***
Всё началось одним пасмурным днём в апреле 1999. Настойчиво ноющий маленький мальчик, которого мама буквально тащила по улице, не ожидал ничего хорошего от этой прогулки. — Мам, — скулил семилетний ребёнок на грани слёз, — я не хочу идти на какой-то дурацкий фортепианный концерт! — Смирись с этим, — рявкнула женщина, устав от попыток уговорить сына. — Дочка тёти выпускается сегодня из школы, она одна из лучших учениц. Девочка сыграет в начале церемонии особенную композицию. Бэк, это будет потрясающе! Но с губ мальчика так и продолжили срываться протестующие вопли, поэтому Миссис Бён вздохнула, а затем подхватила кроху и понесла его остаток пути. Короткая десятиминутная дорога показалась женщине вечностью, ведь ребёнок так и продолжал плакать. — Ты слишком взрослый для этого, Бэк, — бранила она сына, поглаживая его по дрожащей спине, пока тот продолжал реветь на её плече, воруя у прохожих сочувствующие взгляды. Для них Бэкхён, вероятно, казался не старше лет четырёх-пяти. — Я хочу смотреть мультики, — бормотал мальчик, прислонившись к шее мамы. Хоть семилетний Бэкхён тем утром много возмущался, ему так и не дали провести день дома. Вместо этого он оказался в огромном зале, наполненном до отказа родственниками, волнительно ёрзающими на своих сиденьях. — Что такое выпускной? — Бэкхён потянул маму за рукав, привлекая её внимание. — Это когда ты получаешь аттестат по окончании школы, — попыталась объяснить женщина, ещё больше путая сына. — Что? — Это праздник для тех, кто усердно трудился, Бэк. Всё, тише, — она погладила сына по щеке. — Не думай об этом. — А у меня будет выпускной? — спросил мальчик в предвкушении. Мама усмехнулась, ласково проведя по волосам сына. — Конечно, — кивнула она, — однажды и у тебя будет свой собственный выпускной, Бэк.***
Тогда те слова имели для него хоть какое-то значение минут пятнадцать, а как только закончился тот чёртов выпускной, он совершенно позабыл о них. Теперь же они кажутся такими реальными как никогда. Бэкхён стоит за кулисами огромного зала, а его пальцы нервно перебирают бархатный материал тяжёлых занавесей. Не успел он оглянуться, как «однажды» превратилось в «сегодня». После долгих изнурительных одиннадцати лет наконец-то настала его очередь. У него выпускной. — Ты выступаешь через 20 минут, Бён, — сообщает ему один из работников сцены, проходя мимо. — Хорошо, — бормочет он в ответ, вздрагивая, когда его резко хлопают по плечу. — Готов? Это то самое выступление, то, чего ты ждал с самого детства! Бэкхён поднимает взгляд на своего старого друга Чжан Исина, который смотрит на него с непоколебимой уверенностью. — Честно говоря, кажется, меня сейчас вырвет. Исин громко смеётся, тряся за плечи дрожащего друга. — Успокойся, Бэк! Всё закончилось! Мы сделали это! «Тебе легко говорить», — ворчит про себя Бэкхён, пожимая плечами. Для каждого ученика, сидящего в зале, этот выпускной — это повод отметить окончание. Для Бэкхёна же этот день — только начало. Он усердно работал все эти годы, стараясь всегда быть впереди всех учеников их престижной школы исполнительских видов искусств, чтобы попасть сегодня на эту сцену. Только так Бэкхён смог бы исполнить мечту, которую преследовал с семи лет. Он точно помнит тот самый момент, когда загорелся своей страстью. В день выпускного школы исполнительских видов искусств в 1999.***
— Быстрее, Бэк. Садись, скоро начнётся выступление! Бэкхён перестал бездумно бродить по проходу, когда заметил, как мама жестом подозвала его к себе, и, сдавшись, тяжело вздохнул. Он всё ещё был обижен на неё за то, что ему не дали посмотреть любимые утренние мультики, а потащили на отстойный школьный концерт. Однако, как только свет погас, Бэкхён быстро сел на место. На сцену вышла высокая худенькая девушка, чьё изящное платье тянулось по полу с каждым щелчком её каблуков. Люди в зале притихли. Шумные выпускники сидели на первых рядах и приветствовали свою одноклассницу свистом и выкриками, но, как только она села на стульчик перед сияющим белым пианино, воцарилось молчание. Эта звенящая тишина раздражала Бэкхёна. Он яростно ненавидел тишину. Мальчик всегда был шумным, любил заполонять воздух то криками, то мычанием, то песнями. И когда тишина стала практически невыносимой, Бэкхён уже готов был противно закричать, ведь ему было всего семь, и насколько он знал, ему можно было делать всё что угодно. Но, как оказалось, тишина была нужна не из вредности. Она была нужна, чтобы создать атмосферу предвкушения. Ведь как только его рот раскрылся, чтобы выплеснуть накопившееся нетерпение на не ожидавшую подвоха публику, начался концерт. Лишь десять секунд игры девушки, перебирающей пальцами клавиши величественного пианино, с лихвой хватило, чтобы мальчик притих, поражённый настолько, что он откинулся спиной на сиденье в восхищении. Мелодия не была ни ласковой, ни спокойной, как выглядела сама выпускница — её тёплая улыбка и нежные пальцы были полной противоположностью звукам, которые создавал инструмент. Гибкие пальцы танцевали по клавишам с лёгкостью и такой скоростью, что начинала кружиться голова. Впервые в жизни Миссис Бён видела, как её сын молчал целых шесть минут сорок восемь секунд. В течение всей композиции он крепко держался за край стоящего впереди сиденья, стараясь сдерживать атаки мелодии, поражающей всё его существование. Именно тогда он услышал её впервые. «Лунную сонату» Бетховена. Полная четырнадцатиминутная композиция начиналась мягко и гармонично, но выпускница сразу начала с третьей части сонаты, известной своим головокружительным бурным темпом, мгновенно захватывающим внимание зрителей. Композиция говорила сама за себя. Для него она кричала о своём превосходстве. Она молила о том, чтобы её услышали, оценили, уважали. Именно такой эффект композиция и произвела на семилетнего Бён Бэкхёна. Потому что как только они покинули церемонию, мальчишка повернулся к маме и тихо, но уверенно сказал: — Я хочу играть на пианино.***
На этом всё не закончилось. Это было лишь рождением мечты Бэкхёна. Он хотел исполнить ту самую композицию. «Лунную сонату» Бетховена. Название он узнал позже, проведя бесчисленные часы, прослушивая классические пианинные произведения в интернете. Бэкхён хотел быть как та девушка, которая вышла на сцену и захватила сердце бедного, ничего не подозревающего мальчика. Поэтому он стал посещать уроки пианино сразу же, как смог. И здесь всё только началось. Спустя совсем немного времени Бэкхён стал участвовать в небольших конкурсах среди таких же детей. Он занимал первые места практически всегда. — Одарённый! По крайней мере, таким его называли. На деле же его совсем не интересовали соревнования и победы среди сверстников. Он знал лишь одно — чем больше он практиковался, тем быстрее приближался к изучению такой сложной композиции, как «Лунная соната». Он сделал это в тринадцать. Бэкхён был один в своей комнате, пальцы танцевали по дешёвой пластиковой клавиатуре, на которую у его мамы хватило средств. Именно тогда он впервые смог сыграть третью часть целиком, если не считать нескольких ошибок и заминок. Но он сделал это. Единственное, что осталось сделать, — это исполнить композицию на сцене. И он прекрасно знал, когда и где именно он должен её сыграть. — В Сеуле? В школе исполнительских видов искусств? — восклицает мама. Бэкхён с энтузиазмом кивает. — Бэк, не знаю, можем ли мы себе это позволить, — хмурит брови она, гладя сына по плечу. — Я буду чаще участвовать в конкурсах, чтобы выигрывать на них деньги! — отчаянно умоляет он дрожащими губами. — Пожалуйста, мам! Я всё ради этого сделаю, я даже работать начну. — Что уж поделаешь? Мой сын — настоящий музыкант. Он обязательно должен пойти в школу исполнительских видов искусств, правда ведь? Осенью 2006 Бён Бэкхён прошёл прослушивание и в скором времени был зачислен. Следующие годы своей жизни он посвятил тому, что вкалывал как проклятый на каждом занятии, чтобы все оценки были наивысшими, потому что по правилам на выпускном позволяют выступить только самому лучшему ученику класса. И когда Бэкхён впервые вошёл в школу, он уже знал, что это выступление принадлежит ему. Упорно работая, Бэкхён наконец-то сделал это. Так разве можно винить его в волнении.***
— Десять минут, Бён! Волнение начинает перерастать в полноценную панику. — Исин, — воет он, вцепившись в друга. — Я не могу! — Всё будет в порядке, — парень гладит Бэкхёна по плечу, вырываясь из тисков. — Мне нужно возвращаться на своё место. Снеси нам всем башню, представитель класса! Часы тикают, и с каждой секундой Бэкхёна покидает рассудок. Это тот самый момент, о котором он мечтал так долго. Вдруг он облажается? Вдруг что-то пойдёт не так? Его мама сидит где-то в зале, ожидая услышать то, над чем её сын работал годами. Он никогда не играл для неё эту композицию. Ни для мамы, ни для учителей, ни даже для ближайших друзей. Эта композиция была именно для этого выступления и тех, кто станет ему свидетелем. Так почему же он готов сбежать? Повернуться и спрятаться от тех, кто с нетерпением ждёт? Все знают, какую композицию он собирается исполнить, нужно было жить в лесу, чтобы не знать этого. В его школе не так уж много классических музыкантов, ведь ребята его возраста больше стремятся к тому, чтобы стать айдолами или актёрами, но о его грядущем выступлении было много шума среди всего выпуска. Он уверен на 1000%, что это Исин кому-то проболтался, но Бэкхён не может на него обижаться. Тот наивен как щеночек, невинный и беззаботный. Бэкхён снова смотрит на часы. Ещё семь минут. Его колени подгибаются. Бён торопливо подходит к одному из работников сцены. — Мне нужно в туалет, — выпаливает он. Работник смотрит на него, пытаясь сдерживать раздражение. — Пожалуйста, поторопись, — вздыхает он. — Выступления должны идти в точности согласно программе, чтобы всё прошло настолько гладко, насколько возможно. — Да, — кланяется парень, благодаря, и мчится с бешено колотящимся, как отбойный молоток, сердцем в груди. Зайдя в туалет, Бэкхён буквально валится на умывальник. Честно говоря, в этот момент он не верит, что сможет сделать это. Его пальцы жутко трясутся, и это серьёзная проблема, ведь пальцы — единственная часть тела, которая так необходима при игре на пианино. «Вот и всё, — думает он, чувствуя, как от волнения к горлу подступает тошнота. — Я сейчас упаду в обморок на полу в туалете и упущу свой единственный шанс. Это конец». Но не успевает он впасть в ещё большую панику, как чувствует на спине тёплую руку и слышит у уха чей-то баритон. — Извините? — голос несколько раз пытается привлечь внимание Бэкхёна и в этот раз успешно. С пеленой перед глазами Бэкхён поворачивает голову набок, пытаясь глянуть на незнакомца. Единственное, что бросается ему в глаза, — это высокий рост парня. — Ты в порядке? — слышится очень глубокий голос, наполненный беспокойством, а из Бэкхёна вырывается стон. — Кажется, я сейчас в обморок упаду, — шепчет он, уставившись на кроссовки незнакомца. Парень пару секунд не отвечает, ища что-то в кармане. Вскоре тот протягивает ему на ладони небольшой леденец. — Что это? — бормочет Бэкхён. — Съешь, — говорит незнакомец. — Мне тоже становится дурно, когда сильно волнуюсь. Это всё из-за того, что в крови понижается сахар. Рассоси конфету, и тебе станет лучше, поверь. Бэкхён рвано вздыхает и берёт небольшую обёрнутую в фантик конфету. — Раз уж ты так уверен, — он разворачивает леденец и засовывает его в рот. Бэкхён узнает вкус — это вкус спасения. Практически сразу он чувствует, как его нервы начинают успокаиваться, и исчезает дрожь. — Чёрт, — вздыхает он, откидывая голову назад. — Ты был прав. — Вот видишь, — смеётся незнакомец. — Подожди секунду, я принесу тебе воды, — говорит он, немедля выходя из туалета. Бэкхён ещё раз глубоко вздыхает, сосредотачиваясь на мятном вкусе конфеты, стараясь не думать про зрителей, ожидающих его с нетерпением. В туалет, пыхтя, снова врывается незнакомец и протягивает ему закрытую бутылку воды. — На твоём месте я бы поторопился. Они все ждут. Бэкхён резко поднимает голову. Вот дерьмо. — Чёрт, — он быстро открывает бутылку и делает большой глоток, стараясь не проглотить вместе с водой остатки конфеты. Впихнув бутылку в руки парня, он подходит к двери и оборачивается. — Спасибо! Ты мой спаситель! Бэкхён слышит глубокий смех незнакомца, доносящийся через уже закрытую дверь уборной. Ворочая во рту тающую конфету, он обдумывает свои слова. Ох. Это было немного иронично. Новообретённая уверенность в себе вскипает в груди Бэкхёна, в тот момент он чувствует себя способным на всё что угодно как никогда прежде. Он готов. Бён работал ради сегодняшнего дня одиннадцать лет, и он полностью готов. Работник закулисья сразу же ведёт его к сцене, прося подождать секунду и подавая директору сигнал, что можно начинать. — Леди и джентльмены, выпускники и родители, друзья и члены семьи. Спасибо, что пришли на сегодняшний особенный… Голос директора затухает и превращается в белый шум. Вскоре единственным, что слышит Бэкхён, становится его собственное сердце, пульсирующее так сильно, что это лишает его всех других чувств. Это он. Тот самый момент. — … поэтому, мы с огромным удовольствием приветствуем на сцене лучшего выпускника 2012 года Бён Бэкхёна, который подготовил для нас особенную композицию! Бэкхён чувствует, как его тело начинает двигаться ещё до того, как мозг понимает, что происходит. Ослепляющий свет софитов отнимает у него способность видеть, поэтому чтобы хоть что-то разглядеть сквозь слишком яркие лучи, парень прищуривается. Чем ближе он подходит к огромному белому пианино, тем тише звучат аплодисменты. Наконец-то Бэкхён был на том самом месте. Он делает традиционный поклон одноклассникам и без промедления садится за инструмент. Напряжение, повисшее в воздухе, давит на плечи, Бэкхён пытается освободиться от этого груза, выпрямляя спину и кладя пальцы поверх клавиш. Мам, этот момент настал. Вся тяжёлая работа была ради него. Инстинктивно он снова бросает взгляд в зал, смотря именно туда, где были зарезервированы места для его родителей. И к его глубочайшему шоку оба кресла пусты. В одно мгновенье весь мир рушится. Время медленно отсчитывает секунды, и Бэкхён понимает, что так и не начал играть. Он наконец-то отрывает взгляд от зала и таращится на клавиатуру. Перед глазами расплывается. С огромным усилием пальцы мягко ложатся на пианино. Бэкхён начинает играть «Лунную сонату». Но не величественную, захватывающую внимание третью часть, которую он так усердно готовил. Нет. Бэкхён останавливается на медленной, мрачной и даже скорбной первой части композиции Бетховена. Она навевает тоску. Она слишком угнетающая для дня, который должен был стать моментом новых начал и яркого будущего. Но именно это и происходит. И ничего нельзя вернуть назад. Когда он завершает, пальцы безжизненно сползают с клавиш под аплодисменты зрителей, которые всё равно были впечатлены его игрой. Эта композиция в любом случае прекрасна. Именно с этой мелодией в сердце выпускники проходят по сцене, получая дипломы. Как жаль.***
Бэкхён не удивляется, когда слышит новости. Он уже готовил себя к худшему. Его мама умерла за два часа до начала торжества. У неё слишком сильно понизилось давление и не выдержало сердце, пока она готовилась к моменту, когда увидит, как её сын идёт по сцене, садится за пианино и играет мелодию, которую она так давно хотела услышать. Это становится началом длинного периода в жизни Бэкхёна, когда всё будто застывает. Он месяцами возвращается в холодный, пустой дом. И его отец, придя в себя, совершенно меняется. В худшую сторону. Если говорить кратко, у него появляется совершенно новый подход к пианино. Это надолго меняет принципы игры Бэкхёна, это становится началом новой главы в жизни парня. Главы, которую он назвал бы так: «Конкурсы». Поначалу он участвует в них ради призовых денег. У них и раньше было тяжело с деньгами, но без доходов мамы всё становится ещё хуже. После того, как он выигрывает достаточно денег, чтобы держать семью на плаву, одержимость отца тем, чтобы сын совершенствовал навык отточенной до идеала игры по нотам, перерастает во что-то слишком жестокое, пожалуй, даже сумасшедшее. Бэкхён должен каждый день часами практиковаться. Парень днями сидит в собственной спальне, по ночам его пальцы трясутся от переработки. Но он продолжает играть. В его жизни нет ничего, за что можно было бы ухватиться, поэтому он делает единственное, что знает. Он играет. Это продолжается некоторое время. Время, которое восемнадцатилетнему Бэкхёну кажется кошмарно бесконечным.