* * *
...попытка нарисовать что-то съестное потерпела мгновенный крах. Как бы ни пытался он вложить в белое кривое яблоко привычный посыл оживления, как в знаки, что чертил раньше, — не вышло. Честно говоря, он очень надеялся на эту способность изменять объективную реальность, о которой ему все уши прожужжали в Библиотеке. На деле же оказалось, что он не только не стал всемогущим, но без денег еще и не смог купить себе мало-мальски еды. И если попить можно было из-под крана в любой забегаловке, то еду оставалось только украсть. Моральных принципов, мандража, литров выхлебанной воды — чтобы затушить сосущее чувство под ложечкой — хватило на два дня. Дальше начала кружиться голова и слабеть ноги, и он, проходя в воскресный день мимо палатки с блинами и чаем на площади, просто взял парочку сверху большой дымящейся стопки, когда продавец отвернулся, и пошел как ни в чем не бывало. Изнутри хотелось орать от всепожирающего стыда, но когда он наконец поел, то не увидел в своем поступке ничего плохого. В конце концов ни за одним из осуждающих взглядов, что он видел в своей голове, не стоял человек в его положении. Он скрывался, чтобы избежать смерти. Ему нельзя было подолгу оставаться на одном месте и часто показываться на людях — его искали тени. Без паспорта, оставшегося в институте, он не мог подшабашить и, в любом случае, это было опасно. Самое главное — он не мог вернуться домой и не мог никого попросить о помощи. Мобильный умер без зарядки к концу второго дня, и он остался в полной изоляции от мира. С вокзала — очевидного варианта ночлега — его вежливо попросили, и он поспешил удалиться. Пытаясь не спать, ходил глухими дворами, пока к четырем ночи окончательно не подкосились ноги, и он не заставил себя искать открытый подъезд, не догадавшись прорезать в любой двери вход чернилами. Что вышло к лучшему: он не засветился ни в этот день, ни в другой, ни в третий. Спрятавшись в темном углу под лестницей, подстелив куртку и вытянув гудящие ноги, он качался в беспокойном сне, из которого то выныривал, умоляя себя забыться, то погружался глубже в безотчетном беге от самого себя. Утром он заорал, обнаружив на штанине пригревшуюся крысу, и поспешил убраться, пока не высыпали жильцы первого этажа. Асфальт встретил его кроссовки подмерзшей ледяной корочкой, которую он с остервенением раздавил и побрел, неся тяжелую мешанину чувств под сердцем. Проходя по мосту, он от души пожалел, что вода успела схватиться и утопиться отчасти не получится. Суицид всегда был для него последним козырем в безвыходной ситуации. Оставь этот мир, пусть сами разбираются, что им всем нужно... Проблема была только в том, что в такие моменты малодушия, наряду с жестоким желанием умереть, появлялось безотчетное животное желание выжить. И обрести хоть одну живую душу, которая поддержит в сражении с клятым миром.* * *
— Ладно, — поднимается он, поскользнувшись в тряпье и чуть не завалившись набок. — Первое: где я буду спать? — Естественно, не в общежитии. Я сняла комнату для тебя с Артуром. — Что?.. — не могла же она знать заранее?.. — Александр, ты согласился бы, — веско произносит Ангелина, — так или иначе у тебя нет выбора. Все лучше, чем опускаться еще ниже. Про квартиру никто не знает, ты будешь в полной безопасности. Я все еще твой куратор, — добавляет она немного погодя. — И я в ответе за тебя. Саша мрачно смотрит в забитое окно. — Я нужен вам, только чтобы Круг грохнуть. Вздох: она закатывает глаза. "Вот упрямец". — Это взаимовыгодное предложение. Если не хочешь кончить как остальные монохромы. — Я не совсем монохром, — пытается ухватиться за последнюю нитку Саша, — так зачем им меня преследовать? — Затем, что ты показал полную лояльность к белому и можешь перетечь окончательно, и тогда у тебя только один путь. "В могилу", — заканчивает она мысленно. — Понятно — проще шваркнуть, чем обучить, — сует он руку в карман с пером и вынимает, снова взрезанную. Чертит белый крест наискось по ее кокону, и камень сыплется наземь. Ангелина вдыхает полной грудью и чуть не падает, когда освобождаются ноги, едва успев подставить трость. — Мне нужны твои чернила, — стряхивает она последние крошки с халата. Разминает затекшие руки и хмуро массирует ноющее колено, не решаясь присесть на единственное теплое место — кучу тряпья. — Боитесь, сбегу? — хмыкает Саша, держась чуть поодаль. "Осторожно, она опасна". — Мне нужно быть уверенной, что я смогу тебе помочь, если что-то пойдет не так. Не воспринимай меня как врага, Александр: я всегда была на твоей стороне. Ни один твой тест в Круге не обходился без Артура, — "к сожалению". — Ты прекрасно это знаешь, — выпрямляется она, нащупывая легкую пустую пробирку в патронташе. — Давай, — протягивает она ему, откупорив. Белые чернила — как издевательство — на грязной коже. Он жмет палец, наполняя пробирку. "Нестерильно", — морщится она. — Да перестаньте, — замечает он, передавая ей сосуд. — Сам мечтаю помыться. Ангелина прячет пробирку в патронташ сзади, заметив про себя, что наклейка с именем в этот раз останется пустой, но ей не будет нужды запоминать, чей этот цвет. — Готов? — спрашивает она, подождав, пока он разгребет тряпье в поисках полезного скарба, спрятанного в глуби на всякий случай. Немой кивок, удар тростью об пол — и Саша, весь сжавшись, шагает в волнующийся бирюзой портал, готовый к чему угодно. За дверью глаза подводят его, ослепленные светом, и он закрывается ладонью. Щурится отчаянно слезящимися глазами — последние недели передвигался по темноте — и видит расплывающееся пятно, прыгающее ему навстречу. Успевает в шоке начертить наотмашь белую заградительную полосу, о которую пятно спотыкается с глухим стуком, но тут же вопит: — ШУРА!!! Полосу из затвердевших чернил отталкивают в сторону и душат в объятиях. Артур. Нисколько не изменился. Да и с чего?.. — Оставляю его на тебя, — возводит глаза к потолку Ангелина, открывая портал в замок. — Дорогая, уже уходишь? Она мечтает лишь о смородиновой настойке, по иронии судьбы подаренной Татьян Санной. Пришло ее время... — Я замерзла, Артур, — поддергивает она полу шелкового халата. — До встречи утром. Никуда не выпускай его и не шуми, бога ради. Маг стоит посреди комнаты, все еще крепко сжимая парня. — Шур, посмотрим телик? Он чуть ослабляет хватку и замечает, как Саша начинает медленно уползать на пол. — Шур, ты чего?! Ангелина!.. Пробирка с ее порталом, данная на всякий случай, без раздумий бьется об пол. Клубы бирюзовой двери едва успевают сомкнуться за ним с телом на руках. — Ангелин?.. — оглядывается он в ее кабинете, присматриваясь. Темно. Та загнанно смотрит на него из угла с бутылкой настойки у губ. Даже свет не успела включить, он уже проблему нашел!.. — Ч т о, Соловей? — делает она большие глаза. Выглядит пугающе. Срабатывает всегда и со всеми, но не во тьме. — Ему плохо. Он подносит Сашу ближе. Ангелина, сумрачно вздыхая, включает настольную лампу и, порывшись, извлекает из ящика стола трубку. Раскуривает как следует, рассматривая в узкое окно змеящуюся трещину на стекле, оставленную впечатавшейся в него новой тенью. Разворачивается и бессовестно выдыхает дым прямо в бессознательное лицо. Артур кашляет в сторону, крепче держа тело — боясь уронить. — Анге... кха!.. Ты с ума сошла?! Саша ворочается, притыкаясь носом к его груди. Сквозь дрему почти неслышно давится дымом пару раз и затихает. — Он просто устал, паникер. Как и я, а мне вставать в шесть. Неси обратно и, ради бога, раздень, он же сплошная корка грязи. А лучше помой, я вам постельное стирать не собираюсь. — А дай тенюшку одну?.. Она массирует ноющий висок рукой с трубкой, теряя немного пепла на ковер. Вот лентяй... — Нельзя. Нагрянут с учетом теней, а у меня нет одной. Круг меня наизнанку вывернет. Нет уж, своими силами как-нибудь справитесь, не маленькие. Давай, кыш, — машет она трубкой, гоня его к двери. — Много не пей, дорогая, — оборачивается он у портала. — Тебя не спросила, — захлапывает она за ним дверь и устало бредет к стулу возле окна. Сидеть с настойкой до утра в тщетных попытках решить, что скажет Александру, когда тот спросит про план. Которого нет...***
...тепло. Ослабляющее волю и тот мизер сил, что он пытался удержать в уставшем теле. Руки не двигаются. Дрема путает его восприятие. Кажется, будто кто-то взял наждак и сдирает с него кожу. Он хочет открыть глаза, но веки словно чугунные. Ведет головой в сторону, желая хоть немного отстраниться, и та падает ему на грудь с глухим стуком. Наждак исчезает, и сознание улетучивается. Артур с недоумевающей улыбкой глядит на покрытое камнем тело. С мочалки капает. — Ну во-от, — тянет он, — Шур? Безответно. — Я так ничего не вымою-у, — жалуется телу маг. Булькает в давно непрозрачной воде разноцветной мочалкой, оставленной от предыдущих жильцов. Жмет губы по-детски, с укоризной глядя на недоступного спящего. Мочалка весело летит на пол. — Ну и ладно! — нагибается Артур, подсовывая под тело руки. Длинная мокрая дорожка тянется за ними до гостиной, где Артур вспоминает, что полотенец в квартиру Ангелина не купила, да и впопыхах вообще про все забыла. Его выручает простыня: Саша безмолвной каменной фигурой, почти сухой после пары небрежных растираний, кладется на диван. Маг не знает, холодно ли спать в камне, так что бросает поверх пару одеял, стащенных со склада у Зиновия. Подумав, подсовывает под каменную голову худую подушку, мгновенно превратившуюся под тяжестью в блинчик. Стоит, наблюдая, как еле видно поднимается дыханием укрытая гора. И, заскучав, озирается. Он тут впервые, но телевизор уже подметил и радостно бросается к нему. На пакет "160 каналов" у Ангелины, конечно, не хватило денег (если она вообще об этом задумывалась), и он смотрит мультики. Ночь убивается за синим экраном, и утро встречает персонажа, лениво раскинувшегося на старом жестком паласе и с тоской смотрящего в прыгающие картинки, уронив щеку на пол. Хочется размяться, но Ангелина запретила покидать квартиру и оставлять Сашу одного. "Будь-благоразумен-сиди-тут", — передразнивает он ее, вытаращив глаза и беззвучно повторяя фразу. — Шу-ура! — беспардонно зовет он, повернув голову к продавленному дивану. — Просыпайся уже-е... — стонет он, изнемогая от желания выскочить на улицу и пробежать пару кварталов для разминки. Бессловесный диван молча глотает претензию. Недовольно выдохнув, Артур поднимается и крадется к нему. Перегибается через кучу, укрытую одеялами, пытаясь увидеть лицо, спрятанное в их слоях. Встает на цыпочки, вытягивая шею изо всех сил и, не удержавшись на скользком паркете, поскальзывается, взмахнув руками, и падает прямо на тело, сбуровливая одеяла и по инерции таща их на пол. — Ау-у... — трет он ладонью занывшие ребра: сквозь тонкие одеяла камень встретил его кости со всей неприветливостью. Типичный Саша. Шевеление. Маг вскидывает голову, встречая заспанный взгляд исподлобья. — Шур?.. Саша отпихивает сэндвич из одеял: — Жарко... Зевает во весь рот. Неторопливо садится, хватаясь за спинку дивана, потому что в ушах уже привычно шумит от голода. Спускает ноги на пол и, услышав стук камня, опускает взгляд: — Черт... — прикрывает он глаза с досадой. — Я что, спал так? — Угу, — улыбается Артур во весь рот. — Пошли к Ангелине? — Прям щас? — страдальчески восклицает Саша. — Давай хоть после завтрака? — откидывает он одеяла и оторопело смотрит на собственную наготу. — ТВОЮ!!! — запахивается он. — Ты что... — немного погодя, успокоив внутренний стыд, выдавливает он, — ты зачем меня раздел-то?.. — Ангелина сказала, — жмет плечами Артур без тени смущения и, видя глаза, лезущие на лоб, поясняет: — Помыть тебя сказала, а то пришлось бы тебя на пол класть — такая ты свинюха был. Ты уж прости? Саша отмахивается от него. Хорошо, что сквозь камень не видно, как у него горят щеки. Приехали... Ангелина, конечно, хотела как лучше, но нельзя же так... Он даже не помнит, как его мыли, и еле удерживается от взгляда в пах. И там ведь тоже?!.. Саша впечатывает лицо в ладони, повторяя себе, что Артур — детский персонаж, ему пофигу. Пофигу... Но ему-то не пофигу! — Бли-ин, где моя одежда? — ноет он, оглядывая комнату и старательно избегая взгляда напротив. — А, — выдает Артур, только что вспомнив. — Ангелина сказала постирать, а я забыл. Саша молча возводит глаза к потолку. Ну конечно, "забыл"... Просто лень было! — И в чем мне ходить? — резонно ставит он вопрос ребром. — Я-а... схожу куплю? — радостно отвечает Артур, не растерявшись. Парень наблюдает, как тот сосредоточенно роется в карманах, и начинает подозревать, что... — Есть! — вытаскивает Артур из кармана мятую сотку с видом победителя. — Класс, хватит на пару пирожков, — поднимает Саша большой палец. — Записали в нудисты раньше лета... — встает он, обмотавшись одеялом. Артур оглядывает квартиру. Тщетно. Занавесок — и тех нет. Ангелина просила украсть только лишнее постельное из общаги. Шорох из коридора, похожий на мелкую осыпь. Маг, любопытствуя, заглядывает и успевает увидеть голую сашину задницу без слоя осыпавшегося камня. — Бл!.. — еле гасит мат парень, закрывая ладонями причинное место. Пусть Артур хоть сто раз детский персонаж, он никогда к этому не привыкнет! — Артур, выйди, а! Пока он нагибается, подхватывая одеяло, в его криво подстриженной голове мелькает мысль, что одному было не так уж плохо. Он тут же понимает всю ее глупость. Он не выспался, но — спал на диване, а не грязной куче требухи (лишь бы грела). Остался без одежды, зато вымыт полностью впервые за долгое время и не воняет. И... он не ел полтора дня, удерживаясь от воровства и боясь попасться. А теперь у него есть возможность поесть. Он осторожно выглядывает в ничем не занавешенное окно. Непривычно. Кровь нервно стучит в ушах. Как будто о стекло сейчас шмякнется тень, проскользнет сквозь щель и утащит в Круг. Паранойя. Он оборачивается: — Артур, э-ээ... можешь купить мне поесть? Мне не в чем идти. — Ангелина сказала никому из нас не выходить на улицу. — Я не собираюсь помирать с голоду, — смотрит Саша вниз, на мерно гудящие в пробке автомобили. — Если ты не выйдешь, выйду я, и меня заметут нахрен, ты этого хочешь? — Н-нуу... я могу... сходить в столовку, — находится Артур и, порывшись в кармане, выуживает пробирку с бирюзовым. — Это ангелинины? — сощуривается, присматриваясь, Саша, не желая подходить ближе, пока он голый. — Ты можешь портануться в замок?! Сомнения и надежды — плещутся в его лице. — Чё-оорт... — выдыхает, наконец, Саша. — Душу бы продал за гарнитуру с зарядкой... ...когда сел мобильный, это было сильнейшим ударом по его меломанской жизни. Он не сошел с ума только потому, что иногда слушал фоновую музыку у кафе, сидя в прорехе пространства. Оставаясь же один на один с собой, он придумывал вариации конца известных произведений, иначе скоро бы помутился рассудком. — Интересно, барахло мое выкинули уже или нет, — опускается он на пол, тщательно следя, чтобы в одеяле не осталось зазоров. Артур с готовностью устраивается напротив. — Не-а, все лежит, как ты оставил. Антон с Владей ничего не трогали. — Ты проверял, — усмехается парень. — Да. Грустно, что тебя больше нет в Библиотеке... "Прости меня!" — обрывает его Саша, подавшись вперед. Слова разрывают ему глотку, но зубы, сжатые до боли, не выпускают их. Он столько раз мечтал извиниться, а сейчас словно залепили рот!.. Он зажмуривается, съеживаясь, неосознанно покрываясь камнем.* * *
— Татьяна, клянусь богом, это уже слишком, — выступает вперед, загораживая Сашу боком, Ангелина. — Почему? — наивно-издевательски хлопает глазами глава Круга. — Мы должны быть уверены, что он не рванет, — покачивая ногой, вторит Леска, держа на коленях планшетку. За обоими ушами — по ручке (не дай бог одна перестанет писать). — Он не рванет, он у м р е т. У нас и так каждый студент на вес золота, а с такой способностью так над ним издеваться?! — О-ой, не кудахчи, наседушка, — машет на нее самодельным тетрадным веером Татьян Санна. Саша, не выдержав, оборачивается на Артура, стоящего перед рядами кресел. Зал заседаний. Они не начнут здесь, они всегда отводят его к стулу инициаций. Пока можно расслабиться, если это вообще возможно. Они проверяют его еженедельно, и он уже порядком устал и не может избавиться от гнета чувства запредельного. Что это не должно с ним происходить, ведь он никогда ни от кого не отличался и сам старался не выделяться. Не лез на рожон и не выпендривался. Так почему он?! — Ангелина, я прошу вас удалиться, — вырастает перед ректором Яков. Саша стискивает зубы, тело предательски начинает потряхивать дрожью — обычно ей позволяют присутствовать, и ему всегда было немного легче под ее присмотром. Ангелина буравит взглядом главу Круга: — Я остаюсь, — чеканит она. Пальцы уже болят — так крепко впились в набалдашник трости. Она должна попытаться. Что они задумали?.. — Боюсь, это невозможно. Вокруг нее вырастают теневые главы Круга, отделяя от Саши. Каменные маски угрожающе наклоняются так низко, что чуть не стукают ей по голове. — Если не хотите, чтобы они поужинали вами, — шипит, наклоняясь к ней, Яков, — советую удалиться. Секунды бессловесного поединка взглядами, она бесстрашно смотрит в провалы его теневых глаз. Но все же сдается — нарочно — отходит, прикрыв уставшие глаза. И резко оборачивается: — Артур останется с ним. — На здоровье, — жмет плечом Татьяна Александровна. Ректор, удовлетворенная этим, не чует подвоха, хоть и выходит из зала с чувством вины перед в очередной раз оставленным на растерзание студентом. Она думает, что будут проверять прочность его брони, как и сказали. Варвара вынимает из-под листов на планшетке потрепанную школьную тетрадь. Главы-тени ускользают к дверям, блокируя выходы и беря зал в кольцо. — Что сегодня? — покрывшись холодным потом, спрашивает Саша как можно громче. Похоже, в зал инициаций он не попадет. — Ну... — поигрывает Варвара ручкой в длинных пальцах, — Татьяна предлагала проверить, сможет ли она тебя спалить... От его нескрываемого ужаса на ее лице дрожит снисходительная улыбка. — Но я сказала, у нас будет стопроцентный труп, и предложила кое-что получше. Шорох зеленой тетрадной обложки, пропуск нескольких страниц и — занесенная над листом ручка. Варвара выводит фразы, плавно поводя кистью, покрывая клетку мелким каллиграфическим почерком. Саша напряженно следит за ее красивыми движениями и не сразу осознает жуткий вопль позади себя. Глухой вскрик. Стук об пол. Как будто что-то прокатилось по паркету и, тут же, — тупой стук чего-то тяжелого. Он б о и т с я о б е р н у т ь с я. Вдох... ...выдох. Оборот. Пот крупным градом катится по лицу. "Артур..." — НУ? — нетерпеливо звучит острый голос Лески. — Он же твой учитель. Ангелина говорила, что вы хорошо спелись. Чирканье ручкой, уже отрывистое, надрывное. Рука ее искривляется, она в упоении, приоткрыв губы, портит чернилами тонкую бумагу. Торопясь, торопясь... отнять еще одну его ногу Мертвенно побелевший Артур чудовищным усилием отрывает себе конечность и, потеряв равновесие, падает со страшным стуком на пол. Брызги чернил заливают старый пошорканный паркет. Тонкие посиневшие губы хватают воздух. Варвара разочарованно стучит ручкой о планшетку. — Похоже, мне придется отнять ему голову, чтобы ты, наконец, перетек...