Его трагедия (в трех актах)

      (по Аристотелю: «часть трагедии, которая простирается от начала до момента, являющегося пределом, с которого наступает переход к счастью (или несчастью)»)       Женщина смотрела на него, он смотрел на женщину, и попытайся сейчас кто-то его убить — и то не моргнул бы, лишь бы не потерять её из виду.       — Идиота кусок. Ты что, по-русски не понимаешь? Я. Тебя. Приворожила. Отпусти, ну!       — Я люблю тебя, — невпопад отозвался он, чувствуя, как земля уплывает из-под ног.       Образно выражаясь, конечно, поскольку оба лежали на траве. Она — мокрая и злая — сверху, он — под ней, жадно впитывая каждой клеточкой ощущение роскошного женского тела. Кирилл не имел ни малейшего понятия, где они и почему в таком виде, но был абсолютно, совершенно, неестественно, до страшного счастлив. На него смотрела разгневанная и в то же время неописуемо прекрасная богиня. Всё в ней — от разбитой губы до перепачканных в тине волос — казалось восхитительным и идеальным, завораживало и влекло. Сердце его пело, душа кричала, на лице против воли появилась широкая мечтательная улыбка.       Но вместе с тем что-то пугающее, страшное, темное поднималось внутри с каждой новой секундой близости. Женщину безумно хотелось боготворить, но в то же время её хотелось сломать. Служить ей, но в то же время обладать. Поцеловать, ударить, воспеть, смять, любить, убить. Словно все чувства мира обрушились сейчас на него, и Кирилл лежал, совершенно ими раздавленный, ежесекундно то ныряя в эйфорию, то погружаясь на дно.       Она не обращала на это внимания. Встала, потерла рукой шею, попыталась одернуть разорванный подол платья. Сделала пару шагов и ойкнула — явно поранила ступню. Богине нужна была помощь.       Мотнув головой, словно желая сбросить наваждение, он вскочил, легко подхватил красавицу на руки и, влюбленно глядя в глаза, спросил, куда отнести. Похоже, у самого сломано ребро, но на фоне дискомфорта богини это казалось мелочью, о которой бессмысленно даже и думать.       Она говорила, что-то объясняла, но он, как ни старался, не смог сконцентрироваться на словах, завороженный красотой лица и словно гипнотическим движением алых губ. Не получив не то что ответа, но и даже малейшего проблеска понимания, она махнула рукой в нужную сторону и крепко задумалась.       Он сидел рядом на диване, приобняв свою богиню за плечи и крепко сжимая её руку, словно пытаясь согреть. К этому моменту разум уже достаточно прояснился, чтобы осознать: из них двоих ночное купание в ледяном пруду опаснее для него, но Кирилл старался быть ближе, пользуясь хоть каким-то предлогом. Богиня торговалась о его судьбе со старым чудищем, а он просто сидел рядом, смиренно ожидая вердикта и всеми силами ища способ хоть как-то её порадовать напоследок: по всему получалось, что Кирилла проще убить.       Он был силен, и они оба знали это. Собственно, потому она и прибегла к привороту — он чуть не сломал ей шею, желая устранить препятствие на пути к цели. Следы огромных мужских рук отпечатались на горле, вопя о его грехе. Подобный приворот снимался только смертью — любого из них. Теперь лишь вопросом времени было, когда же магическая любовь сведет Кирилла с ума и заставит броситься снова, но уже с другой целью: не убить, а овладеть. На этих словах он испуганно посмотрел на собственные руки. Так вот что за тьма карабкалась из глубин и сжимала сердце. Стиснул зубы. Взять силой? Опять причинить боль? Нет, смерть, пожалуй, лучше. Всё лучше, чем это.       Чудище в задумчивости вышло из своего кабинета, оставив парочку сохнуть на диване. Богиня какое-то время смотрела в пол и вдруг с остервенением начала чесать глаза. Кирилл догадался, что она плачет, и аккуратно прижал к своей груди, пытаясь защитить. Он не понимал, от чего, но знал, что обязан это сделать. У неё был он и только он.       — Не бойся, я с тобой, — Кирилл нежно выдохнул это в её ушко, от чего богиня сразу перестала плакать, вырвалась из его объятий и посмотрела очень и очень странно.       — Ты глухой или глупый? Мы тут полчаса обсуждали твое убийство.       — Ну хоть поцелуешь на прощанье? — промурлыкал он, счастливо улыбаясь.       Женщина сжалась, явно не обрадовавшись его словам.       — Тебя придется убить. Другого выхода нет. Иначе умру сама.       Он не сводил глаз со своей богини. Волнуется из-за него? Это неправильно. Он должен только радовать. Защищать. Служить. Быть рядом. Делать для любимой всё возможное. Внутри Кирилла снова поднималась та тьма, что хотела осквернить богиню, но, глядя на растерянное лицо красавицы, прогнать наваждение он смог без труда. Богине нужна его сила, не слабость.       — Какого чёрта ты вообще сюда приперся? И как обошел охранную систему?       Мысли о жизни до встречи с богиней разбегались, казались мыльными и расфокусированными, словно что-то пыталось спрятать их, замазать, не отдать. И вправду, что богатырь забыл на берегу пруда школы для малолетней нечисти? Вспомнить было сложно и тяжело, но этого требовала лучшая женщина на свете, и Кирилл старался. На борьбу с собственным сознанием и чужой волей ушло несколько минут. Потом он заговорил. Сразу сказал, что понимает не всё, уж больно хорошо в голове покопались. Но вроде на него кто-то напал. Сломил разум. Подчинил себе и отправил устроить бойню. Защиту пройти помогли, хоть он и сильный. А она его остановила. Богиня вздохнула:       — Лишила жизни и рассудка, считай.       — Сделала счастливым.       Она начала ходить по комнате, разгневанная, восхитительная, идеальная. Он вновь залюбовался и понял: смерть от её рук, пожалуй, лучшее, что могло случиться с его жизнью. Жаль, нельзя умереть дважды.       — Это не причина.       — Что? — хоть разум и дурманило меньше, чем в самом начале, но, когда перед глазами стояла она, уследить за происходящим всё еще было трудно.       — То, что ты мне не нравишься, и то, что я вовсе не планировала тебя привораживать. Всё это — не причина тебя убивать.       Он пожал плечами, не сводя с неё влюбленного взгляда.       — Ты не дала мне совершить ужасное. Остановила, как смогла. Я благодарен. И вовсе не хочу, чтобы, спасая, ты за меня еще и умирала.       Богиня скрестила руки на груди, но вовсе не в защитном жесте. Скорее решила что-то и сейчас словно сдерживалась, чтобы не броситься немедленно это исполнять.       — Жизнь бесценна. И твоя — в том числе, — она снова начала ходить по комнате, явно задумавшись. — Итак, у меня в запасе еще лет пять-семь. Я привела сюда сестер, но на суше оказалось гораздо неприятнее, чем ожидалось. И вовсе не безопасно. Мир надо исправить. Чем мы с тобой и займемся.       Им нельзя быть рядом! Страх мгновенно выбил из головы всё остальное:       — Я могу тебя обидеть.       — А я тебя уже обидела.       — Я… — он не находил слов. — Во мне что-то очень темное. Оно хочет тебя сломать.       — А ничего светлого в тебе нет?       Кирилл серьезно задумался.       — Рекомендации с работы давали хорошие.       — Тогда я готова рискнуть.       Вновь скрестила руки на груди — дальнейших обсуждений не будет. Наверняка так и выглядят валькирии. Любуясь совершенными формами и волевым лицом, Кирилл поклялся себе умереть, но никогда больше не причинить ей боли.       — Как пожелаешь, моя королева.