Can we dance?

Музыка бьёт уже не так сильно по ушам, она уже кажется чем-то относительно привычным или же он оглох. Яркие цвета в контрасте с темнотой всё ещё заставляют морщиться и часто моргать, но уже через минут пять глаза привыкнут. Он тут не просто так, а ради одного человека, который ждёт его, точно ждёт. Совсем немного, буквально на подкорках паранойи, Феликс чувствует себя реально дураком, его гложат сомнения, касаемые абсолютно всего, что происходит прямо сейчас, но он это давит так сильно, не давая разростись, что непроизвольно сжимает и разжимает кулаки, пытаясь успокоиться. Сегодня особенный день, сегодня довольно глобальное выступление и билеты на него они едва достали, если честно. Цзыюй пришлось запрячь все свои знакомства и связи ради этого, и Феликс даже и не представляет, как он может за это её отблагодарить, но он явно не ожидал, что его друзья решат пойти с ним, втроём, не то, что они не могли бы, но это неожиданно, облегчающе неожиданно. Феликс слышит, как препираются Юкхэй и Цзыюй за его спиной, а потом замолкают резко и огромная юкхэева рука с размаху ложится на плечо, от чего Феликс чуть ли не подкашивается — в Вон Юкхэе столько силы, которую он не умеет рассчитывать, что угробить может легко. К этому привыкаешь, на самом деле. Рядом с друзьями Феликс чувствует себя хорошо, гораздо лучше и увереннее, будто открывается второе дыхание. С ними всегда менее страшно, более стыдно и гораздо веселее, это всё крышесносяще. Феликс с каждой минутой чувствует себя всё взбудораженней, по его венам от волнения и адреналина будто молнии сверкают и колятся, необычное, но классное чувство. Феликсу оно нравится, напоминает чувство перед особо сложным и масштабным выступлением. — Ну что, готов чиллить? — Юкхэй перекрикивает музыку и вопит прямо на ухо, от чего любой бы уже скорчился, но Феликс привык. — Всегда готов! — немного наигранно бодро отвечает, но Юкхэй не обращает внимание, улыбаясь широко и уверенно. — Тогда сначала мы в бар. При слове «бар» Цзыюй оживляется и Феликс уверен, что это не из-за любви к алкоголю, которой у неё нет особо, а из-за одного очень саркастичного бармена, к сожалению. Не то, что тот не нравится Феликсу, но и не то, что он одобряет… И правда, сегодня смена того самого неразговорчивого и вредного до жути парня, который, несмотря на весь ритм клуба, всё делает спокойно и медленно, явно никуда не спеша. Хладнокровный, ироничный и острый на язык. Что в нём нашла Цзыюй? Феликс хмурит брови, но молчит. Всё нормально, пока этот парень не причиняет вреда его подруге, а если всё же решится, он и Юкхэй вместе открутят тому голову. На удивление абсолютно всех, Юкхэй тоже хмурится и пихает Феликса в бок, когда видит то, как Цзыюй улыбается тому бармену, а тот ей. — Что за тип? — абсолютно точно слишком громко спрашивает он, тыча пальцем в бармена. И, конечно, тот это тоже замечает. Чтобы не заметить, нужно было бы быть слепым и глухим. — Ким Сынмин, — спокойно отвечает бармен, с холодным вызовом смотря в глаза Юкхэя. Они встречаются взглядами и атмосфера вокруг накаляется. На несколько секунд Феликсу кажется, что ещё немного и произойдёт что-то неизбежное, он уже готов хватать Юкхэя и оттаскивать куда подальше, но тот вдруг усмехается и, сокращая расстояние, протягивает Сынмину руку. — Вон Юкхэй. Сынмин отвечает на рукопожатие, возможно, оно немного сильнее, чем нужно, но уже через несколько секунд Юкхэй разваливается на высоком стуле, облокотившись о барную стойку. Феликс и Цзыюй выдыхают. Сегодня без буйств. Феликс заказывает себе безалкогольный мохито, прекрасно зная, что он полная лажа, Сынмин на это ехидно смеётся (ого, первая яркая эмоция) и мешает эту абсолютно мерзкую бурду, пока Юкхэй с слишком задумчивым видом пытается выбрать, что ему влить в себя. Как хорошо, что через пару коктейлей ему уже будет всё равно, что он пьёт. Глазами Феликс следит за длинными пальцами друга, что постукивают по панели барной стойки, и понимает, что взволнован не только он. Обогнув стул Цзыюй, он садится на тот, что рядом с другом, и, пока девушка увлечена разговором с барменом, привлекает юкхэево внимание. — Что такое? — Неловко мне как-то, твой танцор наверняка помнит, что я про него сказал, — морщится Юкхэй, а потом неожиданно серьёзно смотрит на Феликса. — Надеюсь, он реально того стоит. Феликс чувствует, как музыка заглушается от внутреннего шума биение сердца, которое сходит с ума от волнения, страха и чувств. В ушах неприятно шумит, как будто помехи, и губы пересыхают от волнения, но он берёт себя в руки и кивает. — Да, стоит. И чувствует, как становится легче. Не соврал. Краем глаза он видит, что Юкхэй наконец по-настоящему расслабляется, и делает сам глубокий вдох и выдох. Дерьмовый мохито кажется не самым ужасным напитком, а сынминово «я не отвечаю за то, что ты этим можешь отравиться» — забавным. *** Душно и слишком темно, Хёнджин впервые это замечает так отчётливо, не будучи окружён волнением или эйфорией. Его разум чист, все мысли будто разом решили рационально разойтись по местам, выкинуть лишнее и успокоиться, это так необычно. Возможно, дело в том, что он потратил уже абсолютно все свои нервы ещё раньше, когда думал о выступлении, впервые так переживая, а теперь выдохся в этом плане и осталась только холодная решимость, которая и двигает сейчас им. В их программе сегодня пять танцев, все Хёнджин знает довольно хорошо: два выучил недавно, а с тремя выступал уже пару раз. Волноваться не о чем, так ведь? Сонхва мельтешит вокруг, он постоянно всех поправляет и даёт указания негромким, но чётким голосом. Хёнджин не слышит ничего, кажется, он и так знает всё, что ему говорят, зачем ещё раз, его мысли чуть дальше этого места, они за сценой, рядом с Феликсом, который, да-да, конечно же, снова пришёл к нему на выступление, Хёнджин это видел, он специально искал глазами светлую макушку, высматривая её из толпы. Феликс тогда ещё помахал ему рукой, заметив его голову из-за кулис. Феликс тут ради него, только него. Задумавшись, Хёнджин и не замечает, как чья-то рука касается его локтя, сжимая пальцами. Вздрогнув, он поворачивает голову и видит чужую ободряющую улыбку. — Он пришёл? — спрашивает Чону, кивая в сторону зала. За последнюю неделю они… можно сказать, что сблизились. По крайней мере, теперь их можно назвать приятелями, а Чону — личным психологом Хёнджина. Странно признаваться даже самому себе, но такой приятель (друг?) именно то, чего и не хватало ему. Конечно, есть Минхо, замечательный друг-придурок, у которого нет эмпатии особо, но это же другое, так? Чону спокойный, доброжелательный, понимающий, местами строгий, совсем не зануда и у него куча странных идей, от чего Хёнджин каждый раз хочет удивлённо приоткрыть рот, каким же интересным оказался одногруппник. И вот сейчас Чону стоит рядом, очень красивый в этой белой рубашке с узором, вышитым золотыми и синими нитками, его глаза сияют даже в темноте, а на губах привычная добрая улыбка, и Хёнджин непроизвольно шумно выдыхает, думая, что его приятель очень привлекательный, правда, конечно, сердце уже абсолютно точно занято другим блондином. Сто процентов, Чону должен пользоваться большей популярностью, чем у него есть. — Пришёл, — Хёнджин наконец отвечает и улыбается неуверенно. — Он мне помахал рукой. — Ой, — Чону замирает и пару раз моргает. — Покажешь его? Хёнджин хмурится, внутри удивляясь вопросу, и не знает точно, что сказать. — Я не уверен, что это возможно? — Давай быстро, — Чону подмигивает ему. — Сонхва всё равно отлучился к бару. Неуверенно помявшись, Хёнджин кивает. Он не особо уверен, что сейчас хочет показывать кому-то Феликса. Он собственник, Феликс это его маленькая тайна, что-то сокровенное, о чём никто из его окружения не должен знать, потому что страшно и будто с корнем выдирают из сердца. Феликса хочется беречь от своего окружения, которое ему точно не понравится. Но в то же время это Чону, Чону хороший, ему можно довериться. — Хорошо, давай только быстро. Не хочу, чтобы Сонхва нас убил. Ему подмигивают и тащат за край кулис, чтобы наконец выглянуть и осмотреть толпу. Толпа их замечает сразу и кричит, пытаясь привлечь внимание, но Хёнджин смотрит лишь в сторону, где должен стоять Феликс. — Где он? — спрашивает Чону. — Не знаю, толпа стала больше. Он блондин. Они не успевают рассмотреть всё, как слышат голос Донхёка за своими спинами. — Вылезайте давайте, а то Сонхва вас убьёт. Я сказал ему, что шум из-за бесплатных шотов, но ещё немного и он всё поймёт. Недолго думая, Хёнджин и Чону отскакивают с того места и удивлённо переглядываются, пытаясь переварить тот факт, что их прикрыл Ли Донхёк. Правда, сам спаситель уже отвернулся от них и явно не был намерен их слушать. — Что это было… — спрашивает пустоту Хёнджин, хмуря брови. — Восьмое чудо света, не меньше, — Чону пожимает плечами. — Идём. Будем отжигать перед твоим крашем. Острое желание сказать, что Феликс не краш, сразу давится другими мыслями и здравым разумом, которые говорят, что как раз да, не краш, больше, чем краш. Кондиционер дует в спину и Хёнджин понимает, что ещё немного и перед выступлением закоченеет. Кто вообще включает кондиционер на шестнадцать градусов, когда на улице двадцать? Вместе с тем Хёнджин понимает, что холодно ему и от своих же мыслей, потому что тревожность и волнение начинают вновь подниматься разом, напоминая обо всём, что он загонял подальше. Танец сложный, облажаться страшно. Но Хёнджин собирает всю волю в кулак и делает глубокий вдох, он справится, нет другого варианта. Он выйдет и выступит, как выступал и раньше. Нет, лучше. Выложится на всю, станет настоящим центром и заставит Феликса признать то, что он правда может быть хорош. Чертовски хорош. Прилив уверенности разогревает тело, все мысли улетучиваются и голова становится ясной. Перед всеми стоит Хван Хёнджин, уверенный в себе принц, который покажет, что он может быть по-настоящему страстным на сцене. Хёнджин делает решительный шаг и выходит на сцену, а за ним и все остальные. Сонхва говорит пару слов зрителям, те пьяные и часть наверняка даже не понимает его слов, но хлопают все, радуясь началу представления. На него много кто смотрит, он чувствует кожей цепкие взгляды на себе, они полные желания, интереса, скорее всего, снова человек десять открыто предложит продолжить вечер у них, остальным будет страшно. Хёнджину не нравится это. Ему не нравится, когда его оценивают так, когда всё, что видят — красота. Непонятно зачем они что-то учат вообще, если все пришли посмотреть на них самих, а не на танцы. Порой он чувствует себя эскортом, а не танцором, и, чёрт, это так мерзко. Ему не нравится, когда в нём видят просто сексуальный объект, когда людей восхищают только пропорции его тела и мысли, что он может делать в постели, а не танцы, ему не нравится. Когда он в детстве мечтал танцевать, он мечтал никак не об этом. Он хотел выступать перед теми, кто оценивал сугубо его возможности, танец, как вид искусства. Так почему он стоит здесь? Почему вообще сегодня сюда пришёл? Эти все мысли так сдавливают грудь так, что на несколько секунд становится невыносимо дышать. Хёнджин теряет чувство пространства и времени, понимая, что ещё немного и сейчас начнётся приступ паники. С зала вдруг слышится громкие голоса, которые перекрикивают музыку. — Хёнджин, давай! — Ты крутой, Хёнджин! — Хёнджин! Сердце Хёнджина замирает, когда он видит в толпе знакомую макушку Феликса, а рядом с ним того самого Юкхэя и их подружку, которые машут ему руками и улыбаются, а толпа подхватывает, хлопая. Внутри само по себе, неконтролируемо разливается тепло и глаза щиплет немного, Хёнджин замирает и не может поверить в происходящее. — Какой из них? — Чону наклоняется к его уху и с интересом спрашивает. — Блондин, — отчего-то севшим голосом повторяет Хёнджин. — Классный. Да, классный. Помимо воли у Хёнджина появляется улыбка на губах. Феликс классный и он притащил своих друзей, чтобы поддержать его. Похоже на какую-то сказку, с ним что-то подобное впервые. Дыхание перехватывает. Сонхва достаточно тихо, чтобы толпе не было слышно и достаточно громко, чтобы услышали ребята, объявляет стать по позициям. Для достоверности Чону пихает его в бок, чтобы он не проспал и Хёнджин шутливо пихает в ответ, быстро занимая свою позицию, пока Сонхва не начал пугающе смотреть на них. Хёнджин чувствует непривычный прилив сил и что он взбудоражен. Он глазами ищет Феликса и видит его улыбку, всё внутри переворачивается и несколько секунд сердце бьётся так сильно, что заглушает музыку. У Хёнджина такое впервые. Биты сильные, ремикс не самый лучший, но это всё растворяется, стоит коснуться танца. Десять человек на сцене двигаются как один, будто через них одной непрерывной нитью прошёл ритм песни, соединяя, Хёнджин чувствует это всем своим нутром, это пронизывает насквозь. Из груди рвётся столько отчаянных чувств, Хёнджин задыхается, ощущая столько всего сразу. Все движения выходят сами по себе, когда мысли одновременно тут и где-то далеко, очень много. Перед глазами мелькают огни зала, чужие глаза, воспоминания и не самые приятные мысли, голова кружится и Хёнджин боится потеряться. Он отчаянно цепляется взглядом за Феликса, смотрит в его взволнованные глаза и наконец немного выдыхает, продолжая танцевать. Когда танцуешь, ты забываешься, но так не всегда, иногда наоборот начинаешь больше думать, Хёнджин и думает. В груди щемит и мысли уносят далеко, только глаза Феликса держат его сознание на месте. Танец под какую-то не самую красивую песню о любви, а в голове Хёнджина столько несказанных слов, которые он бы хотел озвучить его главному зрителю. Феликс улыбается — Хёнджин понимает, что задыхается. Его тело дрожит, всё внутри тоже, будто вся нервная система, он чувствует одновременно столько, что слёзы начинают наворачиваться на глазах. Он хочет танцевать красиво, он хочет вылить в танец все свои чувства, он хочет быть собой. Дыхание сбивается и, кажется, он начинает плакать. Хёнджин даже и не замечает, что его щёки становятся мокрыми, а губы дрожат, когда он танцует, он смотрит в глаза Феликсу и, кажется, он совершенно не знает, что дальше. Движение за движением, он пытается выложиться на всю, он знает, что многие смотрят именно на него, он знает, что о нём думают, но совсем не до этого, его затягивает в какую-то чёрную дыру и всё вокруг размывает, кроме одного человека. Хёнджин не уверен, танцует ли он в такт и те ли движения, его тело делает их само, но не как раньше, сейчас это автоматически, основываясь на чувствах. Он чувствует, как лажает, делая то слишком сильно, то недостаточно, голову кружит так, будто он выпил что-то сомнительное и теперь ему хорошо и тревожно сразу, а земли под ногами нет. Пол кажется мягким и движущимся, но при этом Хёнджин умудряется стоять на нём крепко. Ключевые движения очень изящные: прогиб в спине, медленный взмах рукой, поворот и он откидывает голову назад. Толпа шумит. Возможно, всё не так плохо. В глазах Феликса восхищение, оно в них впервые, он смотрит на его движения, не в силах оторвать взгляд и Хёнджину кажется, что он сорвал джекпот. В момент эйфории приходит понимание, что он чертовски хочет, чтобы Феликс смотрел на него так, именно он, ему чертовски нравится быть привлекательным для Феликса, чертовски нравится вызывать в нём эмоции. Хёнджин хочет с ним станцевать. Да, он хочет с ним станцевать. Он хочет касаться его тела под музыку, хочет цепляться за его плечи, хочет смотреть ему в глаза, хочет, чтобы Феликс двигался с ним в одном ритме. Он чертовски нуждается в этом. Когда песня заканчивается и до следующего выступления минут двадцать, Хёнджин кивает Чону и быстро спускается со сцены под крики зрителей. Он расталкивает всех, пытаясь добраться до Феликса, и, только встав перед ним, наконец выдыхает. В бесконечном шуме клуба ему становится тихо. Феликс облизывает губы, Хёнджин тяжело дышит, никто не в силах прервать зрительный контакт, который установили с начала выступления. Хёнджин чувствует себя непривычно уверенно, он знает, что должен сейчас сделать или будет жалеть. Хёнджин протягивает правую руку и усмехается. — Могу ли я предложить тебе потанцевать? Феликс наконец отмирает и усмехается в ответ. — Can we dance? — он играет бровями, делая отсылку. — That's all I have to say so, baby, can we dance? — не теряется Хёнджин, он знает эту песню, она стоит у Феликса на звонке. Чертовски подходящая песня. — I'm known to go a little too fast, — усмешка на губах Феликса становится более самоуверенной, Хёнджину это чертовски нравится. — My heart's not made for someone else, — наконец говорит он и, кажется, его сердце пропускает удар, когда он видит, как Феликс замирает, теряя всю спесь, и его глаза становятся удивлёнными. Хёнджин сглатывает и тише добавляет. — So save me here 'cause I can barely stand…* Феликс неуверенно касается его руки, кажется, будучи не менее смущённым и взволнованным, Хёнджин одновременно уверенно и неуверенно обнимает его за талию и прижимает к себе, слишком аккуратно и галантно, так не делают в ночных клубах. Они не сказать, что танцуют, почти что стоят и смотрят друг на друга, пока Феликс наконец не делает более резкое движение, делая их не танец динамичнее, и говорит. — Я не пил совсем, но мне так не кажется. Хёнджин чертовски понимает, о чём он. Сердце бьётся так быстро, а вокруг всё смывает битами музыки, всё кажется таким нереальным и потрясающе хорошим, таким, что от этого электрические разряды по коже и под кожей, а всё внутри глухо плачет и кричит. Хёнджин отчаянно прижимает к себе Феликса и смотрит ему в глаза, понимая, что сейчас возьмёт и заплачет, совсем не круто, но дыхание окончательно перехватывает, когда он видит, как на него смотрят. В глазах Феликса столько всего, что в них можно утонуть. Они такие красивые, такие эмоциональные, такие до учащённого сердцебиения. Они одновременно смотрят игриво, одновременно растерянно, одновременно влюблённо и одновременно настойчиво. У Феликса цепкий взгляд, Хёнджин это давно понял. От взгляда его глаз не уйти никуда. Его взгляд приводит в чувства и затягивает в них же. Руки Феликса неожиданно обнимают его и на губах того улыбка, такая счастливая и широкая. — Ты был реально крут. Хёнджину кажется, что он задыхается от нахлынувших чувств. — Спасибо. Феликс улыбается ещё шире, у Хёнджина от одного вида болят щёки и сжимается сердце почти что как в конвульсиях. — Сколько ещё у тебя выступлений? — неожиданно спрашивает Феликс. — Четыре, а что? — Я буду ждать, — голос Феликса звучит непривычно взволнованно и мягко одновременно, Хёнджин давится чувствами. Он надеется, что это правда. Ещё никогда ранее Хёнджину не хотелось танцевать хорошо настолько сильно, как сейчас кажется жизненно необходимо. Ещё никогда ранее Хёнджину не хотелось понравиться кому-то так сильно, как Феликсу. Тряхнув головой, он прогнал эти мысли, хотя, скорее, отодвинул, с невыносимой грустью понимая, что ему надо уже уходить, чтобы успеть переодеться перед следующим выступлением. Словно прочитав его мысли, Феликс решил сделать шаг навстречу. — Тебе нужно идти, ведь так? Хёнджин шумно выдохнул и кивнул. — И ты меня не простишь, если я уйду, — Феликс вдруг улыбается. — Не смешно, — Хёнджин привычно, как-то даже капризно, надувает губы, но Феликс лишь рассмеялся. — Ты похож на утку, — да, тому совсем не страшно. С удивлением танцор понимает, что и ему самому не обидно от этих подколов, потому что он знает, что его не хотят задеть и то, как мягко на него смотрят… Хёнджин давится чувствами буквально. — Обещай, что будешь смотреть только на меня, — уже совсем капризно просит Хёнджин, выжидающе смотря прямо в глаза Феликсу. Он не скрывает того, что любит привлекать внимание, и врать, что ему всё равно на кого посмотрит его зритель тоже не всё равно. Эгоцентрично хочется, чтобы Феликс смотрел только на него, только ему уделял всё внимание, когда он танцует. Сам факт того, что Феликс уже выделил его, приходит только ради него и действительно интересуется им, как человеком ещё, не только, как красивой фигурой на сцене, это уже заставляет всё внутри Хёнджина сжиматься. Он и сам не понимает, как так вышло, как так сложилось, но сердце замерло, когда он это сказал, а тело затрясло едва заметно. «Я так хочу быть особенным для тебя» — думает Хёнджин и внутри содрогается. Феликс смотрит на него долгим взглядом и как-то игриво улыбается, от чего Хёнджин замирает, в ожидании ответа. — Даже если по комнате будут ходить десять моделей ``Виктория Сикрет``, я не перестану смотреть только на тебя.** Каждое слово песни, произнесённое Феликсом, взрывается молниями и Хёнджин наконец выдыхает, давится воздухом немного, но улыбается. На сцене его уже ждёт Чону, чтобы затащить переодеваться, на нём уже сверкает маленькими осколками звёзд камешки белого костюма и Хёнджин зависает немного, пока его плеча не касаются чужие пальцы. — Всё в порядке? Хёнджин кивает сначала утвердительно, потом отрицательно, потом снова утвердительно и вздыхает отчаянно как-то. — Всё понятно, ты говорил с тем самым парнем? — Да. — Он очаровательно улыбается, — замечает Чону, чуть помолчав. Хёнджин абсолютно точно согласен, у Феликса лучшая в мире улыбка. Чёрт. Грудь распирает от желания танцевать, хочется внезапно и очень сильно, чтобы гореть ярко на сцене. Хёнджин чувствует себя одновременно очень глупо и очень решительно. Его боевому настрою вся команда удивляется ещё больше, чем уже успели на начало шоу. Сколько все помнили, Хёнджин всегда был тем, кто приходил «поучаствовать», просто круто станцевать, он никогда не был самым инициативным или особо активным участником. Обычно всегда Хёнджин стоял в стороне и не обращал ни на кого внимание, но сегодня он уже успел переговорить с половиной команды точно. Так это не считая того, что он сегодня подгоняет всех выступить на все сто, вдохновляя. Даже всегда скептичный Донхёк поддаётся этому настрою. С потолка ленты вот-вот посыпятся, отражая красные и синие лучи софитов, десять фигур разного роста, но идеальных пропорций, замирают на сцене, они кажутся совсем нереальными, будто бы они лишь проекция. Зрители сразу же поворачиваются к сцене и устремляют свои взгляды именно на них, разговоры постепенно прекращаются. Хёнджин чувствует некоторую гордость от того, какой они эффект производят на людей, от этого плечи сами по себе распрямляются, а на губах появляется улыбка. Всё внутри дрожит, горит и кричит, стоит только Хёнджину сделать несколько движений танца. В нём от взбудораженности очень много энергии, он будто просыпается после длительного сна, наконец выспавшись. Сегодняшний день и некоторые предыдущие будто пробудили его. Остальные тоже стараются больше обычного, им нравится новая реакция толпы, которая сегодня эмоциональнее своего предела, в их команде все одинаково жадные до внимания, каждый. Их команда — монстры, так их называют обычно. Десять очень амбициозных, способных, идеально синхронных и притягивающих внимание парней, которые никогда не проигрывают, даже если соревнование дружеское. На такой сцене они не часто показывают максимум, но стоит им выйти на сцену с жюри и они играют на все двести процентов. И, честно говоря, Хёнджина это начинает раздражать в последнее время, так как всё больше и больше он думает о том, что им бы стоило всё время так выкладываться, не только ради победы, но он не знал, кому об этом сказать, чтобы это поняли. Не лидеру ведь, учить Сонхва… от одной мысли не по себе. Зато сейчас, когда неожиданно все ожили, Хёнджин чувствует огромную радость и облегчение. То, что сжимало его грудь долгое время, наконец отпустило его. Пол сцены немного скользит, но совсем не критично, танцоры наоборот легче танцуют, порой пользуясь тем, что подошва подскальзывает, для движений. Они будто летают по сцене, сохраняя идеальный баланс, и зрители совсем замолкают, смотря на них, прерывая тишину только чтобы закричать громко, какие они крутые. Хёнджин взглядом ищет Феликса, и, когда находит, тот ему подмигивает. Хёнджин чувствует, как его распирает изнутри. Феликс смотрит на него. Всё время смотрит. Не как в первую встречу, по-другому. Друзья Феликса, которые уходили куда-то во время перерыва, возвращаются и тоже смотрят на него, улыбаясь. Они смотрят на него с добротой. У Хёнджина тепло разливается в груди и глаза начинают слезиться. Кое-как дождавшись конца, Хёнджин через всю толпу бежит к ним и, тяжело дыша, смущённо окидывает их взглядом. — Это было охренеть круто! — первым говорит Юкхэй, хлопая его так по плечу, что Хёнджин от неожиданности пошатывается. — Мне тоже понравилось, — девушка, которую ранее назвали друзья Цзыюй, одобряюще смотрит на него. Хёнджин горячо благодарит их и наконец смотрит на Феликса, который выглядит очень странно и растерянно. Сердце падает вниз. — Давай отойдём? — наконец предлагает Феликс. Будучи не менее растерянным, Хёнджин медленно кивает и идёт следом куда-то за Феликсом, который тянет его за руку в сторону туалетов, где людей сейчас не особо много. Всю дорогу Хёнджина отчего-то трясёт и, только они останавливаются, он чуть ли со слезами в голосе спрашивает: — Как тебе было?.. Феликс молчит, от чего Хёнджин ещё больше пугается, а потом резко обнимает до хруста и смеётся. — Ты был лучше всех, Хёнджин-а, — голос Феликса полон искреннего восхищения и радости. Он сгребает Хёнджина в объятия ещё больше, несмотря на то, что тот в мокрой рубашке. Танцору очень неловко из-за своего внешнего вида, но, кажется, только ему. Носу щекотно от чужих светлых волос, а на и так разгоряченной коже спины отлично чувствуется через мокрую ткань чужие тёплые ладони. Из-за Феликса жарко, ещё больше, чем до этого, тот сам весь горячий, тактильный и, кажется, везде. Хёнджин чувствует себя неожиданно очень хорошо в феликсовых руках и несмело обнимает того в ответ, совсем невесомо, скорее кладёт руки на спину и медленно гладит через плотную ткань футболки. Обнимать Феликса приятно, он будто для этого создан. Хёнджин не любит физический контакт, но, кажется, смог бы обнимать Феликса сутками. Но тот вдруг отстраняется и, широко, во весь рот, улыбнувшись, подмигивает. — Пойдём гулять. Хёнджин выпадает. — Прямо сейчас?.. На улице давно ночь, самый разгар, идти сейчас гулять для Хёнджина звучит немыслимо почти что, он никогда не гуляет по ночам, хотя бы потому что одному гулять страшно, а Минхо редко ходит гулять. Конечно, где-то в центре полно людей, особенно на Хондэ, да и по выходным метро ходит почти круглосуточно. Но… — Да, — Феликса совсем ничего не смущает. — Вдвоём? — Да, — повторяет свой ответ Феликс и неожиданно добавляет. — Пожалуйста? Хёнджин смотрит на него и как-то запоздало понимает, что проигрывает себе же, потому что он сделает что угодно, если Феликс попросит его так. Он идёт в их раздевалку только чтобы сменить рубашку на сухую и надеть худи поверх, о другом он подумает потом. Его одногруппники смотрят на него огромными глазами и это не странно — увидеть обычно всегда спокойного и элегантного главного танцора с растрёпанными волосами, странной улыбкой, впопыхах собирающегося, и даже не глянувшего в зеркало… это и звучит нереально, не то что выглядит. Ночью прохладно, сегодня есть тёплый ветер, который кажется прохладным вспотевшему Хёнджину, когда он его обдаёт с порога. Феликс уже ждёт его на улице, он нервно переступает с ноги на ногу, то и дело смотря на время в телефоне. Хёнджин тоже смотрит на время и поражённо понимает, что собрался за семь минут, а не сорок, как обычно. Наконец Феликс поднимает голову и Хёнджину хочется провалиться сквозь землю: он весь растрёпанный, в помятой толстовке, а из-за пота его макияж смазался, да и ещё следа не осталось от его привычного спокойного выражения лица. Феликс смотрит на него очень долго и наконец издаёт тихое «вау». — Ты… — он делает паузу и сглатывает. — Ты выглядишь очень красиво… И от того, каким голосом это было сказано, у Хёнджина жар подступает к щекам и всё внутри теплом обдаёт. Биение сердца слышно в ушах. — Ты тоже, — говорит Хёнджин в ответ и, чёрт, совсем не врёт. В отличии от него, Феликс выглядит с растрёпанными волосами и помятой футболке так, что по коже рук и груди будто бы маленькие разряды тока проходятся от нестерпимого желания обнять. Феликс привычно ярко улыбается, но сейчас в его улыбке есть смущение и Хёнджин внезапно чувствует себя так, будто открыл для себя новый уровень в этой игре. На улице много освещения на этот раз и звёзд не видно. Хёнджин от этого чувствует себя немного расстроенно. Живот предательски урчит и плачет от голода. В прошлый раз Хёнджин ел очень давно, он ведь придерживается правила «не ешь за два часа до выступления» и в итоге его желудок без еды часов пять. — Прости, — неловко просит прощения Хван, машинально кладя руку на живот, совершенно не зная то, как очаровательно выглядит сейчас. Феликс озирается по сторонам, что-то ищет в телефоне в гугл мэпс и, кивнув сам себе, тянет Хёнджина за собой, держа за руку, пока во второй навигатор. — Идём, сейчас тебя покормим. От неожиданности Хёнджин теряется и вновь позволяет себя тащить куда-угодно. Он не понимает, куда они идут, ведь он отлично знает этот район и что в этой стороне и в помине нет никаких круглосуточных кафе или ресторанов, но, кажется, Феликс что-то знает и поэтому уверенно ведёт его куда-то минут пятнадцать, периодично говоря что-то совсем не по теме, от чего Хёнджин совсем теряется, не понимая, что вообще происходит. Они идут по почти безлюдным улицам, освещёнными жёлтым светом фонарей, вокруг только ночные клубы, кальянные, закрытые кафе и жилые дома, но, кажется, и что-то ещё. Заметив что-то ещё вдалеке, Феликс ускоряется и тащит Хёнджина чуть ли не бежа при этом. Через минуты две они оказываются у дверей большого супермаркета, который приветливо встречает их светом разноцветных вывесок и автоматически открывшимися перед ними дверями. Хёнджин так и замирает. — Тут можно есть?.. — будто не веря, задаёт он глупый вопрос. Феликс хмурится и удивлённо смотрит на него. — Ты не покупаешь еду в супермаркете? — Только ту, которую нужно готовить. Я не ем чипсы и всё такое… Судя по виду Феликса, тот сейчас будто бы увидел второе явление Христа. — Да ты шутишь. — Я обычно ем в кафе… — уже как-то совсем неуверенно говорит Хёнджин, чувствуя на себе пристальный взгляд. — Бедный ребёнок… — тихо отвечает Феликс. — Эй! — Идём, — Феликс уже привычно тянет вовнутрь и через турникет. Перед Хёнджином открывается множество рядов с яркими товарами, которые он не привык видеть. В его семье все всегда были помешаны на здоровой еде и никогда не было и речи о том, чтобы, к примеру, съесть пачку чипсов, вот Хёнджин и отвык совсем от этого. Последний год он живёт сам, но так привык к обычной еде, что ходит в кафе три раза в день. Что изменилось — он никогда не берёт супы, на дух не перенося их. В отличии от Хёнджина, Феликс чувствует себя тут как дома, он легко маневрирует между рядами и полками, выбирая то, что он хочет, но вместо тележки пихая всё в руки Хёнджина, отвечая на все предложения того взять хотя бы корзину, что и так донесут. Под конец, едва дойдя до кассы, Хёнджин едва ли не вываливает всё на пол, но Феликс вовремя ловит и кладёт поверх этой кучи две жвачки. Откровенно говоря, Хёнджин, смотря на всё, что берёт Феликс, находится в смятении, не зная даже, что из этого сможет съесть, но зато сразу же делит на двоих сумму и с боями оплачивает половину. На выходе у них четыре пачки разных чипсов, много драже, лапша быстрого приготовления, какие-то странные снеки из Тайланда, много всяких орешков, две банки энергетика и две пива. Но Феликсу и этого мало, он идёт к лотку с хотдогами и берёт им два их и два чая. Хёнджин растерянно смотрит на хотдог в своей руке, а потом на Феликса. Тот уже откусил огромный кусок и жуёт, попутно размешивая сахар в их стаканчиках чая. Покрутив хотдог в руках, Хёнджин всё же откусывает небольшой кусок сосиски и булки, медленно пережёвывая и запивая чаем из бумажного стаканчика. На вкус оказывается классно, очень непривычно, сложно вспомнить, когда он ел их в прошлый раз, а чай обжигает руку слегка через стаканчик, но Хёнджину нравится, его постоянно холодные пальцы наконец согреваются. Они идут на улицу куда-то в сквер и садятся на лавочку, продолжая есть там. Хёнджин даже и не замечает, как съедает всё, потому что обычно он ест очень медленно, желудок просит ещё. Тогда Феликс и достаёт всё, что купил, открывая это всё сразу. — Это твоё посвящение в нормальную жизнь, наслаждайся! — смеётся он. И даже не понимает, насколько он попал в точку. С детским восторгом Феликс смотрит за тем, как Хёнджин аккуратно и неуверенно пробует то одно, то другое, бурно реагируя на всё, по сто раз говоря, что это вкусно, и напряжение наконец окончательно спадает. Энергетики выпиваются очень быстро, Хёнджин много говорит о том, какие они сладкие и вкусные и у Феликса от этого скоро щёки треснут, потому что нельзя быть таким очаровательным. Звёзды красивы. В этом месте слабое освещение и их отлично видно. Хёнджин запрокидывает голову и улыбается, смотря на серебряные искорки. — Красиво, — мягко говорит он. Феликс тоже задирает голову и рассматривает звёзды вместе с ним, ахнув. — Очень… Едва заметно повернув голову, Хёнджин смотрит на Феликса, который рассматривает звёздное небо с восторженной улыбкой, и шумно выдыхает. Это самое красивое зрелище в его жизни, кажется. Веснушки на щеках Феликса видно даже при тусклом свете фонаря, они кажутся отражением звёздочек с неба, они будто бегают по коже, когда Феликс немного хмурится или улыбается, и от этого совсем дух перехватывает. Впервые Хёнджин готов признать, что есть кто-то, кто восхищает его даже одной улыбкой. Хёнджин чертит пальцем по небу и рассказывает о созвездиях, которые видит, пока Феликс внимательно его слушает и часто кивает, смотрит то на небо, то на него. Хёнджин рассказывает о характеристиках звёзд, о самом звёздном небе, о расстоянии между звёздами и том, насколько яркие и тёплые они на самом деле. — Ты похож на звезду, — вдруг говорит Феликс, удивляя Хёнджина. — В плане? — Издалека ты кажешься холодным и очень спокойным, а если подойти поближе, ты очень тёплый и взрывной, — смеётся Феликс. — Как белый карлик? — подхватывает шутку Хёнджин, стараясь скрыть смущение от его слов. — Нет, как Солнце. Хёнджину кажется, что он сейчас задохнётся, пока Феликсу, вроде как, смешно. — Ну уж нет, —возникает он, несильно пихая Феликса. — На Солнце похож тут ты. — Я? И чем же? — тот забавно щурится и смотрит искрящимися глазами на Хёнджина. — Всем… — тихо выдыхает Хёнджин, понимая, что, кажется, пропадает. На это Феликс вдруг смеётся, смеётся звонко, ярко и его смех, кажется слышно во всех уголках сквера. А потом приближается к Хёнджину, совсем близко, смотрит ему в глаза, пока между ними сантиметров десять и заговорщицки спрашивает. — Позволишь Солнцу тебя поцеловать? И, стоит только Хёнджину кивнуть, как он чувствует прикосновение чужих губ к своим, как немного сухие губы Феликса приоткрываются, как они влажно целуют, как сам он отвечает на этот неожиданный поцелуй, притягивая за шею Феликса, который совсем близко. Он чувствует на губах вкус апельсинового энергетика и немного пива, скажи ему, что он бы стал кого-то целовать, при этом не загнав чистить зубы — сам бы рассмеялся. Но целовать Феликса классно и так, его апельсиновые губы на вкус как спасение и погибель одновременно. Феликс очень напористый, уверенный и даже наглый, его энтузиазм одновременно смущает и распаляет больше, и в итоге Хёнджин теряет счёт того как долго они целуют друг друга, сидя на лавочке в сквере посреди ночи. — Это… было похоже скорее на солнечный удар, — оторвавшись от чужих губ говорит Хёнджин, и Феликс звонко смеётся от этого каламбура. Шар луны наконец становится видимым из-за ели, и теперь лунное сияние ещё больше освещает их. Они пьют пиво, хорошее, какое обычно берёт сам Хёнджин, много говорят ни о чём, Феликс обещает ему станцевать с ним, они вместе слушают музыку в феликсовых аирподсах, споря о том, какую песню поставить следующей, говорят полный бред, придуманный на ходу, когда их друзья звонят им, спрашивая, где они, Феликс замерзает в своей футболке и Хёнджин отдаёт ему свою толстовку, даже и не подумав о том, что впервые разрешает кому-то надеть свои вещи, а потом идут к Хёнджину домой, чтобы наконец посмотреть в онлайн кинотеатре «Доктора Стрэнджа». И, пожалуй, Хёнджин готов признать, что его неуютная квартира в центре города становится самой лучшей квартирой в мире, если в ней есть Феликс, который держит его за руку и улыбается только ему. По телевизору идёт финальное сражение и самый эпичный момент фильма, когда Феликс целует его вновь и, кажется, им обоим становится всё равно, кто победит.