Олень, Медведь, Лис

      Цзинь Гуанъяо за всю свою короткую жизнь (а он считал, что она была именно короткой), любил только четверых людей. Любил странной, может быть, несколько одержимой, но искренней любовью.       Первым человеком была его мать. Он любил, обожал, боготворил её. Она работала проституткой, но все равно оставалась самой лучшей. Закрывая глаза, Гуанъяо мог с точностью воспроизвести до мельчайших подробностей её черты лица, улыбку и смех.       У его матери было прекрасное утонченное лицо: красивые черные глаза миндалевидной формы, смотревшие всегда с теплотой и нежностью, маленький аккуратный носик, который так смешно морщился, когда она была чем-то недовольна, пухлые и алые губы всегда были растянуты в ласковой улыбке. Её смех завораживал и очаровывал. У неё были мягкие и нежные руки, которые всегда обнимали его, и в ее объятьях Яо всегда чувствовал умиротворение и защищенность. По вечерам он любил расчесывать волосы матери, они были такими мягкими и всегда пахли почему-то хризантемами. Гуанъяо заплетал ей косички, делал хвостики и всевозможные странные прически. Эта женщина в ответ лишь всегда смеялась и трепала его по волосам.       Его мама любила рассказывать много различных историй, чаще всего эти истории были про соулмейтов. Они были и с хорошим, и с плохим, а иногда и с открытым концом. — Мамочка, а у тебя тоже есть родственная душа? — Спросил маленький мальчик, укладывая голову на колени к женщине. — Конечно же есть, а как, думаешь, ты смог появиться на свет? — С ласковой улыбкой спросила женщина, поглаживая ребенка по голове. — Ты появился, потому что я встретила свою судьбу. И я очень рада, что у меня есть такой замечательный ребенок. Я уверена, что в будущем ты станешь великим человеком и заклинателем. — Мамочка, почему ты так уверена? — Мальчик развернулся лицом к женщине. — Потому что твой папа — очень сильный заклинатель и является главой ордена. — А где он сейчас? — У него много дел, но он обязательно вернется и заберет нас.       Маленький мальчик очень хотел верить своей маме, но почему-то не мог. Ему казалось, что папа никогда не придет.       Яо рос и все больше и больше понимал, что отец не вернется. А спустя некоторое время мама умерла. От нее осталась только заколка, которую ей подарил отец перед своим уходом. — Мамочка, мамочка, очнись, открой глаза! — кричал десятилетний ребенок. Он лежал на ее груди и содрогался в рыданиях. — Уберите этого ублюдка отсюда, — зло говорил какой-то мужчина. Он схватил ребёнка за шкирку, отшвыривая в руки девушки. — Уведи его, он только мешается. — Нет, нет. Н-е-т! — начал вырываться мальчик. — Отпустите меня, я хочу к маме! Мама, мама, очнись, — он вырывался, кусался, кричал, — МАМА!       Девушке все-таки удалось увести ребёнка. Он уже не кричал и не плакал. Его глаза опухли, лицо было красным, на щеках засохли дорожки от слез. Мальчик сидел на улице и смотрел пустыми глазами в небо. Был уже вечер. Маму куда-то унесли, но он так и не узнал, куда. Люди шептались и косо на него поглядывали, ему было очень неприятно слушать их разговоры. — Этот ублюдок — её сын? — Хорошая шлюха была. Красивая. Жаль, что умерла. — Может, убить этого выродка? Или сослать его куда-нибудь?       С тех пор прошло много времени, и, несмотря на все трудности, маленький мальчик вырос и стал тем, кем хотела видеть его мать — великим заклинателем. Однако он поднялся ещё выше и занял место главы ордена. Но чтобы подняться на вершину, пришлось идти по головам. Яо знал и понимал, что он совершил, совершает и, наверное, будет совершать ужасные поступки, чтобы остаться на пьедестале и сохранить свою власть.       Но даже так Яо старался радоваться жизни. Главным счастьем стал его племянник — Цзинь Лин. Второй человек, которого он полюбил после матери. В детстве Жулань был капризным, вспыльчивым, но глава ордена души в нем не чаял. Он любил мальчика больше, чем родного сына, на которого даже смотреть без содрогания не мог. Яо всевозможно баловал его: дарил дорогие игрушки, играл с ним, читал или рассказывал ему разные истории, уделял все свое свободное время. — Дядя, расскажи сказку, ну, расскажи, — канючил маленький Цзинь Лин. — Уже поздно, разве тебе не пора спать? — с улыбкой спросил мужчина. — Нет! Ещё рано, а ты обещал мне вчера, что расскажешь сегодня про драконов, — возразил мальчик, краснея от возмущения. — Хорошо, хорошо, — примирительно поднял руки глава ордена, посмеиваясь. — Ложись поудобнее и слушай, — мужчина укрыл мальчика одеялом и легонько поцеловал в лоб. — Однажды давным-давно…       Таких вечеров было много, и Яо всегда получал удовольствие от них. Он любил эти моменты и старался хорошенько запечатлеть их в своей памяти. Однако большую часть времени племянник жил у второго дяди. Главе ордена не нравилось, что Цзян Чэн оказывал большое влияние на Цзинь Жуланя.       В свои пятнадцать лет Цзинь Лин был похож на своего второго дядюшку. Вспыльчивый, не умеющий держать себя в руках, несколько истеричный, грубоватый. Было такое ощущение, что племянник ничего не взял от Цзинь Яо. Хотя он, наверное, сам виноват в том, что мало участвовал в его воспитании. Но даже эти несколько отрицательные черты характера не делали Цзинь Лина плохим человеком — Гуанъяо хорошо знал своего племянника — внутри он был мягким и мечтательным. — Дядя, дядя, а кто такие со-ул-мей-ты? — По слогам проговаривая, спросил восьмилетний ребёнок. — А разве второй дядя не рассказывал тебе? — Он сказал, что это все глупости и чтобы я не забивал ими голову, — хмурясь, пробурчал ребёнок недовольно. — При этом он выглядел каким-то печальным. — Цзинь Лин, я сейчас раскрою тебе одну страшную тайну, которая касается твоего дяди, — глава ордена присел рядом с ребёнком, обнимая его. — Но об этом никто не должен знать. Особенно твой дядя. Хорошо? — Конечно, — серьезно кивнул мальчик. — Перед тем как рассказать тайну, я расскажу тебе про соулмейтов, — мужчина задумчиво посмотрел в окно. — Соулмейт (или по-другому родственная душа) — это человек, являющийся твоей второй половинкой, которая была дана тебе самими небесами. Вы являетесь дополнением друг друга, образуя одно целое. Однако не все люди в нашем мире имеют соулмейтов. — Но почему, дядя? Небожители посчитали, что они недостойны? — нахмурился Жулань. — Нет. В нашем мире все имеют соулмейтов, просто не у всех людей есть метки, вот и все. Например, твои родители. У них не было меток, но глядя на них, можно было сразу понять, что они являются половинками одного целого, — ласково улыбнулся Цзинь Гуанъяо, поглаживая Цзинь Лина по голове. — А дядя? — Так получилось, — глава ордена нахмурился, сжимая губы. — Что родственная душа твоего дяди умерла. — Ох! — глаза мальчика расширились от удивления, в его глазах промелькнул страх. — Больше ничего меня не спрашивай. Лучше пусть тебе расскажет дядя, когда он будет готов. — А у тебя, дядя, есть метка? Значит ли то, что ты и тетушка Цинь Су — со-ул-мей-ты? — Нет, — невесело улыбнулся Яо. — У меня нет метки. Может, мы и соулмейты, а, может, и нет. — Я никогда бы не хотел иметь родственную душу! — Почему же? — удивленно воззрился глава на мальчика. — Почему я должен быть с человеком, которого мне навязали небеса? Может, я полюблю другого человека, — возмущенно протараторил Цинь Лин. В ответ глава ордена лишь рассмеялся. — Дядя, почему ты смеешься?! — Жулань покраснел, сжал кулачки и начал колотить дядю. — Ну-ну, если у тебя в будущем появится метка, то я посмотрю на твое выражение лица, когда ты встретишь свою родственную душу.       Это и вправду случилось. В четырнадцать у Цзинь Лина появилась метка, у него тогда было такое растерянное лицо. Цзян Чэн, когда узнал, лишь горько усмехнулся. А Цзинь Гуанъяо был рад за племянника, немного завидуя в душе. — Ну, и кто же этот «счастливчик»? — дразнясь, с веселыми искорками в глазах спросил глава ордена. — Дядя! — казалось, что еще чуть-чуть и племянник задымится, таким он был красным. — Ха-ха-ха, ну, ладно-ладно, я не буду тебе докучать. Ты все равно потом мне обязательно расскажешь, кто он. Но хотя бы скажи, из какого он ордена? Услышав ответ, улыбка застыла на лице Гуанъяо. Орден Гу Су Лань было не тем, чего он ожидал.       Это было любимое и вместе с тем печальное воспоминание Гуанъяо. Когда племянник спросил, есть ли у него родственная душа, он соврал. У него есть метка, но в ней-то и проблема. Их две. Только вот он оказался третьим лишним. У него две метки, у его соулмейтов — по одной.       Конечно, глава ордена Лан Лин Цзинь старался не печалиться, но как-то не получалось. Тоска и пустота съедали изнутри. Хотелось прикоснуться, поцеловать, обнять, взять, но нет — ничему из этого не бывать. Ему лишь было позволено находиться рядом, говорить, любоваться, иногда прикасаться к ним, но не больше.       Они были так непохожи друг на друга. Один был стихией, пожаром, сжигающим все на своем пути. Горячий сердцем, опасный и беспощадный. Но его огонь мог не только уничтожать: он освещал, дарил тепло и уют. Второй был океаном, что своими волнами обволакивал и успокаивал пожар, дарил умиротворение и покой. Однако даже океан, если его потревожить, мог поглотить, унести на дно. Они были теми самыми половинками, что прекрасно дополняли друг друга. Но почему же у него их имена? Это насмешка небес?       Первым, кого он встретил, был Лань Сичэнь. Увидев его, Гуанъяо показалось, что пред ним предстал сам небожитель, спустившийся с небес. У него было утонченное лицо, статная фигура, выделявшаяся из толпы, так как он был облачен в белые дорогие одежды. Лань Хуань улыбался ласково, его глаза светили теплом, он был вежлив и учтив. Как бы это ни звучало, но Цзинь Яо был уверен, что это любовь с первого взгляда.       Как только они представились друг другу, будущий глава ордена ощутил, что что-то не так. Обычно, если соулмейты встречаются, то они очень бурно реагируют, но Лань Сичэнь не давал никаких намеков на то, что они родственные души. У Яо закрались подозрения, что либо ученик ордена Гу Су не имеет метки, либо причина была в чем-то другом. Но что это за причина, он узнал, лишь встретив своего второго соулмейта.       Первое чувство, испытанное Гуанъяо при виде Не Минцзюэ — страх. Глава ордена был высок, широкоплеч, с крепким телом. От его пристального взгляда хотелось сбежать. Если в мирное время он не внушал сильного страха, то во время битв Не Минцзюэ ужасал. От него веяло такой мощью и яростью, что на голове волосы вставали дыбом.       Но Минцзюэ тоже никак не отреагировал на него. Гуанъяо было очень интересно знать причину такого отношения соулмейтов к нему. Это из-за того, что он — сын проститутки? Из-за того, что он не признан своим отцом? Или потому что он нищ, и у него ничего нет? Все оказалось до смешного просто. Только от этого хотелось не смеяться, а плакать.       Это произошло одним из поздних вечеров. Лань Сичэнь играл на гуцине для старшего брата. Все в ордене Цин Хэ Не знали, что лучше оставить их вдвоем и не тревожить. Иногда третьим к ним присоединялся Не Хуайсан, ещё реже с ними сидел Цзинь Гуанъяо. Но сегодня был один из тех редких вечеров, когда Гуанъяо сидел и слушал Лань Хуаня. — А-Яо, что-то ты стал реже посещать нас по вечерам, — откладывая гуцинь, мягко произнес Лань Сичень. — Старший брат, я всего лишь не хочу стеснять вас своим присутствием, — держа в руках чашку чая и лукаво поглядывая из-под опущенных ресниц, сказал Цзинь Гуанъяо. — Стеснять? — Лань Хуань удивленно посмотрел на названого младшего брата. — О чем это ты? Ты нас ничем не стесняешь. — Брат, ты меня недооцениваешь. Заметить, что между тобой, — быстрый взгляд на главу ордена Не, — и первым старшим братом что-то есть, для меня было не трудно. — Неужели это так очевидно? — Лань Хуань, разве тебе не все равно? — впервые подал голос Минцзюэ за весь вечер. — Да, — пожал плечами Цзэу-цзюнь. — Просто не ожидал, что нас легко так раскроют. — А никто сильно и не догадывается, — усмехнулся А-Яо. — Просто я оказался более внимательным, — продолжил Мен Яо, хитро улыбаясь и посматривая то на одного старшего брата, то на другого. — Можно посмотреть, — спросил мужчина, кивая на руку Лань Сичэня. — Да… — замявшись, протянул руку Лань Хуань.       Гуанъяо аккуратно взял за руку Цзэу-цзюня, приподняв рукав одеяния ордена Гу Су, он внимательно уставился на метку и впал в ступор. На руке было лишь одно имя, и оно было не его! Почему? Почему не было его имени? У Не Минцзюэ его тоже не было? — А-Яо? — Ох, прости, — Яо резко отдернул руки, нервно улыбаясь. — Я просто… — не зная как закончить, мужчина лишь передернул плечом. Не говорить же, что он в растерян по причине неимения имени на руке Лань Сичэня. — Я думаю мне пора, поздно уже. Спокойной ночи, — поклонившись, Гуанъяо чуть ли не бегом покинул комнату. Лань Хуань и глава ордена Не озадаченно переглянулись.       Цзинь Гуанъяо летел по коридору, никого не замечая. Мужчина не помнил, как добрался до своей комнаты, как влетел в нее, захлопывая дверь. Все прошло мимо него. Опершись на стену, Яо оглядел комнату пустым взглядом. Ноги его почти не держали, и он скатился на пол, упираясь взглядом в окно. — Черт! — ударяя кулаком по полу, взвыл мужчина. — Черт, черт, черт! — его плечи сотрясались в беззвучных рыданиях. — Почему я, почему снова я?!       Ляньфан-цзунь вскочил, яростно осматривая комнату. Он посмотрел на столик и увидел чайный сервиз, который через пару секунд уже валялся осколками на полу. — Если небожители решили, что для меня соулмейтов нет, то и их не будет друг у друга.       Гуанъяо присматривался месяц и решил, что легче сделать так, чтобы не стало Не Минцзюэ. Он решил вызвать искажение ци, для чего пришлось сыграть на доверии Лань Сичэня. Цзэу-цзюнь обучил его игре, но чтобы вызвать искажение, она претерпела некоторые изменения.       Сначала особо ничего не происходило, но Яо начал подмечать совсем незначительные изменения в поведении Не Минцзюэ. Все складывалось очень хорошо, и когда глава ордена Не, напал на людей и умер от искажения, Цзинь Гуанъяо ликовал.       Он стоял и плакал, глядя на мертвое тело Минцзюэ. Плакал от радости, боли и ужаса. Радость — его план свершился; боль — его метка горела и причиняла ужасающую боль; ужас — он убил своего соулмейта. Эти чувства так сильно его переполняли, что он потерял сознание. Когда он очнулся, рядом с ним сидел Лань Хуань. Тот был бледен, выглядел уставшим и разбитым.       Глядя на такого Лань Сичэня, Яо почувствовал себя еще более больным. Он аккуратно взял его за руку, поддерживая и шепча: «все будет хорошо». При этом понимая, что ничего такого не будет, и Цзэу-цзюнь никогда не должен узнать правду. Но рано или поздно все тайное становится явным.       Цзинь Гуанъяо не думал, что вся правда о его злодеяниях раскроется. Чертов Вей Усянь! Воскрес и сунул свой нос, куда его не просили. Ему было стыдно перед Лань Сичэнем и Цзинь Лином, но не за свои деяния. В его жизни осталось лишь двое людей, которых он любил. Цзинь Лин смотрел на него с ненавистью, Лань Сичэнь - с разочарованием. Он не хотел причинять им двоим боль. Просто… Просто так вышло.       Когда появился Не Минцзюэ в образе лютого мертвеца, что пришел по его душу, Гуанъяо сначала испытал парализующий его страх, но после пришло опустошение и радость от того, что сейчас все закончится.       Мысленно сказав себе: "либо сейчас, либо никогда", глава ордена Цзинь кинулся к гробу Не Минцзюэ, чтобы вскрыть его. И когда старший брат вцепился в его горло, Яо понял, что так и не сказал главных слов своим душам ни в жизни, ни перед смертью.       Все присутствующие услышали треск — неестественно жестокий и отчетливый.

Последний выдох вырвался из горла Цзинь Гуанъяо.