* * *
Сай развалился в огромном кожаном кресле. Мягкое, уютное, шоколадное, оно, подобно трону, выделялось из обновленного черно-белого, бездушного интерьера спальни Саске, который, вопреки всем слезам и увещеваниям дизайнера, так и не удосужился убрать кресло из комнаты. Закинув длинные стройные ноги на пологую спинку кресла, Сай, изнемогая от скуки, наблюдал за тем, как друг потрошил чемоданы, повествуя о радостях жизни в отдельно взятом пятизвездочном раю и горячих доминиканских парнях. — Короче, мне действительно не хватало тебя там, могли оторваться еще круче. Как у вас, кстати? Парень искоса взглянул на изменившегося в лице одноклассника. Сай нахмурился и, на секунду замешкавшись, облизнул пухлые губы: — Ну, собственно, он оказался совсем не таким, как я себе придумал... в общем, отношения наши закончились сразу, как только он достал из-под кровати чемоданчик со стеками и бондаж. Думаю, я еще слишком молод для подобных развлечений. Загрустивший было Сай картинно прижал кисть тыльной стороной ко лбу и страдальчески закатил глаза. Учиха положил обратно в чемодан сувенирную футболку с пальмой и медленно обернулся, прижаривая друга красноречивым взглядом. — Да-да, Саске Учиха, как всегда, оказался прав, и лучше бы я поехал с тобой на море, — пробурчал Сай и с деланным безразличием отвернулся. Пару секунд Саске молчал, ожидая, что друг одумается, но затем, закатив глаза, вымученно произнес: — Мне действительно жаль, ты ведь думал, это «оно», — с сарказмом проговорил он и даже ободряюще похлопал юношу по плечу, но сломался под давлением собственной язвительности: — Хотя, глядя на Хидана, я, признаться, сильно сомневался в твоей адекватности. В ответ Сай лишь печально улыбнулся: — Сменим тему. Ты готов к новому учебному году? — Еще целый год с этими имбецилами, — хмуро проговорил Учиха, присаживаясь на подлокотник кресла, но тут же был атакован негостеприимной пяткой, врезавшейся ему в копчик, и послушно встал. — Даже думать не хочу о них. Не верится, что осталось всего три дня. Я собираюсь бухать до упора. Ты со мной? — он обернулся на всё еще печального друга. — Спрашиваешь... — угрюмо процедил Сай в ответ.* * *
Сай привык жить отдельно от родителей. В одиннадцать он переехал к бабушке, в пятнадцать отец согласился оплачивать ему отдельную квартиру, решив, что это научит нерадивого сына самостоятельности, которая, несомненно, очень пригодится ему в будущем. Пока Учиха отдыхал на море, Сай переехал. Сейчас он снимал большую светлую квартиру-студию. Гостям сразу бросались в глаза стеллажи, заваленные красками, отрезами холста, бумагой и папками набросков; измазанными засохшей краской палитрами и кистями, подрамниками и обрывками картона. На мольберте стояла накрытая старой простыней неоконченная картина. Еще несколько холстов были свалены в углу и повернуты к стене. Саске очнулся в пять утра. Случались в его жизни и более приятные пробуждения. Тело сообщало, что он как минимум пережил взрыв и поймал головой пару кусков бетона. Парень обнаружил себя лежащим поперек кровати, прижатым носом к подушке и раскинувшим руки и ноги. Он даже не удосужился снять обувь. Сверху Учиху накрывала штора с ближайшего окна, а сорванный карниз, поскрипывая от каждого его движения, болтался на одном гвозде. Саске попытался подняться, но запутался в гардине, и карниз окончательно сорвался, с грохотом обрушившись на кровать и шуганув юношу с постели. Тот в мгновение ока оказался возле перегородки, отделяющей кухню от остальной квартиры. Отдышавшись, Учиха понял, что никакой опасности нет, и медленно повернул голову в сторону плиты. Движения давались ему с трудом, мышцы шеи сковало, а голова отзывалась нестерпимой болью. И ужасно хотелось пить. — Не это ищешь? Перед лицом Саске возникла бутылка пива. По запотевшему коричневому стеклу медленно чертили дорожки ледяные капли влаги. Парень облизнулся и, ухватив бутылку за горлышко, быстро скрутил крышку, с жадностью припадая к ее живительному содержимому. Сай с улыбкой вернулся к своему занятию, а именно — к отскребанию пригоревших яиц со сковородки: — Я приготовил яичницу с беконом. И, не хочу тебя пугать, но, похоже, уже первое сентября. Глаза Учихи распахнулись. Пару секунд он в ужасе смотрел прямо перед собой, а потом медленно перевел взгляд на друга: — Но я же только вчера вернулся домой… мы пошли в «Sin»… а после… потом… Парень нахмурился, бездумно шаря глазами по полу и, отставив в сторону пустую бутылку, вновь уставился на друга. — Ага, я помню чуть больше. В клубе мы выпили пару подносов с шотами, а потом обнаружили, что нам нечем платить. После мы умудрились удрать оттуда незамеченными… ну или они предпочли не замечать нас. Еще помню, как гуляли ночью, и как пытались спереть коньяк в супермаркете и снова убегали… а потом я проснулся здесь. Зад у тебя не болит? Саске вопросительно повел четко вычерченной бровью: — С чего бы ему болеть? — Ну а вдруг мне повезло? — ухмыльнулся Сай. Учиха окинул его уничижительным взглядом: — Тебе? — с нажимом проговорил он. — Тебе не повезет, даже если нас запрут на год в одной комнате. — Ну-ну. Сай развернулся на пятках и, жизнерадостно насвистывая какую-то песенку, двинулся к столу: — Давай есть садись, гордый обладатель нетронутой жопы, нам утром в школу. — А ты-то почему такой бодрый? Как тебе это удается? Саске возмущенно смотрел на одноклассника, порхавшего вокруг стола и раскладывающего по тарелкам сомнительной консистенции яичницу. — Может быть, потому, что я еще не ложился? — просиял тот. — Или оттого, что я всё еще пьян? Юноша кивнул на подоконник рядом с плитой. На нем, искрясь пузырьками, стоял фужер с шампанским. — Тебя вырубило довольно быстро, а мне стало скучно, и я немного порисовал, а тут уже и светать начало, и смысла ложиться не оказалось. Сай обезоруживающе улыбнулся другу. — Давай, нам еще надо успеть привести себя в удобоваримый вид.* * *
Вот и настал час Х. За окном щебетали птички, светило яркое солнышко и после небольшого дождя чистый асфальт поблескивал прозрачными каплями влаги. А в день прилета погода была ну настолько чудесна, что Наруто готов был поклясться, как во время приземления он видел на кольце радуги единорога, самозабвенно ебущего пони. Но парня это не радовало. Даже наоборот. Его раздражал нарочито-позитивный вид за окном. Казалось, всё в этом городе жаждало понравиться, угодить. Стоило подумать о чем-либо, например, о закусочной, в которой подавали бы рамен, такой же вкусный, как в ресторанчике Ичираку рядом с его прошлой школой, как раменная тут же обнаруживалась буквально за углом его нового дома. Это бесило. Радоваться из-за подобных вещей казалось Узумаки неправильным, это вызывало чувство, будто он предает город, в котором остались его друзья, который он считал родным. Проснувшись сегодня утром, Наруто понял, что отступать уже некуда. Всё лето он предпринимал отчаянные попытки противостоять родительской воле, но те были непреклонны. Новая школа считалась одной из самых продвинутых и престижных в стране, ее выпускники могли сами выбирать, в какой вуз они хотят пойти учиться дальше. И родители Узумаки уже три года подавали заявки на его перевод. Отец парня, Намикадзе Минато, был известным архитектором, и руководство школы благосклонно относилось к тому, чтобы принять отпрыска такого раскрученного и состоятельного лица. Однако до сих пор блондин старательно заваливал вступительные экзамены. Этой весной юноша собирался сделать то же самое, но, раскусив план сына, Минато предпринял все известные ему уловки, чтобы заставить Наруто принять верное, по его мнению, решение. Отец пообещал купить ему новый байк и компьютер, даже угрожал, что не станет оплачивать театральный вуз, а когда все попытки подкупить упершегося парня были отвергнуты, он предпринял последний, отчаянный шаг, а именно — предложил дирекции безвозмездную помощь своей фирмы в обновлении фасада здания и площади перед ним. И вот Узумаки здесь, готовится к первому дню своей новой жизни в отремонтированной школе. Сейчас юноша хмуро носился от монитора, на котором отображалась статья о том, как правильно завязывать галстук, к зеркалу. Он силился проделать необходимые манипуляции, но путаная схема давалась с трудом. Резко оттянув кривой узел, Наруто, отчаявшись, зарычал. — Нару, у тебя там все в порядке? Я тебя завтракать позвал пятнадцать минут назад. Ты встал вообще? — послышалось из-за двери. — Да цвету и пахну просто, бля, — раздраженно процедил блондин сквозь зубы, распутывая галстук. Дверь в комнату открылась. На пороге стоял высокий молодой мужчина в черных узких джинсах и облегающей водолазке. Привлекательный, с тонкими, правильными чертами лица и вертикальным шрамом, рассекавшим бровь и скулу, который придавал внешности налет таинственности и брутальности. Его виски были выбриты, а пепельные волосы небрежно взбиты в подобие воздушного суфле, не совладавшего с силой тяжести и кренившегося на один бок. Лишь легкий аромат стайлинга сверхсильной фиксации говорил о том, что всё вовсе не так просто, как кажется, и небрежная укладка является следствием долгого, продуманного, высокохудожественного труда. Мужчина привалился к дверному косяку плечом и, сложив руки на груди, окинул Узумаки с ног до головы ленивым взглядом. Хатаке Какаши был сыном близкого друга Минато, и когда его родители погибли в авиакатастрофе, отец Наруто посчитал своим долгом взять подростка к себе. Несмотря на большую разницу в возрасте, для мальчишки Какаши стал кем-то вроде старшего брата, тем, кому Наруто мог верить, от кого всегда мог ждать поддержки. И новый член семьи, в свою очередь, начал относиться к мальчику как к родному, всегда оберегал и помогал советом в сложных ситуациях. В институте Хатаке увлекся фотографией и стал быстро набирать обороты в этой сфере. Сейчас, к двадцати пяти годам, он возглавлял списки самых востребованных Fashion-фотографов страны. Наруто был удивлен и рад известию о том, что Какаши, уже несколько лет мотавшийся между Конохой и Цитаделью, сам предложил принять брата в своей столичной квартире. — Не бесись. Посмотри на это с другой стороны: теперь ты живешь без родителей, можешь спокойно девчонок домой таскать, да и комендантского я тебе устраивать не стану. Хатаке отлепился от косяка и за плечи развернул Узумаки к себе лицом, принявшись завязывать ему галстук. В коридоре кто-то возмущенно фыркнул, и в комнату, неуклюже переставляя короткие кривые лапки, просеменил маленький мопс. Он бросил на Наруто презрительный взгляд и, вальяжно подойдя к мужчине, плюхнулся у его ног. С непробиваемым выражением на морде мопс взялся елозить по новому ковру Узумаки, вытирая толстую задницу о короткий ворс. С минуту оба парня молча наблюдали за манипуляциями собаки, потом Какаши, ни на йоту не уступая в невозмутимости своему питомцу, изрек: — Видишь, даже Пак-кун пришел тебя поддержать. Наруто помолчал еще какое-то время, с недоумением разглядывая «продукт искренней поддержки», оставшийся на его ковре. — Я же говорил тебе не перекармливать его этими наркоманскими счастливками. Сам виноват, — пожал плечами Хатаке и вернулся к завязыванию галстука. Узумаки обреченно вздохнул: — Какаши, не придуривайся, ты же понимаешь, что дома остались все мои друзья, — флегматично проговорил он, впадая в крайнюю степень уныния от жалости к себе любимому. Мужчина затянул узел и, критично осмотрев блондина, криво ухмыльнулся: — Ничего так, тебе идет форма, хоть в порнушке снимай. — Чо сказал?! Наруто попытался дать пенделя старшему брату, но тот только рассмеялся, быстро уворачиваясь от нацеленной на его задницу пятки. — Ты, в конце концов, не один здесь. Мне тоже непросто, все мои девочки остались дома, — ободряюще проговорил Хатаке. — Идем есть. Узумаки растянул губы в глумливой усмешке: — А то ты не рад?! Ты же вечно ворчишь, что они тебя достали своими звонками и преследованием! Какаши ухмыльнулся и, щёлкнув братишку по носу, вышел из комнаты.* * *
Учиха Саске был самым популярным парнем в школе. Все, или, если говорить откровенно, почти все девчонки сходили от него с ума. Все, абсолютно все парни в чем-то да завидовали ему. А история его жизни и семьи, как кораллами, обросшая подробностями, уже давно самостоятельно пробивала юноше дорогу. Стоило ему пройти по коридору или зайти в класс, как там не оставалось равнодушных взглядов. Восхищенные или полные ненависти, они постоянно преследовали Учиху и питали его эго. Однако школой влияние Саске не ограничивалось. Будь то клуб, спортивный стадион или любое место скопления молодежи, к парню тут же стекалась свита из обожателей. Авангардом подобного влияния на людей служила его незаурядная внешность. Юноша был невероятно красив, статен, ухожен, а также надменен со всеми, кроме своего лучшего друга. К тому же при желании Учиха мог очаровать любого. Другое дело, что теперь он этого не хотел. В последнее время апатия поглотила парня. Приходили ли они с Саем на тусовку в клуб, или же он встречал гостей на приеме, организованном родителями, Саске становилось скучно. Это чувство не было в новинку, но не так давно в душе образовалась дыра, которую срочно хотелось хоть чем-то заткнуть, чтобы она прекратила так премерзко саднить, напоминая о себе ночами. В связи с этим в последние полгода Учиха как одержимый бухал и трахался, шатался по клубам и концертам, ширялся, разбил пару отцовских машин, занимаясь стритрейсингом, и опять бухал, и снова трахался. Когда-то, еще в детстве, Саске думал, что это чувство, мерзкое, сосущее чувство, растет в нем из-за слухов, ходивших о его семье. Учихи владели огромной финансовой корпорацией, они давали ссуды различным фирмам под проценты, а также предоставляли «защиту» большинству развлекательных точек города. Ходили слухи, что в случае задолженности по ссуде деньги возвращались к владельцу любым путем. Начиная от продажи всего имущества должника и заканчивая продажей самого должника. Поговаривали, к тому же, что со сравнительно недавнего времени Акацуки взяли под контроль большую часть оборота наркотиков в районе. Но отец и брат не говорили на эту тему в присутствии младшего Учихи. Из него пытались вырастить нормального, жизнерадостного мальчика. Через какое-то время Саске понял, что причастность к подобной организации скорее вызывает в нем гордость, но не имеет никакого отношения к чувствам одиночества и тоски, переполнявших его. Теперь же, подросший и пару раз вмазавшийся в проблемы, Учиха предпочитал врать самому себе о причинах собственной тоски и активно избегать каких бы то ни было близких отношений, кроме тех, что уже сложились. Приводить себя в порядок после попойки ребята решили у Саске. Во-первых, там была его школьная форма, а во-вторых, в квартире Сая осталась пара соблазнительных бутылок ликера, надежно припрятанных в темных недрах шкафа. В пьяном угаре друзья благополучно забыли о них, но сейчас напитки будто притягивали их, звали, манили... это нервировало. Дисциплина у них в школе была гордостью ее руководства, и прогулы там карались по всей строгости: ты оставался учиться на выходные. Естественно, учителя, которых назначал директор на штрафное расписание, оставались тоже, и, как следствие, прогульщикам не светило ничего хорошего. Пару раз остановив по дороге машину и попрощавшись с завтраком, мальчишки всё-таки доехали до места назначения и попытались проскользнуть в дом незамеченными. Благополучно преодолев ворота и парк перед особняком, они столкнулись с препятствием в виде Фугаку, отца Саске, то и дело маячившим в холле за окном и блокирующим возможность безнаказанно проникнуть в дом с парадного входа. Мужчина разговаривал по телефону и, судя по выражению лица, о чем-то не слишком приятном. Учиха не рискнул бы сейчас попасться ему на глаза в своих порванных джинсах и с опухшим лицом. Подобно коварным ниндзя, парни, пригнувшись, обежали здание, но черный вход был заперт, и им пришлось карабкаться по дереву к балкону второго этажа, примыкающему к комнате Саске. Попав, наконец, в помещение, мальчишки, стараясь не шуметь, начали приводить себя в порядок. Сай зарылся на полке со средствами по уходу за кожей лица и тела и вскоре, радостно вынырнув оттуда с консиллером, принялся старательно замазывать синяки под глазами. А Учиха, не успевший с утра принять душ, ушел отмывать голову. Через час от опухших оборванцев не осталось и следа. Да, не обошлось без визина и тонны стайлинга для волос, но это того стоило. Больше эти двое не выглядели так, будто пили трое суток, и теперь могли с легким сердцем и не слишком верными желудками ехать в школу.