Нулевой потенциал

Эвакуационная дверь открывается плавно и тихо. Накамура сидит на ступеньках, спиной к зашедшей Айзаве, вытянув ноги на площадку между лестничными пролетами, прислонившись плечом и головой к стенке. Шота тихо и медленно спускается к ней, останавливаясь позади и облокачиваясь на перила. Хайке сидит с закрытыми глазами и размеренно дышит, совсем не обращает на нее внимания. — Почему ты тут? — Отдыхаю, — она отвечает не открывая глаз. — У тебя испарина на лбу. — Сильно отдыхаю. Их голоса звонко отражаются в тишине пустой лестничной клетки, неприятно исчезают эхом где-то между этажами. Айзава чувствует себя уставшей, раздраженной и бессмысленно нервничающей. — Ты пропустила тренировку, — хмурится она. — Да. — Ты не отвечала на телефон. — Естественно, — Накамура немного морщится, чуть меняя положение. — Он ведь остался в уликах. — Что с тобой, черт возьми? А Хайке все также сидит с закрытыми глазами. — Просто хочу немного отдохнуть. Шота наклоняется, тянется пальцами к лбу Накамуры и получает от нее удар по руке. И без того надломанный самоконтроль Айзавы не выдерживает, лопается, хаотично разваливаясь на болезненные кривые кусочки. Она резко опускается на ступеньку и хватает Накамуру за плечо, разворачивая лицом к себе. Хайке шипит и вцепляется в ее запястье, пытаясь убрать руку. Наконец открывает глаза, испепеляюще смотрит исподлобья. — Какого черта с тобой происходит? - злится Шота. — Да какая разница? - раздраженно отвечают ей. — Ты… — Айзава не договаривает, потому что ее щеки стискивают рукой, сдавливая губы в нелепую бабочку. Накамура зло и болезненно смотрит ей прямо в глаза. Шота в ответ смотрит не менее агрессивно. Они путаются в руках и лентах, которые Айзава пытается перехватить, чтобы стянуть Накамуру в кокон. Узкая лестница не дает места ни для каких маневров, дребезжит перилами от ударов. В конце концов, они скатываются по ступенькам ниже, на площадку, глухо стукаясь спинами о бетонную поверхность. Хайке шипит, вскрикивает словно от сильной резкой боли и это заставляет Шоту на секунду испуганно остановиться. Накамура высвобождает свои руки, хватает Айзаву за запястье, сжимая пальцы до белых костяшек. Она тянет одну из петель ленты, стягивая ее на плечах Шоты. — Сенсей, — Яойорозу растерянно, но деликатно кашляет в кулак. И они замирают. Момо стоит на ступеньках перед ними, держа в руках небольшой футляр. В повисшей неловкой тишине героини медленно убирают руки друг с друга. Шота плавно разжимает пальцы, которыми вцепилась в ворот чужой рубашки. Хайке выпускает из рук ленту, убирает короткие пряди белых волос с мокрого лба. Айзава закрывает глаза и считает до 5, пытаясь успокоится. Все это время Яойорозу внимательно смотрит на лампу на стене, тактично делая вид, что ничего не видела. Накамура, упирается ладонями в вытянутые перед собой ноги, и, как ни в чем не бывало, натягивает на бледное лицо какое-то буддийское спокойствие. Она улыбается Яойорозу, когда та заканчивает подробный осмотр осветительного прибора. — Вот, — ученица протягивает ей небольшой черный пенал. — Спасибо, — кивает Хайке и подмигивает ей. — Я позже тебя отблагодарю. Момо смущается, пряча едва заметную улыбку за ладонью, нечленораздельно произносит что-то вежливое в ответ. Перед тем как уйти, она оглядывается на Айзаву, смотрит вопросительно и тревожно. Шота кивает ей, небрежно машет ладонью, что все в порядке. Яойорозу это не особо успокаивает, но она уходит, оставляя их с Накамурой одних в звонкой тишине пустой лестницы. Они устало откидываются спинами к холодной стене. Хайке почти неслышно шипит, прикусывает губу, на несколько секунд закрывает глаза. Одной рукой она упирается в ногу чуть выше колена. Ее пальцы сжимают мышцы до белизны в костяшках, словно вот вот проткнут тонкую ткань брюк. Всё, что хотелось Айзаве сейчас, это отвесить Хайке хороший подзатыльник или пнуть под тощую задницу, накричать на неё как на своих студентов, когда они совершают вещи невероятного уровня тупости. Злость пульсировала темным липким сгустком где-то на подступе к горлу, вышибала из головы все рациональное и взвешенное. — Ты… — начала Шота, но остановилась, услышав как Хайке втянула воздух сквозь сжатые зубы. — Тебе… Губы Накамуры сжимаются в тонкую линию, она откидывает голову назад, звонко стукаясь затылком о бетонную стену. Перед лицом Шоты взлетает тонкий бледный указательный палец, рука немного дрожит. Хайке зажмуривается, еще несколько раз шумно втягивает воздух через нос, глубоко и медленно. — Это просто спазм мышц из-за старой травмы, — она открывает глаза и внимательно посмотрит Шоте в лицо. Серьезно и пронзительно. — Скоро пройдёт. Не надо за меня беспокоиться. Можешь уходить. — Как скоро? Хайке кривится и опускает руку, все это время поднятую перед лицом Айзавы. — Скоро. Пожалуйста, уходи. — Я не уйду. — Какая же ты…! — Хайке прерывается, снова зашипев и сжимаясь от боли. Шота не может точно разобрать, что за слова бывшая напарница цедит сквозь зубы, но это похоже на немецкий. Как по щелчку тумблера, злость резко схлынула, выбрасывая задыхающуюся Шоту на берег, оставляя после себя холодное склизкое ощущение. Рука Айзавы зависает над дрожащим тощим плечом, не решаясь дотронуться. — Почему ты так не хочешь, чтобы я тебе помогла? Где-то в пустоте между ребрами словно надламываются сухие тонкие ветки. Зачем она начала драться с ней? Зачем начала кричать? Ей становится стыдно и неловко за себя, хотя желания извиниться от этого не появляется. Хайке сипло и коротко смеется, косится покрасневшими глазами на хмурую Шоту, нерешительно убирающую от нее свою руку. — Не знаю, — просто говорит она. — Наверное какая-то глупая гордость? Айзава молчит, наблюдает, как девушка медленно распрямляется, подрагивающими руками берет с пола черный футляр, принесенный Момо. — Не хочу быть жалкой в твоих глазах? Хочу чтобы все было по-старому? — она опять усмехается. — И при этом не хочу, чтобы ты давала мне второй шанс. — Замок на футляре мягко клацает и она вынимает два странных прямоугольника с жидкостью внутри. — Этому же должно быть какое-то рациональное объяснение, да? Хайке вздыхает устало, как вздыхают люди смирившиеся с чем-то. Плохо слушающимися пальцами срывает пластиковые обертки. В нос ударяет резкий больничный запах антисептика. Шота внимательно наблюдает со стороны, как Накамура с трудом расстегивает рубашку от ворота до груди, оголяя свое плечо, и прижимает к нему один из прямоугольников. Звонкий и резкий щелчок эхом отражается от гладких стен. Через пару секунд пустой корпус падает обратно в пенал. Хайке небрежно выдергивает рубашку из-за пояса и наклоняется вперед, почти упираясь лбом в свои колени. Она заводит руки за спину, задирает рубашку сильнее, сминая мокрую от пота белую ткань, привычными движением пальцев отсчитывает выступающие позвонки, и прижимает автоматический шприц чуть ниже тонкого бледного шрама. Будничность её движений гипнотизирует и пугает Айзаву где-то глубоко внутри, на подкорке. Из оцепенения в реальность ее выдергивает новый отчетливый щелчок. Внутри все тошнотворно переворачивается от непривычной совершенно детской растерянности. От смеси желания помочь и того, что эту помощь не примут. Хайке тяжело дышит, неторопливо разгибается обратно и заваливается в бок, в угол маленькой площадки, прислоняясь лбом к стене. — Унизительно, не правда ли? — шепчет она. Шота проводит рукой по лицу, убирает волосы со лба назад, хотя они сразу возвращаются на прежнее место. — Хайке, — с трудом начинает она. — Можешь на пару минут засунуть свою гордость, или что там у тебя, в задницу? Накамура немного растерянно усмехается, смотрит на Айзаву из-под полуприкрытых век. — Возможно, — проговаривает она немного заплетающимся языком. — Ты можешь рассказать мне, что с тобой? Девушка медленно моргает, переводит взгляд с Шоты на свои руки, расслабленно лежащие на бедрах. В повисшей тишине слышно глухие неразборчивые звуки с тренировочных площадок неподалеку, голоса учеников, проходящих мимо эвакуационных дверей. — Я облажалась, — неторопливо начинает Хайке. — Мне раздробили ноги, повредили позвоночник. Врачи с причудами собрали меня практически заново. С нервами получилось не идеально, но это небольшой побочный эффект за возможность сидеть не в коляске, а ходить самостоятельно. Она говорит с паузами, старательно проговаривая слова, как человек, который пытается не уснуть после тяжелой смены. Айзава не спрашивает, можно ли Накамуре драться или бегать, или, что там она уже успела за это время. Как бесполезно спрашивать и останавливать Тошинори, кашляющую кровью. — Ты тупая и упертая, — сипло говорит Шота, вместо всех нравоучений, которые действительно хочет сказать. — Знаешь, как работают миорелаксанты? — последнее слово дается Хайке с большим трудом. — Не помню, когда последний раз ела, — она отлипает от стены и немного морщится, сгибая ноги в коленях и подтягивая к себе. — Но, переступая через гордость, мне бы хотелось чтобы туалет был рядом. На всякий случай. Шота трет лицо, тягостно вздыхает и смотрит на растрепанную Накамуру, которая медленно пытается встать. — Я отнесу тебя в медпункт, — говорит Айзава, подхватывая ее, когда она начинает падать. Хайке упирается рукой в стену, отстраняясь, отрицательно трясет головой и едва заметно хмурится. — Моя комната. — Ты даже сейчас будешь спорить со мной? — возмущенно спрашивает Айзава и притягивает ее к себе за талию, не давая сползти по стене обратно на пол. — Серьезно? — Да, — отвечает она куда-то в сторону. Айзава раздраженно поджимает губы и берет ее на руки, как какую-то принцессу. Помогает себе лентой надежнее ее зафиксировать. Накамура рассеяно запахивает ворот помятой рубашки, смотрит в сторону, старательно делая вид, что ей не неловко и не стыдно за всю эту ситуацию. Хайке бледная, взмокшая, худая, слабо упирается пальцами в черную ткань геройского костюма Сотриголовы. Она совсем не тяжелая. Гораздо легче, чем Шота ее помнит. Болезненно хрупкая, словно растрескавшаяся, вот-вот и развалится на острые осколки. Айзава невольно вспоминает Тошинори, укутанную в желтый спальник, хрипло дышащую, но все равно успокаивающе улыбающуюся в ответ. Люди, сгорающие до основания за свои цели, вызывают восхищение. Их мотивы и жертвы можно понять и рационализировать. Но когда это важные для тебя люди, то кажется, что они просто дураки. Просто упертые дураки. Шота отталкивает ногой эвакуационную дверь, жмурится от яркого солнца. Снаружи тепло, гораздо теплее, чем на пустой бетонной лестнице. Они спокойно и молча добираются до общежития, обходя учебные корпуса. Встречают только нескольких студентов, которым Айзава просто кивает, и они вежливо ничего не спрашивают, хотя выглядят обеспокоенными. На середине пути Накамура все же засыпает и Шота аккуратно чуть ближе прижимает ее к себе. Уже у двери в ее комнату Айзава напряженно хмурится, пытаясь угадать код от электронного замка. Она вводит старый, который когда-то давно называла ей Хайке, а она зачем-то запомнила. Небольшой экран молчаливо мигает красным. Айзава устала. Просто до чертиков устала. Она задумчиво смотрит на беловолосую голову, утыкающуюся ей в шею. Проводит тыльной стороной ладони по мокрому лбу, осторожно убирая с него прилипшие белые пряди. Накамура неразборчиво мямлит что-то, немного вздрагивая во сне. В каком-то естественно жесте, Шота закрывает глаза и мягко касается носом тонких волос, едва уловимо пахнущих чем-то свежим, похожим на тающий лед или очень холодный зимний воздух. — Скажи мне код от двери. Рука Накамуры ложится на лицо Айзавы, немного проскальзывая вверх, задирая ее голову. Хайке со всем доступным ей усилием пытается отстраниться, но ее держат крепко. Она тянется другой рукой к кодовому замку и, немного мажа по кнопкам, вводит пароль со второго раза. — Опусти меня, — тихо говорит она куда-то в сторону. Ее ладонь все еще упирается в лицо Шоты. И через запястье, прислоненное к губам, Айзава отчетливо чувствует бешеный пульс. Это даже кажется ей умилительно смешным. Она ничего не отвечает и заносит сопротивляющуюся Накамуру в комнату, только после этого опускает ее на пол и освобождает от ленты. — Этого достаточно, — Хайке упирается руками себе в лицо. — Спасибо. В углу комнаты свалены мятые рубашки, в другом — друг на друга составлены коробки с кучей разных надписей от руки, на большом рабочем столе аккуратно разложены стопки бумаг и открыты сразу два ноутбука. Своего рода систематизированный беспорядок. Накамура пытается снять ботинки, но у нее это получается очень плохо. Она глухо ругается, трет запястьем лоб и неожиданно сипло смеется. И, наконец, смотрит Шоте прямо в глаза. — Ты разве прямо сейчас не на работе? Тебе не пора? Айзава садится на пол напротив нее и начинает неторопливо расшнуровывать ее обувь. — Раненая девушка на моем районе, — Шота обхватывает рукой ее лодыжку, чтобы удобнее снять ботинок. — Разве не подходящее оправдание? Хайке грустно усмехается, рассредоточено наблюдает за движениями Айзавы. Она растерянно мешкает, когда Шота протягивает ей руки, чтобы помочь подняться и дойти до кровати. Отрицательно качает головой, когда ей предлагают попить воды. — Я все еще зла на тебя, — очень спокойно и мягко сообщает Айзава. Она садится на кровать и протирает лоб Накамуры холодным мокрым полотенцем. Хайке молчит, лежит с закрытыми глазами, сложив руки под грудью. В голове у Шоты пусто. Сквозяще тихо. А между ребер неприятно колет тонкой иглой. Она со шлепком кладет полотенце Накамуре на глаза и бездумно смотрит на нагромождения коробок, сама не зная сколько времени. Зачем столько всего только на один семестр? — Что я должна сделать чтобы ты ушла? — Хайке убирает с лица полотенце. Айзава пропускает вопрос мимо ушей. Накамура тягостно вздыхает. Она садится, помогая себе все еще ватными руками и упирается холодным лбом Шоте в плечо. — Слушай, со мной ничего страшного. Правда, — она говорит медленно, но уже гораздо лучше. — Тошинори-сан и вовсе все время кашляет кровью. Это ведь часть профессии, разве нет? Не стоит делать из меня кого-то особенного. Айзава смотрит на тарелку с красными яркими яблоками, стоящую на краю стола, среди папок с документами. Слышит тихое дыхание Хайке и как где-то раздражающе тикают часы. Чувствует, как чужой лоб не сильно давит на плечо. Постепенно ощущает его холод, даже через плотную ткань костюма. — У меня не получается, — голос звучит устало и ровно. — Что? — непонимающе спрашивает Накамура, поднимая голову. Они встречаются глазами и Шота еще раз тихо повторяет: — Совсем не получается. Пальцы плавно ложатся на затылок медлительной Хайке. Накамура замирает, даже дышать перестает. Айзава проводит большим пальцем по очерченной челюсти, внимательно смотрит на все еще покрасневшие глаза. Катись оно все. Шота притягивает ее к себе. Пальцы Хайке пытаются уцепиться за грубую ткань геройского костюма. Айзава не дает ей успеть что-то сказать, целует холодные сухие губы. Давно надо было так сделать. Но внутри, в клетке из далеко не один раз сломанных ребер, почему-то совсем не становится легче.