Хищники

      Я закрываю глаза и вижу твоё лицо, сестра. Раз за разом вспоминаю, как ты впервые поцеловала меня сама, и воспоминание о том, как крепко ты ко мне прижималась, греет меня в сырой камере. Я болен, и это, увы, безнадёжно. В опустевшей груди точно мёртвые кошки скребутся. И я захожусь в кашле, пытаясь не то выплюнуть лёгкие, не то выдавить тебя из себя. Но это невозможно, верно?       Как же так вышло, что ты стала моей необходимостью, ведь ты олицетворение всего того, что я ненавижу: красивая дерзкая гордячка, смеющая мне отказывать. Всегда и во всём лучше меня: учителя боготворили тебя, а мне лишь льстили — уж теперь-то я знаю разницу. Возьми ты меч, уж верно и здесь бы превзошла мои успехи — как хорошо, что тебе этого никогда бы не позволили. А мои таланты воина явно не в отца. Смешно ли тебе от этого, сестра? Я клал свои ладони поверх твоих, держащих арбалет, показывал, как нужно стрелять, и умолял Семерых лишь об одном: чтобы ты промахнулась. Сейчас я умолял бы о другом…       Я закрываю глаза и вижу твоё полное отчаяния лицо, когда ты уходила и больше не вернулась. Ты жива? Конечно, жива, ведь этот подонок Ренли так баловал тебя — он не посмел бы причинить тебе вред. Ты звала его милым дядюшкой и упархивала к нему, счастливая уже одной с ним встречей. Я уже тогда его ненавидел. А теперь он забрал у меня всё: корону, самоуважение, будущее… тебя. Смеёшься ли ты для него, целуешь ли в щёку, как делала раньше? А, может, и не только в щёку… Чем заплатила ты, сестрица, за то, что я всё ещё дышу?       Сквозь решётку на двери сочится тусклый свет от далёкого факела, и я думаю, что это чудовищно несправедливо. Разве я должен быть здесь? Разве я заслужил гнить в тюрьме, точно какой-то разбойник? О, могу себе представить, как радуется эта сука Санса! Она блеяла о том, как сильно меня любит, но я знаю правду, я не глупец. Сейчас она пьёт за мои мучения и молится о моей смерти. Так скажи, сестра, разве я был к ней несправедлив? Мне стоило придушить её за измену, за её ложь, презрение в каждом её треклятом взгляде! Подумать только: я пытался заменить тебя ею. Я трахал её, и она смотрела-смотрела-смотрела на меня… А мне хотелось убить её, а, может, себя. Яркое удовольствие рука об руку шло с отчаянием. Я пытался забыть о тебе, сестра. Клянусь, я всё перепробовал. Да только волчица никогда не заменит львицу. Мы связаны с тобой с рождения. Только теперь нить в моей руке истончается, тускнеет, и воспоминания — это всё, что мне остаётся.       Я жду тебя каждый день. Тебя и палача, ведь я не нужен больше живым. Мне обещаны жизнь и право надеть чёрное. Но я был королём — я знаю, как мало, порой, значат слова, и не верю обещаниям. Будь я на месте Ренли, я бы солгал. И тебе о том известно. Я жду тебя, сестрица. Неужели не придёшь проститься? Ты обещала, что останешься со мной до конца, так почему не приходишь? Тебя не пускают, или ты предпочла бы забыть обо мне? Я всегда любил тебя больше, чем ты меня. Ты всегда была моей слабостью, постыдной привязанностью, в силках которой я задыхался, но без которой не мог. Зверь внутри бился и рычал, требуя своего. Когда же всё это началось? С твоих дразнящих танцев на праздниках? С той прогулки по берегу реки, когда ты вынырнула из воды, как русалка, и проклятое намокшее платье не скрывало ничего? А, может, это всегда было со мной, и мы были рождены друг для друга. От судьбы не уйдёшь, а у неё мерзкое чувство юмора.       — Ты достоин самого лучшего, — с улыбкой сказала ты мне, и весь мир заиграл оттенками зелёного и золотого. Ты имела ввиду Сансу, но разве заря может быть прекраснее солнца? Ты смотрела мне в глаза, сестра, и ничего не видела. Ты брала меня за руку, и не чувствовала, как всё переменилось меж нами. Ты говорила, что любишь меня, но не любила так, как это делал я. Ты ничего не понимала, пока я не поцеловал тебя, силой не заставил взглянуть на правду: ты меня не знаешь. И себя не знаешь. Мы с тобой чистокровные Львы, сестрица — чем не повод для гордости! Помнишь, матушка часто твердила нам, что львов должны бояться, и я так старался этому соответствовать, а ты лишь смеялась? Матушка… Я знаю, что она мертва. Охранник с усмешкой бросил мне эту новость в лицо, точно помои выплеснул. Я думал, что возненавидел её за ту ложь, которой она пичкала нас всю жизнь. За ту кровь, что течёт в наших жилах, за то, что я даже по праву не король, за то, что всё было бессмысленно. Отчего же тогда у меня в груди так пусто? Ты тоже чувствуешь это, сестра? Разве можно ненавидеть и тосковать одновременно? А я ведь думал, что убил бы мать своими руками за то, что она уничтожила всё, во что я верил. Она уничтожила всё… кроме нашей с тобой связи, сестра. Оставила лишь это, как насмешку, как проклятие. И даже разлука не в силах это смыть.       Я закрываю глаза и различаю твои шаги. Надежда, глупая надежда никак меня не покинет. Но ты всегда, сестрица, говорила, что я идиот. Наверное, стоит заснуть, потому что ещё немного и я начну слышать твой голос, видеть твою тень: благословение или проклятье, кто ж разберёт. Вот только я не могу спать. Мне кажется, что однажды я проснусь с удавкой на шее, скребя ногтями по грязному полу в тщетной попытке вдохнуть — жалкая смерть для жалкого некороля. А ты даже не узнаешь об этом.       Шаги замирают. Дверь камеры открывается. Вот только на пороге не ты.