Так тобі личить шкідлива звичка…
Очередной концерт в очередном доме культуры, абсолютно ничем не выделяющийся из, казалось бы, нескончаемой череды выступлений. Иногда так чертовски накрывает с головой, что не хочется делать ни — че — го; просто закрыться в квартире, застегнуть свою душу на пуговицы до самого горла, натянуть мешковатые свитера, скрывающие под собой женскую кожу и колющие её, и просто быть, существовать, как тело, оболочка некогда чего-то живого. Кароль шумно вздыхает; тугое платье мешает двигаться, стискивает грудную клетку, душит, медленно и ежесекундно убивая. Осточертело. Ноют губы, ноет тело. Голова взрывается и разлетается на тысячи кусочков, отказывая здравому разуму в компании. Сентябрьский ветер приятно холодит, обдувает со всех сторон, точно целуя каждый миллиметр озябшего тела. Никотин проникает под рёбра, ночная тишина царапает их изнутри; девушка вздрагивает от внезапного прикосновения к своему плечу. Интимно. Непозволительно интимно. Но оборачиваться светловолосая не спешит, смакуя горьковатый дым. Тогда нарушитель её тишины и покоя делает шаг вперёд, становясь бок о бок, и снова слишком интимно касается тела. На этот раз руки. Запястья блондинки настолько хрупкие, что кажется, только сожми их, чуть надавив, как девушка разобьётся, точно хрусталь. Холодный, неприступный, неопознанный хрусталь. Скользнув взглядом по точённой фигуре, про себя отмечая привлекательность форм, плавность линий тела, россыпь коричневатых родинок и острые колени, не выдерживает, задаёт вопрос, нарушая сокровенное: — Богиня, ты не замёрзла? Смотри, скоро совсем в ледышку превратишься. И кто спасёт? Собеседница опять молчит, казалось бы, не обращая ни малейшего внимания на брюнетку, медленно, растягивая удовольствие, докуривает сигарету и, круто развернувшись на каблуках, собирается сбежать с постконцертной вечеринки; только вот туфли неудобные, каблуки высокие, а пол слишком скользкий. Назойливая девушка победно улыбается, сжимая в своих руках хрусталь. Впервые за вечер рассматривает лицо снежной королевы настолько близко, взглядом останавливаясь на слегка опухших от поцелуев с кем-то***
через восемь лет
Судьба — весёлая штука, играющая людьми вместо фигур в шахматы, расставляющая их, как душе угодно, сводящая и разводящая, понимающая и убивающая. Съёмки с каждым разом становятся сложнее и напряжённее. Джамала не выдерживает, срываясь посреди выступления участника из команды Потапенко и выходя на улицу. Больше нет сил смотреть на заигрывания и далеко не невинный флирт украинской поп-дивы и шоумена. Жжёт под ложечкой. Ломает запястья, предварительно выворачивая их, ключицы, рёбра; лишает сна и спокойствия; делает из неё слабую, брошенную и абсолютно никому не нужную Сусанну. Взгляды в её стороны приравниваются к самоубийству. Голос по капли вбирает в себя последние жизненные силы, разносит по венам имя, ставшее за последние несколько лет чем-то похожим на проклятие. Личный сорт героина. Её кошмарный сон, повторяющийся из года в год. Наваждение, не покидающее чертоги разума, цепляющиеся своими коготками настолько сильно, что убрать их означает умереть от боли. Невозможно быть с, невозможно существовать без. Но сколько можно терпеть, сколько можно ждать и молчать? Бесконечность. Если есть что и кого ждать, если, действительно, есть причины, то все доводы растворяются, словно сахар в воде. Только бы не забыть размешать. Джамала выходит на улицу в съёмочном наряде, совершенно забывая про куртку. У неё заходится дыхание, подкашиваются ноги, когда над ухом раздаётся бархатный голос с хрипотцой: — Замёрзнешь, дурочка. Тина щёлкает зажигалкой, доставая очередную пачку Malboro. У брюнетки срывает крышу: она ненавидит этот прокуренный голос, презирает одетое в латекс тело, задыхается от постоянно пахнущих никотиновым дымом волос; но самое главное кроется внутри, в самом главном она не признается себе даже ночью, разлагаясь на миллионы кусков — без права собраться после. — Как же ты меня бесишь, Кароль. По горло сыта твоими выебонами, постоянным флиртом и наигранным смехом. Какая же ты стерва, какая же ты… Карие глаза загораются с новой, до этого неведанной Тине, силой. Они прожигают дыру, сканируют, точно рентген, и от них не сбежать ни сегодня, ни завтра, никак. Призраки прошлого, как говорит теперь уже практически взрослая девочка, вытерпевшая и вынесшая многое, но так и не сумевшая контролировать себя полностью. Пощечина по лицу отрезвляет. Но её молчание сводит с ума — уже на протяжении многих лет они то играют в кошки-мышки, периодически лидируя, внося поправки в свои интервью, минуя вопросов друг о друге. Тошно. Джа закрывает глаза и пытается восстановить сбивчивое дыхание, считая до трёх. Раз — всё выдумка, всё выдумка и хороший монтаж работников канала. В их общении нет ни намёка на дружбу. В их знакомстве нет ни грамма взаимодействия. Два —Джамала перестаёт себя врать, ловко отбирает сигарету у Кароль, бросая её на асфальт и туша своими каблуками. Сейчас она кажется ещё выше, а Тина настолько хрустальной, что лишний раз страшно вздохнуть. Не разбить бы. Светловолосая долго вглядывается в помутнённые глаза, ища подвох в каждом движении, взгляде, действии… и не находит. Джа разворачивается к ней оголённой спиной и сейчас она уязвима, как никогда до. Поддавшись потоку холодного зимнего ветра и больного разума, Таня делает шаг вперёд, подходя со спины и обнимая тело «коллеги» сзади. Три — женщина растворяется, растекается лужицей под ногами коллеги и, не веря произошедшему, застывает. Сердце стучит с такой скоростью, что она не выдерживает — медленно, смакуя каждый миллиметр, прикасается губами к нежной коже, оставляя на ней фиолетовые следы, соединяя их в звёздную карту родинок. Тина застывает в нерешительности, впервые, не зная, что делать. Её дыхание сбилось, руки дрожат, ноги не слушаются, а внутренний голос шепчет «не прекращай». Губы Джа жадно исследуют шею, плечи, ключицы. Таня забывает дышать, отдаваясь потоку инерции, всецело доверяя назойливой брюнетке; это больше похоже на сумасшествие, помутнение рассудка, болезнь. Они больны. Безоговорочно. До беспамятства. Друг другом. Она наконец-то оказывается в тёплых руках, долго вглядываясь в карие глаза и забывается, соприкасаясь с губами напротив. Мир замыкается на человеке. И каждая про себя шепчет:будь и боли во мне, будь и боли.