Сherche l'homme

             — Приветствую. Это Алик.       — Ого!       — Ты в городе?       — Да.       — Как со временем? Сегодня? Завтра?       — Э-э-э… Ты меня опять к своему опекаемому приглашаешь?       — Он приглашает.       — Вот те на… Я же ему не понравился?       — С чего ты взял?       — Он сам так сказал.       — Мне он сказал совершенно иное. И ты вообще поменьше анализируй его выходки. Он иногда может себе позволить.       — Он может, а я нет. Я не приду. Договор я выполню, но придётся тебе, Алик, поискать другого ублажателя.       — Стоп, стоп! Что случилось, друг? Какие претензии? — даже через расстояние почувствовалось подобие паники.       — К тебе никаких претензий, только сочувствие. Кем бы он ни был, я не желаю, чтобы меня унижали, — такой ответ я заготовил уже давно.       — Странно…       — Так что счастливо. — И я поспешил нажать «отбой».       Чёрт! Работа сразу встала. Даже после часовой прогулки. Даже после звонка Сержа. Даже после ветреной ночи, которая билась в стёкла, будя какие-то то ли надежды, то ли предчувствия. Не работалось. Диалог главного героя с копом-пьяницей никак не ладился. У Пуэртоллы следователь был подшофе, а у меня как будто просто заикался. И я точно знал, что это из-за Аликова звонка. И ведь он не перезванивает… Ни вчера, ни сегодня…       Уже вечером звонок в дверь! Возможно, сосед-активист, он вечно с какими-то петициями против всего и всех таскается по квартирам. Открыл. Алик. Отодвигает меня и проходит в комнату.       — Прости, что нагрянул, но я же знаю, что по телефону это не решить. Нехило у тебя книг! Это на французском? Ле-е-эгоисте романтике… Одинокий романти́к. — Алик интерпретировал название романа Бегбедера. — Про секс?       — Не совсем, хотя и о нём.       — Евгений, он готов перед тобой извиниться. Для меня факт, что он кого-то унизил, совершенно нов. Никогда такого не было.       — Раньше были азиаты?       — Я тебе больше скажу, раньше были не говорящие по-русски.       — Понятно. Они могли просто не понимать, что он их оскорбляет. Значит, нужно вернуться к такому варианту.       — Нет. Он желает тебя. Сказал, что надоело ему мясо, хочет человека. — О как! Я удивился совпадению и несовпадению ощущений, но виду не подал. — И знаешь, это похоже на срыв. Всего неделя прошла. У него такие просьбы не чаще раза в два, а то и три месяца. А я ещё и отсутствовал три дня, как приехал вчера, он сразу мне: «Звони!»       — Ну, у тебя и работа… — Я тянул время, раздумывал.       — Нормальная работа, решаю проблемы. Поехали. Сначала думал денег больше предложить, но полагаю, что могу этим всё испортить.       — Хорошо. — Я решил не ломаться. — Но в этот раз я съем сначала твою пиццу.       — Без базара! — Алик выдохнул и практически побежал вон, боясь, наверное, что я передумаю. — Ну, всё, жду внизу!       Извинений не было. Только сразу, как за мной закрылась дверь, без всяких там вступлений:       — У тебя повязка на глазах, а я могу завязать себе рот.       — Рот? Нафига ты мне с завязанным ртом?       Разве бы я сказал так Сержу? Хотя он и был пассив, у меня никогда даже не возникало мысли доминировать. Свою верхнюю позицию я не считал преимуществом, никаких глупых делений на «мужскую» и «женскую» роли не было. Откуда у меня этот тон? И эта уверенность, что он сам подойдёт, разденет, будет целовать, примет в рот…       Мелькнула мысль, что это манипуляция. Что те глупые обидные слова в прошлый раз и мерзкое хихикание были продуманным ходом. Даже если это так! Он не хочет зефирных прикасаний и робкого дыхания. И я не хочу. Возможно, для него позиция подчинения была случайна и в новинку. До идиотских отношений господина-раба мы всё равно не дойдём, но… но… как он хорош внизу.       Я тоже его раздевал. Рубашка из плотной ткани, под ней футболка, джинсы с широким ремнём и тяжёлой бляхой, на штанах по боковому шву вшито что-то металлическое, похожее на крупную молнию. Прикид не деловой… Впрочем, об этом я вспоминал уже дома. Как и сам секс. Очевидно, ему нравилась поза, когда я сзади, нравилось самому раскатывать презерватив и когда его целуют в живот.       До утра я всё равно не остался. Он меня разбудил и в этот раз без хамства:       — Тебе пора.       Дома я был уже в три. Эта их конспирация утомляла, честно говоря, вся сладость от утомительного секса исчезала по дороге, да и возвращалось чувство, что оказал услугу и «тебе пора». И отныне как вызовут, так и будешь к телу допущен. Через неделю ли, через месяц, а то и никогда…       Но вышло не так. На следующий день за мной опять приехал Алик. И через день тоже. Теперь мне казалось, что повязка как раз только разжигает страсть. Как-то в пылу она почти съехала, и я разглядел кусок тела. Несмотря на полумрак, мне показалось, что кожа на плече слишком темная, а на груди, напротив, белая… Он не заметил, а я решил сохранить честность. Договор есть договор.       Через неделю ночных встреч Алик, который, надо сказать, был с каждым разом всё угрюмее, заявил:       — Завтра он уезжает. По делам.       — Навсегда?       — Нет. На три недели.       — Почему он не сказал?       — Мне кажется, что вам некогда говорить, — недовольно буркнул Алик. — Я хотел попросить. Давай я скажу ему, что ты тоже уезжаешь.       — Зачем?       — Нужно, чтобы он не сорвался, чтобы не умчал встречаться с тобой. Вам нужен перерыв.       — Хорошо. Я согласен. Мне тоже нужно время, дедлайн по работе.       — Ты переводишь роман?       — Да. — Говорить было трудно, хотелось спать, шум в ушах, и тянуло в пояснице.       — Вам нужен перерыв. Потому что мне уже трудно, трудно… чёрт… какая может быть пробка ночью? Становится уже невы…       Я засыпал, стекал по кожаному дивану ниже и ниже… Мой любовник сегодня был очень напорист… это потому, что уезжает. Мы трахались на балконе, на холодном кафеле под шум неспящего, суетящегося города. В рот лился алкоголь, заедать можно было только какими-то сладкими сухофруктами. Он включал музыку, какая-то хардовая трагическая композиция. Вокалист пел на английском. Но не-е-е-т… меня не обманешь. Он не америкос и не британец. Немец? Поляк? Украинец?             Откроется сошедшему с ума             От холода и снега пешеходу,             Что самое святое время года             Не осень даже, а она — зима…       Что-то типа этого... «зима оплачет» и «память уснёт», «оцепенеет сердце», а он… как это там переводится? Увидев некий образ, будет просто думать, что где-то это уже видел, дежавю, ничего не заболит. И я это уже слышал, где-то слышал… И ещё он сегодня назвал меня по имени. Это был взрыв, это был спазм, демон ночи меня знает по имени? Или это было видение, нет, слуховая галлюцинация… я схожу с ума.       Мне нужен перерыв.       Мне нужен таймаут.       Стоппинг.       Пауза.       .       Текст закончил вовремя. Доволен собой. Те двести читателей, что купят книжку Пуэртолла, должны быть довольны. Жизнь хороша…       Зачем включил этот музыкальный канал? Никогда не смотрю и, как мне казалось, не оплачиваю…       — На красной ковровой дорожке появляется Марк Гаршуни со своей группой. — Длиннолицая ведущая писалась кипятком от самой себя, такой неестественно загорелой в белой накидке на половые органы. — Новые хиты: «Чамамба», «Погугли» и, конечно, моя любимая… а-а-а… «Твои шаги» — этот альбом претендует на «лучший рок-альбом года»! Марк, Марк! Скажите, как вам удаётся из года в год создавать хиты?       — Это труд, труд и моя команда! И, конечно, моя Дуня… — К красавцу-рокеру прижималась не менее красавица, полногрудая брюнетка в золотом платье.       И тут…       В кадре появился Алик. И исчез. У рокера обе руки — тёмные реки татуировок. В ушах кольца и звёзды. Короткие волосы. Вновь Алик! Он! Это он, пузатище! Он подносит микрофон этому рокеру. Что-то с основным случилось… Рокер что-то говорит… что-то о музыке… о му-у-у… ру-у-уки в татуировках, густо, до черноты… Рубашка расстёгнута, открывая белую безволосую грудь и тонну цепочек. Врубили музыку — как визитку, как вывеску, на неоригинальном английском…             Да я живу, но я убит.             Зима за нелюбовь простит,             И заметёт твои следы…             Здесь я-а-а, там ты, здесь я, там ты...             Здесь я, там ты, здесь я, там ты-ы-ы…       Надо выпить. Мне мерещится. Везде мерещится он. Прошло две недели. Алик сказал ему, что я уехал во Францию на деловую встречу… позвонят только через дней пять. Ведь у нас перерыв.       Нет. Не мерещится. Это он. Я как будто чувствую его кожу, форму ушей и подбородка. И рядом с ним Алик. Никто его не видит. Я вижу. Рядом с ним Алик. Люди! Это Алик! Озабочен и деятелен. Марк улыбается, и Алик… Марк повернулся и кому-то машет, и Алик туда же…       Марк. Красивый, мужественный, с несколько презрительной улыбочкой.       Открыл браузер. Читаю. Слушаю. Один из самых популярных и узнаваемых… основатель и бессменный участник… Альбом группы в чарте… Марк Гаршуни снялся в фильме… Передача Марка Гаршуни о настоящих мужчинах… Новый клип Гаршуни… Марк приглашен на… Фан-клуб «Гаро» и Марка Гаршуни организовал… Марка Гаршуни пригласили в жюри шоу…       Это МОЙ Марк.       Открываю информацию «личная жизнь».       «Начиная с 2010 года певец встречался с актрисой Региной Ракитой, с 2012 года — с моделью Мариной Калининой, которая заявила о том, что родила от Марка сына Святозара, певец согласился помочь Калининой с обеспечением, но отказался признать ребенка. С 2014 года в браке с Дуней Мельниковой. С будущей женой он познакомился на экстремальном шоу «Потерянный остров». В браке родились близнецы — Роман и Рем. Свободное время Гаршуни проводит в гараже среди коллекции мотоциклов.       Рассматриваясь в стране как секс-символ, Гаршуни был назван одним из «10 самых красивых людей в восточной Европе» по версии журнала «People» в 2018 году. Отказался от упоминания его имени в рейтинге журнала «Gay Wired» — наиболее влиятельных мужчин мира медиа».       Это МОЙ Марк?       Он в браке?       У него есть дети?       И даже двое... Мальчик и мальчик.       Я смотрел и смотрел на фотографии, читал статьи, обзоры, рецензии и наконец слушал музыку… И этот долбаный депрессивный медляк! От которого только холод и безнадёга.             Зима погасит ревности пожар.             Сорвет метель былой любви афишу.             Твоих шагов блаженно не услышу,             Замерзшим сердцем пропущу удар.       Музыка не моя. Понты и какофония местами. Моя музыка — это ненавязчивый чиллаут, в крайнем случае Ковач или «Колдплэй». Но это… По нервам. В контрудар. И под дых. Раскатисто, нервно и до спазма.       Как у него может быть жена? Как?       Как у него могут быть дети?       Мальчики?       Некстати вспомнил, почему вдруг включил телевизор. Ах да, я сдал перевод Пуэртолла. Отпустили метафоры и фразеологизмы, подборы и непереводники. И я опустился до пива и телевизора. Пьяненький, но не могу заснуть…       Возвращаюсь к этим статьям…       Рассматриваю руки в густом тату. Руки почти чёрные. Смотрю концерты по «Ютубу». Брутальный, маскулинный, в жутком гриме, харизматичный Марк. Пытаюсь наплевать на всё и лечь спать.       Возвращаюсь к этим клипам… передачам… интервью…       Ещё пару раз среди свиты мелькнул Алик. Несмотря на пьяный глаз, я остановил кадр и удостоверился. Он! Он падлюка!       Утро вечера мудренее. Никаких пьяных соплей. Только решимость и пустота. Без работы, без мечтаний, без иллюзий.       Алик позвонил только через пять дней (пять дней терзаний и алкогольного дурмана).       — Мой любовник — это Марк Гаршуни? — сразу спросил я.       — Ну… э-э-э… так это ж… откуда ты…        Значит, он.       — Алик, в этот раз точно всё. Передай ему, что я умер. Или что-нибудь придумай. Я не могу трахаться с отцом двоих детей. Беспокоиться не стоит. Я нем! Скажи ему всё как есть. Сherche un autre homme.*       — Что? Евге…       Я отключился. От него. От ситуации. От всего этого бреда. Буду вновь марафонить, худеть, качаться и добиваться нового перевода. В сухости, воздержанности и пока в сытости.       Мой перевод одобрил сам Пуэртолла, что бы это ни значило… Откуда ему знать русский? Однако за приглашение в Париж я был благодарен. Два месяца депрессии выжали из меня все силы. Нужна была подпитка луковым супом, вихрем вишневых лепестков, тёплой брусчаткой наклонной площади перед Помпиду, клейковиной багета с семечками, лёжа на лужайке Марсова поля, наполняя глаза звёздами Эйфеля и Млечного Пути одновременно.       Ромен Пуэртолла оказался несколько надменным и скользким типом. Поговорили ни о чём. Идея его новой книги меня пока не вдохновила. Но, видимо, таков был замысел издательства — нас познакомить. Да и я не против.       После встречи на Риволи я прошёлся по улице du Temple. ЛГБТшное семицветье на дорожной зебре, радужные флаги у кафешантанов, сладкие парочки с чихуахуа, сидящий на пороге протестантской церкви священник со стопкой комиксов, барабанные звуки бунтующих «желтых жилетов» и полицейские гуделки издалека. Всё это замена настоящим и каждодневным проблемам и переживаниям. Нашёл пустое местечко внутри кафешки. Заказал десерт и рислинг. Подключился к вай-фаю и погрузился в новости и погоду. Пока вдруг напротив меня не решил кто-то сесть! Неужели нет свободных мест?       — Dеsolé, occupé**!       Но мужчина сел. Короткие тёмные волосы, серые глаза, два гвоздика в ушах, через закатанные рукава футболки густая вязь татуировок, кольца на мизинцах.       — Привет.       Это Марк.       Я оглянулся. Через два ряда за заставленным бокалами и тарелками столиком мне помахал рукой Алик, виновато улыбнулся и пожал плечами.       — Значит, всё-таки глаза голубые? — Марк прищурился. — Объясни мне почему?       Я понял, что это не о цвете глаз.       — Алик должен был рассказать. — А сам жадно рассматриваю его.       — Он нёс какой-то бред. Скажи мне сам, здесь и сейчас. Ты понял, кто я, и что это меняет?       — Я не могу трахаться с женатым мужиком с двумя детьми.       — Это ты про Дуню?       — И про ваших детей.       — Про её детей. Я их обожаю, но у них есть свой папа. А наш брак фиктивный. Мы с Дуней хорошие друзья.       — Но столько фотографий… видео… — Я не верил.       — У меня хороший пиарщик, умеет городить ширмы. — Марк кивнул в сторону Алика. — Он настоящий профи и помог не только мне. С ним я как за каменной стеной. Вернее, как в тюрьме. Но, похоже, здесь, в Париже, моя Бастилия рухнула. Он никак не мог предположить, что ты окажешься здесь.       — Как в тюрьме? — Я тормозил.       — Где ты живёшь в Москве?       — По Космонавтов…       — Хм… — Он ухмыльнулся. — А Алик меня возил на Кутузовский!       — Зачем?       — К тебе! — практически закричал Марк. Все французы-нефранцузы испуганно повернулись на нас. — А тебя не было дома! Не сука ли он?       — Сука, — тихо подтвердил я и покосился на специалиста по конспирации.       — Но я всё равно тебя нашёл. — Он взял меня за запястье. — Что скажешь?       Я пока плохо соображал, но эта весна и измотавшая меня депрессия заставили меня ответить:       — Что ты меня нашёл… И, видимо, началась весна. ______________ * Сherche un autre homme — с фр. «ищи другого мужчину». **Dеsolé, occupé — с фр. «простите, занято».