Синдром Адели

Поздно Адель... Ты сделала свой выбор и я, Остановлю часы в двенадцать дня и время, Снова направлю я вспять... Будущего нет... Но прошлое - вполне для меня. Останешься такой - как прежде, Мне невежде, О, будет что исправлять... КняZz "Адель"

Андрей быстрым шагом идет по утреннему, холодному, мартовскому Питеру, в одной руке — маленькая ручка заспанной Алисы, в другой руке ее портфель. Семь утра, у него джетлаг, только что закончился тур, предстоит долгая работа в студии — фанаты ждут новый альбом. Он часто задумывается, почему его оставили воевать в этой битве одному? Ведь один в поле — не воин, а их всегда было двое… Им на метро, да, он мог бы на машине, но не в таком уставшем состоянии, лучше заехать за дочкой после школы, чем подвергать опасности сейчас — ее и себя. Они заходят в метро, спускаются на эскалаторе в ярко освещенную бездну, толпы людей, словно зомби влекутся неведомо куда в разные стороны не замечая ничего на своем пути. Пол вокруг напоминает вязкую кашу из растаявшего снега и реагентов. Как всегда захватывает громкий гул голосов, у Князева начинает кружится голова, хорошо что рядом любознательная и эмоциональная дочка — она внезапно дергает его за руку и кричит: — Папа-папа, смотри, что это?! Князь моментально приходит в себя, улыбаясь смотрит на Элис, уже готовясь подыгрывать ее разыгравшемуся воображению, но посмотрев в направлении ее лапки, невольно весь сжимается внутренне, пульс учащается, а улыбка медленно угасает на губах. Он не из робких, многое видел за свои сорок шесть, в фильмах, книгах, да, что там, он сам пишет тексты про зомбаков и полтергейстов и кажется, после вида лучшего друга в ломке, ничего страшнее уже быть не может, но… Впереди на двести метров, спешащий и вообще ничего не замечающий под ногами народ, огибал, а иногда и наступал, на что-то совершенно непонятное и бесформенное, словно закутанное в черный саван, залепленное комьями грязи и снегом. Это нечто, было большим, с человеческий рост и явно живым, но определить что это, было невозможно — не видно было лица, рук и ног — только что-то инфернально двигавшееся и грязное. Как люди не замечали того, что рядом с ними копошится и пытается встать ЭТО — было совершенно непонятно. Андрей застыл, пораженный и завороженный, а Алиса настойчиво тянула его вперед, страха у него не было, только тревога и удивление, что он не боится… — Дочка, осторожнее! — Пап, это же ангел, да? Пошли скорее, ему надо помочь! Князь понял, что лучше подойти, этому созданию явно требовалась помощь. Он не мог понять, почему дочь вдруг назвала ЭТО — ангелом, это скорее походило на осьминога-инопланетянина, и побежал вперед, Алиса неожиданно отпустила руку отца и оказалась около существа — первая. — Алиса, не вздумай! Не трогай его! — Папа, он умирает… Андрей присел рядом с дочкой и… обомлел. То, что было черным и бесформенным, словно покрытым черной пленкой, оказалось — очень красивым юношей, он был совершенно без одежды, его тело прикрывали огромные крылья, почему-то не белые, как на иконах или картинах, а цвета асфальта — перья были очень грязными, в некоторых местах будто выщипанными и свалявшимися, молочно-белую кожу парня и каштановые кудри, покрывала корка грязи и снежной каши, все тело было в синяках царапинах и ссадинах. Словно наваждение не давало увидеть всего этого раньше, делая из этого парня нечто совершенно странное, теперь оно рассеялось, но как могли не замечать его все эти люди?! Сказать, что Князев был в шоке — ничего не сказать. Он только и смог — протянуть вперед руку и с трудом, словно ему не хватало воздуха — задал какой-то бессвязный вопрос, на который получил лишь судорожный вздох в ответ. Андрей реально не понимал, что происходит — перон поехал куда-то в сторону, все звуки стали слышны как сквозь воду, люди вокруг задвигались словно в слоу-мо. Алиса гладила парня по изящной и тонкой, похожей на птичью лапку, руке, глаза парня распахнулись и Князев увидел такой выразительный, измученный и полный боли, мудрости и света взгляд, что просто упал на колени — окончательно уверовав кажется, что перед ним — не пранкер, не косплеер, что крылья не бутафорские и что он не спит и не сошел с ума… — Папочка! Ему плохо, помоги ему! Вскрик Элис, привел Андрея в чувство, дрожащими руками он достал из кармана куртки платок и начал счищать с Ангела снежную кашу, попутно пытаясь помочь ему подняться и одновременно встать вместе с ним. Алиса помогала, как могла. Вдвоем они, не без помощи самого парня, прилагающего все свои слабые силы, смогли поднять его и как могли отряхнули его от снега и грязи. Сейчас он стоял — на голову выше Князя, держа за руку его и Алису, по прежнему закутанный в свои запачканные крылья и длинные спутанные каштановые волосы, босой и исцарапанный, но совершенно, небесно красивый. Он тяжело дышал, но от него исходило слабое свечение, ему явно нужно было помочь, но Андрей, всю жизнь имеющий дело в своем творчестве — с домовыми, лешими, русалками, разбойниками, пиратами, чертями и другой всякой нечистью, сейчас стоял в метро об руку с Ангелом, и совершенно не представлял что с ним делать. Князь всегда писал довольно негативные, жесткие, трэшовые тексты, в которых с героями всегда происходило что-то нехорошее, делал он это — сначала вытесняя на бумагу подростковый нигилизм, переходный возраст и агрессию, а затем потому, что все эти тексты нравились лучшему другу. Тот не воспринимал их, как что-то ужасное, для него они всегда были страшными сказками, которые пугали и это было прикольно. Сам Андрей всегда был глубоко верующим человеком и ничто не могло его поколебать в этой вере, даже атеизм и критика Бога от того, кому он доверял больше всего. Лучший друг, брат, любимый человек, все это сочлось в одном долговязом бродяге по имени «Горшок» или просто — Миха… очень эффектный, самобытный, странный, непонятный и непонятый до конца никем — кроме Князя. Вот из них была парочка конечно — черненький и светленький, как по канонам бульварных романов, оба красивые, сексуальные, каждый по своему, с бешеной харизмой и талантом, они воистину — стоили друг друга. И естественно, между ними не могла не проскочить искра, позже превратившаяся в пламя, которое и сжигало и согревало их и выжигало им души, но разрушить их связь не могло ничего… Когда Михи не стало, рухнуло всё… Андрей собирал свою душу и сердце по микро-пазлам, которые разлетелись по всей галактике. Многих кусочков он так и не нашел, но смог собрать из того, что осталось, что-то очень странное, еле дышащее и очень долго это лечил. Он выздоровел, но любовь — это хроническое. Все его интервью отныне были только о Михе, о чем бы он не говорил. Все, что он делал отныне было о нем, ему и только для него — все творчество, песни, музыка, концерты. Он стал посредником между Горшком и этим миром, в котором он остался без него… Он недолго был один, как-то он понял, что Миха его слышит и все чувствует и в какие-то моменты его присутствие было вполне осязаемо, он часто снился. Это ощущение согревало, не давало сломаться, но конечно Князю его безумно не хватало. Горшок только из уважения к другу не наезжал на Бога и религию, хотя не верил ни в то, ни в другое, сейчас Андрей точно знал, что Миха верит. Сложно знаете ли, не верить в то рядом с чем ты теперь находишься. Если Андрей оказывался в храме, он всегда ставил за друга свечку и молился за него, обращался к Высшим Силам с просьбами и носил крестик, но… ему и в голову не могло прийти, что когда-нибудь обычным будничным утром, от наткнется в метро на… — Папа! Голос дочери в который раз вывел Князева из ступора и он едва успел среагировать и подхватить уже готового снова рухнуть на землю странного парня с крыльями, Алиса бы его просто не удержала. Тот только молча благодарно посмотрел на него. — Да, что ж это такое, Господи! — отмер Андрей, — ты… вы… не ранены? Вам плохо? Куда вас, что… — Со мной можно на ты… — раздался вдруг у Князя прямо в голове — очень мелодичный, мягкий, певучий голос, словно зазвучало несколько серебряных колокольчиков. Пока Андрей ошалело смотрел на Ангела, который на самом деле в данный момент ничего не говорил, Алиса стала тянуть их обоих обратно к эскалатору. — Ему надо наверх! Он здесь задыхается, пойдем скорее! — Откуда ты… — Князь, посмотрел на Алису и оглядевшись, вдруг понял, что они каким-то чудом уже поднимаются на эскалаторе вверх, причем люди вокруг вообще не замечают, что между ним и дочерью стоит совершенно обнаженный и поцарапанный парень, прикрытый только своими крыльями. Он по-прежнему молчал и смотрел благодарно и мягко, своими удивительными синими глазами. Разглядывая его в очередной раз, Андрей поймал себя на мысли, что он не хочет, чтобы дочь случайно увидела что-то под этими огромными крыльями, из того, что ей видеть пока не положено, и тут же понял, что он уже сомневается, а парень ли это вообще? Слишком красивый — почти девичье личико, длинные волосы, хрупкое телосложение, но девичьей груди вроде нет… Он тут же устыдился всех этих мыслей и весь оставшийся путь к выходу, крепко и бережно придерживал Ангела, с другой стороны его держала за руку Элис. Они поднялись наверх, прошли мимо охранников и полиции, мимо турникетов сквозь огромную толпу народа, которая словно расступалась теперь перед ними… Они вышли на улицу в наземный пасмурный Питер и впервые за все это время, Ангел перестал дышать часто и натружено, вздохнул полной грудью и заговорил… Это уже был не просто голос в голове, это был вполне реальный, человеческий, но по-прежнему очень приятный мелодичный голос. Парень с крыльями обратился к Андрею с просьбой отойти куда-нибудь, где на них не будут обращать внимание и они с Алисой повели его в ближайший сквер. Идти с ним было не тяжело, он был субтильный, легкий как пушинка и шел сам, чем дальше они отдалялись от метро, тем уверенней и легче были его шаги. Когда они все втроем достигли небольшого парка в несколько деревьев, с лавочками, Ангел внезапно отпустил своих спутников, отступил назад и засветившись ослепительным сиянием — исчез… Элис вскрикнула, а Князь разочарованно посмотрел на то место, где он только что был… Только сейчас он понял, что у него было столько вопросов, столько мыслей, идей, того, что он хотел бы с помощью Ангела передать Михе… И вот…