Жизнь в паре месяцев

Мир вокруг замирает, стоит лишь коснуться рукой белой стены психиатрической лечебницы. Рейчел понимала и знала это, она тут не первый день. Но каждый раз, как в первый. Белый цвет — худший цвет в мире. Самый ненавистный. Самый грязный. Самый настырный. Всё вокруг пришло в движение, стоит только услышать шаги за соседней дверью. Рейчел прислонилась к стенке, вслушиваясь. А, нет, шум таки в соседней комнате. Гарднер аккуратно сползает по стене, грозясь упасть в обморок. Что-то внутри подсказывает, направляет дальше. Рядом с ней кого-то поселили. Сквозь толстую стену можно услышать лишь нужное бормотание врачей и непонятные хриплые вдохи. Рей не помнит себя в первые дни, так что не может наверняка сказать, нормально ли это. Просыпается тихое, давно забытое желание пройти сквозь стены и прутья, что удерживают тут, и наконец-то умереть. Зак обещал её убить. Зак не сдержал обещание. Зак оказался чёртовым вымыслом Гарднер, который терзает её день ото дня. Он ушёл, а желание умереть осталось. Выпустите... Рейчел мягко прикрывает глаза, стараясь не рыдать. Ей страшно, ей больно, ей трудно. Рей не может понять, реальность ли то, где она сейчас. Или просто игра? Или она мертва? Пожалуйста, остановите эту головную боль. Ненависть к миру уходит, когда стихает шум за стеной. Остаются лишь хрипы время от времени и Гарднер благодарит судьбу за то, что они не постоянны и не слишком громкие. Потому что это бы било мозг сильнее шума капающей из старого ржавого крана воды металлического привкуса. Рейчел вздыхает, снова и снова, раз за разом. Действия повторяются день ото дня, неделя за неделей, месяц за месяцем. Гарднер не помнит сколько она тут провела. Недавно врач сказал, что ей уже шестнадцать. Шестнадцать. Шестнадцать. Шестнадцать. А сколько было до попадания сюда? Мысли превращаются в один сплошной ком из обрывков воспоминаний, невнятных снов, далёких видений прошлого и будущего. Рей часто сравнивает свою голову с воронкой, в которой собралось столько мусора и грязи, что заслоняют нужные воспоминания. И каждый раз доктор обещает её вылечить, счистить, содрать всю ту болезненную грязь. Первые полгода Рейчел часто спрашивала о Денни. Она хорошо его помнит. Точнее, помнила. В лечебнице нет зеркал, так что Гарднер не уверена, что её глаза такие, как тогда. "Мёртвые, но живые". Но те полгода очень хотелось в это верить. Что она прежняя. Что ничего не изменилось. Что её близкие рядом, но почему-то так далеко. И что Зак всё ещё стоит сбоку, тихо гневаясь в своей комической форме. И что она, чёрт побери, всё ещё может улыбаясь желать умереть. Это всё, что Рей в основном помнила, — она хочет умереть. Шумы за стенкой стихли и Гарднер на секунду подумала, что осталась без соседа. Ощутимо стукнув тонкой ручкой по стене, она постаралась спросить как можно громче: — Эй, ты там живой? Ответом для Рей была лишь тишина. — Ты живой? Она вновь попыталась постучать и наконец-то услышала хрип. — Да, к сожалению, — голос был сиплым и будто принадлежал не человеку. С той стороны послышался слабый стук о стену. Рейчел умолкла, обдумывая дальнейшие действия. Она ведь только хотела спросить, жив ли новый сосед и больше ничего. — А ты жива? — послышался новый стук. — Да, к сожалению, — ярко-голубые глаза с интересом изучали уже и так знакомую стену, которая успела получить отдельное место в подсознании. Сейчас проявились какие-то новые, непонятные для девушки оттенки, которые не были видны раньше. Мир, казалось, вновь замер, оставляя её наедине с белой стеной, что говорит не совсем человеческим голосом. — Я Рейчел, вроде, — Гарднер не понимала что сподвигло её сказать собственное имя. Она постучала. — Я, вроде, Бейонд, — он не стал стучать, лишь тихо хрипло прокашлялся, видимо, пытаясь схватиться за стену. — Вроде, здорово. — Ага. Девушка откинулась на спину, ставя ногу на стену, начиная водить туда-сюда. Рейчел задумалась о том, что не совсем знает значение слова "Здорово". Пошевелив пальцами, Гарднер начала разглядывать их на фоне белой, почти сходящийся с цветом собственных конечностей, стенки. Ноги казались хрупкими спичками, что держит какой-то маленький мальчик на льду, пытаясь зажечь. Суставы коленей были ярко выражены, а косточки слишком выпирали. — А как ты выглядишь? — вопрос повис в воздухе, сопровождаясь стуком. — Как мой противник, — Бейонд, казалось, не спешил объяснять более подробно. — А как выглядит твой противник? — она заинтересованно подняла взгляд к потолку. — Как лучший в мире детектив, которого никто не видел, — сплюнул Берздей. — Но как ты тогда знаешь, что выглядишь подобно ему, если того никто никогда не видел? — меленькая ножка изящно очертила узор. — Вот так. Потому что я — его лучшая версия. — А зачем ты стал его лучшей версией, если мог быть собой? — Ты задаешь слишком много вопросов, — на той стороне вновь послышался протяжный хрип. — Прости. Просто ты новый сосед и тоже хочешь умереть. Мне казалось, ты, должно быть, похож на меня. Бейонд сменил позу, ложась на живот. От чего-то стало грустно, ведь настырная девочка задавала глупые, на взгляд Берздея, вопросы. — А если похож, то что с того? — он скептически поднял бровь. Гарднер не совсем понимала реакцию и тон данной фразы, потому что не видела лица. Обычно другие люди не могли понять ее, а теперь она не может понять кого-то. — Можешь, пожалуйста, описать своё лицо сейчас. Я не совсем понимаю как стоит ответить на эту фразу. — У меня нет зеркала, точно сказать не могу. — А, ладно. Рейчел опустила взгляд обратно на ноги и собиралась спросить, но её резко перебил крик из коридора. Какой-то рабочий громко оповещал через рупор о времени приёма пищи. Привычная процедура. В специальный отсек ставиться порция с едой, что не содержит ни тарелок, ни ложек, а уже тем более вилок. Всё слишком безопасно. Гарднер знает, что пока она здесь, умереть нет особой возможности. Есть сейчас не хочется. Прислушиваясь, Рей понимает, что и её сосед не спешит есть. Наверное, для этого есть причина. Наверное. Она не обедала, но завтракала, так что сейчас вполне готова отодвинуть ужин куда подальше, ведь перед глазами вновь плывёт. В путанице из белых стен Гарднер пытается увидеть Бейонда, что сидит в соседней камере, пытаясь что-то съесть. В итоге она таки берёт в руки ужин, стараясь спокойно проглотить, хоть белый ужас вокруг очень сильно давит. Спустя полчаса, оповещают о окончании ужина и подготовке ко сну. Пусть многие тут и не спят по ночам. — Бейонд, а как ты попал сюда? — вновь еле слышный стук в стену. — Это бесполезная история. Мой величайший позор. — Можешь не говорить, если не хочешь. Она отвернулась от стены, будто не в состоянии понять, почему Берздей не хочет рассказать. Но вспоминает собственную историю и тихо вздыхает, начиная чесать шею. Столь тонкая, но почему-то никак не ломающаяся. Обидно. — Я воспитывался в приюте, где должен был занять место величайшего в мире детектива. Но мне надоело жить в его тени и я придумал гениальный план, чтобы уничтожить его раз и навсегда. Сломить изнутри и дождаться, пока время обглодает каждый нейрон его не в меру гениального мозга, — его лицо было безэмоциональным, но глаза горели ярко. Ярче сотни огней, что освещают уличные кварталы. — Но из-за одного промаха, маленького недочёта, я выжил и оказался здесь. — Понятно. Повисла тишина. Бейонд приложил к искусанным губам несколько пальцев, медленно засовывая их в рот, оглаживая зубы, дёсна и нёбо. Ожоги, что покрывали почти каждую часть его тела, так некстати вспыхнули, заставляя сжать челюсть на пальцах. Когда боли отступили, парень уверенно обхватил язык, будто стараясь сломать кости, которых там нет. До Рейчел доносились еле слышные звуки хлюпающей слюны, отчего та вновь прикрыла глаза. Возможно, Бейонд действительно настолько не хочет с ней говорить. Звуки прекратились, будто Берздей наконец-то достиг поставленное цели. Послышался кашель. — А ты как сюда попала? — Я не знаю. — Ну, не хочешь, можешь не говорить. — Та... Я правда не знаю, — её взгляд помрачнел, а голос стал более сиплым. — Я помню только как была в странном месте. Я лечилась у своего психолога, Денни. Он постоянно говорил, что мои глаза необычные. Мёртвые, но живые. Знаешь, мне всегда так казалось. — У меня тоже был такой знакомый. С такими глазами. Ярко-голубые, местами сероватые. Очень чистые, если вглядеться. У него были очень мёртвые глаза, когда он затягивал петлю, но он всё ещё был живым. Хрипел, дёргался, но был живым. — Как его звали? — У него не было имени. Только инициал А классическим шрифтом и ненависть к тому же детективу, из-за которого я здесь. Он был прекрасен. — Ты... Любил его? Вопрос повис в воздухе, создавая некую пелену. Бейонд хрипло безумно засмеялся, стараясь наклонить голову как можно сильнее в сторону. — Детективы не любят, они одиноки. А его смерть тому доказательство. — Понятно. — Можешь продолжать. — Хорошо, — Рейчел коснулась рукой белокурой пряди, собирая в пучок и сильно оттягивая. — Я оказалась в очень странном месте. Сказали, это какой-то там этаж. Я встретила парня по имени Зак, он обещал меня убить. А потом... — ещё совсем детские, красивые глаза наполнились слезами. — Потом не убил. Сказали, это просто был мой бред. Но я... Я... Я всё ещё хочу умереть. — Значит умрёшь, — парень спокойно хрустнул пальцами. — Правда? — в каплях слёз можно было прочесть отражающуюся надежду. — Я скажу тебе твою дату смерти, если увижу лицо, только не реви. Согласна? — Да, — она начала вытирать слёзы. Лицо оставалось холодным, как и прежде. — Тогда просто жди встречи. — А ты не такой и псих. — Ага.