Все начиналось с любопытства.

Всё начиналось с любопытства. Теперь это конец.

      В этих стенах пахло сыростью и кофе; может это был запах смерти?       Здесь было холодно и в это же время слишком душно, настолько душно, что приходилось судорожно глотать отравленный воздух ртом, дабы пополнить запас кислорода в лёгких и настолько холодно, что температура в квартире не превышала температуру в морге. Да и в целом это местечко очень его напоминало: бледные тела, разбросанные по углам на полу, тусклое, голубоватое освещение и гробовая тишина, которая была противна до едкого звона в ушах.       На лицах трёх мужчин и одной девушки намертво страх застыл, как посмертный слепок лица из глины и воска. Но затем, постепенно, у каждого этот испуг сменялся изумлением и эйфорией. Послышался тяжёлый, хриплый выдох и приглушённый стон. Крик. — Чёрт возьми, Патрик! — вопила женщина, вскочив на ноги и трясущейся рукой указывая на мужчину. — Ты вмазал мимо вены, Патрик!       Парень, лет эдак двадцати двух, перевернулся на живот и что-то невнятно пробурчал себе под нос. Ядерная смесь из спиртного почти обездвижило это тело, но тяжёлый наркотик, введённый внутривенно двадцать восемь минут назад, сделал своё дело, оправдал ожидание и прибавил энергии. — Что? Нет же, — отвратительный спазм в желудке перебил его речь; ком подскочил к горлу, угрожая вырваться наружу и потянуть за собой всё выпитое и съеденное сегодня ночью.        Он пытается подняться, но совладать со своим телом было не так уж и просто, оно казалось обмякшим, неконтролируемым; было чувство, что неосязаемое облако, которую привыкли «душой» называть, покинула оболочку костей, мышц и меловой кожи. Тусклым и вялым взглядом он осматривается вокруг и не замечает никого, кроме своего отражения в зеркале, а значит, что не было никаких мужчин и женщины. Кто же тогда кричал? Кто своим звонким криком заставил парня прийти в сознание и встать на ноги? Ответ прост. Это его сознание, больное и надломленное, визуализирует и выдаёт за действительное всё то, что создала фантазия. Выражаясь по-иному, это были всего лишь галлюцинации. Ничего удивительного, если ты плотно сидишь на наркотиках и употребляешь, что под руку попало.        Патрик кинул взгляд на свою руку и убедился в том, что не попал в вену. Из раны сочилась красно-бордовая жидкость, оставляя дорожку от стекающей вниз капли. Собрав оставшуюся силу, он направился в ванную комнату. За зеркалом, на полках, среди капсул с дозой, шприцов и таблеток в целлофановой упаковке, где-то лежала вата и жидкость для обеззараживания. Обработать рану он смог без лишних усилий и головной боли, эта процедура и пяти минут не заняла.        Но теперь вопрос в другом.        Где найти ещё?        Легко было бы предложить ему расслабиться, успокоиться и перестать думать об этом. Но, как об этом не думать? Всё равно что не хотеть встать с инвалидного кресла, когда дом горит. Нельзя просто так взять и выкинуть мысли об этом из головы, когда все твои мышцы сковала единая, до жути сильнейшая судорога, когда твои рёбра выламывает наружу, острыми концами протыкая кожу и высовываясь наружу, когда сердце сбивается с ритма, как движок старого автомобиля: то рычит с силой и гудит, то глохнет. Парень даже не собирался думать о том, чтобы вколоть себе дозу чуть позднее, например, часа через три или четыре, а сейчас — взять и выйти на улицу, подышать, встретить рассвет. Плевать ему на рассвет и красоту пейзажа. У него часто имелся свой рассвет и свой пейзаж в стеклянных колбочках; часто, но не сейчас.        Его ноги были неспособны держать и переносить вес, каждый шаг к домашнему телефону был таким тяжёлым, будто сила земного притяжения в один миг усилилась в тысячи раз. Координация тоже не была на высоте, по пути Патрик несколько раз споткнулся и даже перевернул горшок с засохшим давным-давно цветком.        С горем наперевес юноша добрался до телефона и попытался набрать нужный номер, который знал наизусть. Даже если он лишится памяти, случится амнезия или ещё какая-нибудь непредвиденная дрянь, голубоглазый всегда сможет вспомнить эти пять цифр: восемь-три-ноль-ноль-шесть.        Из трубки, приложенной к уху, послышались длительные гудки. Казалось, что время тянулось неумолимо долго и одна секунда волнительного ожидания растеклась в бесконечность. Но когда грубый, низкий мужской голос ответил на звонок, произошёл коллапс, нервозность стихла и появилось чувство облегчения. — Финн? Финн, это Патрик. — Да, Патрик? — Мне нужна доза. — тяжело дыша и кусая нижнюю губу, жалко хрипел наркоман. — Финн, пожалуйста. Ты слышишь? Пожалуйста.        На его просьбы не было ответа, по крайней мере, первые несколько мгновений, потому что Финн — человек, у которого было выгоднее всего покупать «смертельный кайф», решил специально помолчать, для важности, мол, он размышлял над вопросом: а стоило ли вообще отвечать на звонок этого мерзавца? — Через двадцать минут. — соглашается дилер и кладёт трубку, тем самым останавливая страдания зависимого.        К дому Финна Мелроуз подъехал на такси, в котором несколько раз терял сознание, вылетая из реальности. Оставалось пройти только несколько метров, но внимание парня привлекла девушка. На вскидку ей было пятнадцать или шестнадцать лет, но не больше. Она стояла, одной рукой держась за край стены, а второй пыталась нащупать что-то в своём кармане, в это же время истерически смеясь и задыхаясь. Только дурак не смог бы понять, почему она, стоя в двух метрах от двери мелкого наркобарона, так странно вела себя. Её внешний вид был, мягко сказано, непривлекательным: испачканная одежда, старые кеды, склизкие волосы собраны в хвост на затылке, тушь, размазанная по лицу.        Неизвестно, что сподвигло шатена, который так спешил на встречу, но подошёл к незнакомке и первым заговорил. — Ты к Финну? — его сиплый голос был похож на стон подстреленного дикого животного. — У тебя найдётся сигарета? — в ответ спрашивает она и Патрик вытягивает одну из пачки. — Уже была у него. — добавляет юная особа, делая тягу и вдыхая горький дым с никотином. — Я Кристина. — Тебе лет-то сколько, Кристина? — Четырнадцать. — она оказалась даже младше, чем он мог предположить.        Ей было всего-навсего четырнадцать лет, а она уже была на игле. Подростки часто портят свою жизнь наркотиками, но настолько молодых торчков Патрик ещё не встречал.        Некоторые думают, что страдающие зависимостью люди не могут что-то чувствовать, сопереживать, сочувствовать, что они пекутся только за свою шкуру и эти «некоторые» отчасти правы. Но Патрику действительно стало искренне жаль девушку.        Что-то в его сознании щёлкнуло и механизм запустился, медленно его разум захватывала мысль, что героин или любой другой наркотик — не баунти, покрытый молочным шоколадом и не стоит ждать от него райского наслаждения. Наркотик — не прекрасное вещество, которое помогает забыть о всех проблемах житейских, он не поможет наладить или исправить проблемы, зато окончательно всё испортит. Наркотик — не минутная эйфория, наркотик — многолетнее наслаждение неминуемой смерти. Наркотик, как азартные игры — ты пробуешь его, надеясь на огромный выигрыш, а проигрываешь целое состояние. То, что для наркоманов необходимость, для других лишь неплохой бизнес, основанный на смертях людей, которые искали способ выбраться из своих проблем и не нашли ничего лучше, чем пойти и уколоться.        Его рвало на тысячи мелких кусочков. Внутри будто кто-то шептал: «Уходи, беги, скорее уноси ноги. Постой, подумай, может ещё разочек? Он станет последним! Нет, беги! Останься!».        Мелроуз дёрнулся и поспешил на дорогу, чтобы поймать такси и вернуться домой. Вернуться домой немедленно, а затем раз и навсегда пообещать себе не трогать запрещённые вещества. Пообещать, что чего бы ему это не стоило, он больше никогда не возьмётся за шприц, не наберёт в него жидкость и не пустить её по вене.       По пути в свою квартиру Патрик даже не догадывался насколько сложно ему будет бороться со своими демонами.