Чиароскуро (На контрастах)

ему нужно, чтобы Итачи —сгладил острые края, которые сам же и создал, в одну ночь разбив на осколки маленького мальчика много лет назад, а сейчас руки старшего брата отпечатываются ладонями на бумажно-белой коже его боков, пока он неглубоко трахает его, и Саске чувствует, как член брата гладко двигается внутри, постепенно растягивая. Всё это — под неподвижно застывшим взглядом Кабуто, поверх распластанного коричнево-красного плаща, сквозь который всё равно ощущается некомфортная твердость каменного дна пещеры, мелкие камешки впиваются в ягодицы и лопатки, когда он выгибается и ёрзает, впиваются в локти, когда он силится приподняться на них. Сбивчивые вздохи прорываются через печать губ, когда Итачи прижимает ладони к его тазовым косточкам и толкается в его скользкий проход, двигает бёдрами ему навстречу и утыкается носом во влажную от пота кожу между шеей и плечом. ему нужно, чтобы Итачи —поместил руки ему на горло, прямо как в его тринадцать лет, когда старший брат вжимал его в голую стену на высоте от пола, медленно выжимая воздух из трахеи, из-за чего в углах глаз щипало от нехватки кислорода, а лёгкие горели и дымились. Он таращится на старшего брата широко раскрытыми глазами, с расширенными зрачками и румянцем на щеках, обнаруживая, насколько легко ему не замечать тёмных ломаных линий, расчерчивающих землистую кожу, потому что Итачи совершенен несмотря ни на что, особенно в ореоле мрачного зеленоватого света пещеры, под прицелом ощерившихся на них сталактитов, подобных сотне кинжалов. Член Саске пульсирует и раскачивается меж их телами, когда Итачи начинает двигаться быстрее, жёстче, набирая темп, который решительно сводит с ума. — Положи… — Саске сбивается с дыхания, скребя и морща ногтями поверхность плаща. — Положи руки мне на шею. Давай, — уговаривает он — и дугой прогибается в спине, когда брат входит в него по самое основание. ему нужно, чтобы Итачи —продолжал двигаться; не смей останавливаться, старший брат, сдавленные мольбы умирают на кончике языка, когда Итачи бесконечно нежно надавливает пальцами на кожу за углами его челюсти, неестественные глаза смотрят по-совиному, не мигая, и губы целуют с такой нежностью, что почти разбивают сердце. — Придуши меня, нии-сан, — сдавленно каркает Саске, теряясь в ощущении жара, разливающегося внизу живота, и раздвигая ноги чуть шире. Итачи не врезается рукой ему в горло со всей силы, как тогда, но просто оставляет ладони лежать по бокам шеи и сжимает, осторожно, так бесконечно осторожно поначалу, продолжая входить в него членом. Эти ощущения качественно новые по сравнению со всем когда-либо испытанным, и Саске порывисто вдыхает, словно тонет, медленно тонет в растекающемся по всему телу жаре — но этот вздох застревает в горле. Давление усиливается, и продолжает усиливаться до тех пор, пока за веками, в бёдрах и пальцах ног не начинаются игольные покалывания — и он кончает, до предельного насыщения, заливая себе весь живот.