гондон мохнатый. — Гондон, ты, волосатый! — восклицаю я и достаю ремень, что всегда висит на гвоздике у двери. — Ты это видишь?! — я показываю ему ремень, сложенный пополам. — Я тебе щас твою жопу лохматую на бритиш флаг располосую! Ты чё натворил! — вы не думайте, я не бью его, просто это единственное, чего он по-настоящему боится, сучёныш. Арс пулей вылетает из комнаты и гасится где-то в гостиной. Надо будет извиниться. Иначе обидится, как Димка, и хер его потом развеселить, будет кислый как лимон ходить и дуться. С первым апреля, Антон. Сегодня же день смеха, тебе что, не смешно? Ещё как смешно. Какая великолепная и живописная картина: каланча, сложившись хуй знает в сколько раз, ползает по полу на коленках и мокрой тряпкой собирает мелкие осколки стекла от рамок. Люблю своего пса, и это не сарказм. Ни разу нет. Когда я уже почти залез под кровать, чтобы собрать и там осколки, потому что, ну, хуй знает эту питерскую графиньку, вдруг туда будет гаситься и поранит свои нежные лапки, в дверь позвонили. А я же с юмором, поэтому поставил на звонок трек "Зын зын" и то только припев, если так можно назвать эти звуки. Вылезая, — ожидаемо, Тох! — я приложился затылком о кровать, но вылез же! Встав и обтряхнув ноги, точнее, колени, и растерев кровь, — поранился, придурок! — я пошел открывать. Надеюсь, это кто-то знакомый, а то от моего звонка можно умереть. Жаль, что от смеха, хотелось бы гостю мучительной смерти. Когда я вышел в прихожую, то Сюшка тут же скребанул оттуда. И я понял, что попал. Теперь нужно будет ему новую игрушку покупать, и это как минимум! Ещё я чуть не упал, когда он вихрем пронесся под ногами. — Сенька-печенька, да не обижайся ты! Я же не со зла! — открывая дверь, кричу я как можно ласковее. — Ох, ебаный ты папа, — мда, а вот и тёмное прошлое вылезло. Не, ну а чего такого, я люблю Омегаверс. Это же боги придумали! — И тебе привет, — отвечает тот мужик на Ауди. — Но я вроде и не обиделся на тебя, Антон, кажется, да? — я киваю. — Только не называй меня "Сеней", особенно "Сенькой-печенькой", уж лучше Арсением. Я, честно признаться, ничего не понял. В смысле он не обижался? Как он меня нашёл? И чё он так лыбится, будто жирный кот сметаны обожрался?! Я заторможенно хлопаю своими глазами и отхожу с пути, когда он меня отталкивает и входит в квартиру. Не, ну нормально? Я как бы его не приглашал пройти. — Не через порог же передавать? — брюнет быстро скинул обувь и снял пальто. Что это, блять, за наглость? — А на кого ты кричал? Не на меня же. — Чё? — тупо ответил я и прошел за незваным — очень незваным! — гостем. — Чё вообще происходит? — Ну ты и тормоз... — выдыхает мужик и садится за стул. Чё за нахуй? Его вообще не учили манерам там, чему ещё учат и воспитывают? У меня Сенька культурнее, чем он, а кто из них человек-то?! — Ладно. Зайдём с другого конца, — он складывает руки на столе и вдыхает. — Привет, я Арсений, и я тебя сегодня чуть не сбил. Ты когда убегал, выронил свой телефон. Нашёл я тебя через Серого, — он мило улыбнулся и посмотрел на меня. А я чё? Я ни чё, его зовут как моего пса. Точнее, пса как его. Да какая нахуй разница, главное, что этот мужик тоже Сенька-печенька. Не назвать бы его так, случайно совершенно. Пока я думал эту великую думу, в кухню приперся обиженка, Сюшка, оперевшись лапками на колени Арсения. Тот же, улыбаясь ярче солнца, трепал тезку за холку, за ухом. Эта тварь, — не мужик! — разинув пасть, поскуливала, ласкаясь, и тявкала. Не, ну и чё это такое? Нет, я понимаю, я его наругал, и он сейчас обижен, но не изменять же мне, ну! — Предатель, — фыркнул я и наконец отошёл от косяка, который подпирал всё это время. — Ну... чай, кофе? — помявшись, спросил я и поставил кипятиться чайник. — Нет, спасибо, — отвечает незваный гость, — мне уже пора, — брюнет поспешно поднялся и поправил свою чёрную рубашку, — я и не заметил, как она ему идёт. — Возьми, — он положил мой телефон на стол и вышел из комнаты. А Сенька побежал за ним. Интересно, Сенька побежал за Сенькой, похоже, сдружились. Я даже не успел проводить гостя, как дверь хлопнула, а по ногам прошёл холод из подъезда... Стоп. Какой, в жопу, холод, я же... Ну еб твою-то мать! Опустив взгляд на свои ноги, замечаю, что я, как бы так сказать, в одних трусах. В трусах и длинной, растянутой, даже поджаренной с краю футболке. Поджарена она была во время моей готовки макарон. Я тогда только съехал с общажки, но почувствовал всю прелесть того, когда ты один и никто тебе не поможет. Но в голове не укладывается: как же я так и не заметил, когда разделся. Вот я накричал на Сюшу, за его пакостничество... А, ну да, помню. Переодеться хотел, но не успел. Только футболку переодел и джинсы скинул. Помешало мне то, что я наступил на осколок стекла, вогнав его себе в пятку. Одевшись снова, я с грустной миной нацепил на ошейник поводок, а на голову капюшон худи, накинув сверху джинсовку. Я открыл дверь, и мы с Сюшей вышли в подъезд. Закрыв дверь, мы спустились во двор и медленно побрели в сторону парка. В одном ухе был воткнут наушник с грустными песнями, в правой руке поводок, а впереди бежит Арс. Очень смешно представлять, что это не пёс, а тот брюнет. Стало уныло, и я достал пачку с сигаретами. И вот куда ушло моё настроение? Телефон в кармане завибрировал, и я, поджигая кончик сигареты, достал его, намотав поводок на руку. Как только я достал средство связи, экран потух. Я, ругнувшись, зажал сигарету меж губ и разблокировал телефон. Ну, и немного, совсем капельку, ахуел.Арсений. 17:03 Привет, Антон. Прости, что внаглую добавил свой контакт к тебе в телефон. Я чего, собственно, пишу, ты не против прогуляться завтра в парке? Недалеко от вашего дома.
Я благополучно подавился дымом и начал активно кашлять, стуча по груди. Сюшка подбежал ко мне и сел у ног, смотря прямо в глаза. Я улыбнулся ему и вернул свое внимание сообщению. Почему бы и нет? Арсений симпатичный, глаза красивые. Ну и у меня давненько не было. В клуб не хочется просто потому, что там одни смазливые дамочки, да и парни совсем ахуевшие. А тут такой вариант: и красивый, и культурный,— вроде, — и голос красивый, и тело ничего такое. Да кого я обманываю, понравился он мне. И терять шанс я не собираюсь.Антон. 17:10 Да, с радостью. Только я с собой возьму Сюшу.
Блокирую телефон и выдыхаю. Настроение потихоньку поднимается, а сигарета уже почти дотлела. Смотрю на то, что от нее осталось, и, мысленно махнув рукой на неё, выбрасываю в мусорный бак. Я даже не заметил, как мы дошли до парка. Смотрю на радостного Сеньку и, присев перед ним на корточки, отстёгиваю поводок от ошейника. Потрепав его по макушке, бегу вперед, пряча повод в карман. Пёс, махая пушистым хвостом в разные стороны, бежит следом. Улыбаясь, я останавливаюсь и ловлю Арса, что прыгнул на меня с разбега. Он такой счастливый, такой красивый у меня. Как же я его люблю, он у меня уже года два, наверное, но такое чувство, будто я его только вчера забрал с передержки. Было странным, что такого красивого и чистого бордер-колли не забрали раньше, да и выкинули на улицу. Он тогда так на меня посмотрел, что я сразу понял — вот то, за чем я сюда пришёл. Поиграв с ним и подразнив его, выпрямляюсь и смотрю, как он скрывается за кустарником. Оттуда раздается игривый лай — похоже, пошёл к другим собакам. Вздохнув, сажусь на лавку неподалёку и прикрываю глаза. Сколько бы я ни ругался, я его люблю, как самого родного и близкого. Он для меня будто человек: всё понимает. Когда у меня плохое настроение, он пытается его поднять, либо грустит со мной. Не знаю, что будет, если он умрёт или убежит. Я, наверное, потеряю самое ценное, что у меня есть. Родителям так похуй на меня было, да и сейчас та же канитель, честно, мне самому уже глубоко насрать на них. Живу сам по себе, имея несколько очень хороших друзей. Мне и так хорошо.