Малыш, я прилетел. Скучаю жутко. от: Масюша 21:15
Я приеду, но чуть позже. В офисе опять застряла. У меня будет для тебя подарочек) от: Крисуля 21:20 Так было каждый раз, когда Свобода домой приезжал на какой-то гребаный день и с ней побыть хотел от начала до конца, а продюсер её, которого он так не любит после одной из нелицеприятных истории, в офисе задерживал. Знал, что парень прилететь должен, ибо в этот день фирменная улыбка Кристины с лица не сходила и всё в радость было. Карабас Барабас (так его блондин в шутку прозвал, когда они гулять собирались и он звонком своим, мягко говоря, нарушил их планы) против всяческих отношений был, а уж тем более, если их напоказ выставляют в виде фотографий совместных, комментариев милых, историй, чем они занимались периодически, ибо фото ведь действительно классные и атмосферные, особенно на новый фотоаппарат Кристины, которому она никак нарадоваться не может. Эту игрушку же он подарил. Максим так и не научился справляться без неё. Вечно оглядывается, пытается найти каре знакомое, в квартире в окно смотрит, чтобы увидеть как она идет и не пропустить. Выкуривает около семи и сам себе говорит, что остановиться нужно. Телефон в руки берет и, нажимая на иконку, в мир виртуальный уходит, где куча фотографий с ним в отметках. Листает, лайки ставит, к некоторым даже комментарии пишет, дабы своих порадовать. Надоедает. Смотрит на часы, а всего-то час прошел. Кристина, как только фразу заветную слышит, что идти может, выбегает, пальто на ходу застёгивая, и в первый попавшийся магазин бежит, потому что расслабится сейчас не помешает ни её, ни ему. Бегает по супермаркету в поисков того самого виски, что всегда он заказывает, и на часы смотрит — времени, чтобы продали всё это, остается категорически мало. Взгляд случайно бросается куда-то вглубь магазина и она бутылку искомую видит. На кассу подбегает, а там по традиции не самый приятный человек, который таким противным голосом только одно повторяет: -Восемнадцать-то хоть есть? -Даже двадцать, — пытается раздражение скрыть и за паспортом в сумку лезет. Очередной удивленный взгляд кассира и бутылка виски уже в сумке девушке, которая в метро бежит, пытаясь как можно быстрее добраться до квартиры, где он извелся уже весь и, казалось, все дела переделал. Парень остро ощущал нехватку чего-то такого родного, своего, свободного, воздушного. Максим никогда не мог объяснить друзьям почему именно эта малышка с каре его таким счастливым делает. Анисимов отчётливо помнить тот разговор в Краснодаре с другом, который просто кричал ему, чтобы не проебался в очередной раз и хватался за нее обеими руками. Это всё происходило за день до того, как они «Ускориться» записал, на кухне Серёжиной краснодарской квартиры.***
— Макс, давай на чистоту, — допивает очередной стакан и так укоризненно смотрит на своего блондинистого друга, который каждый день в туре загруженный ходит и взгляды непонятные бросает, которые о помощи просят и твердят, что он очень сильно запутался; тот ничего не отвечает, просто взгляд свой изрядно пьяный переводит с фразой немой, но очевидной, — Ты ведь из-за Крис такой вдумчивый и грузишься много? -Ну, Серёж, при чём здесь это? — в очередной раз так умело от ответа уходит, хотя прекрасно понимал, что этот разговор рано или поздно произойдёт и от него никак не отвертеться. -Я всё вижу. Взгляды твои вот эти вот в автобусе, самолёте, на прогулках, да блядь, везде. Безумие, которое у вас на сцене. Прикосновения. Макс, может хватит девочку мучать? — Ну не надо! — встаёт из-за стала и, шатаясь немного, к окну подходит, прикуривает и на город ночной смотрит, понимая, что выбора нет и ему только Трущев помочь может, пока поздно не стало, — Я спать спокойно не могу, Серый, — словно исповедь начинает он, — Она, когда домой уезжала после шоу сразу, обняла меня так крепко, что, я думал, ребра сломает. Столько силы в этой малышке. Она выдохнула тогда так облегченно и сказала, что она бы не вытерпела там без меня, а потом убежала на самолёт. Я ей звонил каждый день, потому что голоса её мне не хватало жутко, а потом в один момент я понял, что это пиздец, Серёг. -Девочку с каре полюбили? — рядом становится, стакан наполненный другу подает и закуривает. -Да. Я же не могу. Я же не умею. Не для неё я такой мудила, ей нормальный нужен. -Прекрати решать за нее, Свобода! Откуда ты знаешь какой ей нужен? -Ты разве не видел этого её Серёжу бывшего? Он же весь такой хороший из себя, что аж блевать тянет. -Ну? Итог? Она с ним? Нихуя, Макс! Ты, может быть, не замечаешь, но она так ни на кого не смотрит, как на тебя. Я тебе вещь одну скажу: эта малышка плакала однажды ночью, когда после прогулки вашей пришла и что там произошло никто не знает, — Трущеву этот факт Назима доверила, как самый огромный секрет, который только что он так бессовестно выпалил. -Анапа? — сразу понимает о чем друг ему донести хочет, только вот не знал Анисимов, что плакала она в тот день; Трущев кивает, — Я же сказал, что мудак. Знаю, что рано или поздно ты всё равно узнаешь, поэтому, раз уж тему затронули, сам расскажу и сейчас. Мы гуляли с ней тогда по набережной, а потом в парк какой-то забрели. Народу на улице не было, потому что в три часа ночи шляться по улице никто не будет. Ну и мы расслабиться хотели немного. Выпили. Её развезло как-то быстро, мелочь блин. Она, короче, поцеловать меня хотела, а я ей хуйни наговорил, мол, это неправильно, я к ней, как к сестре и всё в этом роде. Потом разрулили всё на трезвую голову. -Свобода, ты конченый! В Москву приезжаешь и первым делом встречаешься с ней и всё как есть говоришь! Хватит пиздострадать!***
Анисимов с улыбкой теперь весь разговор вспоминает, потому что Трущев огромную роль сыграл в его жизни. При каждом удобном случае благодарит его за всё, что сделано для него было, а тот лишь улыбается и плечами пожимает. На часы смотрит, вздыхает тяжело и к окну подходит, сигарету прикуривая, которыми квартира за эти годы уже насквозь пропиталась. Максим постоянно вдаль смотрит, не пытаясь что-то или кого-то увидеть, просто любит каждую деталь района, который ему многое подарил, рассмотреть; пытался сосредоточится на одном, но в то же время узреть абсолютно всё, что его окружает. Только один человек ему сказал однажды, что это явление называется «расфокус» и частенько несет за собой самобичевание. Анисимова было трудно напугать чем-то, да и страхов, как таковых, он не имел, только единственный раз всё как на духу рассказал Кристине, когда она посреди ночи к нему на такси приехала, ибо метро давно закрыто было, прихватив с собой бутылку его любимого крепкого сорокаградусного. Он этот разговор считает личной исповедью перед ней и пытается не вспоминать его всякий раз, но подсознание играет свою игру против него.***
-Это всё игры, мартышка, — на полу сидят, она голову на плечо ему положила, а он и рад — целует в макушку темную ежеминутно, — ты главное не бойся ничего. -А ты? Ты боишься что-нибудь в этом огромном мире страхов? — девушка взгляд своих больших карих глаз, которые блестели от света Луны, что так нагло светит в окно однушки, устремила в его бездонные серо-голубые, в которые все так боялись заглянуть (кстати, еще один непонятный страх для неё лично с которым она поборолась еще на первой недели их знакомства). -Глупости. Страхи — это наше больное подсознание и я отчетливо понимаю это, но ничего не могу с собой сделать, когда остаюсь один. Меня паника охватывает, я метаться из угла в угол начинаю и накручивать себя. Мой самый большой страх — умереть в одиночестве. — Я буду до конца с тобой, слышишь меня? — обхватывает маленькими нежными руками его за колючие щеки и в глаза так пристально смотрит ровно до того момента, пока он зрительный контакт не разрывает и целует настойчиво, прикусывая её пухлые губы.***
Максим погрузился в свои мысли настолько, что не заметил того, как его муза мимо окна проскочила и в квартиру прошла, дверь своим ключом открывая, на кухню прошла. Кристина тихонько, без лишних звуков, которые и не нужны сейчас вообще, ибо молчание для них это какое-то негласное правило, сзади подходит и со спины обнимает, сильно прижимаясь к нему, вдыхая запах толстовки, которую она два дня назад постирала и погладила, чтобы он с дороги в свежее переоделся. Максим разворачивается и носом в макушку упирается, вдыхая запах своего шампуня, по которому, честно говоря, очень сильно скучал, Кошелева, в свою очередь, облегченно выдыхает. Час объятий, просмотр видео и фотографий, которые сделаны не с того ракурса и теперь фиг чего с ними сделаешь, Максим, разговоров о том, что лейбл её угнетает и тысячи слов поддержки, которые были так необходимы им всё это время. Кристина удобно расположилась на груди парня, комкая уголок, собственноручно отглаженной, толстовки, ибо она любила так делать и ничего с этим не поделаешь. Максим так по собственнически прижимал ей к себе, будто отпустить боялся, повторяя периодически, что она мартышка и поцелую в затылок. -Максим, у меня ведь подарок для тебя! — неожиданно вспомнила она и рванула ко входной двери, где сумку свою кинула, когда разувалась; ищет что-то так долго и, наконец, восклицает, — О! Максим, тебя пока не было, я тут у тебя прибиралась и случайно нашла рисунок, а точнее набросок. В общем, вот! Девушка из-за спины маленькую картинку размером десять на десять, где она маслом его набросок кривоватый оживила. Чайки, побережье и, непременно, море. Всё это так гармонично смотрится, особенно в её исполнении, ибо не чувствует его никто, только эта малышка, что год назад в его жизнь ворвалась под видом доброго друга. У Свободы глаза горят, ярче любого огня, он ведь так любит как она рисует. Она все цвета так подобрала, что складывалось впечатление, словно этим самым морем и песком побережным выполнена, а где-то снизу её фирменная подпись расположилась. Куча слов восхищения и благодарности, самые теплые объятия и робкие нежные поцелую закончили этот вечер, унося из в глубокую звездную ночь. -Ну, а раз уж я в красках, то какая электромуза без виски? — расплываясь в улыбке произносит девушка с легким прищуром, который так отложился в голове Свободы, после их первой прогулки, когда отборы только прошли, а он ей Москву решил показать и сам заблудился. -Крис, ты у меня самая лучшая, слышишь! Как думаешь, у нас будут топчик-дети? — стаканы достает и колу для нее, ибо пить чистый виски она не может и всегда смешно корёжит лицо, от чего Максим смеётся звонко. -Конечно! Они с карешками будут сто процентов! — садится напротив, ногу одну подгибая, полностью отражая его положение. После второго стакана она уже подходит к нему и, целуя куда-то в шею, шепчет о том, что через пять минут ждёт его в спальне и это будет заключительная часть её подарка. Да, это были её чертята, которые так сильно запали ему в голову и, что уж там скрывать, эта девочка была лучшей в его жизни и вытворяла такое, что он сам иногда ловил себя на мысли недоумения. Подарки он получать любит, а тем более от неё и такого характера, поэтому следует инструкции: допивает чистым четвертый стакан, выкуривает сигарету и, отметив про себя, что прошло пять минут, отправляется в спальню. Они оба были против всякой романтики в виде свеч, роз и всякой такой ванильной ерунды. Они любили классику. Даже бельё, которое так лишне казалось на её хрупком и желанном теле, было черное с легким кружевом. Оно, кстати, было его любимым. -Идём ко мне, — она нарушает тишину и зовёт его чуть слышно. Максим слушает и ложится рядом, жадно впиваясь в её губы, с которых срывались легкие стоны, когда он специально чуть касаясь проводил по внутренней поверхности бедра, зная, что именно там её самое слабое место. Она торопливо снимает с него толстовку, что тут же летит куда-то в угол большой комнаты. Парень переходит на шею, вырисовывая дорожку из поцелуев до груди, что то и дело поддавалась вперед. Штаны Анисимова уже улетели вслед за толстовкой и теперь между ними только легкая материя её кружевного и его боксеров. Он осыпает поцелуями бархатную грудь девушки, пока та нагло тянет его за волосы, запустив в них свои тонкие пальчики, за что получает несильный укус на своём хрупком теле, в награду даря хриплый стон, подло сорвавшийся с пухлых губ. Кристина уже ощущает его, достаточно сильное, возбуждение и решает взять всё в свои руки, пытаясь быть сверху, но её планы рушатся, когда Максим срывает с нее лифчик, оправляя к своим вещам, а затем аккуратно отодвигает ткань трусиков, вводя в неё два пальца. -Максим… Хватит… Я хочу… Сейчас, — она глотает воздух и губы уже совершенно пересохли, а он замечает это и впивается в них, вводя пальцы до конца, выходя так же резко, как и вошел. Девушка поддается вперед, выгибается и, дрожа трется о его тело, пока он не врывается в неё с новой силой и она чувствует, как заполняется. Парень всё быстрее и быстрее двигается в ней, прикусывая соски, пока она тянет его за волосы и впивается в простынь. Шлепки. Страсть. Стоны. Поцелуи в хаотичном порядке, ибо плевать куда попадет: шея, щека, губы, грудь, ключица. -Ещё… Свобода… Быстрее. Она уже доходила до оргазма и вот-вот он должен настигнуть её, поэтому она выгибается всё сильнее и сама подается ему навстречу. Он крепко сжимал рукой бедро, второй массировал её клитор. Движение стали резкими, рваными, жесткими. Сильный шлепок по её бедру. Стон наслаждения. Ему становится тесно, но он не останавливается. У него миссия довести всё до конца. Оргазм настигает их одновременно и Максим обессиленно падает рядом в попытках отдышаться. -А мы тут будем жить? — хрипло спрашивает его. -В этом районе. Тут прикольно и гостям не надо долго объяснять как добраться, все очень просто. — Ну да,последняя на желтой ветке.