Meet me and my brother.

— Элиотт, ты же это несерьёзно, правда? Элиотт! — Что? — Со смехом спросил Демори, не сводя глаз с дороги. Лука продолжал прожигать его испытующим взглядом. — Ты серьезно арендовал нам домик на выходные? — И не просто домик, прошу заметить, а домик с озером, — Демори вырулил на неровной дороге, поворачивая в сторону маленькой деревушки. — Помниться, ты сам угрожал мне надрать зад в плавании. Ты же, вроде как, в этом мастер. — Ну, вообще-то это было давно, мы с братом ходили часто на рыбалку, заодно и купались. — Лука удобнее улёгся на сидении, блаженно улыбаясь. — Золотые времена. — А сейчас что, не золотые? — Обиженно надул губы Элиотт, чем заслужил поцелуй в щеку. — Бриллиантовые, — уверенно проговорил Лука, заставив того довольно улыбаться. Место было действительно сказочным: маленький деревянный домик с прекрасным садом, уютно устроившийся среди деревьев, и изумительное озеро с кристально чистой водой. Лука, выпрыгнув из машины, сразу понёсся к нему и, добежав до берега, остановился, вдыхая полной грудью прибрежный воздух. — Как тут здорово, — восхищённо проговорил он, крепко обнимая подошедшего Элиотта. — Так красиво, что дух захватывает. Искупаемся? — Подожди-ка, успеем ещё, — рассмеялся Демори, трепля своего парня по волосам. — Я же тебе тут ничего ещё не показал. Пошли, зайдём в дом, осмотримся. Внутри маленького домика было на удивление очень уютно: горел чудесный камин, на стенах висели прекрасные старые картины, а на столе стояли фрукты и ваза с прекрасными благоухающими цветами. — Так ты уже был здесь сегодня? — Удивлённо обернулся Лалльман к своему парню, и тот пожал плечами, широко улыбаясь. — А ты как думал? Конечно, ещё до обеда, хотел все приготовить до нашего приезда. — Оуууу, Элли, это так мило, — нежно проворковал Лука, обвивая руками шею Демори. — Ты такой милый. — Не милее, чем ты, — прошептал Элиотт и нежно накрыл губы Луки своими, медленно и сладко целуя. Тот невольно встал на носочки, подаваясь вперёд и задирая голову как можно выше, приоткрывая ротик, пуская того внутрь, но Элиотт с видимой неохотой отстранился от него. — Подожди, — обеспокоенно пробормотал он, приглаживая растрепанные волосы Луки. — Ты же с утра ничего не ел, давай пообедаем сначала. — Да плевать на обед, я ничего не хочу, кроме тебя, — прошипел Лалльман, запуская руку в волосы Демори и притягивая для очередного сладкого поцелуя. Элиотт снова нехотя мягко отстранился от парня. — Но ты же упадёшь в обморок от голода. Давай ты сначала съешь чего-нибудь. — Да не хочу я ничего, чего ты пристал? И вообще, может, ты просто не хочешь меня целовать? — Недовольный прерванным поцелуем, промычал Лука, делая шаг назад. — Ну и ладно, я пошёл купаться, а ты сиди и обедай. Один. — Парень обиженно развернулся и зашагал к выходу, оставив ошарашенного Элиотта смотреть ему вслед. Не так он представлял начало долгожданного вечера. — Да нет же, Лулу, подожди! — Крикнул он, но ответом ему была захлопнувшаяся дверь. Парень шумно вздохнул, закрывая глаза. Ну как объяснить этому маленькому рассерженному ёжику, что он до безумия хочет его целовать и целовать без остановки… но просто боится сорваться? У них ещё не было первого раза, и Элиотт боялся его ровно столько же, сколько мечтал о нем. Он боялся причинить своему малышу боль, боялся сделать что-то неправильно… он просто боялся. Боялся и страстно желал одновременно. И ссориться из-за своих глупых загонов он точно не собирался. И сейчас, подходя к самому берегу озера, Элиотт не мог оторвать взгляда от парня, который плескался неподалёку. Осмотревшись, Демори заметил лежавшие на песке футболку и боксёры, и шумно сглотнул — его ёжик купается… совсем голым. Вечером. На закате солнца. С загорелой груди стекает вода, а тонкие руки приглаживают влажные волосы. Парень шумно вдыхает — он явно на такое не подписывался. Но Демори отодвигает в сторону все сомнения и страхи, и медленно заходит в воду, полностью раздетый. Лука, засмотревшись на закат, не слышит, как в воде к нему приближается Элиотт, и лишь когда он чувствует горячие руки на своей талии, закрывает глаза, облегченно вздыхая — его енотик пришёл к нему. Руки Демори продолжают крепко сжимать талию, нежно поглаживая торс, а горячие губы начинают покрывать спину влажными, чувственными поцелуями, сводящими с ума и Лука чувствует, как дрожат руки парня у него на талии. Медленно, не отрываясь от объятий, он оборачивается и встречается с глубоким взглядом зелёных глаз. — Значит, ты передумал не целовать меня? — Прошептал он, положив руки тому на грудь. — Не говори так, — почти отчаянным голосом проговорил Демори, медленно переводя руку с талии на щеку Луки, вглядываясь в глаза… о, эти глаза… голубые океаны, в которых сейчас отражается закат. — Я не могу жить, не целуя тебя. И никогда не смогу, — и Элиотт порывисто целует Луку, целует так, как мечтал — страстно, безумно, отчаянно сжимая его в своих объятиях, будто боясь, что тот пропадёт, исчезнет из его жизни навсегда. Лука, не ожидавший такого напора от Демори, сдаётся, отчаянно целуя в ответ, крепко обнимая его и слегка царапая спину короткими ногтями. Не отрываясь от поцелуя, Элиотт поднимает Луку на руки, который нежно обвивает его шею, и медленно шагает к домику, не в силах больше себя сдерживать. Чувства накрывают с головой, и вот уже они неистово целуются, лёжа на кровати и соскальзывая с шёлковых простынь. Элиотт впивается губами в нежную шею, целуя и чувствуя пульсирующие венки. Он движется все ниже, покрывая поцелуями загорелую грудь, плоский живот, обводя языком каждую родинку, вырывая из Луки частые вздохи. Лука всхлипывает, цепляясь за волосы Элиотта и мягко оттягивает их, заставляя того поднять голову, и страстно целует, не в силах держать в себе все безумные чувства и эмоции, которые вызывает этот зеленоглазый парень. Он крепко прижимает парня к своей горячей груди, пока тот покрывает поцелуями его плечи и ключицы, вдыхая до боли любимый и родной запах. И Демори начинает двигаться — осторожно, мягко выходя, после чего толкаясь обратно, стараясь попасть в чувствительную точку. Он проникает в тело парня ласково, нежно, медленно, растягивая удовольствие и наслаждаясь протяжными стонами, которые просто сносили ему крышу. Элиотт гладил напряженные бока, аккуратные бедра, боясь причинить боль, в то время как Лука тихо скулил, повиливая своими бедрами, толкаясь навстречу, и отчаянно цепляясь за Демори, целуя его руки и шею. Элиотт чувствовал кончиками пальцев, как начала покрываться мурашками кожа юноши под ним, как легкая дрожь прошла по телу, ощущал, как Лука сжимался вокруг него, что доставляло просто нереальное удовольствие. И проникая вновь и вновь в узкий проход, зеленоглазый задыхался, едва сдерживая себя, что было нереально, слыша как сладко стонет Лука, судорожно дёргаясь в его руках, пытаясь продлить приятные ощущения. Их ночь была волной, обжигающей своей безумной страстью, которая выбивала дыхание и наполняла массивным чувством любви. — Лука? — Тихо окликнул Элиотт парня, сопевшего у себя на груди, крепче обнимая его, и взволнованно прошептал: — Я люблю тебя. Лука поднимает взгляд своих голубых глаз и ему даже и говорить ничего не нужно: все выдают глаза, показывая все чувства. Но он все же отвечает, чувствуя нежный поцелуй на своих губах. — Я тебя тоже люблю.

***

— Нет, погоди, ты вот на это полюбуйся, — рассмеялся Максанс, толкая Акселя в бок и подсовывая ему очередной рисунок. — Тут какие-то животные… или нет… блять, да что это такое? — Парень вертел бумажку в руке, пытаясь рассмотреть получше. — Дай-ка сюда, — со смехом вырвал лист у того из рук Аксель и прищурился, внимательно ее рассматривая. — Да это же ёжик… и енот. Ага, точно, — парень кивнул, пододвигаясь на кровати к Максансу. — Смотри, это полоски, как у енота, а это иголки, как у ёжика. Получается, что-то вроде енота верхом на ёжике. Максанс забрал у того бумажку и принялся рассматривать, поднося поближе к лицу.  — Что за хре… хотя, погоди! Бля, точняк, они же так называют друг друга! — Зеленоглазый хлопнул себя по лбу, возвращая рисунок Акселю. — А я и забыл, что когда Элиотт разговаривает с твоим братом по телефону, я только и слышу «Да, мой ёжик, конечно, мой ёжик, целую, мой ёжик» — парень повысил голос, передразнивая брата. Аксель понимающе улыбнулся. — Та же фигня. Кстати, а почему твой брат енот? Ладно, согласен, у Луки всегда взлохмачены волосы, и я много раз дарил ему расчёски, но безрезультатно. Максанс усмехнулся. — Да фиг пойми этих влюблённых пташек, у них своя вселенная. Элиотт ночами не спит, малюя свои рисуночки, даже на уроках изобразительного искусства он так не старался, — кивком указал он на груду листочков на столе брата. — А он не убьёт нас за то, что мы залезли на его территорию? — Поинтересовался Аксель, и, заметив на столе красочную тетрадку, потянулся за ней. — Переживет. Нечего было рыться в моей комнате. Я после него два часа разгребал беспорядок. — А зачем он рылся там? — Да сигареты мои, блин, он искал, корчит из себя брата мечты, — простонал Максанс, откидываясь на кровать. — Все мои тайники с травкой нашёл, ищейка, блин. Даже я сам уже забыл, куда все запрятал, а этот носатый нашёл и выкинул все к чертям. — Зато теперь ты бросил, и можешь сказать ему спасибо… Кстати, это что, его собственный сборник стихов? — Аксель помахал в воздухе тетрадкой. — Наверно. Он в последнее время много пишет, спасибо Луке. Задолбал меня со своими расспросами: а что, если вот так напишу? А что, если так? Я уже начал запираться в уборной, так он мне чуть дверь не выломал, потому что, видите ли, не знал, как правильнее написать: струны моей души или струны моего сердца. А позавчера вломился в ванную, где я принимал душ. Я блять заорал, как пятиклассница, — Аксель захохотал вслед за Максансом, вытирая глаза и качая головой. — Так что я официально заявляю — я ненавижу стихи и рисунки. — А Лука, предоставляешь, твоему брату целую композицию сочинил, и теперь ночами вместо снов я наблюдаю за братцем, который тренькает на фортепиано, — Максанс рассмеялся, приподнимаясь на кровати и отбирая у того тетрадку. — Так, и что тут у нас? «В твоих глазах тону и не ищу спасения». Мдаа… а тут что? — Парень пролистал пару страниц, останавливаясь на одной, — «Твои губы, словно сахарный щербет, манят меня»… Боже, какой он странный, — прыснул Максанс, протягивая тетрадку обратно Акселю, — вот, смотри сам. — Он просто влюблённый, — добродушно поговорил Аксель, улыбаясь. — Все влюблённые не от мира сего. — Неужели? — Подозрительным тоном поинтересовался Максанс, ложась на бок и сверля парня напротив напряжённым взглядом. — А ты, значит, разбираешься в любви, и все такое? — А что? — Хмыкнул Аксель, игнорируя взгляд парня и не сводя глаз с тетрадки в руках, — если я и веду себя иногда, как мудак, это не значит, что я никогда не любил. — Ну, я не говорил такого, — запнулся Максанс, пододвигаясь поближе к парню. — Я не имел ввиду, что ты неспособен на чувства, и так далее. Просто… — Просто давай не будем говорить об этом, окей? — Аксель яростно перелистывал первую попавшуюся под руки книгу, даже не обращая внимания на текст. Максанс нахмурился. — Снова. — Что «снова»? — Аксель наконец поднял взгляд, полный непонимания. — Ты опять это делаешь. — Да что такого я делаю? — Стоит мне только начать разговор о чувствах или любви, ты сразу зарываешься головой в песок. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — спокойно проговорил Аксель, все также не выпуская книжку из рук. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Это уже начинает порядком бесить. — Тогда зачем разговариваешь со мной, если тебя это бесит? — Аксель громко хлопнул книгой по столу, разворачиваясь к парню. — Иди пообщайся с кем-нибудь, кто тебя не бесит. — Ты можешь, блять, успокоиться? Опять ты за своё. С тобой вообще невозможно нормально разговаривать. — Тогда не говори со мной, — еле слышно прошептал Аксель и лишь взглянув ему в глаза, Максанс понял, что тот еле держится, чтобы не заплакать. Парень вздохнул — он снова переборщил. Присев рядом с ним, он неуверенно, но с нежностью приобнял его за плечи, стараясь заглянуть в глаза. — Черт, прости меня, пожалуйста, я все время забываю, что тебе нельзя волноваться, — обеспокоенно прошептал Максанс, медленно поглаживая того по спине. — А я и забыл о своём расстройстве, спасибо, что напомнил, — пробурчал Аксель, шмыгая носом, и зеленоглазый тепло улыбнулся — тот как всегда в своём репертуаре. — Ты не бесишь меня, правда. Я не знаю, почему это сказал. И я не хотел огорчать или расстраивать тебя, клянусь. — Забей, — выдохнул Аксель, наконец открывая глаза, и покачал головой. — Это не из-за тебя. Просто некоторые воспоминания настигают меня совсем не вовремя. — Воспоминания? — мягко переспросил его Максанс, и Аксель тяжело вздохнул, устраиваясь поудобнее в его объятиях, на что тот машинально обнял покрепче. Аксель вёл внутреннюю борьбу. — Мне было 14 лет, наверно… когда я понял, что девочки меня совсем не волнуют. Я игнорировал все заигрывания с их стороны, а также попытки моих друзей свести или познакомить меня с кем-либо. Я просто тусовался с мальчишками и даже не помню точно, в какой момент я осознал, что они вызывают во мне больше эмоций. Но я, как идиот, выслушивал все эти дебильные разговоры друзей постарше о том, кто сколько девочек поимел за лето и все такое. Я слышал много гомофобной ерунды от друзей и твёрдо решил — никто об этом никогда не узнает. И вдруг появился он. Словно специально издеваясь надо мной. Он переехал вместе с мамой. Его звали Арно… — Максанс чувствовал, что парень начинал дрожать у него в объятиях и обнял посильнее, придвинувшись ближе, и тот машинально положил голову ему на плечо, расслабляясь. — Он был таким забавным, жизнерадостным, круто играл на гитаре и барабанах, только слушал отвратительную музыку, — парень горько усмехнулся, сильнее прижимаясь к зеленоглазому. — Я сразу понял, что влюбился по уши, и тщательно старался избегать его, что было непросто при наличии кучи общих друзей. Но он почему-то сразу выделил меня среди всех, постоянно звал гулять или купаться, мы лазили по деревьям и много курили. Кстати, это он научил меня играть на барабанах. Он больше не зависал ни с кем, кроме меня. И я старательно делал вид, что ничего не чувствую, что мы лучшие друзья и вся ерунда… Я спрашивал, почему он не ходит на вечеринки и не знакомится с девчонками, на что Арно только смеялся и говорил, что отношения — не для него. Но в один момент он исчез, будто испарился. Он больше не звал меня гулять, не отвечал на звонки, а ведь мы виделись каждый день. Так прошло около трёх дней и я не выдержал — решил сходить к нему домой. По дороге я много думал — чем мог его обидеть, или он просто устал от моей компании… или, самое страшное — догадался о моей тайне и ему стало противно… Мне даже не показалось странным, что около их дома куча машин и людей, что его мама была заплаканная… я, блин, просто подошёл и спросил «А где Арно»? — голос парня дрогнул, и он едва держал себя в руках, до боли сжимая руки в кулак, — а она сказала мне, что он утонул вчера… и что знакомый рыбак нашёл его тело… — Аксель начинал судорожно всхлипывать, пока Максанс сидел совершенно ошарашенный, боясь пошевелиться. — Я… я не помню, как я дошёл домой, как зашёл в свою комнату… я просто не осознавал до конца, что произошло. Пока не нашёл бумажку среди листов книги, которую взял почитать у Арно… Там было написано: " Раз полюбив, забыть невозможно. И если я должен буду забыть тебя или исчезнуть, я выберу второе. Потому что забыть тебя я не смогу». — Парень уже рыдал, не сдерживаясь, закрыв лицо дрожащими ладонями. — Я не сразу понял, что он имел ввиду. Идиот… а ведь я все время и делал, что болтал о девчонках и спрашивал ненужные советы, как подойти к той, которая понравилась… он постоянно уходил от подобных разговоров, а я все продолжал… я медленно убивал его, понимаешь? Он был чемпионом школы по плаванию, и… Если бы я понял тогда, что происходит… я ведь видел много раз, замечал, как он смотрел на меня… Почему я не догадался? Почему? — Эй, малыш, ты ни в чем не виноват, — Максанс сам не заметил, как он назвал Акселя, и еле ощутимо коснулся губами его лба. — Это ужасно, я даже представить не могу, что ты пережил тогда… но ты не виноват, слышишь? — Максанс осторожно приподнял голову Акселя за подбородок, вытирая слезы большим пальцем. — Ты не виноват, ты не мог ничего знать. Аксель отчаянно мотал головой, не открывая глаз. Максанс приблизился к его лицу, нежно проводя по щеке пальцами, отчего тот приоткрыл глаза, кидая взгляд на парня напротив. В этих океанах Максанс увидел все его чувства — боль, отчаяние, грусть. — Ты не виноват, — прошептал он Акселю практически в губы, не сводя с них глаз. — Я не могу не думать, не вспоминать. Чувство вины не даёт мне забыть об этом ни на один день, — выдохнул Аксель, вглядываясь в обеспокоенные зеленые глаза, будто ища поддержку. — Поэтому я и не говорю на эти темы… это слишком для меня. С тех времён и начались мои приступы… И вообще, я поклялся никогда больше не влюбляться. И не думаю, что кто-нибудь полюбит меня также, как любил он. — Ты не сможешь бежать от чувств всю жизнь, Аксель, — тихо проговорил Максанс, не выпуская из рук его лицо. — Я понимаю, тебе было очень больно, но это не значит, что ты будешь всегда одинок. А про то, что тебя никогда никто не полюбит… — расстояние между ними сокращалось и Аксель чувствовал дыхание на своих губах, не в силах пошевелиться, — это полная чушь. Ты — самый прекрасный и удивительный из всех парней, которых я встречал в своей жизни, и я… — не в силах закончить свои мысли, Максанс нежно покрывает губы Акселя своими, вкладывая в поцелуй все свои чувства. Он целует медленно, нежно, почти невесомо и чувствует, как Аксель неуверенно обнимает его в ответ. Они долго и нежно целуются, не заходя дальше, но когда голубоглазый судорожно вздыхает в поцелуй, Максанс осторожно отстраняется. — Тебе нужно отдохнуть, давай полежи немного, хорошо? Аксель медленно кивнул, позволяя уложить себя в кровать, словно ребёнка, и укрыть одеялом. Максанс присел рядом, поглаживая того по голове. — Постарайся поспать, а я буду рядом. — Обещаешь? — Голубые глаза были полны надежды и невероятной грусти, которая заставляла сердце сжиматься. Максанс кивает. — Обещаю.