Когда мы вернемся

Смотреть с Кольца на охваченную огненным маревом Землю больно, дико и жутко, хотя Эхо никогда не считала себя ни трусливой, ни слабой. Лучший воин Азгеды, правая рука короля Роана, сейчас она словно снова заперта в железной клетке. Эта клетка просторнее, чем камеры Горных людей, но покинуть ее можно, только сгорев в пустоте. Что страшнее, что хуже — Высшее Пламя или эта зияющая безысходность? И все же она не в силах оторвать взгляда от пылающего огненного шара. — Прощай, мой король, — шепчет она, прижимая ладони к толстенному стеклу. — Может, мы встретимся вновь… — Надеюсь, — Беллами отзывается на ее голос. — Надеюсь, что встретитесь. Эхо замечает, что он тоже словно замер и не отводит глаз от пылающего шара. С тоской и затаенной надеждой, как смотрят на то, что напоминает о брошенном доме, куда уже нет надежды вернуться и где остался кто-то до боли родной. — Октавия? — догадывается Эхо. Роана здесь нет, как нет и никого из Азгеды, теперь Кольцо — ее дом, а Беллами, Рейвен и их друзья — ее клан, и ей придется с этим мириться. И, скрепя сердце, затолкав подальше свою боль, учиться понимать Небесных, ладить с ними, любить их. И даже — сражаться за них. Не с другими кланами, а с чем-то высшим, неподвластным ее пониманию, простому, как удар меча. — Да, — вздыхает Беллами. — Она справится. Кажется, он тоже ищет в себе силы принять то, что нельзя изменить. — Она сильнее, чем я ожидала. — Выжить с такой раной в животе. Выжить, сойдясь лицом к лицу с ней — до сих пор клинок Эхо не знал промаха, рубил и резал наверняка, не оставляя шансов. — Мой король… он тоже сильный. И они вместе, — эти слова даются ей нелегко, — они их всех переживут... Беллами мрачнеет и нервно сцепляет пальцы. Эхо хочет добавить, что билась за своего короля и свой народ и что для нее было настоящей честью сражаться с таким воином, как Октавия из Небесных Людей. И что она, Эхо, даже рада, что Октавия выжила. Но слова застревают у нее в горле, когда Эхо осознает, что соперница выжила, чтобы отнять у нее и Роана, и право остаться на Земле. — Король никогда не выбрал бы ее, будь она слабее меня, — ее собственные слова отзываются бьющимся в висках горячим сгустком. Она привыкла, что жизнь — это долгий и трудный бой, но битву за благородное сердце Ледяного Короля она проиграла. Беллами держит ее за руку, как если бы рядом с ним сейчас была Октавия. Любимая младшая сестренка. — Когда любят — любят без условий. Ты стала бы сражаться за Роана, защищать его, если бы знала, что потеряешь и его, и клан, и Землю, и право выжить? Ты рискнула бы ради него, зная, что вы никогда не увидитесь, даже если ты уцелеешь? — Да, — признается она. — Я бы рискнула. У Беллами больше поводов для ненависти, чем у остальных, но Эхо чувствует тоненькую, едва заметную ниточку, которая их странно сближает. Каковы бы ни были их обиды, именно друг друга они лучше всего понимают. Оба лишились чего-то важного, оба оставили на Земле тех, кого любили… любят… тех, за кого готовы отдать жизнь. Были готовы... Там, на Земле. На Кольце не нужно воевать, не нужно драться, здесь от нее требуется только выживать. Быть полезной. И Эхо старается стать полезной, стремится к этому. Старается влиться в команду. И однажды она понимает, что ей это удалось. Три года прошло со времени их стыковки с Кольцом, три долгих года. Вдали от Земли, от Роана, от клана… Земля потускнела, посерела, но на Кольце жизнь не прекращается. Беллами уже не застывает возле иллюминатора, как статуя Бекки Промхеды, посылая сквозь черную пустоту мысленные приветы сестре, и Эхо вспоминает о Роане все реже, привыкнув жить здесь и сейчас. И просто — жить. Однажды он просит ее: — Научи меня сражаться. Я еще не знаю, что пригодится мне на Земле, когда мы вернемся. И, немного помолчав, прибавляет: — Если вернемся… — Мы вернемся, — в тот раз Эхо впервые обнимает его. Он не отстраняется, а спустя мгновение она ощущает его губы на своих — и тает ледяная корка, покрывающая ее сердце. — Это ты называешь: «научи меня сражаться»? Когда-то она попросила юного принца Роана о том же самом, а когда их занятие окончилось и Роан назвал ее способной ученицей, жадно прильнула к его губам. И с этого дня оказалась намертво привязана к Ледяному принцу, и эта связь с каждым днем становилась все крепче, пока не превратилась в одержимость, в болезненную жажду обладания. Сейчас она вспоминает об этом без прежней боли и неконтролируемой страсти, удовольствие от поцелуя не оставляет места для призраков прошлого. — У нас нет мечей, — коротко произносит она, возвращаясь в реальный мир. — Найдем на складе металлолома что-то похожее, — Беллами не теряется. — Мы же не собираемся друг друга убивать, а для тренировки сойдут и списанные запчасти. Их первая тренировка длится около часа; у Беллами неплохие способности к бою холодным оружием. Иногда они атакуют друг друга, и их тела соприкасаются, и это вызывает больше волнения и замешательства, чем должно. Он атакует ее сзади, и кровь — настоящая, живая, не ледяная, — приливает, когда на несколько мгновений его грудь прижимается к спине Эхо, а его пах упирается в ее бедра. — Поаккуратнее, — усмехается «наставница». — У меня соски встали, ты ведь не этого хотел? — И этого тоже, — резким движением Беллами разворачивает ее к себе и снова жадно приникает к ее губам. Эхо бросает «меч», и гулкий лязг и скрежет металла по металлу разрывает пустынную тишину. — Только не говори, что положил на меня глаз еще на горе Везер. — Она не менее пылко целует его в ответ. — Ты и так неплохо меня усовестил и заставил проявить слабость… Я любила другого, я предала тебя, чтобы спасти его Но не учла одного: не Роан спас ее от Горных людей, ее спас Беллами. Но теперь-то какая разница? Роан на Земле, с Октавией, а они с Беллами в космосе. — Это было на Земле, — он рывком стягивает с нее облегающий черный топ и, накрыв ладонью ее грудь, возбуждающе гладит затвердевший сосок. В ответ Эхо обхватывает его плечи руками и прижимается к нему так тесно, как только может. Сквозь прилипшую к телу футболку она слышит биение его сердца, и охватившее ее волнение усиливается, когда Беллами чуть приподнимает ее за ягодицы, заставив обхватить ногами его бедра. Эхо чувствует нарастающую пульсацию у него в паху и едва не задыхается от возбуждения... Одежда определенно лишняя, от нее надо избавиться. Их шумное, сбивающееся дыхание перемежается поцелуями, и, когда Беллами утаскивает Эхо на обитую плотной кожей скамью, они наконец позволяют себе дать волю своим желаниям, полностью и безраздельно посвятить себя друг другу. Их пальцы сплетаются, Эхо возбужденно стонет, с силой насаживаясь на его член, выгибаясь и задавая темп его движениям внутри нее. Он яростно обхватывает ее руками, переворачивает на спину и оказывается сверху, и такая резкая смена ощущений приводит Эхо в восторг, завораживает, распаляет. Двигаться в такт движениям Беллами, то замедляясь, то ускоряясь, чувствовать и угадывать его ритм, подводя его к финалу и приближаясь к финалу самой… И, расслабленно выдохнув, ощущать приятную боль от царапин на теле. Видеть узенькую струйку крови, сползающую по груди Беллами, а затем слизнуть ее и рассмеяться. Впервые за долгие годы. — Давно не видела крови, — с улыбкой замечает Эхо. — Последний раз это было, когда Эмори чуть палец себе не отхватила, осваивая какую-то хитрую железную хрень… Беллами тоже улыбается, задержав ладони на ее плечах и поглаживая татуировки Азгеды. — Память о моем клане, — поясняет Эхо. — Моем бывшем клане. Теперь ты — мой клан… — А ты — мой, — кивает Беллами. — И Рейвен, Джон, Эмори, Монти, Харпер… Все мы — один клан. Спейскру. Одна семья… Эхо с глубоким вздохом приникает к нему так близко, как только может, и кладет голову к нему на плечо. — Ты не говоришь об Октавии. — Впервые за три года я думал не о ней… Она молчит, не желая произносить имя Роана, чей полупризрачный образ теперь подернулся мутным туманом и почти растаял, почти исчез… не из памяти, нет, но из мыслей точно, и, занимаясь любовью с Беллами, она никак не о Роане думала. Ее дом здесь, ее клан здесь, и когда они вернутся, она будет биться за него так же яростно и неистово, как когда-то за Азгеду. За свой дом. За свой клан. За своего нового короля.