***
Джейсон, стараясь не нарушать хрупкой, как любимая китайская ваза Бака, тишины, полз вглубь пещеры. Путь его был устлан трупами полулысых кокосов. Зрелище настолько страшное, кровавое, убивающее своей тошнотворностью и первобытной дикостью, что не найти мне больше эпитетов для его описания. Тем не менее, Броди мужественно продолжал путь, переступая через тела своих, недавно еще теплых и открытых миру, а теперь таких безжизненных и безволосых собратьев. Тропа вела в недра пещеры, где, как и предполагал наш герой, восседал Смертоубийца в лице Вааса Монтенегро, окружённый особенно внушительной по размерам грудой орехов. Лицо его, освещаемое лишь тусклым пламенем костра, выражало вселенскую скорбь. Парень пригляделся… Ах! Скупая мужская слеза! Она сверкнула, подобно осколку бриллианта, и скатилась по щеке Вааса. Вы, конечно, не поверите мне. Но знайте: в тот день я, наслаждаясь дивным утром и облачившись в домашний халат, встретил на пороге запыхавшегося Джейсона Броди, который, тяжело дыша и сам, похоже, не до конца веря в свои слова, поделился со мной этой историей. Монтенегро резко вскинул руку. Хуёжик блеснул, отражая в своем идеально отполированном лезвии языки пламени, казавшиеся сейчас страшнее тайного огня нижних ярусов преисподней, и со свистом был воткнут в ни в чем не повинный кокос. Скорлупа треснула, сок брызнул из бреши. Джейсон взвизгнул от ужаса. Ваас поднял взгляд, отвлекаясь от расчленения. Он прищурился, вглядываясь во мрак. Осмотрелся. Просканировал каждый квадратный сантиметр помещения. Не обнаружив ничего, достойного его внимания, Монтенегро совершенно спокойно вернулся к своему занятию. Тем временем Джейс, дрожа от страха, изо всех сил вжимался в камень, который по столь удачному стечению обстоятельств решил оказаться именно там, где нужно. Ледяной ужас наводил на парня пират. Этот… Монстр. Животное. Какие манипуляции он проводил с бедными, несчастными, коричневыми, фотосинтезирующими существами? До сего дня Джейсон не знал настоящей ненависти. Да-да, вся предыдущая жизнь, окрашенная неоном и присыпанная сверху горстью золотистых блесток выцвета, померкла. Сын блудливой Калифорнии познал истинную злость. Сейчас он Ненавидел Вааса. Именно Ненавидел. Ненавидел всеми силами своей души. Ненавидел больше, чем гольф, чем ебучую кепку Оливера. Он его Презирал. Момент настал. Чувства Джейсона достигли предела его собственной вазы спокойствия и начали течь через Cry, заполняя собой сознание, каждый его уголок, каждую трещинку, каждую йоту. Он должен спасти орехи. «Сделай это сейчас, или будешь мучиться до смерти своей!» Джейсон схватил первый попавшийся под руку предмет, коим оказалась палка, и с быстротой невероятной выскочил из-за укрытия. С диким воплем он кинулся в сторону пирата. …Ваас лениво поднял взгляд. Весь смысл существования Джейсона был спрессован в этом мгновении. Он летел быстрее вектора. Час настал. Вся жизнь исчезла. Мир провалился в царство Аида. Лед и пламя слились в единый, всеразрушающий вихрь чувств. Был только воин и кокосоубийца. …Ваас аккуратно, и, что удивительно, весьма тактично отложил кокос в сторону, поместив его прямо перпендикулярно поверхности пещеры. Протер нож тряпочкой. Джейсон находился в доле секунды от своей цели. Стальной хваткой сжимал он в руке Орудие. Момент истины. Взрыв границ сознания. Черт возьми, да! «Я жив, как никогда раньше!» …Ваас, всё ещё держа в руке хуёжик, смотрел прямо перед собой стеклянным взглядом. Не подавал призраков жизни. Всю силу свою вложил Джейсон в это движение. Он замахнулся на Вааса палкой. Его лицо перекосило от злобы, глаза горели всеми оттенками адских огней. Это был пик. Финиш. Конец. Предел. Край. Точка. Голос воина разбил хрустальную вазу тишины: — Ублюдок. Я готов. Ты убивал, пытал и насиловал все возможные формы жизни. Я уничтожу тебя! — мне не хватит слов для описания всей Ненависти, которую Джейсон вложил в эту фразу. Он стоял напротив пирата. Он был гото… И сейчас, лишь сейчас Джей понял, - о, ужас! – он абсолютно не готов. Ни на йоту ни готов к битве. Ваас сейчас встанет и одним взмахом хуёжика снесёт ему бубен. Вот так просто. Воображение Броди уже вовсю писало сию картину, не упуская ни одной детали. Чёрт. Вся решимость, всё воодушевление нашего героя мигом улетучилось. Тем не менее, обратной дороги нет. Он сжёг мосты. Отступать некуда. Жребий брошен. Ваас поднял руку с ножом (Джейсон вцепился в палку и зажмурился), и…***
…Отбросив его в сторону, закрыл лицо руками и заревел белугой. Да. Джейсон, опешив, выронил палку. — Давай, убей, убей нахуй! Нахрена мне теперь жить? Будь милосерден, покончи с этим наконец, ты, сраная девка! — Ваас много чего кричал тогда, содрогаясь от душераздирающего плача, но это было всё, что Джейсон сумел различить из потока бессвязных воплей. Джей не знал, что ему делать. Даже примерно не представлял. Секунду назад он был абсолютно уверен в полноте смысла своего существа, но теперь… Он вновь был потерян. Да, Джейсон Броди потерялся в этой пещере, прямо там, прямо так, в компании рыдающего пирата. И в этот момент, до краев наполненный пустотой и безысходностью, в эту самую секунду… Калифорнийское тело вдруг ощутило… Сочувствие? Всегда зависающий при слове «сочувствие», виде женских слез, да и просто по жизни, Джейсон ощутил редкий, как второй носок в паре, прилив мужества. Если бы Ваас сейчас пришел в себя и поднял свое осознанное ебало на Броди, он бы охуел. Охуел, как Хойт, узнавший, что линзы людям больше не нужны. Ибо брутальность, ну никак не свойственная Джейсону, медленно и необратимо начала проступать, делая рожу Броди просто ужасающей. Ужасающе похожей на нечто а-ля «У меня синдром психотерапевта». Монтенегро следовало бы с криком побежать. Побежать быстро, отстреливаясь кокосами. Однако он был слишком поглощен своим горем и не замечал вдохновленного успехом перед невидимой публикой Джейсона, снова нашедшего себя на сцене, играющим что-то из разряда «Крепкий Орешек» (в данной ситуации это сравнение звучит особенно эффектно). В общем, наш герой вновь почувствовал себя на казуаре. И счёл своим наипервейшим долгом сейчас же совершить доброе дело. — Ваас… Я не то, чтобы силен в таких вещах.., — Джейсон с совершенно искренней доброжелательностью, но всё же немного боязливо положил руку на плечо своего антагониста, - Но я мог бы… Помочь. Выслушать. Лиза иногда просит меня. Так что я… Вот. Броди бессовестно врал. Лиза не «иногда» его просила. Лиза ежедневно пересказывала бойфренду все свои душевные терзания, обычно ограничивающиеся дилеммой выбора подруги для похода в даун-таун, или впечатлениями от новой серии «Страстного песка», и, как вы поняли, другие существенные проблемы, столь сильно волнующие девичье сердце. Воин успел превратиться в ходячую энциклопедию (по большей части женской) психологии. Ну, собственно, как и любой другой парень, которому существо женского пола исправно заменяет руку. — …не понимаешь! — Ваас продолжал всхлипывать, уткнувшись лицом в колени, — …кто не поймет! — мычал Монтенегро нечто сквозь слезы. Нечто не то, чтобы совсем уж нечленораздельное. Если вы хоть изредка пользуетесь телевизором, то без особого труда сможете догадаться о том, как примерно выглядят недешифрируемые кусочки речи пирата, и какую смысловую нагрузку несут. — Да ладно тебе! — Броди проявил терпение, — Ваас. Ну я пойму. Я с этим раз сто уже сталкивался , — бесстыдный лгун. Он даже примерно не представлял, на какие грабли успел наступать стоху раз, — Я не такой. Я знаю тебя. Я мужик. Мужики должны доверять друг-другу. Я все могу по… — Мать твою, вот, ВОТ, только заткнись! — истерично выкрикнув данный набор слов, Ваас резким движением буквально впихнул один из рядом лежащих кокосов Броди с такой силой, будто надеялся просунуть текстуру ореха в текстуру своего «психотерапевта». Джейсон принял дар. Кокос был в более-менее приличном состоянии. Парень начал изучать продукт жизнедеятельности пальмового дерева, в процессе вертя его и так, и сяк. Пока не наткнулся. Наткнулся. Описать то, что узрел Джейсон, будет несколько проблематично. Если бы я, мой юный друг, имел в своей жизни такой же печальный опыт, как сейчас на страницах этой повести получает младший из Броди, я бы нашёл нужные слова. Но мне не приходилось, а потому я понятия не имею, что должен чувствовать человек в подобной… Ситуации. Так что, как не прискорбно, я воздержусь от метафор и расскажу тебе всё, как оно было. Это был лысый кокос. Но лысый не до конца. На одной из частей ореха мохнатость была специально сохранена, и представляла собой изображение, складывающееся в портрет. Женский. Предположительно на семьдесят процентов женский. Я понимаю, что в это трудно поверить, это трудно осознать. Но прошу, господа присяжные, отрубите мне мой христианский палец, если я лгу. Я обязался писать только истину. То есть мой печальный долг. — Ты, блять, вырезал на кокосе, на мать его кокосе… — реакция Джейсона может несколько напоминать вашу. Он с трудом, но все же отвёл взгляд от ореха, предоставленного ему, и оглядел остальные, лежащие на холодной поверхности пещеры. Такие произведения искусства Броди больше не встретились. Тем не менее, ни один кокос не избежал страшной участи. На одних красовались вырезанные буквы «V» и «M», заключённые в сердца, на иных — по два человечка, держащихся за палочки (смею предположить, автор пытался изобразить верхние конечности). Один из них больше походил на павлина, другой — на трансвестита. И много крови. Кокосовая кровь повсюду. Зверски выпотрошенные трупы. — Ну всё… Не так уж плохо, — Джейсон попытался сыграть спокойствие более-менее прилично. Но получилось у него жалкое, ничтожное подобие уверенности в своей мысли. Хотя нет, даже его не получилось. Ведь всё было не «не плохо». Ни на йоту не «не плохо». Всё было даже не ужасно. Всё было… Думаю, путём несложных вычислений можно прикинуть, в насколько безысходной ситуации должен оказаться человек, чтобы начать изображать женщин на кокосах при помощи мохнатости. — Знаешь, я думаю, я смогу помочь… тебе… Только если расскажешь всё… блять… Как всё это получилось, — каждое слово стоило Джейсону нечеловеческого триумфа воли. Пусть поведение нашего героя станет для тебя, мой друг, примером! Он, переступая через себя, всё же сохраняет спокойствие, пытается протянуть руку помощи человеку, на чьих ладонях кровь сотен невинных плодов. Он не сдается. Он верит, что каждый поступок имеет причину и оправдание. А самый последний, беспросветный ублюдок — шанс. Шанс вновь стать на путь истинный. Да, Джейсон Броди — достойнейший из нас, совершает, вне всяких сомнений, Подвиг. И лёд тронулся. — Это… Началось несколько дней назад, — немного успокоившись, но всё еще со слезами на глазах, Ваас Монтенегро начал свой долгий, душещипательный и, как выяснится в последствии, невероятно печальный рассказ, — Тогда… Я не думал, что всё вот так, блять, получится. Вперёд, можешь сказать мне, как Бак, что я спятил! Никому из этих недалёких чёрствых ублюдков меня не понять! Но что теперь, сука, делать? Ведь это конец. Конец, нахуй! Влюбился Ваас Монтенегро! Да, блять! И знаешь что, Джейсон? Хуй даю на отсечение, нет в целом мире бабы прекрасней, чем Эсмеральда Дюбель!