Моя обычная жизнь

      Но я не всегда отличалась особым пофигизмом, и когда мне исполнилось десять моё место на лестнице иерархии перестало меня устраивать. Именно в то время моя жизнь перевернулась с ног на голову.       Чтобы хоть как-то поправить ситуацию, я решила принять меры. В тот момент я думала: «А почему бы не стать крутой девчонкой?», поэтому сама же распустила слухи о себе, о том, что я суицидница, и в этом месяце собираюсь покончить с собой. Тогда я даже не понимала, насколько серьёзные последствия это будет иметь, но продолжала «играть на публику», чтобы поднять свой статус. Сейчас я даже не понимаю, как я собиралась его поднять, если на меня весь класс косо смотрел. Но мне не было достаточно этого, и я понимала, чтобы стать круче, надо просто напросто подружиться с девочкой с верхней ступени и мой выбор пал на Лиз Эфрон.       Лиз Эфрон была крутой (как мне казалось тогда) и любила играть на публику. Я сразу же начала с ней переписку. Всё начиналось с простых, поверхностных сообщений, типа «Привет!», «Как дела?» и тому подобное, а позже темы углубились, пока не достигли максимальной точки — суицида и некоторых плохих вещей, которые обсуждать даже не следует многим взрослым, не то что детям.       Благодаря Лиз моё «дело» пошло в гору, но всё обернулось против меня. Теперь почти вся школа косо смотрела на некую Ариану, которая хочет покончить жизнь самоубийством. Моё положение в обществе не стало лучше, даже наоборот, мне чуть не создали ступень «Самоубийцы», которая могла находиться ниже моей ступени «Неудачников» и пришлось всё прекратить, но было уже поздно. Слух гулял по школе, доходя даже до некоторых учителей и родителей, а моё положение ухудшилось, когда я не пошла в школу в один день. Нет, я не прогуливала, не подумайте, я всегда была хорошей ученицей, и 4 в семестре у меня стояло лишь по математике, я не знала, не расслышала. Мне послышалось, что в Четверг в школу идти не надо, поэтому весь день я гуляла со своей соседкой. Хуже стало, когда моя мама мне позвонила. По её голосу было слышно, что она навзводе, и просто бомбической стала папина фраза, за секунду до того, как мама бросила трубку. «Открывай её Фейсбук»       Мне не понравилось это «рассекречивание» данных, поэтому я со всех ног побежала домой.       «Почему ты не пошла в школу сегодня?» — на повышенном тоне спросила меня мама, но я упорно молчала. «Вводи пароль! Быстро!»       Я дрожащими руками выполнила вход на свою страницу, а мои родители прочитали все мои диалоги. Они прочитали и про самоубийства, и увидели странные фото, которые я отсылала мальчикам из своего класса (к счастью, там не было ничего непристойного, мне ума хватило), и диалог с Чарли, хотя тут вернее поставить монолог, и мой разговор с Лиз о не совсем приличных вещах, о которых я даже знать не должна была.       Что было в итоге? Мои родители забрали у меня ноутбук насовсем, запретили даже подходить к Эфрон, ни то что разговаривать, писать Чарли тоже было теперь нельзя. Я была на небольшом домашнем аресте, без прогулок месяц (но я не рвалась особо), маршрут должен был быть Дом-Школа-Школа Искусств-Школа. Позже папа мне рассказал о том, что мама моей одноклассницы подходила к нему и поднимала вопрос обо мне и моём суициде. Мне предстоял разговор со школьным психологом, которому я сказала, что это чушь собачья.       В конце концов дело замяли. Всё постепенно забывалось, чему я была несказанно рада. Но и сейчас, когда все всё забыли, я испытываю грызения совести. И этот случай преподал мне хороший урок.       Вообще, в то время я получала множество уроков от жизни, которая вечно щипала меня и ставила мне подножки. Но даже не смотря на всю мою глупость по жизни я понимала, что это было не просто так, а из-за меня и моего «длинного носа». Но с тех пор, как я придумала всю эту «шляпу» с суицидом прошло немало времени, а значит я продолжала заходить в Фейсбук, переписываться с Лиз, но никаких особенных заявлений ей не делала, продолжала немного прогуливаться после школы, продолжала писать Чарли. Но на этот раз всё было серьёзнее, и жизнь в очередной раз приподнесла мне урок.       Встав рано утром в Воскресенье, под возмущённое бубнение папы «Чего тебя черти подняли так рано?» Я подумала о том, что было бы если я бы написала Чарли Грею, что он мне нравится? Но вскоре я откинула эту идею прочь, ведь она мне казалась особенно глупой. И обьекту своей привязанности я предпочла свою знакомую, которая находилась на вершине школьной иерархии — Барбару Спиннет. Я переписывалась с ней очень долго, и разговор плавно перетёк в не очень приятную мне тему — тему влюблённости. Она напрямую спросила меня, кто мне нравится, а я сразу ответила так, как есть. Я рассказала про Чарли, про то, как мы с ним познакомились, про наши прогулки после школы до моего поворота. Но вскоре я пожалела, что написала ей об этом. На мой ответный вопрос, она ответила «Никто». Но это было ещё половина беды. Барб создала беседу, куда пригласила и самого Чарли. Там она рассказала всем о моих чувствах к Грею. И это был позор. На это заявление, мальчик пресно ответил «Ха ха ха» и вышел из беседы. Я сильно обиделась на Спиннет, ведь считала её своей подругой. Она извинялась, писала Чарли, что это шутка, снова писала мне, чтобы я перестала дуться, но меня это не успокаивало. Завтра мне нужно было идти в школу, и я даже не представляла, как я взгляну в глаза своим одноклассникам.       Прошло около трёх лет с того момента, но я всё ещё это помню, ведь тогда жизнь дала мне конкретный пинок, который оказался очень полезным. Я перестала рыпаться, стала вести себя очень тихо, хоть иногда и могла над кем-нибудь поиздеваться (в частности и над Чарли), но в тот момент в моей жизни наступила спячка. Да, со мной многое происходило за этот год, как например то, что я однажды забыла ключи от дома и мне пришлось на холоде, зимой 2 часа ждать под дверью. То, что Филл из моего класса признался мне в любви, на что я никак не отвечала. Мне было приятно, но свыкнуться с этой мыслью я не могла. Он мне не нравился, а обижать я его не хотела. А зря. Надо мной издевались одноклассники, чаще всего мой бывший сосед по парте, тот самый белобрысый мальчик. Он пинался, толкался, обзывался. Но своим родителям я решила не говорить об этом, ведь знала, что мама как и всегда придёт разбираться в школу, а меня это не устраивало. Как мне казалось, я тоже ему нравлюсь, иногда он смотрел на меня «влюблёнными» глазами, ведь я была довольно-таки красивой.       Но я так не считала. Подростковый возраст набирал обороты. Моё лицо и спину нередко сильно обсыпало, что давало мне повод для комплексов. У меня был длинный нос. По крайней мере мне так казалось, хотя окружающие говорили мне об обратном (тогда я думала, что они просто хотели меня успокоить). У меня были слишком тонкие губы (мне тоже так казалось), так как я была очень сильно похожа на моего папу. Тогда я грызла ногти и это не украшало совсем. Мой подбородок не достаточно выпирал вперёд, а даже наоборот уходил ближе к шее. А когда я видела себя на видео или на фото, мне просто хотелось закрыть лицо руками и расплакаться, ведь на фоне других, красивых девочек, я казалась ужасной, чего совсем не замечала в зеркале, где я была милой. Я не знала с чем был связан этот парадокс, но факт оставался фактом — я не любила себя. Единственное, что мне нравилось в моей внешности — мои глаза. Большие серо-зелёные глаза с тёмной окантовкой вокруг радужной оболочки. А так же меня забавляла моя гетерохромия. Один мой глаз был темнее другого, так как в нём был и карий вокруг зрачка. Я не понимала, что мальчикам могло нравиться во мне. Но почему-то думала, что таких «странных» много. Два мальчика пытались познакомиться со мной по переписке в Фейсбуке когда мне было одиннадцать, но я им отказала.       Моя спячка закончилась, когда я перешла в пятый класс. Тогда началось то, чего я совсем не ожидала от перехода в младшую среднюю школу.