Его трагедия (в трех актах)

      (по Аристотелю: «суть трагедии, состоит в очищении через страх и сострадание»)       Кирилл придирчиво разглядывал себя в зеркале: любимая вот-вот должна была приехать, а он хотел удивить. Частенько приходилось задумываться о том, что рядом с такой стильной красавицей-женой он смотрится, мягко говоря, пугалом, и когда увидел в соседнем магазине совершенно крышесносный малиновый костюм, схватил его, не глядя на цену. Костюм сидел замечательно, Кирилл даже нашел гвоздику в петличку, а теперь еще и залихватски зачесал волосы назад, хорошенько плюнув на ладонь, и остался собой крайне доволен. Обычно секретарши разве что не пищали, когда он приходил к ним в таком виде. Взяв в руки заготовленный букет роз, он подскочил к двери и затаился — любимая должна была появиться с минуты на минуту.       И вот раздался долгожданный звук поворота ключа в замке, Кирилл расплылся в совершенно счастливой улыбке и выставил вперед букет. Она вошла, увидела его и остолбенела. Он, конечно, подозревал, что реакция может быть и не очень восторженной, но жена явно была скорее шокирована, чем счастлива. Она быстро зажала рот рукой, повернулась к двери и закрыла на все замки. Обернулась, снова увидела его и как-то странно, резко вздохнула. Кирилл недоуменно глянул в зеркало — вроде всё было хорошо, — и она, перехватив его взгляд, убрала руку от лица и засмеялась в голос. Недоумение на лице мужа нарастало, и её это лишь сильнее смешило, настолько, что почти сползла на пол и смеялась откуда-то снизу.       Кирилл протянул руку, помогая подняться:       — Дай угадаю, я неотразим?       — Совершенно! — рассмеялась она в ответ. Встав и забрав цветы, пошла в комнату. — Сногсшибателен, на все сто!       — Я старался, — чуть обиженно протянул он.       — Вижу, — она обернулась и как-то хитро улыбнулась. — Ты неподражаем, это главное. Как я понимаю, сегодня у нас в планах томный вечер?       — Я не сжег курицу, — максимально аппетитно описал он итог своих стараний, начиная расстегивать пиджак.       Она поймала его руку:       — Не снимай. Я тоже принаряжусь. В черное платье, помнишь? Оно тебе нравилось.       — Как пожелаешь, моя королева.       Ужин с бутылкой совершенно невыговариваемого вина остался позади. Богиня воодушевилась настолько, что, прислушавшись к какой-то песне, долетавшей от соседей, схватила его за руку и потащила на центр комнаты. Кирилл очень старался соблюдать пионерское расстояние и упорно не давал наглым рукам сползти ни на сантиметр ниже талии. Они танцевали — ну, или топтались на месте, если быть честными, а она хихикала.       — Неужели всё настолько ужасно? — спросил Кирилл.       — Хуже, чем ты думаешь.       — Ну вот. Я-то надеялся что буду хоть немного похож на твоего упыря.       Богиня улыбнулась легко и беззаботно.       — Он сестренкин. Не люблю богатеньких мальчишек.       — А каких любишь?       Она поправила выбившуюся из его прически прядку, щелкнула по носу и как-то странно посмотрела, взяв его за грудки.       — Смышленых. Старательных. Честных. Добрых.       — Нам чертовски повезло! Я как раз знаю одного такого.       — Я тоже.       Он замолчал, не найдясь с ответом. Богиня вела себя очень непривычно. Расслабленно. Улыбалась. Это зеленый свет или нет? И если да, то для чего? Спросить? А вдруг обидится и снова закроется? Психология сводила Кирилла с ума, а вино действовало подавляюще. Кстати о вине…       — Дай угадаю, я так и не смог тебя напоить?       — Одной бутылкой? — она хитро сощурилась. — Малыш, я русалка. Для нас алкоголь как масло автомобилю. Хочешь напоить — неси ящик чего покрепче, а то и два.       — Жаль, — он деланно вздохнул. — Мне и на бутылку-то с трудом хватило.       Она снова улыбнулась, тряхнув головой, и Кирилла на секунду окутало неповторимое облако её духов.       — Ты старался. Попытки тоже засчитываются.       — А в итоге от волнения натощак выпил сам.       — О, тогда получается, что сейчас я тебя совращаю?       — Ты всегда это делаешь.       Теперь задумалась уже она. Мысленно он ругал себя за такую дурацкую шутку, но вроде бы на него не обиделись. Не ушла же? Обычно она уходила, когда обижалась. Чуть хмурясь, жена уточнила:       — Хватило только на одну? Я думала, что давала тебе больше.       Упс, попался с поличным. Кирилл уставился в потолок и словно нехотя перечислил:       — Костюм, лего пацану, вино и подарок для тебя.       — Подарок?       Он кивнул, сунул руку в карман и протянул ей небольшой бархатный мешочек:       — Заметил, что шнурок натирает кожу. Это лучше.       Миг — и на ладонь упала золотая цепь для кинжала-шейника. Её кинжала. Серебро, способное вернуть жизнь, если пронзит влюбленное сердце. Чуть помедлив, он спросил с мягкой улыбкой:       — Не передумала еще?       — Вопреки распространенному мнению, не все жены мечтают убить своих мужей.       — Удивительно. Мне казалось, с каждым совместным днем это желание должно лишь крепнуть.       — Как и ты, по идее, если бы не приворот — давно бы разочаровался во мне.       — Ну, это бред.       Черная бровь выгнулась быстрее, чем он успел мысленно ойкнуть.       — В каком смысле?       — В прямом, — отвечать не особо хотелось, поскольку для жены тема была болезненной. — Я, конечно, дурак, не спорю. Но даже я понимаю, что, если живешь вместе с волевой, целеустремленной, благородной и восхитительно мудрой женщиной, вряд ли рядом держит только магия. Ты ж сказка, а не баба. В горящую избу сама, положим, не сунешься, но тушение пожара организуешь профессионально. И коня на скаку остановишь, просто зыркнув на него. Рядом с тобой вообще всё останавливается. В смысле стоит. Блин, в смысле…       — Ты не сказал «красивой», — перебила она.       — Так чтобы красоту заметить, с тобой жить и не надо.       Она посмотрела с прищуром, и вдруг глаза расширились, лишились зрачков, стали миндалевидными и черными, кожа посинела, а сама она внезапно упала вниз. Только каким-то чудом Кирилл успел подхватить потерявшую человечью форму русалку. Хвост громко брякнул по полу, и от соседей тут же раздался возмущенный стук по трубе.       — По голове себе постучи, — беззлобно крикнул в ответ Кирилл и принялся внимательно осматривать жену. — Ты так резко не меняйся, я ж пьяный. Рефлексы ни к чёрту, мог и не успеть подхватить. Ударилась? Где-то болит?       На синюю кожу, на перепонки, на огромный русалочий хвост и безносое лицо с частоколом мелких острых зубов смотрели всё с той же заботой, словно не видя разницы с человеческой формой. Русалка медленно превратилась обратно и словно нехотя освободилась из его объятий.       — Ты очень странный.       — Не без этого, моя королева.       Богиня ушла в ванную, а уставший и совершенно выжатый Кирилл развалился на диване, глядя в потолок, и никак не мог заставить себя встать и пойти наконец помыть посуду. Ну почему даже если ты спасаешь мир, мыть посуду всё равно надо? Вселенная так несправедлива…       Диван слева чуть скрипнул, и, повернув голову, Кирилл встретился с космосом глаз супруги. Та успела заменить цепочку и наверняка хотела услышать комплимент. Но вопрос внезапно прозвучал совершенно другой:       — И ты правда меня любишь?       А ведь они только-только перестали друг друга избегать. Кириллу очень не хотелось возвращаться к прежним неловкости и дистанции, но ложь казалась кощунством.       — Правда. Ничего не могу с этим поделать, прости.       Она молчала, вглядываясь в его глаза, и произнесла напевно, завораживающе, как могла только она, останавливая и его сердце, и весь мир:       — Вообще-то мне с первого взгляда ясно было, что ты — неотесанный выскочка. Не имеешь ни манер, ни амбиций. И встретились мы совершенно ужасным образом. И, чтоб ты знал, у тебя самая чудовищная фамилия из всех, какие я встречала. Но это — не причина.       — В смы?.. — он не успел договорить. Пантерой, неумолимо прекрасной хищницей она вжала его в диван и страстно поцеловала.       — Всё это — не причина тебя не любить.       Не веря своему счастью, он боялся не то что пошевелиться — даже вдохнуть, спугнуть тем самым наваждение. Но нет, она, теплая, восхитительная, настоящая. Не просто рядом. С ним. Последним, что он успел прошептать, прежде чем его вновь жадно поцеловали, было лишь:       — Моя королева…