Гори

       Прошло немного меньше месяца. Все более-менее наладилось: панические атаки больше не доставали меня каждую ночь; мой новый преподаватель был с очень нудной интонацией, но справедливый, на его парах было достаточно комфортно — он считал тех, кто просиживает занятия в телефоне, временным явлением и осознавал, что это именно их выбор, за которым будет следовать незачет (чаще всего) — откровенно говоря, ему было плевать, он явно был из тех, кто работал по принципу «кому надо будут учить, кому не надо — заставлять не имеет смысла». Мне был этот подход близок — темы, которые я знаю, можно было в лишний раз не переслушивать — главное хотя бы появиться и ответить, если спросят. Жаль только, я больше не вижу Кристину так часто… наверное, я плохой друг, если не осталась ради нее. С таким взглядом она со мной разговаривала в коридоре… будто осуждала или вроде того, но по делу молчала и отнекивалась при попытке поднять тему. С мамой мы помирились — она говорит, что гордится тем, что я смогла справляться сама, наконец помогла мне с жильем (сказала, что это временно и скоро будет помогать мне оформлять документы на общежитие, чтобы «не задушить во мне тягу к достижению самостоятельности»), но лучше мне бросить работу и сосредоточиться на учебе. Перед новым годом решили подарить мне денег на ноутбук, для учебы, конечно. Радости не было предела! Я решила не уходить с работы насовсем, а просто иногда подменять персонал, который изредка «отваливался», по возможности, конечно. Управляющего такой вариант устроил — и ладно. Вова пообещал, что не расскажет про нас с Алексеем в тот день, но я буду его должницей — плохо… но могло быть хуже. Я постепенно закрыла большинство хвостов перед новым годом и после наконец добралась до своей любимой игры, разрешив себе расслабиться. В игре меня были рады видеть — многие почти серьезно писали, что подумали, что я умерла. Позвали пообщаться в дискорде, пока мы делали ежедневные задания. Расспрашивали меня о всяком, в том числе, насколько трудно жить в Питере и как бы приехать на праздники. А вот куда денусь на праздники я? Родители предлагают приехать домой, к ним, но не настаивают. Где же мне быть? Назар со своим мужчиной поедет на отдых на горнолыжку в Сочи; Андрей, кажется, отправляется в запой с друзьями; Кристина — пока сама не определилась. Как вариант… Андрей? Начну год с запоя. Отличное было бы завершение всего пиздеца, который я умудрилась прожить за эти месяцы. По крайней мере… насыщенно. Но будет ли мне там комфортно? Я плохо знаю его компанию, хотелось бы украсть его у них и в сторонке обсуждать всякое. Понятное дело, такой исход маловероятен да и чересчур эгоистичен.        Моя временная квартира была приятнее, чем прошлая, которую снимала. Чище, ближе к остановке, соседи спокойнее. И все же спать в новом месте немного неприятное ощущение: осознание, что это все чужое, за что ты несёшь прямую материальную ответственность напрягает до чёртиков, да и при каждом съёме, где хозяева явно не жили слишком долго, кажется каким-то бесчувственным, пустым. Наверное, существуй домовой, он не оставался бы в таких местах надолго, оттого и ощущение безмолвной пустоты было бы более оправдано.        — «Ася! Давно тебя не было в уличных гонках!» — посмеялся мне в наушник знакомый друид, цитируя небезызвестный мем, давно вышедший из общей моды и оттого имея некий стиль.        — Да-да, почти жива, немного здорова и сессию закрою без хвостов, кхм, — кашлянула я, — надеюсь.        — «Еще бы! Вот кто хвосты сдать не может, так это Близы и их ебучий второй овердроч» — ответил прист, комментируя то, как долго тянут выход продукта современной культуры.        — Точно, — посмеялась я. — А у вас как дела?        Приятно было вернуться к своему старому увлечению, которое, казалось, было заброшено так давно. Приятно снова оказаться среди старых знакомых и общаться с новичками в гильдии, которых преждевременно запугали тем, что я тут «старичок». Шутить глупые шутки, смеяться над чужими. Вскоре меня уговорили позвонить Андрею и позвать его с нами, нашей дружной семьей опять шутить про то, что он самый настоящий и заслуженный «гачист» из всех нас. Он также подрубил стрим и, пожалуй, не хватало только Назара: Алекса я бы слышать не хотела. Увы, Левин был занят и оставалось только хвастаться на стриме Андрея, пока он захватывал окно дискорда, своим новым оборудованием и встроенной веб-камерой.        Но как назло — присоединился тот, кого я мечтала не слышать. Таймер, который отчитывал время с нашего последнего разговора снова обновился и я заметно затихла. Алекс вел себя как ни в чем ни бывало. Когда у него просили включить камеру тоже, он отшучивался и отказывался.        — «Ну-ка, признавайтесь, кому Ася уже успела помурчать в войс?» — вдруг спросил он с усмешкой и мне стало тошно. В горле засаднило и пересохло, захотелось смачно выкурить сигарету и запить чем-то крепким.        — «Не надо, Алекс, просто не надо», — сухо ответил ему Андрей.        — Я… пойду чая налью, — проговорила я и выключила веб-камеру.        — «Не понял, а что у вас там случилось, пока у вас не было на гильдию времени?»        Я встала и поплелась в ванную. Умылась холодной водой, но щеки все горели: то-ли от стыда, то-ли от злости. Ублюдок. Лучше бы он не заходил. Удалить дискорд, удалить аккаунт в «battle.net»… нет. Я ничего не обязана делать. Я не виновата, пусть и ощущаю порой вину во всей этой ситуации. Нет, нельзя вечно чувствовать себя виноватой. Если подумать, в этом и есть мой главный порок — я наивно считаю, что ситуация всегда каким-то образом запущена именно мной. Порой надо просто принять, что иногда я не имею власти над тем, что происходит, время от времени. Люди вокруг ведут себя независимо от меня и мое эго пора бы поумерить. Как бы я не пыталась заставить обстоятельства подчиниться, я не имею такой невозможной власти. И все же утрата контроля над ситуацией — последнее, о чем я молила у судьбы.        Я встала и вернулась к компьютеру без обещанного себе чая (как обычно, впрочем, кто вообще не врёт, говоря эту фразу, вместо пресловутого напитка ходя в туалет), сжимая кулаки и утирая ими непонятно откуда появившиеся слезы.        — Андрей, кстати, как будем праздновать? — спросила я в войс, снова включая вебкамеру.        — «О, ты вернулась, а мы тут Алекса травили за его отрицательный уровень юмористической ценности», — хохотнул в ответ Андрей. — «Я пить буду, наверное все же дома, на стриме, а не как планировал. А то люди скоро меня совсем забудут…»        — Ах, вот как… жаль…        — «Приезжай в Москву, Ася, устрою тебе культурное знакомство со столицей», — предложил в ответ друид.        — «Больно ей нужна твоя Москва, и ты…» — прошипел Алекс.        — Дело не в этом, я наверное к родителям, проведу себе культурное знакомство с культурным достоянием родного культурного города, несмотря на тавтологию, — поспешила вежливо отказать я. — Ладно, я, наверное, пойду, мне еще эссе написать.        — «Не то ли, которое торчишь прошлому преподавателю?» — ехидно спросил Алекс и меня поежило.        — Ага, отправлю на Email ему, чтобы лично не видеть этого самодовольного уебка… — не выдержала я. — И более не слышать его идиотские комментарии в свой адрес.        А ведь я еще целовала этот отвратительный рот. Омерзительно, несмотря на тавтологию.        — «А еще Ася недавно рассталась со своим первым поцелуем», — словно бы он прочитал мои мысли… господи, Алекс, ты закапываешь себя, остановись, уже даже я это понимаю!        — Это было все равно что облизать сидение общевственного туалета. Так себе опыт. Так что рекомендую аудитории Андрея получше меня думать, прежде чем делать выбор.        Я проговорила и отключилась. Сорвалась. Зря сорвалась? Но он сам заслужил… Все равно как-то паршиво. Да потому что сорвалась и повела себя как обиженная малолетка — кто вообще использует подобного рода колкости? Герои комедий времен двухтысячных? Какая мерзость, все же. Ужас какой… Надо бы почистить зубы с мылом еще раз, чтобы оставить во рту вместо привкуса рвоты, этот характерно-солоноватый.        Что ж, теперь, видимо, надо закрывать сессию еще усерднее, потому что я еду домой. Я откинулась на спинку стула. Теперь мне еще понятнее. Я бросила взгляд на открытый и выпотрошенный чемодан. Своими тупыми обидными шутками, подколами и напоминанием о себе… Он тоже пытается вернуть контроль. Но зачем? Было бы ему не плевать, не было бы столько дерьма с его стороны. С другой стороны, что бы мне тогда и думать? Анализ невозможен без вводных данных. Господи, он же старше меня, а ведет себя как подросток в пубертате. Какой кошмар. Повторюсь: я еще и целовала его!        Дорога была не слишком долгой, относительно любого другого маршрута по стране. Вот только и эти десять часов заняться особо нечем. Я собиралась поспешно (хотя и взяла только одну сумку) и забыла купить по дороге хоть какую-то книгу не касающуюся учебы — а читать с телефона мне неприятно, слишком напрягает глаза. Остался только один учебник, который я взяла в библиотеке в последний день сессии. Как не удивительно, на экзамене мне то ли повезло, то ли действительно репетиторство Алексея сыграло свою роль… только стоило ли оно того? Вместо денежной оплаты он брал моими нервными клетками.        Нет, конечно стоило! «Порадовать» приемных родителей на новый год тем, что не справилась и теперь надо платить круглую сумму или же потерпеть Алексея. Впрочем, такой логикой получается, я готова заплатить своими нервами, нежели заплатить деньгами. Все равно что продать себя. С другой стороны, а не любое социальное взаимодействие равно купли-продаже? Ты им часть себя — они… ну, в теории, тоже.        Пытаясь справиться с мыслями я одернула голову от окна, в котором были окраины Москвы, обрамленные, будто фресками, граффити. Они смотрелись так влито, будто были тут всегда. И порой я думала, где же люди, которые их нарисовали, прямо в этот момент? Может, спят, работают?        Не важно. Я достала из сумки книгу, то была «Психопатология обыденной жизни». Открыв на содержании и полистав немного, я начала листать страницы от скуки. Я остановилась на половине, когда поняла, что на страницах с названиями глав пустое пространство заполнено словами, что были написаны карандашом. Было похоже, словно человек в какой-то момент чтения решил записывать не столько свои мысли относительно главы, но и, впоследствии, переживания. Я, конечно, не одобряю портить собственность университета, но… чтение наконец стало затягивать. Писал автор заметок о том, что он страдает от проблем самоопределения. Он точно не понимал, что ему делать со своей судьбой и жизнью:        А могут ли мои поведенческие порывы определять меня лучше логики и сухого расчета? Порой мне кажется, что я не имею никакой власти над своей судьбой, поведением и мыслями — что уж точно не признак здорового человека. Если перечитывать буквально — нет, не совсем, я же только временами делаю нечто непомерно странное и нелогичное, а не всегда. Понятно логически, что я такое и как должен жить, однако каждый раз оступаюсь из-за действий, которые не в силах сдержать. Меня определяют мысли или действия? Трезвый разум или бессознательное?        Я перелистнула главу, было пусто, перелистнула еще и наконец нашла еще записи:        Порой я думаю, что надо бы написать той, что должна быть в моей голове на самом деле, и откладываю это на вечер, а потом, на следующий день, снова откладываю и забываю в самом деле. Может, люби я её по правде, я бы не ловил взглядом в коридорах ту, что мило общается со своими друзьями по телефону; ту, которая сидит в кафетерии, закинув ногу на ногу, улыбается. Красиво, совсем не пошло, ничуть не секуально, слегка прикусив нижнюю губу. Ту, что не может выйти из моей головы, словно околдовала; ту, которая толкает меня на дурацкие поступки, которые на удивление только с ней кажутся неправильными и мерзкими, а с любой остальной лишь порыв животного инстинкта, к которому я и привык, вроде бы!; ту, что оперлась спиной об окрашенную недавно стену и слушает музыку в больших, несуразных наушниках. Что же она слушала?        На последней фразе я опешила. Перечитала её снова. Потом еще, надеясь убедиться, что прочитала неправильно.        Мендельсона Бартольди или же русский пост-панк? Ну не Бузову уж точно… не её вкус.        Нет, я вернулась к той строчке и опять её перечитала — «оперлась спиной об окрашенную недавно стену». На мгновение все показалось нереальным. Будто бы шуткой какой-то, будто бы я не живой человек, а персонаж той самой пьесы, будто бы я не настоящая, как и все вокруг. И краски из мира вокруг будто бы пропали, стекли на пол вагона с лиц людей и сквозь пол утекли на рельсы, размываясь по колесам и смешиваясь с пылью, грязью. Я отряхнула голову, ощущая бешеный пульс, дофаминовый гул в ушах. Порыв извергнуть из желудка завтрак побудил меня вскочить и пойти в туалет вагона. К счастью, второй оказался свободен. Я зашла внутрь, взглянула на свое усталое лицо и включив воду, умылась ледяной водой со специфическим запахом — то ли механическим, то ли хлорным. Поезд вдруг тряхнуло и я не удержалась на ногах, больно ударившись спиной и затылком, взвизгнув. Этот удар немного привел меня в чувства и я осталась на холодном полу, пытаясь начать думать трезво.        Совсем недавно, за пару дней перед финальным экзаменом я испортила свою куртку из искусственной кожи, прижавшись ею к побеленной стене коридора. Волосы также были испачканы и я в тот день провела много времени, после всех своих дел, в общественном туалете университета, пытаясь смыть побелку с рыжих волос. Назар в тот день посоветовал мне средство, которым будет легче всего смыть краску с волос (видимо, что-то в этом понимая).        Я с усилием встала. Отряхнулась и дойдя обратно, взяла книгу в руки. На последней странице были отметки, кто в последнее время брал книгу. В последнем штампе значилось мое имя-фамилия, а перед ним штамп был пуст — заполнены были только пункты с какого и по какой период была взята книга. Все остальные штампы были исправно подписаны и среди них все были мне незнакомы. Сняв рукописные записи на телефон, я сделала во вконтакте беседу с Назаром и Андреем и скинула туда эти фото, долго думая, как это комментировать. Я шумно выдохнула. И захотела покурить. Нет, это может быть совпадение и мелкий хулиган писал не про меня — ну мало ли невнимательных девушек в университете. Самое время неуютно покурить между вагонами.        Фотографии так и не дошли до адресатов, пока я окончательно не приехала к очередной остановке, но я уже спала, заставив свои мысли замолкнуть.        Встречать меня приехали едва ли не с караваем: дажа пара знакомых бывших одноклассников решила застать меня в растерянности и контрастном шоке — Федя и Лера. Федя был всегда очень вежливый и имеет привычку раскрывать душу нараспашку. Лера — тревожная и яркая любительница контролировать все вокруг вплоть до чужих взглядов; грустная где-то там, очень глубоко, куда обычно не смотрят. Вот и компания на холодные вечера. В глаза светил яркий фонарь на перроне и отражая падал снегопад. Родные пенаты выглядят именно так. А возле фонарей кружили мошки — как они ещё живы на холоде? То ли это моль? Тогда она как? Эта маленькая картинка заставила меня задержать дыхание и взгляд на себе, будто в этом был заключен истинный смысл всего — трепыхания на грани между жизнью и смертью, во имя небольшой частички тепла.        Окончание дня прошло в скоростной подготовке к празднику приемных родителей, а затем мы с ребятами сказали, что пошли на шумную вечеринку, а собрались же на дачу Феди — там же уже сидела в кресле Ева — старшая сестра Леры и в целом ее противоположность: рассудительная и спокойная. Мы открыли себе пару бутылок вина и сели смотреть в, казалось, пустое окно, слушая Нойза МС и его «Грабли». Депрессивненько. Выбор был Федин.        Мы просидели в благоговейной тишине несколько минут, а затем, включили свет снаружи и выключили внутри, оставшись наедине с ледяными хлопьями по ту сторону. Смотрели за ним, словно дети, не отвлекаясь ни на телефон, ни на что-то еще. Справедливости ради — мой смартфон молчал как милая леди с советского постера. А откуда, кстати, в моей рыжей голове такие сравнения?        Иногда не хватает как раз такого: сидеть рядом и молчать. Пускай у нас у всех уже глубоко свои заебы о которых говорить можно часами, мы все же сохраняли тишину. А лес за окном заботливо обнимал его белоснежный любовник. Пожалуй, мой разум схож с землёй в необъятном лесу. Через ветви леса проникают лучи, но тут же затухают, встретив на своем пути ядовитые ягоды с куста, наполнившиеся соком от моих сомнений и печали. И до тех пор, пока эти самые ягоды не сгниют, у меня нет никакой возможности наконец достигнуть света. Всю жизнь ты ищешь способы спастись, но оказываешься только глубже в своем личном лесу. Быть может, на самом деле, чистилище выглядит именно так? Хотя, с другой стороны, если это правда, то тогда о контроле и мечтать не стоит. «Контроль» — повторила я в голове и отпила еще, хотя нам всем было уже достаточно.        — Лер, — подала голос я к крашеной блондинке, та обернулась на меня, смотря своим, как часто говорили, «пронзающим взглядом» — мы обе никогда не понимали это описание и всегда затевали на эту тему споры, — можешь дать совет?        — Из меня паршивый советчик, но допустим.        — Тут парень один…        Ева, сидя недалеко на кресле, явно заинтересовавшись, отложила телефон, слушая наш диалог.        — У-у-у, тут я не помощник, — взмахнула руками Лера, — у меня у самой слишком плохие отношения с людьми, чтобы я что-то советовала. Но продолжай, это так, дисклеймер. Если обещаешь, что будет интересно, я в нетерпении.        — Мы видимо оба запутались. То любит меня, то ненавидит будто…        — А, знакомо. Шли нахуй этого любителя качель и все, людей и без того терпеть невыносимо, а лицензии на убийства до сих пор не ввели. Упущение какое, кстати… сейчас бы обрез и «судный день»…        — Наверное ты бы подружилась с моей знакомой — Сашей, — слегка посмеялась я.        — Ну, — встал Федя, направляясь в сторону кухни, — я за чаем, никаких мужиков!        — Да ладно тебе, в самом деле! — закричала Лера, натянув улыбку. — Так че там твой абьюзер?        — Да он не мой вообще, — я вздохнула. — Просто такая тупорылая ситуация…        И я стала рассказывать. Ни малейшей утаивания, ни капли лжи. Лера все время слушала очень внимательно, брала меня за руку, когда я начинала срываться. То потом она стала ходить из стороны в сторону и смотреть, сколько стоит билет до Питера, чтобы, цитирую: «насрать ему под дверью и поджечь», что, впрочем, было довольно романтично с некоторой стороны. Потом продолжала слушать. Снег за окном перестал идти, а Федя приготовил нам всем — читай, «разогрел», пиццу. В конце концов Лера стала совсем понурой, будто ощущая мои эмоции. Потом глупо пошутила, когда я заметила последнее и зажгла сигарету, освещая свое лицо на мгновение. Маска ненависти ко всему говорящему с ее лица спала, теперь я на мгновение это заметила. Я тоже закурила.        — Ну смотри. Ты хочешь его?        — Что?! — я чуть не подавилась сигаретой.        Мгновение.        — А, блять… Нет, в смысле заполучить его хочешь? — поправилась она. Я почему-то неуверенно кивнула. — Ну смотри, следи за пальцами: либо вам быть вместе судьба, либо он идиот — как большинство людей, биомусора этого чертового. Либо оба варианта, но тогда я заранее соболезную. В остальном — отпусти ситуацию, даже если очень не хочется. Ты сделала для этих отношений максимальное количество шагов, тебе жалеть не о чем. А дальше уже его дело и выбор. Не будет к тебе идти навстречу — ну и пошел к черту, тебя, клевую, упустит. Ну или дуру последнюю, если будешь за ним бегать. Хотя вот тему с созависимыми отношениями я, — она откинулась назад, — конечно осуждаю, но нельзя говорить что это совсем неинтересно и совершенно всех угробит — из крайности, в другую крайность, понимаешь? Энивей, от этого ты уже спаслась.        — Ну тут я уж ворвусь, — умиротворяюще спокойным тоном влезла в наше обсуждение Ева. — Во-первых, дамы, какая к черту судьба? В мире пресечения случайных линий искать закономерность равносильно поиску глубинного смысла в неровности штукатурки. Во-вторых, каков смысл от страданий, Ася? Если ты доносишь человеку, что то, что он делает — отзывается в тебе болью, а он продолжает на протяжении долгого времени — значит ему плевать на тебя? Не факт. Прощать это хорошо и это очень высокий поступок, однако есть ли смысл прощать, если человек не понял, в чем его ошибка? А если понял и ничего не исправил, вернемся обратно, ему на тебя плевать. Или не наплевать? Можно ли быть уверенной в мышлении другого и позволить повесить себе простой ярлык?        — Надушнила. Довольна? — ответила Лера сестре, на что последняя улыбнулась и подмигнула, после снова смотря на меня.        — Пойми, Ася, каждая история уникальна. Тебя может обидеть даже самый близкий человек — причин может быть масса, в том числе среди них будет его уникальная глупость, тогда как помыслы чисты. Или же тот же человек может тебя ранить специально, когда его истинные мотивы окрасились черным. Никто не даст тебе универсального ответа, а он тебе и не нужен. Все ответы в твоей голове. Больно до невозможности каждый раз? Инстинкт самосохранения даст тебе сигнал и ты покинешь человека раз и навсегда, ничего не объяснив. Может, ему станет все равно на следующий день, а может он будет с болью в груди возвращаться к этой утрате тебя на протяжении долгих лет. Преданность как качество не абсолютна — люди делают ошибки и могут наказывать себя за них годами, но это не исправит ошибку, как бы они не замывали слезами следы ошибки. Твоим высоким решением будет протянуть таким соболезнующим людям свою руку, но готова ли ты рисковать? Вдруг, человек неискренний? В этом и основной тезис — смелость, Ася, против риска. Только риск может связать твою жизнь с людьми, каждое долгое взаимодействие с людьми — не иначе как риск, — Ева закончила и посмотрела на Леру, улыбаясь. — Вот теперь надушнила.        — Уф, — вздохнула я. — Ладно, наверное ты права.        — Я вот всегда готов тебя дождаться, Асенька, — подал голос Федя и Лера кинула в него подушку, но промахнулась. — Мазила, включай интересное, когда там пояс-то ослабить, а то у меня скоро искривление позвоночника случится        — Точно, отчет же, — ответила я, наблюдая как Лера почти панически включает телевизор.        — Семь! — начал отчет в унисон с циферблатом Федя, к нему присоединилась и завороженная Лера. — Шесть! Пять! Четыре!        У меня завибрировал телефон в руке. Абонент — Алекс.        — Три!        Я опешила.        — Два!        Ответила на звонок.        — «Я люблю тебя, прости меня!» — выкрик прямо в ухо. Он пьян. «…Успел!»        Лера обернулась ко мне, словно все поняв по моему лицу и старательно закрутила головой влево-вправо.        — Один! — закричал уже один Федя.        И я скинула трубку. Залпом выпила бокал и вырубила телефон. Вздох. Сердце бьётся как-то быстро и в то же время мне плохо. Наверное, я должна была почувствовать радость или облегчение. Так бывает только в сказках и тиктоке с миловидными девушками — чтобы пресловутый «тот самый» позвонил именно в это время. Я и подумать не могла, что все может так произойти. Наверное было бы лучше, чтобы он не звонил. Вот что теперь? Романтичным ли считается поступок, сделанный в пьяном угаре? Милым ли? Ну уж нет.        — Что он сказал? — спросила Лера, смотря на меня, пока не лицо освещалось лишь наполовину от телевизора.        — Что любит меня, — сухо ответила я.        — Мне, конечно, вот прямо так никто и никогда не звонил. Те, кто меня хоть сколько-нибудь любил, всегда был рядом в любой национальный праздник.        — Прямо каждый? — переспросила я.        — Ну-у-у… блин, а чё было в прошлый новый год? Не помню… наверное, что-то не особо необычное. Ну, знаешь…        — Ой-ой-ой, кто-то посыпался, — заметил монолог Федя.        —Ну-у-у, знаешь! Уж тогда пусть сидит с тобой на звонке весь праздник! И не отвлекает от загадывания желания в куранты!        — А ты никогда не пробовала настроить свою личную жизнь, а потом советовать? — вновь вклинился Федя.        — Ой, ты-то тут не возникай!        Когда между двумя старыми друзьями загорелся вялый конфликт, я сидела и покачивалась в кресле. В висок била пульсирующая боль, ноги поджались под себя. Я кинула взгляд назад, где сидела Ева — но ее там не увидела, видимо, она ушла, а мы не заметили.        «Андрей и Назар!». Я включила телефон, смотря в дисплей. В личные сообщения в «грамме» Андрей и Назар написали мне почти у одно и то же время. У меня никогда не было никого ближе их. Какая я дура. Как я могла усомниться? Посчитать, что они могут считать меня чем-то непомерно тяжелым на подъем? Если бы не они, я была бы совсем одинокой. В обоих текстах читался схожий мотив, будто они думали относительно одинаково. Вот только теперь у Назара была фотка с горнолыжки на аватарке, где можно заметить на его талии чужую руку. Также мои фотографии книги были проигнорированы – видимо потом ответит.        Мысли вернулись снова к Леше. Даже его имя за многое время стало для меня нарекательным. Вот только смысл нарекательного оставался до конца неясным. Нет, это не должно так продолжаться. Не весело, неинтересно, неприятно. Ошибка.        Назар писал о том, как я много для него значу, как подруга. Меня настигла мысль, что я не могу выдавить из себя и пару слов о том, какой он замечательный человек. Хотя ощущение такое есть, материализовать это в слова крайне проблематично. «Глупая… прости меня»        Сообщение от Алекса. Сам ты идиот, в самом деле. И что это вообще значит? В уши снова забил привычный гул, на лбу появилась испарина, а мышцы в руках свело так, будто пора бы уже давно ударить что-то, или кого-то. Нет, я не имею права это так оставить. Он оставляет меня за метровым забором, а потом пытается через него же дотянуться. Я не игрушка.

«как только ты проспишься,»

«ты пожалеешь о том, что сделал»

«И затем сделаешь вид, что ничего не случилось.»

«мне это ни капли не нужно. Найди себе игрушку доступнее»

«Мне не нужна доступнее,» «мне нужна ты.»        Я сглотнула ком, бегая глазами по буквам на дисплее телефона. Бред какой. Это шутка, да? Пальцы быстро написали и отправили ответ:

«Докажи.»

       И выключила телефон снова.        Что есть одержимость? Что есть желание обладать? Что есть невыносимо громкое желание в застенках черепа сжать в ладони чужое сердце и не отпускать? Когда все мысли наполнены только другим человеком, когда ты его видишь и все отметается — ты понимаешь, ничего больше не имеет значения.        Одержимость — это болезненное чувство привязанности и недоступности или же больной эгоизм? В детстве нам говорят про то, как принцы и принцессы живут друг с другом до самой старости и расстаются только после смерти, однако когда мы взрослеем, печальная правда бьет нам в голову истошным плачем — «Все твои иллюзии ничего не стоят». Мы видим, как многолетняя пара изменяет друг-другу как бы в тайне, пусть и зная все; мы видим, как сегодня парень говорит первой встречной, что как только ее увидел, то мгновенно влюбился — не ставя эти самые слова ни во что; мы видим сексуальное насилие в обществе, когда в действительности это один из способов сделать приятно объекту обожания и только потом себе. А зачем это все тогда? Зачем сказки? Я пару раз задавала этот вопрос «взрослым» и их глаза то опускались вниз, то поднимались, как и рот — то открывался, то мгновенно закрывался, выдавая только дым сигарет в ответ. Однако однажды я услышала занятный ответ: «Потому что дети должны верить в сказки». Выходит, «верить в сказки — удел детей». Тогда я спросила «А зачем заставлять их натыкаться на шипы роз этими сказками про то, шипов то и нет?», мне ответила взрослая женщина довольно холодным тоном:

«Ну мы же натыкались на шипы, теперь их черед».

       Я встала с кровати, скидывая одеяло на пол.        Неблагоразумие. Эрозия. Гниение. Смена поколений. Всех людей после нас ожидает неостановимое колесо Сансары, которое будет каждый раз отрубать своим углом горечи их головы. Таков цикл, таков подход. Но что, если один маленький человек вдруг схватится за край колеса? Когда он решит не дать позволить циклу повториться — его рука будет обожжена из-за нагретого от скорости порочного круга? Он сможет спасти себя и других или же только начнет новый цикл, что будет не похож на остальные? Или его новый цикл будет уже разогнанным от выбора других душ, что уже видели этот цикл много поколений?        Встала перед зеркалом, умываясь и боясь поднять на себя глаза, словно в отражении тот, кто сожжет меня ледью взгляда.        Упади пред колесом на колени и помолись за чьи-то мелкие души — вдруг поможет. Взмолись, чтобы кто-то кому-то что-то доказал, давай, маленький человек, поддай разгону колесу, пока здравый смысл подождет в стороне твою участь от разгоняющегося пламенного круга — здравому смыслу не впервой видеть поступки людей.        В действительности — как можно просить кого-то что-то доказывать? Что он по твоему должен тебе доказать? Что любит тебя? Это нельзя доказать цветами и конфетами или другим единовременным простым жестом. А нужно ли верить?        Утерев лицо первым попавшимся полотенцем, я осела на пол, глядя в стену чуть нахмурив брови, размышляя о сообщениях Алекса. Я не брала телефон в руки последние несколько дней, с момента того отключения. Приятели уехали и я осталась одна.

«Точно ли я знаю, что такое любовь?».

       — О боже, я снова задалась вопросом уровня «в чем смысл жизни», серьезно? — пробубнила почти нечленораздельно я сама себе.        Мне было комфортно одной, в пустом доме. После многих месяцев суматохи и шума такого рода отдых был необходим. Да, первое время я то и дело хотела схватиться за телефон, чтобы проверить все свои социальные сети. К счастью, тут был телевизор и книги — но оба варианта к удивлению мне не понадобились. Это насколько надо устать, чтобы только есть, спать и размышлять?        — Право дело, последнее самое страшное, — я вздохнула и поднялась, опираясь о стену и проследовав в свою темную, скромную спальню.        Удивительно, как твоя обитель, твое защищенное место и твое спасение — после других стен может стать таким чужеродным, страшным и горьким. Если раньше моя спальня казалась мне моей спасающей берлогой, то сейчас я видела причину, почему так мечтала так отсюда уехать. Чужой дом — чужие правила. Будь тут все не тронуто, было бы лучше? Или мне было бы так же непомерно грустно? Тут пахнет домом, печалью и болью, которая душит тебя. Ненавижу переезжать.        Я упала в кровать серых тонов, что давили на голову. Под кроватью лежал уже запылившийся смартфон на зарядке. Цифра «сто» на дисплее подсвечивалась зеленым. Я потянула к нему руку, лежа на животе и свешивая ее вниз. Зажала кнопку включения и убрала руку на кровать, глядя за тем, как чудо техники пробуждается. Постепенно стали появляться сообщения. Я опустила руку снова. Хорошо, что я предупредила маму о выключении, а то она бы разорвала мой телефон от недоступности. Впрочем, от нее было несколько вложений о том, как она празднует с «нашими» родственниками эти новогодние праздники и как не хватает меня — ну уж нет, я больше не вытерплю эти разговоры о том, как успешны другие дети. Были сторис от Андрея о его пьянках, от Назара о его курорте, от Кристины об учебе. Ни одного сообщения от троих. И только сообщения от Алекса… но я не решилась прочитать, о чем. Такое ощущение, словно про меня немного забыли — что насчет книги Назар, Андрей? Мне требовалась ваша поддержка, но вы заняты своей замечательной жизнью. Или не совсем замечательной — но я же не знаю!        «Эгоистка».        Я вздохнула, подминая подушку под грудь. Да, наверное. Или нет?        Я набрала Лере по видеозвонку, подняв телефон. Она была около компьютера. Спустя десять минут бесполезного диалога она надавила на меня и я все же спросила, эгоист ли я по ее мнению если так размышляю.        — Нельзя просить людей уделять тебе время когда тебе плохо, а им хорошо, иначе тебя бросят. Меня бросали. И тебя бросят.        — Думаешь, Ева бы сказала то же?        Ее эти конкретные слова засели у меня в голове маленькой каменной птичкой на Фонтанке*. Ее бросали и меня бросят… Что там относительно бесконечного цикла и колеса Сансары?        — А черт его знает, Ева в Москве. Стерва. Могла бы и приехать на новогодние.        — Разыгрываешь меня? Кто тогда был с нами?        — Ася, ты что-то перепутала. Ева была в Москве последние полгода.

«С кем я тогда общалась?!».

*упоминается памятник Чижику-Пыжику в Петербурге: «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил».