АБВ2. "Жизни сестёр"

       Бармен поставил на гладкую, зеркалящую поверхность красного дерева стакан с янтарным виски, заваленным кубиками льда. Чжунэ взял его холодными пальцами, и ему померещилось, что теперь он застудился внутри и снаружи. Холод был повсюду: на улице, по коже, под кожей, в стакане, в душе. Виски должен был согреть, но представляя, как лёд сейчас упрётся в губы, Чжунэ поморщился. Рядом с его стулом кто-то сел, на другой такой же, но он не обратил внимания на тень. Хоть он и говорил Чонён, что живёт в страхе, и это было правдой, в эту минуту на всё было плевать. - Я размышлял на днях, - раздался голос Чонгука. Наследник корпорации Ку удивился, но не оживился. Он медленно повернул лицо к появившемуся золотому. – В чём же разница между тобой и мной? Ты убил человека, но я убил гораздо больше людей. Ты регулярно врёшь, но и я часто обманывал. Почему же я – хороший парень, а ты – злокозненный негодяй? - Это только твоя точка зрения, - хмыкнул Чжунэ. - И твоя тоже. - С чего это? - Ну, не я чахну над вискарём, ощущая себя куском дерьма. - Может, я от радости решил напиться? – огрызнулся дракон и бросил на соседа презрительный взгляд. – Чего это ты без своих фирменных штанишек? Поизносились? - Главное же вообще в штанишках, и то слава бодхисатвам, - улыбнулся Чонгук. - А я не удивлюсь, если ты однажды голозадым и окажешься, со своими человеколюбивыми убеждениями. Которые, как ты сам только что заметил, очень сомнительны. - Так тебе интересно послушать мои рассуждения? - Ну, развлеки, - пожал плечами Чжунэ и спросил: - Выпьешь со мной? - Молочный улун, если можно. - Бля. - Чувствуешь? Эта неосязаемая и волшебная разница между гармонией и деградацией? – Чонгук сделал под носом жест пальцами, словно щупал воздух, как летящую ткань, его глаза мечтательно прищурились: - Как тонкие нотки аромата изысканного чая. Казалось бы, всего лишь напитки, а в чьём бокале дно пробито – не спутаешь. - По-твоему, быть трезвенником – это несомненный показатель достоинств и благородства? Полно маньяков и дебилов, которые и капли в рот не берут. - Конечно! Шутишь что ли? Алкаши – вот реальные парни, с ними веселее. - Я – не алкаш, - заметил Чжунэ. - Разумеется, с тобой не весело. - Налей ему молочного улуна, - обратился Чжунэ к бармену и тише пробормотал: - Пусть умолкнет на минуту. - Две чашки улуна, пожалуйста, - попросил Чонгук, сопроводив просьбу поднятыми рогаткой двумя пальцами, и, ловко выхватив из руки знакомого стакан виски, осушил его глотком. Чжунэ недовольно проследил за воровством, не успев ничего сделать. - Халявщик. И после этого будешь говорить, что богатые персоны вроде меня – негодяи? Кому ещё бездельники могут сесть на шею? - Да, ты негодяй, ты меня спаиваешь. - Я тебя не принуждал. Так что там у тебя за эпистемологические изыскания? - Смотри, - Чонгук развернулся к нему и опёрся локтем о стойку, подперев голову, - у двух людей есть две разные цели. Возьмём образно. Один хочет купить бомбу и убить половину планеты, другой хочет обеспечить всех сирот мира едой, одеждой и игрушками. Для этого они выбирают одинаковый метод – заводят бизнес, чтобы заработать необходимые деньги. Ну, скажем, ферму организовывают. Обоим нужно по миллиарду долларов… - Бомба стоит дешевле. Средняя межконтинентальная баллистическая ракета около тридцати миллионов баксов. На миллиард затаришься примерно тридцатью, так что Хиросима и Нагасаки будут семейным барбекю по сравнению с этим. Правда, дороже обойдётся авиационная или морская доставка, техническое сопровождение. И это если не потянет свой завод по производству ядерных боеголовок замутить. Тогда и миллиарда не хватит. - Откуда ты в этом так разбираешься? - Наша компания не только консервированные анчоусы перевозит, знаешь ли. - Вы реально предоставляли услуги по перевозке бомб? – опешил Чонгук. - Как член совета директоров и семьи держателей контрольного пакета акций, я подписывал договор о неразглашении. Извините. Вернёмся к твоим фермерам, что там? Бомба дешевле, сироты всего мира обойдутся дороже. Пусть их около двухсот миллионов. По сто баксов каждому – это двадцать миллиардов. Но сто баксов погоды не сделают, нужно минимум по десять тысяч, чтобы обеспечить год благополучной жизни. А по десять тысяч на рыло… около двух триллионов, кажется? – повествовал Чжунэ, насмехаясь над гипотезой. – С точки зрения рациональности первое финансово более оправдываемо. Разбалансировка мировой стабильности, провоцирование кризиса приводит к новым кредитным возможностям, лакунам для вливания средств и востребованности инвестиций. Уничтожается доля конкуренции, можно повторить американскую долларовую афёру, план Маршала, лизинг, займы. А к чему приведёт нормализация жизни сирот? Обеспеченность лишает мотивации, усугубляет безработицу, установление стабильности – залог стагнации. Повышение покупательской способности провоцирует кризис перепроизводства и инфляцию, с которыми бороться сложнее, чем с дефицитным кризисом. Всё равно потом придётся приложить бомбой или решать вопрос другой радикальной штукой, вроде развала государства, революции, тотального обнищания. - Я и не думал, что в этой голове есть что-то, помимо пьянок, гулянок и депрессивных настроений. - Я учился на финансиста. Пока ты махал кулаками и познавал свой буддистский дзен, я изучал законы спроса и предложения, меры по борьбе с экономическим спадом, равновесие расходов с доходами и прогнозирование ситуации на валютно-биржевом рынке вплоть до две тысячи пятидесятого года. Первые три года в бакалавриате я всерьёз этому учился, - Чжунэ дёрнул плечом, морщась, - пока не понял, что благодаря фамилии и статусу моего отца мне в любом случае вручат диплом с отличными оценками. Перестало быть интересно, и я по большей части забил на лекции. - Но если тебе нравилось заниматься и познавать это… - Я деловой человек, буддист. Когда результат достигнут – нужно прекращать расходовать ресурсы. - Жаль, что ты это именно так воспринимаешь, но всё равно приятно говорить с деловым человеком, - оценил Чонгук, просияв, - ты, оказывается, ещё и носитель ценной информации? Но не суть. Вернёмся, как ты сказал, к моим фермерам. Я примерно обозначил задачку, не придирайся к мелочам. Обоим нужна примерно одна и та же сумма, но вот, в шаге от неё, они умирают. Никто и никогда не узнает, ради чего копил тот и другой, но все люди, соседи, покупатели будут вспоминать достойных работяг, обеспечивающих население фермерскими продуктами, двух неплохих дядек. Возьмём другой метод. Оба они, с теми же целями, ограбили банк и были пойманы полицией. Если никто снова не узнает об их целях, то их обоих будут вспоминать, как опасных преступников и злодеев, если же они скажут, для чего это делали, то одного возненавидят, а к другому люди проникнутся сочувствием и даже будут устраивать акции в его поддержку, требовать освободить этого доброго человека, ведь он хотел накормить сирот! Улавливаешь мою мысль? - Улавливаю, ни один идиот, собирающийся проспонсировать терроризм и купить бомбу, в этом не признается, он назовёт ту же цель, что и второй, будет давить на сочувствие, сочинять выдуманную историю о нуждах, наймёт толкового юриста и сделает всё куда проворнее и правдоподобнее, чем тот, у кого эта история – правда. - Потому что побоится быть разоблачённым в истинных намерениях, - кивнул Чонгук, - потому что ему есть, что скрывать, неприглядную реальность… А почему, по-твоему, он будет врать? - Как это – почему? Сам же сказал, потому что есть, что скрывать. Чтобы спастись и выкрутиться. - Хорошо, но как он поймёт, что именно такой способ поможет? Подражать хорошему парню. - Как, как! Потому что это работает, потому что люди на стороне хороших парней… - О! Неужели? То есть, он сам поймёт, что он плохой парень?        Чжунэ замолчал, с убийственным прищуром посмотрев на Чонгука. Золотой кивнул: - Да, именно поэтому ты сам знаешь, кто негодяй. Ты подчас врёшь, стараясь выглядеть лучше. - Но ты тоже обманщик, сам признал. Боже, да ты даже мне не своим именем представился! - Это сильно меня приукрасило? – хохотнул Чонгук. – Или, не скажи, что плакал потом в ванной с бокалом шампанского, узнав, что я назвал тебе фальшивое имя, а не своё? - Пошёл ты, - прошипел Чжунэ, берясь за тёплую чашку чая. Рукам стало приятнее, и губы почему-то дрогнули, силясь не улыбаться. Этот придурошный буддист его на самом деле забавлял. Как можно быть таким оптимистичным и беззаботным, вращаясь в преступном мире, и при этом ещё не заколачивая приличных бабок? Рискует жизнью и за что? Ради чего? - Я никогда себя не выгораживаю, понимаешь? Мои враки не заставят никого страдать, если вдруг откроется правда. Мне хватило одного опыта подобной лжи, чтобы понять – нельзя невинных людей водить за нос, и нельзя бояться признаться в том, что ты нагрешил в чём-то. Умолчал – это значит, решил не исправлять. Когда откровенно заявляешь о промахе, тебе не остаётся ничего, как переделывать… - Тебе Чонён жаловалась? – поставил, отпив, чашку на блюдце Чжунэ. – Какие у тебя с ней отношения? - Дружеские. Она мне как сестра. - Вот как? Не врать, говоришь… Что же, мне поехать к Джиёну и признаться, с кем я приезжал год назад? - О, надо же! – Чонгук приподнял чашку, призывая собеседника повторить его жест: - Выпьем за год знакомства! И дальнейшее продуктивное сотрудничество. - Долбоёб, - не поддался тосту дракон, - ты понимаешь, что за эту правду Джиён и меня за яйца подвесит, и тебя найдёт и, фаршированного, акулам подаст? - Ну, пусть попробует, чего уж. – Чонгук бравировал. Он прекрасно знал, что не нужно Дракона осведомлять о том, что золотые влезали на его территорию. – Ты знаком с типом по имени Чжан Уён? - Не близко, но знаю. А что? - Он нанимал людей, чтобы они избили и изнасиловали Чонён. – Чжунэ звякнул чашкой, едва не сшибив её, и спрыгнул со стула на пол, куда-то подорвавшись. Чонгук поймал его за пиджак, заставив остановиться. – Стой ты! Далеко намылился? Уён исчез из Сеула, и мы не можем его найти... - Что с Чонён? - Всё в порядке. Тебе известно что-нибудь об этом человеке? - Нет, говорю же, я его близко не знал… - У него были дела с Драконом в последнее время? - Что ему сделала Чонён?! – не услышал вопроса Чжунэ, волнуясь о другом. - Она сказала, что набила ему за что-то рожу, и тот хотел отомстить. - Вот ублюдок! – прошипел сын чеболя. - Сядь! – затащил Чонгук знакомого обратно на стул. – С Чонён всё в порядке, всё обошлось. - Я всегда боялся, что нечто подобное может произойти из-за меня, что накосячу я, а Джиён попытается отыграться на ней… чёрт! - Но Уён – не дракон? – ещё раз уточнил Чонгук, на всякий случай. - Нет, они просто давние знакомые с Тэяном, Джиёном, Дэсоном… это точно не из-за меня? - Не из-за тебя, успокойся! Теоретически, Уён мог спрятаться в Сингапуре? - Теоретически – мог. – Чжунэ поймал взгляд золотого, в котором уже выстраивалась далеко идущая стратегия. – О нет! Нет-нет-нет, я с тобой второй раз в Сингапур не поеду! - Да чего ты как девочка ломаешься? В прошлый раз же обошлось. - Да я там от нервов полжизни проебал! - Если мы не найдём Уёна, он может вернуться. И попытаться довести до конца дело с Чонён. – Чжунэ поджал губы. Нахмурив брови, он зажал чашку между ладонями и стал её перекатывать. – Тем более, мы только что выяснили, что у нас годовщина «дружбы».        Чонгук посмеялся, а Чжунэ болезненно хмыкнул. - Уёна нужно найти. Да. - Так… мне собирать вещи? – осторожно надавил золотой. Дракон, продолжая хмуриться, передёрнул плечами. - А у меня есть выбор? - Я тебя не принуждаю. В отличие от прошлого раза, у нас нет никаких заложников, и это не шантаж. Я озвучил тебе всё, как есть, обрисовал ситуацию. Мы – я и те, кто со мной заодно, - не можем попасть в Сингапур, и ты – мой пропускной билет, ты вербовщик, и с тобой могут летать какие угодно ребята. - Тогда Югём тоже полетит с нами. Мне так будет спокойнее. - Но он знает, что я не дракон… - Югём будет знать то, что я ему скажу, - грозно, непривычно для него жёстко и непримиримо процедил Чжунэ. Чонгук редко видел проявления властности в этом влиятельном человеке, но когда они случались, ему очень хотелось надеяться, что прежде, чем эта властность однажды развернётся во всю силу, золотым удастся объяснить Чжунэ, как жить правильно и как правильно поступать. - Хорошо, в таком случае, в течение недели я сообщу тебе, когда надо ехать. - Мне без разницы, как скажешь – так и поедем. – Побарабанив пальцами по столешнице стойки, Чжунэ посмотрел в глаза Чонгуку. – Так что с твоими думами по поводу хороших и плохих парней? Ты пришёл к какому-либо выводу? Цель оправдывает средства или наоборот? - Есть кое-какие соображения. - Поделишься? - Как-нибудь – обязательно. Возможно, в Сингапуре у нас будет время для долгих бесед.        Чонгук уже опускал одну ногу, чтобы удалиться, когда вернул её на подножку высокого стула и опять обратился к своему враждебно настроенному компаньону. - А ты в бильярд умеешь играть? - Умею, а что? - Поехали куда-нибудь, разомнёмся? – Чжунэ недоверчиво и непонимающе изучил лицо Чонгука, после чего предположил: - Ты боишься, что если я тут останусь, то напьюсь? - Я что, жена тебе, бояться подобного? Нищеброд желает играть на деньги, может, я тебя немного разорю. - Тебе самому-то есть, что ставить? Кроме чувства собственного достоинства и понтов? - О, такое я не ставлю, понты дороже всего, куда я без них, если проиграюсь? - Действительно, - хмыкнул Чжунэ, расплачиваясь с барменом, - чёрт с тобой, поехали, всё равно не хер делать.        Они вышли из бара. Дождь моросил вперемежку с мокрым снегом, пока ещё мелким и сразу же тающим. Миллионер поднял утеплённый ворот бежевого кашемирового пальто, на котором оставались следы капель, золотой шёл за ним ровно и не пряча лица от ветра, стойко перенося отвратительную погоду. Они дошли по парковке до «порше» и сели внутрь. - Интересно, а цели у нас во время исполнения этой вылазки будут сильно разниться? – задался Чжунэ вопросом, выезжая задом из ряда машин. - Ну, мне надо найти и обезвредить Уёна, потому что он – конченная тварь. - Ты прям герой, ебать, - выровнял руль дракон, и они плавно покатились к выезду с парковки. – Так на всех штампы ставишь, как истина в последней инстанции. - А ты нет? - Да мне плевать, кто каков. Я хочу уберечь Чонён от неприятностей, только и всего. - Да уж, для этого тебе надо перестать их создавать, - покосился на него с намёком Чонгук. - Если ты о передозе, то как будто я специально! - Но и не нечаянно же? Тебе не десять лет, чтобы не знать, что будет, если наглотаться наркоты. – Чжунэ молчал. – Ты ведь её продолжаешь любить? Я не про наркоту… - Какая разница, она никогда не простит мне… - вздохнув, он сосредоточился на дороге, чтобы не смотреть на того, кто рядом. – Не простит мне ребёнка. Дана беременна, и уже поздно что-либо исправлять. Я могу только держаться подальше от Чонён, чтобы ни во что не впутывать её. И я буду надеяться, что вы поступите так же.       На этот раз промолчал Чонгук и, после паузы, сменил тему: - А Дана тебе совсем не нравится? - Для меня все остальные девушки совершенно одинаковы. Понимаешь, это… это даже не кабачок! Раньше были хуже и лучше, а теперь… теперь все они просто пресный рис. Безвкусный. Я могу его есть, но… но это ежедневная еда, которой набиваешь желудок, не придавая ей значения. Без удовольствия и аппетита. - Может, тебе посидеть на диете? – хохотнул золотой. – После голодания обычно всё вкусно. - Ага, стать веганом? Уйти в монастырь? – Чжунэ, будто поймав какую-то идею, щёлкнул пальцами. – В армию сходить! - А ты ещё не служил? - Нет, - признал он и задумался, включив дворники на стекле. – Может, в самом деле, пора туда забуровиться. Несколько месяцев вдали от всей этой возни. Хм… А что? Мне нравится! – прикинув что-то, Чжунэ добавил: - Осталась самая малость – второй раз вернуться живьём из Сингапура.       Большая гостиная, которой в период холостой жизни Чжунэ почти не пользовался, отдыхая с друзьями на кухне или в спальне, казалась ещё просторнее при всём включенном свете. Особенно подчёркивался размах её метража всего четырьмя людьми, крошечными под высоким потолком, сидевшими на больших, широких диванах, спиной или полубоком к погашенному телевизору, занимавшему половину стены. Всё было дорогим, крупным, весомым.       Дана держала перед прилетевшим братом улыбку, ей не хотелось показывать, что в её жизни что-то не так, тем более, она на самом деле была счастлива, узнав, что беременна. Она надеялась, что это принесёт какие-то перемены в их с Чжунэ семейную жизнь. Конечно, ей пришлось пережить очередные тяжёлые сцены, когда он услышал от неё о ребёнке. Когда он орал на неё, чтобы шла делать аборт, когда хлопнул дверью так, что люстры в квартире вздрогнули. Дана прорыдала очередную ночь, а потом, проснувшись с одутловатым лицом и опухшими глазами, весь день мерила шагами комнаты, нет-нет проверяя, не открыл ли дверь Чжунэ? Нет, он запер её, велев хорошенько подумать, и выпускать не собирался, пока она не начнёт думать так, как ему надо. Но Дана не сдалась, она ломала голову, искала выходы, собиралась уже вызывать на помощь Мино, понимая, что закончится это прекращением брака с Чжунэ, разводом, поэтому нашла ещё более простое решение и позвонила свекрови. Через пару часов дверь открылась, и ворвался супруг с дополнительной порцией криков. Он обвинял её в намеренном зачатье, в приставучести, ругал за звонок его матери, честил, на чём стоит свет, но потом выдохся и ушёл, не запирая Дану снова. Угроза аборта миновала её. - Я рад, что ты хорошо себя чувствуешь, - держа ладонь сестры, пожал её Мино, - признаться, ты огорошила меня этой приятной новостью. Не думал, что вы так поспешите…       Напротив них сидели её китайские подруги, прилетевшие с братом. В Сеуле она не успела обзавестись хорошими знакомыми, поэтому была рада компании, к которой более-менее привыкла. Цзыюй она знала давно, ещё с тех пор, как Мино первый раз стал любовником её матери. Сколько воды с тех пор утекло! Они тогда были подростками, а сейчас взрослые девушки. «Я ещё и замужняя теперь» - с толикой женского хвастовства подумала Дана. Несмотря на все привычки и поступки Чжунэ, его свинское и скотсткое к ней отношение, она не переставала гордиться тем, что стала его супругой. - Тебе нужно есть поменьше мяса, - сказала Цзыюй. - Почему? – удивилась Дана, испугавшись, уж не поправилась ли она уже? Не стала толще? Чжунэ и так не обращает на неё внимания, а если она ещё и потолстеет… - Чтобы не родился мальчик, - убеждённо выдала Цзыюй. - Но… я хочу мальчика, - тихо сказала Дана. И заработала полный сочувствия взгляд. Китаянки разве что не переглянулись между собой, намекая, что перед ними – сумасшедшая. - Ну… - растерялась Цзыюй. – Тогда ешь. Моя тётя Джо никогда не хотела сыновей, но родила троих, потому что всё время ела мясо. Она его любит, и не могла удержаться. А теперь корит себя за это. - Думаю, что на пол ребёнка влияет и что-то помимо того, чем питается будущая мать, - заметил Мино. Цзыюй даже не посмотрела на него. Чувствовалось не то пренебрежение, не то отторжение с её стороны. Впрочем, какая дочь бы быстро нашла язык с очередным мужчиной матери, который, к тому же, однажды уже её бросал, а теперь вернулся, наблудившись? - Я принесу ещё чая, - заметив, что в чашках пусто, поднялась Дана и вышла с подносом на кухню. - Ну что, может, пойдём уже? – потянула Цзе Цюн подругу. - Далеко собрались? – поинтересовался Мино. - Это не твоё дело, - бросила через плечо принцесса Шаньси. - Ты не могла бы разговаривать со мной вежливее, Цзы? – озвучил в тысячный раз свою вечную просьбу бывший дракон. Он получил свободу от Джиёна благодаря связи с генеральшей, благодаря защите амазонок, но что-то эта свобода давалась не легче, чем жизнь под крылом Джиёна. И слаще жизнь не становилась. - С какой стати? Ты всего лишь мужчина. - И что с того? Твой отец тоже был мужчиной. - Я не знаю, кто он и кем был. - Будь он настоящим мужчиной, - хмыкнула Цзе Цюн, - он до сих пор бы был рядом с БинБин, кто отошлёт от себя настоящего мужчину? - Ой, Цзе, - остановила её Цзыюй, - какие ещё настоящие? Все мужчины одинаковы.        Цзе Цюн опустила взгляд, подчиняясь воле принцессы. Хоть она и была подругой, спорить с ней не хотелось, Цзе знала, что в клане никто не согласится с её мнением. А вечно получать неодобрение за свои революционные мыслишки – мало приятного. Да, её отец до сих пор был при матери, и она знала, благодаря нему, что хорошие мужчины бывают. Несмотря на вечные стычки, склоки и ссоры родителей, Цзе Цюн знала, что те любят друг друга, и в тайне ото всех мечтала о точно такой же любви. - Ладно, идём, - поднялась Цзыюй. - Вернись в гостиницу до полуночи, - бросил ей в спину Мино, - не заставляй меня с матерью волноваться! - Боже, да вам на это без разницы, - ворчала себе под нос, выходя из гостиной, китаянка. Её слышала только подруга. – У мамы мозги от него поехали, что есть я, что нет меня… а он? Какое ему вообще до меня дело? – Уже громче, она крикнула: - Дана, мы убежали! У нас ещё дела, завтра увидимся!       Мино так и смотрел в проход, куда ушли девушки. Покидая БинБин около четырёх лет назад, он запомнил её дочь тоненьким, нескладным подростком, и то смутно, потому что никогда не приглядывался к этой вытянутой и плосковатой девчушке, пропадавшей дни напролёт со старшими воительницами, учившими её боевым искусствам, скачке, стрельбе. Когда он надумал вернуться к БинБин, то вообще забыл о существовании какой-то там наследницы, которая станет ему падчерицей. Мино стал циничнее в Сингапуре, устал от развлечений, разврата, женщин. Он разуверился в любви и, попытавшись построить отношения со своей последней девушкой, Миной, но изменив ей, понял, что душа очерствела. Как её было оживить? Разгоняя тоску, Мино вспомнил о женщине, которая его преданно и трепетно любила. Раз уж собственное сердце никем не занято, почему не откликнуться на призыв другого сердца и не порадовать его? БинБин была счастлива от его решения вернуться, но уже очень скоро он осознал, в какую угодил ловушку. Он и не подозревал, что обнаружит возле той повзрослевшую, прекрасную дочь, захватывающую все его мысли. Как так вышло? Что произошло? Почему именно Цзыюй? Судьба зла. Конечно, о какой-либо реализации воображаемых картин не могло быть и речи. Даже если БинБин смиренно отпустит его во второй раз, куда-нибудь, подальше от себя, за попытку приблизиться к единственной дочери она зарубит его на месте. Поэтому нужно брать себя в руки и отвлекаться. Что за глупости? Цзыюй всего восемнадцать. Он старше её на… почти на восемь лет. И что? БинБин его старше на десять. В возрасте ли дело? - А вот и чай, - вернулась Дана уже с двумя чашками вместо четырёх. Мино улыбнулся ей, присаживающейся обратно, но заметил, как на её лице пробежала тень, когда входная дверь опять стала открываться.       Дана перепугалась, как бы Чжунэ не явился пьяным. Разве можно его ждать в другом виде? Хотя она послала ему сообщение, что приехал брат и у них гости. Прочитал ли он его? Принял ли к сведению? Он ничего не ответил. Девушка, напряжённая и едва удерживающая максимально безмятежное выражение лица, села поближе к Мино. Чжунэ вошёл в гостиную. Приближался не пошатываясь, спиртным не запахло. Подошёл к гостю и протянул руку. Поздоровался. Дана тщательно вглядывалась в каждый жест, ища признаки опьянения, наркотического или алкогольного. Но ничего такого не было. - Я писала тебе о том, что Мино приехал… - робко подала она голос, нечаянно сорвавшись на высокие, как писк, ноты, привыкнув, что Чжунэ на её разговоры дико реагирует, обычно требуя заткнуться и оставить его в покое. – Ты… получил сообщение? - Да? Я не видел. Замотался. Давно сидите? - Часа два, - посмотрел на время Мино. - Были ещё Цзе и Цзы, ты не разминулся с ними? – чуть осмелела Дана в присутствии старшего брата. Чжунэ, глядя на выключенный телевизор, а не на неё, помотал головой: - Нет, наверное, в разных лифтах ехали. - Ладно, я тогда тоже пойду, уже поздно, - поднялся Мино. Сестра смотрела на него умоляюще, но он не мог прочитать этого, не зная, что творилось в её жизни. Взгляд мог одновременно означать и то, что она по нему скучала, и то, что ей хочется остаться с мужем наедине. Дане этого хотелось, но она знала, что когда они с Чжунэ останутся одни, всё пойдёт не так. – Чжунэ, твои родители пригласили нас завтра на ужин, встретимся у вас. - Хорошо! – муж Даны поднялся и проводил родственника, после чего зашёл в ванную и надолго там завис. Девушка не хотела вставать с дивана, на котором сидела. Потому что на нём спал Чжунэ с тех пор, как они переспали. Теперь даже его огромная кровать казалась ему не безопасной, он демонстрировал свою обиду и пренебрежение. Дана закусила губу, чтобы не расплакаться. Она не решалась приходить к нему ночью сюда, в гостиную, но если не уходить отсюда изначально?       Чжунэ, в пижамных штанах, вошёл в зал и остановился. Дана сжалась под его взглядом, как маленький зверёк, не знающий, накормит его хозяин или пнёт. - Ты будешь спать тут? – спросил он. Тон был спокоен, и это дало некоторую надежду. - Нет. - Хочешь о чём-то поговорить? – не подходил к ней Чжунэ. Дана опять помотала головой. Молодой человек вздохнул, опустившись на кресло возле неё. – Мне нужно будет в Сингапур съездить, на недельку-другую. - Что, в Сеуле бордели кончились? – не удержалась от язвительности юная жена, о чём сразу же пожалела. Чжунэ нахмурился, вытянув ноги и откинувшись. - У тебя все мысли только о том, кто, где и с кем ебётся, - он кивнул на журналы со светской хроникой, - тебя даже неизвестные люди волнуют, когда, сколько и в какой позе. - Это не так. - Не льсти себе. Что тебя вообще в жизни интересует, а? Мода? Сплетни? Шопинг? Секс? - Почему это не может меня интересовать?! – вспылила Дана. – Кроме того… я учусь в университете и, если бы не твои выходки, я была бы хорошей женой! - Что, по-твоему, определяет хорошую жену? - А то ты сам не знаешь! - Я тебя спросил.        Дана поостыла, поймав себя на мысли, что это самый длинный диалог между ними с момента свадьбы. - Хорошая жена… это все знают со школьной скамьи! Ты не читал Конфуция? Она покорна, подчиняется во всём мужу, терпелива, молчалива… - О-о! – засмеялся Чжунэ. – Да, ты очень далека от идеала. - Я же сказала! Это ты меня делаешь такой! Ты доводишь меня! Как я могу быть хорошей женой, если ты мне отказываешься быть мужем?! - Раз уж мы заговорили о Конфуции, помнится, о женщине говорится, что она поэтапно подчиняется отцу, мужу и сыну, если овдовеет. Что касается мужчины… он подчиняется государю и родителям. И всё. - Но мы живём в двадцать первом веке… - Ты первая заговорила о Конфуции. Не будь непоследовательной. - Чжунэ… - Я хочу спать, иди к себе, - силясь не повышать голос, вздохнул он, прикрыв глаза. Ему нужно было многое обдумать, в голове целый рой мыслей. После разговора с Чонгуком, после разрыва с Чонён. Ему тяжело и одиноко, но Дана – совсем не та компания, чтобы в ней утешиться. «Она тупа, как курица, и возраст тут ни причём. Чонён младше неё, но сообразительности в ней больше». Он открыл глаза, но Дана не сдвинулась. Собрав волю в кулак, он повторил: - Я хочу спать. Если ты хочешь, чтобы наше совместное существование было сносным, пожалуйста, не беси меня. Ты добилась своего – мама поддержала тебя и с радостью ждёт внука, чего тебе ещё? Если я надумаю с тобой потрахаться, я тебе об этом сообщу, но сегодня явно не этот случай.       Задетая и оскорблённая, Дана медленно поднялась и, сцепив руки, чтобы не коснуться ими Чжунэ, прошла мимо него. Он обязательно надумает прийти к ней! Он ещё попляшет! Он будет просить ему отдаться, а она откажет. Да, так и будет! Когда-нибудь. Но как этого было добиться, Дана представления не имела.       Цзе Цюн и Цзыюй вышли на улицу. Дочь генеральши с укором уставилась на подругу, выставив руки в бока: - И куда же ты намереваешься отправиться? - Ты сама знаешь… - В «Октагон»! Разумеется, ты мне все уши им прожужжала! - Какая разница, в какой клуб идти? Мы же всё равно хотели развлечься. - Вот именно, развлечься, а не бегать за каким-то… каким-то… парнем! – выплюнула Цзыюй, как брань. – Я не узнаю тебя, Цзе, ты же была такой… такой принципиальной! - Ничего не изменилось! – слукавила та. Как ей было объяснить, что она, как ярый коммунист, доказывающий преданность Мао из страха, доказывала громкими возгласами о ненависти к парням свою преданность клану Ян? Да, по большей части она была с ними согласна. Но не настолько. Не во всём. - Не изменилось? Ты изменилась, Цзе, я же вижу, - с лёгкой горечью заметила Цзыюй. – Ты и минуты усидеть на месте не можешь. Когда я сказала, что Мино хочет лететь навестить сестру, ты так схватилась за возможность увидеть Дану, будто она тебе лучшая подруга! - Она мне подруга, - отметила Цзе Цюн. - Но не такая близкая, чтобы восемь раз спрашивать, на какой рейс взял билеты Мино и когда мы уже летим! – Они прошли двор и вышли к дороге. – Я говорила тебе, чтобы ты не связывалась с тем парнем. - Почему я не могла? - Он был очень красив. Очень красивые парни – очень опасны. Они разрушают нас изнутри. - Кто это сказал? - Тётя Джо всегда так говорила. И посмотри на мою мать… никакого достоинства из-за этого! – Цзыюй задрала голову, обернувшись и указав глазами на высокий этаж позади, где остались Дана и Мино. - И что теперь, связываться только с уродами? Этого мы достойны – уродов? Из чувства гордости? – хмыкнула Цзе Цюн. Правда в её словах была. Цзыюй задумалась. – Молчишь… разумеется! Тебе никто не нравится, вот и не представляешь, каково это, быть с тем, кто не по душе… - Ты… ты что, ещё и спала с ним? – уловила между строк принцесса Шаньси, округлив глаза. Цзе Цюн запнулась.       Они остановились, глядя друг на друга. Между ними была пара шагов. Цзыюй не могла поверить, что её подруга опустилась до того, чтобы переспать с мужчиной. Обычно амазонки занимались сексом только в крайних случаях, когда того требовали обстоятельства, когда нужно было обезоружить, соблазнить, убить, провести переговоры… Но чтобы просто так? Без выгоды и пользы для клана?! - Тётя Хиджин в курсе? - Нет, никто не знает. Пожалуйста, Цзыюй… - Дочь младшей генеральши схватилась за голову: - И что ты думаешь делать, если найдёшь его? - Не знаю. - Ты прилетела из Китая в Корею, не зная, что собираешься делать? - Я действительно не знаю, Цзы! Я… я просто хочу его увидеть… - О, это отвратительно звучит, - брезгливо покривилась Цзыюй, - что за слюнтяйство! - Ну всё, не хочу больше слушать, как меня опускают ниже плинтуса! – приложила ладони к ушам Цзе Цюн. – Я еду в «Октагон», а ты – как хочешь!       Она достала мобильный и стала вызывать такси. Цзыюй, качая головой и осуждая подругу за то, что та поступалась принципами амазонок, шумно вздохнула, но, когда подъехал автомобиль, села в него вместе с ней. В конце концов, должен же кто-то придерживать эту рехнувшуюся, поверившую, что мужчины стоят какой-то суеты?