Момент

      Белые стены не приносят спокойствия, как почему-то считают оформители больниц, они раздражают и въедаются в мозг, сверля его своей белизной. Чтобы не видеть их, Тадаши закрыл глаза ладонями и уткнулся в колени, надеясь избавиться от навязчивой иллюзии, что эти самые стены смотрят сейчас с осуждением. Только бы Хиро выжил, хоть бы справился… Тадаши был готов душу Дьяволу продать для этого, ведь происходящее сейчас — полностью его вина. Даже если бы была не его, он бы всё равно так поступил, просто потому что, это же Хиро! Его маленький глупый братишка, который всегда принимал слова брата близко к сердцу. Вина и раскаяние за такой опрометчивый и несдержанный поступок давила на плечи неподъёмным грузом, и Хамада не знал, как выдержать его. Он был готов молить прощения на коленях, исполнить любое желание или просьбу, да что угодно, только пусть живёт-живёт-живёт! Ведь это его маленький гений, который тратит свой великий интеллект на боях ботов, ведь это его маленький вундеркинд, у которого вся жизнь впереди! Не может же он сейчас прервать её..... Ведь так?       Из беспамятства на грани с бредом его вырвал тихий скрип двери, из-за которой вышел врач. Хамада вскочил на ноги и умоляющим, с тоннами отчаянной надежды взглядом посмотрел на него. Мужчина чуть улыбнулся.       Приходите завтра, ему нужен отдых.       Тадаши минуту не мог осознать, что ему сказали, но когда до него дошло, то он обеими руками вцепился в волосы и взъерошил их. В его глазах читалось такое облегчение и счастье, что доктор улыбнулся чуть шире, решив, что этому беспокойному брату можно и остаться на ночь. Хамада шумно выдохнул и счастливо улыбнулся, словно гордый зверь, которого долгие годы держали в цепях, вновь освободился и теперь радуется как щенок, увидевший своего хозяина. Тяжкий груз спал с плеч, и Тадаши легко рассмеялся, благодаря врача всей душой и сердцем. Тот лишь кивнул и удалился, позвав с собой на подпись некоторых документов.       Когда он вернулся, Хиро уже лежал в одиночной палате, с перебинтованной грудью и гипсом на руке, тихо дыша. Старший Хамада почти бесшумно подошёл к нему и сел на стоящий рядом с койкой стул. Тот немного скрипнул, но парень на это не обратил ни малейшего внимания, внимательно смотря на бледное от потери крови лицо. Спокойное такое, умиротворённое… А ведь он знал, он знал, надеялся, что умрёт. И всё из-за него, из-за таких грубых, нелепых слов, по дуру брошенных… Господи, какая же могла оказаться за них цена! Хамада не мог представить, что было бы, если бы он не успел, если бы его братишка умер...       Нет, этого не случилось, значит всё будет в порядке. Уже. Теперь непутёвый старший брат будет ждать пробуждения младшего, чтобы попросить прощения со слезами на глазах, а тот простит, никогда не умея отказывать своему брату и злиться на него. Потом к ним придёт тётя Кесс, обнимет их, отругает, схватит за уши, снова отругает, а потом снова обнимет, только намного крепче. Придут друзья и принесут с собой много вкусностей, которые любят братья, будут рассказывать разные истории из СФИТа и много смеяться. А Тадаши всё будет улыбаться и улыбаться, не в силах оторвать взгляда от живого братишки, не отходя от него ни на шаг и часто-часто обнимая, наконец, окончательно поняв, что это маленькое гениальное глупое чудо - самое дорогое, что у него когда-либо было и будет. И они все будут счастливы, прощены и поняты...       А пока что Хамада будет сидеть во тьме палаты, сжимая в руках худую ладонь младшего и глупо улыбаясь, чувствуя выпирающий металл медальона.       Да..?