The Golden horse

      Если в Сеуле погода только начинала портиться, то в Пусане стихия набирала свои обороты.       «Дожди в городе продлятся еще не менее трех суток. Из-за надвигающегося циклона и атмосферного давления…», — за Чонгуком кто-то бесцеремонно выключил телевизор. Когда-нибудь он дослушает прогноз погоды до конца?       Чон поворачивает голову и видит довольное лицо Соен, что широко улыбалась и активно махала бывшему однокласснику. — Как твои дела, Гукки?       Соен изменилась — сделала красивое окрашивание, пробила себе еще несколько дырок в ухе, стала делать завивку, придавая своим и без того густым волосам еще больше объема. Но одно в ней осталось неизменным — топорщащиеся ушки и смешная улыбка.       На сердце Чонгука в миг стало чуточку теплее, и он улыбнулся ей в ответ.       Они были первыми, кто добрался до назначенного места в домик у моря из своего класса; прочий народ из параллели и старших выпусков уже вовсю разгуливали по участку, сетуя на моросящий дождь.       С Соен было приятно общаться: она умна, красива и просто веселая девушка. К ней, почему-то, Чонгука тянуло больше всех в классе. Хоть они и были одногодками, но Чон упорно воспринимал ее как старшую сестру. — Так значит, еще не все из наших, да? — переспрашивает Чонгук, когда они оказываются на небольшой веранде. — Да даже из третьего года выпуска еще больше половины не приехало. Все же разлетелись кто куда, а с самолетами нынче напряжно, — девушка хихикает и делает глоток коктейля через трубочку. — Я, честно говоря, удивлена, что ты решил приехать.       Чонгук выгибает удивленно бровь и медленно поворачивает лицо к девушке. Соен виновато замахала руками и тут же завертела головой. — Нет, ты не о том подумал! Просто, полтора года в школе для тебя стали очень сложными. Особенно, когда пропал Ёнджун.       Чон лишь хмыкнул и опустил взгляд, вспоминая те дни. — Вот… И я не была уверена, что ты снова захочешь нас всех видеть, — эту фразу девушка произнесла так грустно, что у Чона защемило в сердце. — Почему я должен не хотеть вас видеть?! — почти крикнул он. — Ну, мы напоминаем тебе о том, как приходится людям, когда их социальный статус значительно ниже общей массы… Тебе приходилось столько работать и… — И я благодарен, — тепло улыбается Чонгук, накрывая руку Соен своей. — Эта школа подарила мне те знания, которые я никогда бы не получил в другом месте. Вы никогда не издевались надо мной, не измывались и не принижали. Ну, не все, ладно, — хихикнул он, вспоминая парня из параллели. — Наш класс был одним из самых дружных. Вам было все равно на то, сколько у моих родителей денег. Либо, вы просто отлично играли, что тоже в плюс, так как я себя ущемленным не чувствовал.       И он действительно не врет. Свою ничтожность помогали осознавать учителя, неоднократно повторяя слово «бюджет». Словно это не степень обучения, а неизлечимая болезнь.       Но сейчас Чонгук другой: он начитан, умен и сообразителен. У него намечено очень много целей, к которым он непременно придет. С деньгами или без. — Поэтому, пожалуйста, не переживай по этому поводу.       Девушка благодарно кивнула и улыбнулась в ответ.       Они еще долго болтали, наблюдая за бегущими под усиливающимся дождем людьми. С каждой минутой их становилось больше, появлялись знакомые лица, присоединяющиеся к их небольшой компании. Беседа приобретала дружелюбное и теплое настроение. И Чонгук расслабился.       Вот чего ему не хватало — старой доброй компании одноклассников, с которыми пусть он и не был так близок, но все же провел три года жизни, которые были не так уж плохи.       Алкогольные коктейли позволяли раскрепоститься, старые шутки, известные только им, поднимали настроение и уровень смеха. И когда ребята уже окончательно расшумелись, пришел их, уже бывший, директор. — Ребята, а вы чего тут? Идемте в общий зал!       И все большой шумной компанией поплелись на выход из беседки. Но не Чонгук.       Он на мгновение оглянулся посмотреть в окно, за которым уже вовсю бушевал ураган. Он всматривался в высокую фигуру молча, пристально, затаив дыхание.       Из серой пустоты на него смотрели ясные янтарные глаза. Красивые, теплые и такие знакомые.       Ёнджун словно прибавил еще пару сантиметров в росте и превратился в неотразимого мужчину, чьего внимания всенепременно захотят все девушки этого вечера.       Он украдкой помахал Чонгуку и неловко поклонился, приветствуя. А младший, выходя из ступора, начал истерично махать руками, показывая на вход неподалеку; он пытался прокричать сквозь толщу ветрового стекла об этом, но, конечно же, любой звук охотно съедало стекло, сеульский морской ветер и дождь.       Сердце Чона начало истерично биться о стенки ребер, когда Ёнджун показался в дверях, стряхивая воду со своих волос. — Здравствуй, — низко здоровается Ёнджун, а у Чонгука слезы на глазах наворачиваются.       Он безумно рад видеть его: человека, подарившего ему уверенность в себе, заботу и доброту. Именно он сделал так, чтобы младший не совершил роковую ошибку в том возрасте, когда подростки с головой бросаются в омут чувств и ощущений.       Его улыбка все такая же широкая и теплая, а глаза — добрые.       Не отвечая, Чонгук кидается на шею старшему и крепко стискивает в объятиях. — Я так переживал за тебя, хен! Где ты пропадал?       Ёнджун взял младшего за бока и силой оттянул от себя. — Гукки, у меня все пальто сырое. Дай хоть сниму его!       А Чонгук не разлепляет рук, крепче прижимается к груди старшего. Когда Ёнджун сдается и осторожно обхватывает младшего за талию, Чона накрывает. Он плачет, утыкается носом в мокрое темное пальто и плачет, не заботясь ни о том, испачкает ли он его или промокнет сам. — У тебя что-то произошло? — мягко спрашивает Ёнджун прямо на ухо, а Чонгук не может ответить — его знобит.       Его потряхивает от чувств, что переполняют его сейчас: он в смятении, он расстроен и зол, он рад до слез и боится. Все эти чувства ураганом сносят все рамки в его сознании, россыпью из осколков покрывая изнутри.       Чонгук кивает и сильнее утыкается в плечо старшего. Теплая рука ложится на макушку и нежно гладит по волосам. — Идем в зал, Гукки, в холле прохладно, — улыбается старший, заглядывая в глаза Чону.       Он осторожно придерживает тонсена за плечи, отодвигая от себя. И Чонгук смущенно отворачивается, вытирая ладонью мокрые щеки.       Они присоединяются к общему веселью, хотя у Чонгука нет ни грамма настроения для этого. Хочется закрыться в комнате, взяв бутылочку соджу с собой и просто думать. Почему он сейчас здесь без Тэхена? Почему совместная поездка сорвалась так внезапно? Почему он не замечал подозрительного поведения раньше?       Ёнджун упирает локоть в руку Чонгука и кивает в сторону еды. — Ты совсем ничего не ешь, — улыбается он. — А ты совсем ничего не рассказываешь о том, что с тобой произошло, — отвечает Чонгук, и старший хмыкает, натягивая улыбку. — Дерзишь старшим? — Лишь немного.       Они сидят в конце зала за общим столом. Вокруг них столько людей, но ощущение, будто никого и нет. Словно все те времена, когда они учились и были в отдельной категории учеников снова вернулись. — Хосок не приедет? — спрашивает Чонгук. — Теперь тебе не интересна моя история? — почти возмущается старший, опрокидывая в себя рюмку соджу. — А я ее сегодня услышу? — наигранно удивляется Чонгук и улыбается.       Впервые за этот вечер он чувствует какую-то теплоту внутри себя. И это могут быть те бокалы с коктейлем, а может — общение с хеном. Одно не исключает другое.       Младший вынужденно отвлекается на телефон. — Прости, — улыбается Чон. — Тэхен? — как-то грустно спрашивает Ёнджун.       И сердце у Чонгука щемит, пронзая болью каждую клеточку тела. Он незаметно подгибает пальцы на ногах, словно так ему будет проще ее пережить. — Нет, это мой друг Чимин. Чимин-ще-е-е: Я выезжаю завтра в обед Чимин-ще-е-е: Напиши адрес Чонгук: <Локация> — Чего хочет? — с любопытством заглядывает Ёнджун в телефон, но тут же отстраняется, когда Чонгук тут же корчит мордочку перед его лицом. — Любопытной Варваре, знаешь ли, хен, — смеётся Чон, видя удивленное лицо старшего. Чимин-ще-е-е: Как там вообще? Чимин-ще-е-е: Весело? Чимин-ще-е-е: Жду не дождусь отдыха на берегу моря! — Он хочет приехать сюда завтра, — отвечает на вопрос старшего Чонгук, набирая сообщение. Чонгук: Все неплохо Чонгук: Ёнджун приехал Чонгук: Общаемся вот Чонгук с удивленным взглядом провожает свой телефон, который наглым образом оказывается в руках у Ёнджуна. — Все же я стал понимать правила школы о запрете телефонов на территории учебного заведения, — подмигивает он. — Когда человек отвлекается на него во время разговора, ужасно раздражает. — Хен!       Чонгук тянет руку к руке Ёнджуна, а тот лишь игриво поднимает конечность вверх, поддразнивая младшего. — А ручки-то не выросли… Зато стали крепче, — смеется Ёнджун, прощупывая мускулы руки. — Хожу на йогу, — прыскает сарказмом Чон, потягиваясь к телефону. — Теперь она мускулатуру развивает, а не мышцы? — Хен!       Чонгук сдаётся и обиженно корчит мордочку, складывая руки на груди. Ёнджун тепло улыбается и кладёт телефон рядом с собой. — Я просто хотел, чтобы мы наконец-то поговорили, Гукки. Но если хочешь, ты можешь забрать телефон.       Чон бросает взгляд в сторону небольшого квадратика с наклейкой панды на крышке, закусывает губу и виновато отводит взгляд.       Чхве двигается обратно к столу, подтягивая тарелку с мясом. — Я уехал в Тэгу к бабушке, — тихо начинает он. — После тех твоих слов, у меня словно наступило прозрение: я понял, что добиться своей цели просто играя на твоих чувствах, будет не самой лучшей идеей.       Ёнджун мягко улыбнулся, сверкая блестящими глазами. — Ты был младше меня, я хотел защитить тебя, привязать к себе, но оказалось, что из нас двоих именно ты был взрослым. — Нет, хен, — замахал руками Чонгук, — без тебя я бы ничего…       Чхве кладет теплую ладонь на губы Чона и прижимает указательный к своим губам. — Не кричи так, Гукки, мы тут не одни.       Чон смущенно раскланялся людям, сидящим недалеко от них. — Я лишь подтолкнул тебя, Гукки-я. Все остальные выводы ты сделал сам. Ты сам пришёл ко мне, зная, что все не так просто, ты простил меня, пожалел даже после… — Ёнджун стыдливо отвел взгляд, — после того, как я тебя напугал. Все эти выводы для себя ты сделал сам, Чонгук. И я должен был научиться думать так же.       Они выпивают еще по одному глотку соджу; разговор клеится ладно, словно они и не разлучались никогда, не было тех событий и Ёнджун не пугал до чертиков Чонгука своими приставаниями. Будто они снова тонсен и хен, что учатся в школе, не предназначенной для них.       Они болтают долго, неторопливо, рассказывая обо всех деталях, что довелось пережить.       Например, старший рассказал о том, как ему довелось встретить человека в Тэгу, который залечил раны на его сердце, но, к сожалению, любимым так и не стал. Тогда Ёнджун сам предложил ему расстаться, не желая причинять хоть грамма боли.       Он учился в простой государственной школе, где знания еле достигали уровня простых школ в Сеуле — был своего рода звездой.       Он начал петь и играть на гитаре; за два с лишним года он овладел инструментом хоть и не в совершенстве, но игра его не вызывала отвращение. Так говорили его знакомые.       Пение стало чем-то вроде отдушины, когда можешь раскрыть свои чувства другим людям, помогаешь сердцу кричать, когда биться изо всех сил уже нет мочи. Когда хочется, чтобы слезы бежали не только по щекам, но и душе делали легче.       И болтать вот так с хеном — спокойно. Чонгук даже не заметил, как большая часть гостей давно разбрелась из главного зала: кто-то отправился спать, кто-то продолжал гуляние в холле и других помещениях огромного комплекса.       На улице все еще было темно, но скромные лучи предрассветного солнца лениво отзывались в глади воды и в отражении ночного неба. Дождь давно перестал терзать песок, размыв на побережье картину из разных узоров. Пятки приятно щекотало каждый раз, когда Чонгук ступал по прохладному песочному покрывалу. — Мы уже ушли так далеко от дома, что у меня закрадываются подозрения, будто бы ты замыслил что-то неладное, — шутливо жмется ближе к воде Ёнджун, а Чонгук пьяно улыбается.       Они вышли на прогулку к морю, чтобы хоть как-то развеяться после душного помещения. Алкоголь заставлял думать Чона в неправильном направлении, а алкоголь внутри Ёнджуна только сильнее подталкивал к совершению, как казалось Гуку, ошибок. — Здесь красиво, — вздыхает старший, поглядывая в небо.       Краем глаза Чонгук видит, как сильно изменился Ёнджун за это время. Его лицо стало более мужественным: скулы приобрели четкие очертания, глаза стали выразительнее. Его стрижка изменилась с самой простой стрижки в стиле «горшок» до стильной с открытым лбом и низкими, до самых ушей, висками.       Его плечи стали чуть шире, он расправил их и идет сейчас рядом с гордо поднятой головой. Он уверен в себе, своих словах и действиях. Чонгук с завороженным взглядом всматривается в его спокойное лицо с легкой улыбкой. «Красивая здесь не только природа», — вертится на языке у Чона. — Хен, что мне делать? — остановившись чуть за спиной, тихо произносит Чонгук.       Ёнджун оборачивается и приподнимает пальцем Чонгука за подбородок. Он вглядывается в его глаза с такой теплотой и нежностью, что младший готов разрыдаться тут же. Он кусает щеку изнутри, тяжело дышит, заполняя легкие соленым морским воздухом. — А чего ты хочешь? — голос старшего звучит словно гром, заглушая звуки волн. — Я хочу, чтобы не было так больно… — шепчет под нос Чонгук. — Я не хочу, чтобы это стало правдой. Я боюсь, что Тэхен разочаровался в наших отношениях и теперь… там… он… — Ты все еще не говорил с ним? — Чон мотает головой. — А хочешь?       Чонгук хочет. Он безумно хочет поговорить с ним, услышать что тот не прав, что все это выдумка, но почему-то в груди щемит только при мысли, что Ким опустит виновато голову и скажет короткое: «Прости».       Последние слова Чонгука, когда губы старшего касаются его.       Ветер прокрадывается под футболу Чонгука, заставляя дрожать. Или же… Или это нежная рука Ёнджуна, что гладит его по коже? Или это длинные пальцы, что пробегают едва касаясь по бокам. Каждый нерв Чонгука оголен, он вздрагивает от каждого касания, прогибаясь в объятиях старшего.       Алкоголь? Обида? Разочарование в Тэхене? Или в самом себе? Голову кружит так сильно, что Чон просто готов отпустить ситуацию, отдаваясь во власть хена.       Старший упирается коленом между ног Чонгука и глубже целует его, ловя легкие вздохи младшего; широкая ладонь на затылке, пальцы страстно захватывают блестящие локоны и помогают Чонгуку быть ближе.       Когда очередной волной разбивается пена у камня, Чонгук открывает глаза и разрывает поцелуй, опирается лбом в лоб хена. — Так нельзя поступать, это неправильно, — шепчет он.       Ёнджун проводит пальцами от локтя к кисти руки и берет ее в свою. — Идем обратно… Ты дрожишь.

***

      Когда Тэхен всматривается в зеркало и удовлетворенно хмыкает, Лалиса протягивает ему телефон. — Он разрывается у тебя уже который час, — недовольно хмыкает девушка, орудуя метлой, собирая остриженные волосы. — Что вообще за привычка выключать и звук, и вибрацию? — Я случайно! — огрызается Тэхен, когда читает сообщения. Сахарочек: Тут Чимин в истерике Сахарочек: Ты трубку не поднимаешь Сахарочек: Перезвони срочно. Там что-то по поводу Чонгука.       Кима просить дважды не нужно, номер Юнги-хена почти всегда в последних исходящих. — Что случилось? — строго спрашивает Тэхен, надевая куртку. — Какого хуя блять, вы мне все спать не даете?! — орет в трубку Юнги. — Я что, мало для тебя делаю?! — Хен, ближе к делу, что там с Чонгуком?       На заднем фоне слышатся причитания Чимина — очевидно, что ему тоже не в радость, что Юнги так долго тянет с сутью дела. — Короче, помнишь Ёнджуна, который тебе мозг тогда вытрахал?       Тэхен оседает на сидение мотоцикла и замирает с ключом зажигания в руке. — Короче, он приехал на эту встречу выпускников. А еще эти два идиота придумали какой-то. Ай, блять, Чимин, сука! — Хен! — почти в слезах произносит Чимин, — прости! Это моя вина, я посоветовал ему заставить тебя приревновать, я не думал, что так выйдет. — Чимин, — почти рычит Тэхен, заводя мотоцикл. — Что произошло? — Чонгук… Он думал, что ты ему изменяешь, — хнычет Чимин, — он… он думал, что ты разочаровался в ваших отношениях и…       Дальше Тэхен слушать не желает, он просто сбрасывает номер и находит во входящих адрес этого места. Пусан — следующий поезд только в двенадцать, у него есть ровно полчаса, чтобы доехать до центра Сеула и попасть на этот рейс.       Рев мотора заглушает стук капель о шлем, мотоцикл рассекает стену дождя, пронося Тэхена сквозь ночные улицы города.       Фонари, светофоры — все они превращались в одну сплошную какофонию цветов, перемешиваясь в скользких каплях.       Думает ли Тэхен о безопасности? Спидометр с терзающей стрелкой за сотню, мокрый асфальт и заносы на поворотах вряд ли согласятся с этим утверждением.       Когда на одном из поворотов он почти ложится на асфальт, едва удерживая железного коня, сердце заходится в бешеном ритме, гоняя по венам адреналин. Руки сильнее сжимают руль, добавляя газа.       Недалеко от городского вокзала он замечает мигающий светофор. «Успею», — бьет набатом мысль в голове. Руки выжимают газ на полную; шум клаксонов бьют по ушам, скрип тормозов заставляет его повернуть голову налево.       Боится ли Тэхен свет приближающихся фар? «Хуй тебе», — улыбается себе в мыслях Тэ и почти ложится на руль мотоцикла, придавая ускорение.       Он бросает «Ямаху» возле парковки, скидывает шлем на руль и проверяет время: успевает.       Пиджак серого костюма почти превратился в тряпку, штаны местами протерлись из-за скольжения по земле. Кажется, где-то на колене даже есть ссадина, но Ким о ней не думает — он откидывает к затылку черные, цвета вороньего крыла, волосы и хищно улыбается.       Малыш хотел поиграться? Папочка не любит такие игры.       В вагоне поезда он не сидит, он ходит из одного его конца к другому, словно загнанный зверь. Чонгук не отвечает ни на сообщения, ни на звонки. Тэхен скрипит зубами, больно стиснув челюсть.       В час ночи в вагоне до Пусана уже нет ни души, только одинокий вокзальный рабочий в оранжевой жилетке испуганно провожает глазами Тэхена каждый раз, когда тот повторяет свой путь. Еще час. До города еще час…       Еще через двадцать минут Тэхен закуривает в тамбуре, учтиво позаимствовав сигарету у мужчины в жилетке.       Он упирается черным ботинком в противоположную стену и пускает сизые клубы дыма. Легкие обжигает, сердце стучит еще быстрее, руки сжимаются в кулаки, когда в голове проскальзывает образ обнаженного Чонгука в руках этого…       Словно специально, больная фантазия рисует извивающегося в сильных руках мальчишки и его чуть припухшие губы, его скульптурные линии плеч и груди, лебединой шеи и упругой задницы. Чонгук всегда любил, когда Тэ прикусывает за мочку уха; он стонет в голове, изгибаясь на члене Ёнджуна, стискивает плечи старшего и зовет его по имени.       Тэхен не ощущает боли, когда костяшки на правой руке начинают кровоточить от удара в стену.       От дыма сигареты начинают слезиться глаза, он делает еще одну затяжку, всматриваясь вдаль. Стеной дождя покрыто все вокруг: поля, дома, дороги. Ким тяжело дышит, раздувая ноздри и до боли стискивая зубы.       Он видит себя в отражении: растрепанные черные волосы, остриженные до висков, мокрыми локонами свисают на глазах. — Сука-а-а-а!!! — во весь голос кричит Тэхен, поражая очередным ударом стену вагона. — Блять! Блять!       В два тридцать он выбегает на площадь в поисках хоть какой-нибудь машины. — По этому адресу, — тычет Тэхен в лицо испуганному мужичку телефон с локацией на экране. — Быстро!       Дедуля тут же заводит мотор старенькой Тойоты и выруливает на главную дорогу. — Мы можем ехать быстрее? — злится Тэхен, пугает водителя своим грудным рычанием. — Не могу, господин клиент, посмотрите что на дороге творится. Мы сейчас либо в занос уйдем, либо въедем в кого-нибудь. — Да на дороге пусто! — орет Ким, указывая на почти пустую дорогу. — Пожалуйста, успокойтесь, — твердит таксист. — Я еду с той скоростью, с которой могу.       Тэхен, взбешенный до предела, откидывается на спинку сиденья и повторно начинает набирать номер. Глухо. Не отвечает.       Параллельно ему что-то пишет Юнги. Кажется, просит не кипятиться и не делать глупостей.       На проселочной дороге старенький автомобиль начинает заносить так, словно они едут на голой резине по льду. Водитель что-то бухтит про то, что он дальше не поедет, на что Тэхен приближается к его уху, вцепившись пальцами в спинку водительского сиденья: — Либо ты едешь, либо я похороню тебя прямо здесь, — он сверлит звериным взглядом мужика через зеркало заднего вида.       На секунду Тэхену стало страшно от вида самого себя, но лишь на секунду.       Автомобиль медленно тронулся с места, худо-бедно преодолевая наполненную грязью и дождевой водой дорогу.       Тэхен вылетает из машины, когда на горизонте становится виден фасад того самого комплекса. Он бросает пачку вон на сидение и хлопает дверью.       За горизонтом виднеются первые отблески солнечных лучей. Морской бриз обдает с ног до головы, но Тэхену жарко: его сердце гоняет кровь как двигатель самого мощного в мире мотоцикла, его нервы напряжены до предела. Когда прямо на входе в дом его останавливает какой-то парнишка, он хватает его за грудки: — Я, блять, сам решу, куда мне можно, а куда — нет! — его рык слышен в пустом холле, голос басами отдается эхом о каменные стены. — Где Чон Чонгук?       Парень испуганно смотрит на Тэхена и что-то бормочет про Ёнджуна, пляж и соджу.       Ким отпускает бедолагу и резко поворачивает голову в сторону моря. Желваки гуляют на его челюсти, до чертей пугая мальчишку.       Песок забивается в ботинки, причиняя боль своими мелкими частицами, царапают кожу, впиваются между пальцев. А еще по сердцу бьет, под дых с ноги пробивает, когда он видит в отдалении знакомую спину, руки на знакомой талии, придерживающие знакомую фигуру.       Рассвет наступает раньше, когда глаза Кима заливает красным. Он не понимает, как добирается до них, но он отчетливо видит насмешливые глаза, что смотрят на него. Тэхен встает перед Чонгуком и хватает Ёнджуна за край кофты.       Кулак с силой падает на лицо парня; еще удар, еще. Когда Чонгук виснет на его руке и о чем-то просит в слезах, Тэхен видит только припухшие и покрасневшие губы.       Он силой отпихивает Чона от себя и роняет Ёнджуна на песок. — Знаешь, — поднимая кулак от очередного удара, шипит Тэхен. — Я должен был ебальник тебе еще в тот раз разбить. Пожалел.       Ёнджун хмыкает, скрещивая руки перед лицом от очередного удара. Тэхен злобно хмыкает. — Неужто сопротивляться будешь? — он бьет в блок еще раз. — Так даже веселее.       Ёнджун резко бьет в челюсть, когда Тэхен замахивается для очередного удара. Ким чуть оседает и упирается руками в песок. — Ты думал, что всю жизнь будешь непобедимым лидером «Гнедых»? — рукавом Ёнджун вытирает кровь и встает. — Ты стал слабее, Тэхен. — Ёнджун поднимает Тэ за грудки и бьет тут же. Резко. — Ты теряешь сноровку, — удар, — реакция твоя тоже не очень.       Сколько Тэхена били в подворотнях или на массовых сходках, он и не вспомнит. Но то, что именно эта драка приносит ему несказанное удовольствие — нет никаких сомнений.       Тэхен, повиснув на лацкане своего пиджака, за который держал его Ёнджун, приподнимает голову и широко улыбается кровавой улыбкой. — Не с тем связался, — Тэ сплевывает комок крови и резко хватает парня за кисти обеих рук.       Он ловко приседает на одной ноге, а второй подсекает по щиколоткам врага. Ёнджун не в силах удержаться на ногах, начинает заваливаться, но Тэхен подхватывает его за грудки и бьет лбом прямо в нос. — Не-е-ет! — надрывно кричит в стороне Чонгук. — Пожалуйста, остановись, Тэхен-хен! Прошу, не нужно.       Ким, на секунду оторвавшись от своего дела, повернул голову в пол оборота и улыбнулся. Но лишь краешком рта, отчего его улыбка стала пугающей.       Тэхен тем временем схватил Ёнджуна за волосы, а другой рукой, обхватив как можно сильнее, зажал ему горло и потащил к воде.       Израненные песком ноги резко защипало, как и костяшки рук, когда он вновь опустил парня на колени и ткнул того головой в воду.       Он смотрел, как волны то и дело помогают ему, накрывая Ёнджуна с каждой волной все сильнее. Чхве борется, он цепляется пальцами за кисти и предплечья его рук, он впивается ногтями и брыкается, словно раненая птица.       Ким поворачивает голову и встречается с испуганным взглядом Чонгука: он боится, он в панике, ведь до этого дня он никогда не видел, какой же настоящий Ким Тэхен — лидер «Гнедых». Что молодой парень, чье имя у всех на устах, кто является самым большим страхом на улицах по сей день, не мог быть простым вышибалой денег: он жесток, силен и безумно эгоистичен.       Тэ толкает языком щеку и вытаскивает Ёнджуна из воды. На помощь подбегают все, кто еще не спал. Пара парней подхватывают Ёнджуна, кто-то кричит на Тэхена, но сам Ким смотрит только на него — парня с перепуганными глазами.       Страх… Вот что питало Тэхена все эти годы. Вот по чему он действительно скучал.       Он широкими шагами выходит из воды и резким движением хватает за руку Чонгука. Кто-то окликает их сзади, но, увидев взгляд медленно поворачивающегося Тэ, замолкает.       Старший сжимает хрупкую кисть Чонгука и тащит в какое-то небольшое здание, что укрылось от глаз людей в противоположной стороне пляжа: не то подсобка для спасателей, не то каморка уборщиков. — Тэхен-хен, отпусти! — вырывается Чонгук, когда они подходят к темному помещению. — Пусти!       Младший упирается всеми ногами и руками, проявляя всю свою силу, которую он накопил за эти годы. Да, Чон действительно перестал быть бесформенным цыпленком, однако Ким никогда не был обделен силой: под хрупким, на первый взгляд, телом скрывались упругие мышцы, натренированные мускулы и завидная выносливость.       Тэхен одной лишь рукой зашвыривает Чонгука в комнату, захлопывая за собой дверь. Нужно бы поговорить, выяснить все, но вид припухших от поцелуя с другим губ все еще выедает Тэхену разум.       Чонгук испуганно пятится назад, выставив руки чуть впереди себя. Ким чувствует себя охотником: он медленно наступает, снимая с себя пиджак, откидывает волосы на затылок и жадно облизывает израненные губы. Он не чувствует сейчас боли — только адреналин и яростное желание заполучить то, что по праву принадлежит ему. То, что он давно должен был сделать. — Нет… — шепчет Чонгук, когда Тэхен кладет ладонь на его шею, мягко сжимая.       Тэхен проводит языком от ключицы до подбородка, слизывая солоноватый пот с мягкой кожи. — Малыш забыл, кто его папочка? — рычит Тэхен, резко разворачивая Чонгука к себе спиной. — Прошу, не надо, — шепчет Чонгук, пытаясь вырваться.       Тэхен силой прислоняет Чонгука к стене, больно прижимая к деревяшкам. Он кладет руку на подбородок и чуть наклоняет в сторону, поворачивая к себе.       Губы младшего дрожат, всего его трясет, но Тэхен достаточно горяч, чтобы согреть обоих.       Он до крови кусает нижнюю губу младшего, а затем погружает обоих в глубокий и пошлый поцелуй. Младший отвечает, и Тэхен ухмыляется.       Он опускает руку на ремень джинс и тут же расстегивает их, почти рывком снимая штаны вместе с бельем до колен. — Я не хочу, Тэхен! — хнычет Чонгук.       Тэхен сжимает в руках мягкую ягодицу, а кончиком мизинца чуть царапает нежную кожу у входа. — А папочку не ебет, — шепчет он на ухо младшего, укладывая ладонь свободной руки на его рот. — Малыш провинился и должен быть наказан…       Он облизывает сразу два пальца и толкает их в Чонгука. Приглушенный стон тонет в ладони Тэхена, а Чонгук руками хватается за деревянную полку.       Чонгук мычит в руку, а его ноги слабо подгибаются. Этот хриплый звук, словно пыльный мешок, падающий на голову, приводит в сознание. — Я люблю тебя, Тэхен! Люблю до потери пульса, так почему… — Чонгук опускает голову, когда Тэхен отпускает руку. — Почему ты делаешь мне так больно? «Больно», — эхом отзывается в голове. Тэ смаргивает наваждение, смотрит на спину младшего и видит, как тот дрожит, как он руками до белых костяшек впивается в дерево.       Он ошарашенно трясет головой и отходит от младшего; отходит в другой угол комнаты, со страхом смотря на все еще стоящего к нему спиной Чонгука — он все так же держит руки на стене, упирается в дерево и плачет. В горле Тэхена пересохло, а язык прилип к небу: он пытается что-то сказать, но удается произвести только хрип. — Ты… — шепчет Чонгук, — ты развлекался с Лалисой-нуной, ты забыл про меня… Я был лишь каким-то дополнением для твоего прошлого, игрушкой, диковинной зверушкой.       Ким хмурит брови и делает шаг к Чонгуку. — О чем ты? — он медленно подходит к младшему.       Тэхен опускается на колени перед Чонгуком и упирается лбом в поясницу, младшего пробирает мелкая дрожь. — Я знаю, что никогда не был идеальным парнем, знаю, что у меня нет той привлекательной фигуры, как у девушек, нет сочной груди и не пахну так сладко как они, но… — Чонгук всхлипывает и кладет руки на лицо. — Но я всегда любил тебя, так почему?       Тэхен встает и выпрямляется, разворачивая лицом к себе младшего. Теперь, когда волна ярости сошла, а злобе и желанию причинить боль на смену пришла тоска и сожаление, Ким испытывает жгучую боль в груди.       Он не хотел делать больно Чонгуку вот так. Он хотел любить его, дарить свою нежность и страсть, разделять с ним все те эмоции и энергию, что копились в нем каждый день на протяжении стольких лет. — Малыш, я не понимаю, — он берет в руки кисти рук и опускает, открывая взор на заплаканное лицо и красные глаза Чонгука. Сердце щемит, и он закусывает губу.       Это его вина. Только его вина в том, что сейчас Чонгуку так плохо и больно. Он чуть не совершил самую большую в своей жизни ошибку, непоправимую, непростительную… — Ты все время пропадаешь в логове, постоянно уходишь туда один. Возвращаешься на следующий день. Ты ходишь к Лалисе и приходишь домой такой довольный и счастливый… — Чонгук кусает щеку, стараясь сдержать слезы. — Я знаю, что ты изменяешь мне с этой девушкой… Что ты… Разочаровался в нас, — Чонгук поднимает глаза на старшего. — Нас больше нет?       Сердце Тэхена в миг покрывается толстой коркой льда, страх окутывает каждую клеточку тела. «Нас больше нет?» — фраза, что причиняет нестерпимую боль.       Старший крепко стискивает в своих объятиях Чонгука, прижимая за затылок к своему плечу. — Нет… Такого никогда не будет, слышишь? — плечо снова становится влажным от слез Чонгука. — Я никогда не изменял тебе. Никогда не допускал даже мысли о том, чтобы посмотреть на кого-то другого. Мое сердце, моя душа, мое сознание и мое тело принадлежат только тебе.       Его голос дрожит, но Тэхен не смеет показать и малую долю своего страха. Это то, чем он питается, но прячет в глубине своего сердца. — Я бы никогда не посмел обмануть тебя или предать, — Тэхен берет в руки лицо Чонгука и мягко целует в губы. — Прости меня… Умоляю, прости.       Голос Чонгука разрывает утреннюю тишину; когда он плачет навзрыд, у Тэхена разрывается сердце, он старается покрыть поцелуями каждый сантиметр его лица, шеи. Он целует его руки, припадая на колени. Тэхен кладет свое лицо в холодные ладони Чонгука и шепчет в них слова о прощении. Он умоляет его. — Прости… Я никогда больше не причиню тебе такой боли. Я клянусь, Гукки, прости. Я больше никогда-никогда не посмею напугать тебя... Прости!       Младший опускается на колени и встает перед ним, впивается молчаливым взглядом. Его губы дрожат, а на глазах скапливаются слезы. — Тогда почему? — охрипшим голосом спрашивает Чон. — Почему ты не пускаешь меня в свою жизнь? Целиком… Почему ты разделяешь нас?       Ким тяжело вздыхает, осознавая, что Чонгук все еще такой малыш, а сам Ким — полный идиот, допустивший все это.       «Чонгук — мальчишка, у которого не было никогда отношений. Не то что серьезных, вообще никаких», — как-то сказал ему Сокджин. «Ты должен не просто плавать в этих ваших романтических нежностях, но и обучать его, каково это — жить ради кого-то, быть с кем-то, существовать вместе с кем-то. И вот то, что ты постоянно зависаешь с «Гнедыми» сыграет с тобой злую шутку. Вокруг него полно таких же восемнадцатилетних девушек и парней, которые проходят через тяготы отношений, справляются с переживаниями, а параллельно обсуждают с другими. И вот кого он послушает прежде: одногруппника или парня, который хоть и с ним, но почти каждый вечер — без?»       Тогда Тэхен отмахнулся от старшего, принимая его очередные наставления за предстарческий бубнеж, а сейчас… Сейчас ему очень хочется обнять Чонгука крепко-крепко, закутать и отнести в их маленькое уютное гнездышко на берегу реки Хан. — Возвращаемся домой, — шепчет на ухо Тэхен.       Чон же мотает головой. — Нет, хен… Я не хочу. Я не знаю, что происходит. — Мы должны во всем разобраться и нормально поговорить, — Ким сильнее стискивает его в своих объятиях. — Мы не должны совершать тех ошибок, о которых будем потом жалеть. — Но я же… — Чонгук шмыгает носом, — уже совершил.       Ким на секунду задерживает дыхание, воздух обжигает легкие, но помогает сохранить самообладание. — Ты не сделал ничего такого, с чем мы бы не смогли разобраться. — А Ёнджун-хен? — Я должен разобраться с этим раз и навсегда, — сурово произносит Тэхен, но тут же треплет младшего по голове, увидев испуганный взгляд. — Нет, я не собираюсь его топить или убивать. Я поговорю с ним один на один, без крови и драк.       Чонгук недоверчиво смотрит на старшего; Тэ закатывает глаза и протягивает руку в жесте обещания, выставляя большой палец и мизинец Чонгуку. — Я обещаю, я больше не причиню ему вреда.       Чон неловко цепляется мизинцем за его и скрепляет обещание. От легкой, но все еще нервной улыбки Чонгука на сердце старшего теплеет. Он прижимает его к груди и тяжело выдыхает. Быть мужчиной Чон Чонгука так сложно… Особенно, если ты — Ким Тэхен.