***
Он возвращается в свою комнату через полчаса после отбоя. Тихо открывает дверь, чтобы не разбудить товарища, крадётся на цыпочках мимо его кровати. Поттер едва дергается под одеялом, переворачиваясь на спину. — Ты ради неё мою мантию брал по вечерам, да? — Пруэтт вздрагивает, не ожидавший, что Флимонт проснётся, он делает шаг назад, упирается спиной в открытую дверцу шкафа, та под весом парня начинает закрывается, и он с грохотом падает на пол. — По крайней мере, теперь я точно уверен, что ты разговариваешь со мной, а не бормочешь во сне. — отзывается Игнатиус с пола. — Так ради неё? — настаивает на ответе Поттер. — С Арфангом успел поговорить? — Прости, я должен был догадаться сам. — он садится на кровати. — Я все ещё их всех ненавижу, отвратительные зазнайки, играющие против правил. Но если ты серьёзно влюблён в неё, то я по крайней мере могу попытаться тебя понять. — Не обобщай, и с нами так много всего случилось за годы в школе, что едва ли мы сами не превратились в этих самых зазнаек. — устало произносит Игнатиус, чем больше он общается с Лукрецией, чем больше слушает про ее однокурсников, тем меньше видит разницу между ними. И тем больше ненавидит всю сложившуюся ситуацию. — Ты больше не придёшь на наши собрания. — голос Поттера звучит твёрдо. — Это был не вопрос? — поднимает бровь Пруэтт. — Ты все ещё мой лучший друг, но больше не с нами. — каждое слово будто застревает у Флимонта в горле. — И с Уизли будет меньше конфликтов. Пруэтт почти минуту смотрит на тёмный силуэт друга на кровати. Потом делает шаг к своей, бросает на пол сумку и, не раздеваясь и не включая свет, ложится под одеяло. — Хорошо. — внутри весь вечер был вихрь из эмоций, вопрос, «что делать дальше?» оставался нерешённым, когда он заходил в свою комнату. Теперь горло жгло от обиды, но забитый в угол и затравленный кусочек его души, принадлежавший семье и Лукреции, радовался.***
— Здесь занято. — Гермиона даже не утруждает себя тем, чтобы поднять голову, она и так прекрасно знает, кто занимает свободное место рядом с ней. Это точно не Алектус, который не отходит от Дианы ни на шаг, и не Вальбурга, которая временно становится напарницей Эдда, поспорив с ним ещё утром, и, к сожалению, не Лана, которая случайно промахнулась с местом и обнаружила себя около Джордана, удивительное стечение обстоятельств. Она им всем это потом припомнит. Грейнджер слышит его аромат от двери, он бы никогда не опустился до маггловского флакона туалетной воды, как это делают многие волшебники в её времени, и точно бы не стал пользоваться популярными волшебными духами, которые стоят на полочках у каждого второго ученика школы в этом времени, Том словно сам смешивает запахи, и потому резко выделяется из толпы даже своим ароматом. А ещё она чувствует напряжение внутри каждый раз, начиная с Хэллоуина, когда он оказывается рядом с ней в четырёх стенах, словно они противоположные полюса магнита, и их тянет друг к другу. Раздаётся щелчок от открывшегося замка его портфеля, на парте возле котелка появляется свиток с домашним заданием и учебник. — Конечно занято, мной. — равнодушно бросает Риддл и садится на стул. — Не нравится, можешь пересесть. Он не может объяснить себе, зачем это делает, ведь Орион занял ему место, как и Абраксас, он мог сесть с кем-то из них, но свободное место рядом с девчонкой словно приманило его к себе. Она манила к себе. Надо бы убраться отсюда. Но это будет выглядеть, как слабость, Том не может себе этого позволить. А потом он слышит ее холодный голос и сталкивается взглядом с ее глазами полными злости. Внутри нарастает раздражение. Она должна быть счастлива, что он садится с ней рядом, должна быть счастлива, что он ее вообще замечает. Какого черта ты не счастлива, Афелия? — Было бы куда. — недовольно складывает на груди руки Грейнджер. Места около друзей Тома для неё закрыты. А ее друзья уже расселись по парам. К представителям других факультетов она садиться, само собой не станет. Теперь не станет, пока все они в трауре. Не хватало ей сейчас слушать их нытьё или соболезнования, что она оказалась на поляне одной из первых. Девушка ловит обеспокоенный взгляд Алектуса. Не может быть, у брата нашлась на нее секунда. Сбежать сейчас, значит сдаться, если Том хочет войны, он ее получит. Гермиона жестом показывает Лестрейнджу, что все хорошо. А когда брат отворачивается, она морщит нос, едва заметное движение, которое Риддл не упускает из виду, но больше Грейнджер никак не показывает свое недовольство, молча открывает учебник и поправляет ингредиенты, стоящие на столе. Афелия может злиться, сколько угодно. Но пока Тому приносит невыносимое удовольствие тот факт, что она осознаёт, что спорить с ним бесполезно, и делает так, как он хочет. А ненавидеть его за это она может сколько ей влезет, в конце концов, и он к ней особой любви не питает. — Слизнорт по секрету сказал, что сегодня опять устроит соревнование на лучшее зелье, хочу проследить за тобой, чтобы все было честно. — он наклоняется к ее уху, говоря, как можно тише, чтобы никто кроме неё не смог расслышать. На первом слове она чуть дёргается от неожиданности, но потом берет себя в руки, лицо замирает с маской безразличия, пока щеки едва трогает румянец. — Из нас двоих следить нужно за тобой. Том, сел бы к Флимонту, у него больше шансов тебя обогнать. — Давай добавим интереса, м, Лестрейндж? Будем соревноваться не только в качестве, но и скорости? — Том игнорирует её слова про гриффиндорца. Под хвост к Мантикоре Поттера, который ходит четвертый день подряд, как пай-мальчик, облачившись в черное. — Жаль, что вчерашние занятия перенесли на сегодня, я бы предпочла провести эту субботу в одиночестве, чем с тобой за одной партой. — тихо рычит Гермиона. — Вчера был важный повод для отмены, на который ты, кстати, не пришла. — Риддл откровенно издевается над ней, вызывая все больше и больше раздражения. Будто проверяя на прочность, действительно ли она равная ему, или просто показалось. Сможет ли он подчинить ее, или ненависть к нему пересилит в девушке страх и манеры. — Благо, я не староста школы, и не обязана быть на всех мероприятиях лицемерной сволочью. Должно быть тебе не просто соревноваться в эмоциях с весьма искренней Джин. — Может я тоже искренне сопереживаю бедной девушке. — губы Тома трогает улыбка. — Может я и правда похожа на идиотку? Риддл закусывает губу, но продолжает улыбаться. Милая, нежная, влюблённая Афелия, во что же ты превратилась? Я и представить себе не мог, что могу ненавидеть тебя сильнее, чем прежде. Слизнорт прерывает их диалог, давая задание. И они приступают к работе в полной тишине. Размеренно стучат серебряные ножи о дубовые доски. Потрескивает огонь под котелками, и иногда бьются об стенки котлов ложки во время помешивания. Риддл работает как всегда аккуратно, немного театрально двигает кистями, когда достает из баночек ингредиенты и нарезает их, когда перемешивает зелье и когда вдыхает пар, исходящий от котла, проверяя правильность своих действий. Гермиона скручивает волосы в пучок, и закрепляет их бесполезной на этом уроке волшебной палочкой. Расстёгивает пуговицы мантии, снимает и вешает её на стул, заворачивает рукава блузки. Прикусывает кончик пера, когда вчитывается в инструкцию в учебнике. Краем глаза Том старается следить за каждым её движением. До смешного простые, она буквально растворяется в работе, не обращая внимания ни на что вокруг. Он сам так обычно делает. И точно так же подчеркивает ногтем самое важное. Интересно, она делала так раньше? Делала, подчеркивала точно, именно так он её и вычислил. Но что ещё было раньше? В начале года он был так увлечён страхом, что она расскажет лишнего, что не придавал этому значения, а до этого… Существовала ли в принципе для него Афелия Лестрейндж раньше? Он не уверен, что уделял ей достаточно внимания, чтобы утверждать были эти привычки или нет. Она была таким обычным, незначительным атрибутом его жизни, навязчивым аксессуаром, не требующим сильно много ни внимания, ни ухода. Возможно, он даже Миртл уделил времени больше, поэтому она, в отличии от Лестрейндж, и оказалась мертва. Но он был определённо рад, что Афелия выжила. — Я всё! — взвизгивает Грейнджер, поднимая руки вверх. Выбившаяся прядь волос закрывает её лицо. И она сдувает её, отодвигая чуть в сторону. Растрепанная, немного покрасневшая от напряжения. — А я думал, тебя придётся вечность ждать. — Том тоже поднимает руки. Она фыркает в ответ. — Очень хорошо, просто прекрасно. — Слизнорт склоняется над их котелками. — Мисс Лестрейндж, вы меня поражаете, признавайтесь, ваш отец занимался с вами все лето? Это очень сложное зелье! — И отец и брат, — усмехается Гермиона. — Знаете, как сложно девушке жить, если она не разбирается в зельеварении? Чего не сделаешь ради собственной красоты. — профессор добродушно усмехается от её слов. — Том, вашим результатом я ничуть не удивлён. Как всегда, превосходно. Из вас выйдут отличные напарники, вы не думали сделать совместный проект для экзамена? — А чьё зелье лучше? — начинает Грейнджер. — Боюсь, что лучшее сегодня у мистера Поттера. — гриффиндорец победно усмехается, на секунду выходя из своего образа, заставляя Тома метнуть в него злой взгляд. — Афелия, заходите ко мне на следующей неделе, я вышлю приглашение, мне кажется, что это несправедливо, что вы не приглашены в наш клуб. — чуть тише добавляет профессор, потрепав ее по плечу и направляется к своей кафедре. — Ложись! — крик Джордана разносится по классу. Том было выставляет руку вперёд, чтобы дернуть Лестрейндж на себя, но вовремя одумывается, хватаясь вместо её руки за стул и наклоняется. Она в свою очередь вместо того, чтобы спрятаться, делает шаг вперёд на голос, как будто хочет защитить. Лана и Джордан, как, впрочем, и все остальные, успевают пригнуться под парты. Котелок Аббот дрожит сильнее, чем нужно. И вдруг его содержимое с шипением резко вырывается наружу. — Дементор! — первое, что слышит Том, после того, как все затихает, это шипение Афелии. — А на что ты рассчитывала, когда метнулась к ним, а не от них? — со смешком уточняет Риддл, пока остальные хлопают глазами. А профессор семенит через класс, чтобы помочь девушке. Идеальная Лестрейндж стоит в центре класса с ног до головы испачканная зеленой, липкой жидкостью. — Ещё одна колкость, и я тебя обниму. — все так же шипит девушка, повернувшись к обидчику и угрожающе разводя руки в жиже в стороны. Гораций взмахивает палочкой, в попытке очистить девушку, но зелье не поддаётся. — Этого мне ещё не хватало. — фыркает Том. — Мисс Лестрейндж, вам придется воспользоваться водой, чтобы все это смыть. С кожи и ткани это заклинанием не вывести. Хорошо, что все остальное в классе обработано… Мисс Аббот, что вы положили в свое зелье? — он охает и причитает, пока идет до парты ребят и определяет содержимое котелка. — И чем быстрее вы это отмоете, тем лучше, мисс Лестрейндж. — Профессор, вы не против, если я провожу Афелию в ванную старост, это ближе, чем идти в Подземелья? — учтиво спрашивает Том, и Гораций быстро кивает в ответ. Гермиона проклинает сорок четвёртый год и профессора Слизнорта за то, что кабинет для урока Зельеварений находится в противоположной части Хогвартса от подземелий Слизерина. Были плюсы и в Снейпе, перенёсшим его ближе к своему факультету. — Я сам провожу сестру. — вскакивает Алектус, отошедший от шока. — Это невозможно, Лестрейндж, ты не староста, у тебя нет доступа туда. А до Подземелий идти все ещё далековато. — спокойно отвечает Риддл. — Тогда Вальбурга. — не унимается парень. Гермиона переводит взгляд с одного на другого, думая о том, что было бы быстрее дойти до Подземелий в одиночку, чем ждать, пока они доспорят. — Мистер Лестрейндж, я уверен, что Том прекрасно с этим справится. С вашей сестрой все будет в порядке, а мисс Блэк ещё не закончила со своим зельем. — вмешивается Слизнорт. Ал тихо рычит в ответ и дарит Риддлу взгляд полный злости, но от едва заметной улыбки Афелии успокаивается. — Одну секунду. — профессор скрывается в подсобке и появляется из неё с пузырьком в руках. — Поможет оттереть жижу от одежды. Следите, чтобы не попало на кожу, эффект вам не понравится. Том забирает емкость из рук Слизнорта, на всякий случай ещё раз пробует очистить Афелию магией, игнорируя, что это не вышло у профессора, но убедившись, что против зелья волшебство бессильно, все ещё сдерживая смех, помогает ей выйти, открыв дверь. Сама Грейнджер за все это время не произносит ни звука, только иногда скрежещет зубами и морщит лицо. — Ты хихикаешь почти как девчонка, удивительно мерзко. — выдаёт Гермиона, как только за ними закрывается дверь. — А ты пахнешь так же, как твой брат после квиддича, — Том принюхивается, словно эксперт, — Хотя нет, хуже, чем вся их сборная. Это зелье просто чудо, вобрало в себя худшие качества, что могли быть, из сегодняшних ингредиентов. — Я не хочу даже спрашивать откуда у тебя информация о запахе нашей команды. — она толкает его в плечо, оставляя на чёрной мантии грязно-зелёный след от своей ладони. Риддл морщит нос, пока безуспешно пытается его убрать. — Зачем ты вообще решила к ним подойти, это же заведомо была провальная идея? — Думала, что успею нейтрализовать. Очевидно же. — Лестрейндж, которая хотела помочь? — он вопросительно выгибает бровь, Грейнджер заметно напрягается. — И в очередной раз Джордану и в очередной раз с зельем. Интересное совпадение. — Что ты имеешь в виду? — Забудь, вспоминаю о твоей прошлой жизни. — наиграно безразлично бросает староста. — Мы пришли. — он открывает дверь, пропуская девушку вперёд. — Я подожду тебя в предбаннике, если ты не против, — он усмехается. Прежняя Афелия, наплевав на все правила, попробовала бы затащить его дальше, но сейчас она краснеет от смущения и кивает, соглашаясь, что изрядно веселит Тома. — Вот полотенце, эльфы меняют их каждый день, можешь взять мои тапочки, чтобы не мочить ботинки. Он по-хозяйски роется на одной из полок. — Вы храните здесь свои вещи? — с удивлением спрашивает Гермиона, в ее времени старостам приходилось носить их с собой. — Не таскаться же с ними по школе? — между делом бросает Том, после чего выдаёт ей все необходимое. Грейнджер прижимает к себе мыло и полотенце и направляется по привычному маршруту. — Лестрейндж, мне нужно знать откуда ты знаешь дорогу к ванне? — опять этот тон полный издевки. — А? — твою мать. — Я не заметила, что с другой стороны тоже есть дверь. — она старается как можно безразличнее пожать плечами. — Так я в том направлении иду? — В том. Зелье забыла. — Риддл протягивает ей склянку. — Слизнорт сказал, что с ним надо быть аккуратной, оно точно не разъест мою кожу? — Гермиона старается переключить внимание парня. И действительно думает, что Афелия спросила бы именно это, вряд ли она умела по запаху определять ингредиенты зелий и делать выводы, как они могут подействовать среагировав друг на друга. — Знаешь, что, давай ты сейчас зайдёшь туда, разденешься и аккуратно передашь мне испачканные вещи, чтобы твоей коже ничего не угрожало, хорошо? А я сам уберу пятна зельем. — Том, — заговорчески начинает Гермиона, — нас никто не видит, можешь не притворяться душкой, тебе плевать на мою кожу. Да и мы оба прекрасно понимаем, что это все на выброс, жаль я не забрала свою мантию из класса, чтобы дойти в ней до подземелий. Он смеряет ее недружелюбным взглядом. — На тебя плевать, но не плевать на своё время. Так просто будет быстрее и проще. Давай ты не будешь спорить? — Тогда отдай мне свою мантию. — он в недоумении поднимает бровь. — Вдруг я закончу раньше, не голой же мне выходить. Он решает, что теперь проще с ней согласиться, стягивает мантию через голову, оставаясь в рубашке и брюках, и ещё через пару минут дверь приоткрывается и Лестрейндж выталкивает свою блузку и юбку. И зачем ты вызвался ее спасать? Том заворачивает рукава рубашки по локоть, аккуратно подцепляет пальцами вещи девушки, погружает каждую из них в отдельную раковину, расправляет испачканными местами вверх и заливает зельем. Хотел убедиться, что она совершенно тебя не интересует? Или что? Нет, не интересует, совсем нет. И как человек тоже не интересует. Вообще никак не интересует. Хорошо, что зелье задело ее, а не, например, Абраксаса, за него бы Риддл точно переживал, все-таки лучший друг, тогда пришлось бы проявить заботу. И хорошо, что это вещи не, например, директора Диппета, Том хотел бы показать себя перед ним с лучшей стороны, и сделал бы все от него зависящее, чтобы оттереть въевшиеся пятна. А так это всего лишь Афелия Лестрейндж. И Риддлу нет никакого дела ни до ее безопасности и комфорта, ни до ее мыслей о нем. Поэтому Том вытаскивает с полки любимую мочалку и, попрощавшись с ней, обещает себе выписать из магазина в Косом переулке точно такую же, а потом принимается тщательно оттирать пятна с белой блузки. Их не вывести! Не тому человеку ты бросила вызов. Афелия действительно появляется в дверном проёме раньше, чем Том успевает закончить. Его мантия ей сильно велика и ей приходится приподнимать ее при ходьбе и постоянно поправлять рукава, чтобы кисти были видны. Гермиона замирает. Тёмный Лорд во всей своей красе стоит, наклонившись над умывальником, вода то и дело брызгает ему на лицо и рубашку, а он с невероятным усердием растирает мочалкой зелье по ткани, словно от этого зависит его жизнь, не меньше. Будь это кто угодно, но не Том, Гермиона бы решила, что он о ней заботится, переживает. Но Риддл на это просто не способен. Тем более с ней. Она прочищает горло. — Хочу высушить волосы перед зеркалом, ты не против? Он поднимает на неё взгляд, мокрые распущенные волосы свисают с двух сторон от ее лица. — Ты намочила мою мантию. — он брезгливо морщит нос. Грейнджер усмехается, оставляя его реплику без ответа. Встаёт рядом с ним перед зеркалом и начинает приводить себя в порядок. Том вытаскивает ее одежду из раковины, проводит над ней палочкой, высушивая. — Я и сама могла это сделать. — Теперь можешь сама сказать мне спасибо. — Спасибо. — она вырывает блузку с юбкой из его рук и скрывается за дверью. — Ни одного пятнышка! Как ты это провернул? — раздаётся возглас, а ещё через пару минут появляется сама девушка. — Не все такие беспомощные, как ты. — фыркает Риддл, скрывая всеми силами своё удовольствие от ее реакции. Удивительно, она радуется, как ребенок, и эта радость делает его невероятно счастливым, принося абсолютное удовлетворение собой. Интересно, она делала так когда-нибудь раньше? — Знаешь, а надменность тебе идёт куда больше, чем забота. С последней ты становишься обычным. — тут же огрызается Гермиона. — Пошли, опоздаем на ЗОТИ. — как будто что-то хрупкое, только начинающее выстраиваться между ними, разбивается в дребезги. Что в целом логично, ведь Риддл не может быть заботливым, а Грейнджер, даже в теле Афелии, не умеет принимать помощь в полной мере. Том выходит из комнат отведенных под ванную старост с четким ощущением того, что Лестрейндж раздражает его больше, чем кто-либо из ныне живущих. Потому что рядом с ней, у него внутри зарождается совершенное новое чувство. Нет, желание. Желание обладать ею, подчинить её себе. И защищать. И заботиться о ней. Нет, всё это никак не связано с Афелией. Всё дело в магии. Том не может испытывать таких эмоций к человеку, только к магии, к силе, которую она порождает.***
— Мне кажется, или твой брат слишком много времени начал проводить с моей сестрой? — Эдд падает на диван рядом с Гермионой и протягивает ей свёрток с шоколадными конфетами. Она тут же запускает в него руку, доставая небольшой шоколадный шарик, тянет его в рот. И прокатывает языком по нёбу, заставляя расплавиться. — Нет, думаю, что это твоя сестра проводит слишком много времени с моим братом. — с видом знатока заявляет девушка. — Как она? — Сегодня ночью не плакала, успокоительные все ещё пьёт. И умело играет на чувстве жалости. Ещё пару дней подожду, ради приличия и расскажу ей, что ведётся только Ал. — Уверен, когда Том сказал, что нам всем надо стать ближе, он имел в виду далеко не отношения в открытую. — усмехается Розье. — Тебе жалко? — вздыхает Грейнджер. — Ты ведь тоже не поддерживаешь эту всемирную скорбь, правда? Не понимаю, почему мы должны убиваться из-за глупости Липсонов. — переводит тему Эдд. До этого он предпочитал говорить только об отстраненных вещах. — Тебе не кажется, что ты говоришь о смерти слишком смело? Неужели она не вызывает у тебя страх? — удивляется Гермиона, ей казалось, что все сторонники Волан-де-Морта так или иначе были одержимы вопросом победы над смертью. А значит и страхом перед ней. — Страх? Это единственное, в чем я на сто процентов уверен в своей жизни, как я могу её бояться? Мы ведь только к ней и стремимся все своё земное существование. — Но никто не хочет уходить слишком рано, думаю, люди скорбят не столько по Саре, сколько потому, что это вообще могло произойти в Хогвартсе. На этом месте мог оказаться любой из нас. И думаю, что твоя сестра это понимает лучше всех, так как была первым кандидатом на это место. — Ты давно общалась с родителями? — он выжидающе смотрит на девушку. — Вчера. — не задумавшись ни на секунду отвечает Гермиона. Маму Афелии она находит весьма интересной и с удовольствием пишет ей и принимает ее письма. Сначала это делалось вместе с Алектусом, но в последнюю неделю она пишет письма в одиночку. В том числе пишет и про Липсон, но у женщины не находится слов соболезнования для погибшей, лишь несколько слов о том, что ей жаль, что традиция исчезнет. — И где они? — продолжает Эдд. — В нашем доме на берегу Эгейского моря. Летняя резиденция предков. — Дай угадаю, они ведь там давно? — Настолько, что я забыла, как выглядит наш дом в Англии. — Знаешь, мы с Дианой тоже не помним свой дом в Лондоне. Родители в Испании. Они предпочитают не выбирать стороны, пока не станет понятен победитель. Однако, соблюдают нейтралитет, могут поддержать деньгами ту или иную сторону, потому что сестра мамы с Грин-де-Вальдом, а вот дядя отца с министерством. — Ты хочешь сказать, что веришь в версию, что это только месть родителям Сары? И ничего более? Что это было не случайно? — Именно. Они во всем виноваты, но это жизнь, ты либо умеешь приспосабливаться, либо будь готов умереть раньше своего столетия. — Это жестоко. — это больше похоже на мантру, повторенную тысячный раз подряд, чем на убеждение, которым делится человек от эмоций. — Правда? А если бы Сара была не одна? Если бы моя сестра успела раньше? Или если бы она дружила с Липсон и кинулась под заклинание? Что тогда? Не жестоко было подвергать опасности других студентов из-за своей глупости? — Надеюсь, что следующий праздник пройдёт без жертв. — переводит тему Грейнджер, не находя достойных аргументов, чтобы поспорить. — Надеюсь, что его не отменят, как поход в Хогсмид сегодня. — бросает Эдд. Утро субботы обещает веселый день.***
— Ты что здесь делаешь? — шипит Орион. — Гуляю, это стало запрещено? — издевательски поднимает бровь Вальбурга. — Лучше бы тебе убраться отсюда и как можно скорее. — отрезает её жених, нервно оглядываясь в надежде, что их здесь никто не застанет. — А то что? — ей определенно нравится его бесить. Блэк осознает, что это неправильно, осознает, что перекладывает на него образ своих родителей. И все же, когда парень краснеет от злости и явно нервничает, доставляет ей невероятное удовольствие. — Вальбурга, здравствуй! — приветствует ее подошедший Том. — Орион. — парни кивают. — Пойдёмте. Риддл вырывается вперёд, но Блэк быстро его догоняет. — Что она здесь делает? — Я позвал ее к нам присоединиться, хорошая идея правда? — словно не произошло ничего сверхъестественного улыбается Том. — Она девушка и моя невеста, зачем она нам здесь? — он готов взорваться от возмущения. — Она сильная волшебница, мне это важнее. — Но ты мог хотя бы предупредить меня! — Орион морщит нос от обиды и злости. — Мог, но не был должен. — отрезает Риддл даря парню один из своих фирменных взглядов, означающих только одно: пора заткнуться. И Блэк прикусывает щеку, но молчит в ответ. Вальбурга заходит в зал последней, дверь за ее спиной захлопывается так же стремительно, как вытягиваются лица у присутствующих. — Это наша персональная комната для тренировок. В этой части замка редко кто-то бывает, и я поставил достаточно защитных чар, чтобы нас никто не потревожил. Здесь ты можешь чувствовать себя в безопасности. Блэк переводит взгляд от человека к человеку. Слизеринцы, несколько хаффлпаффцев, десяток когтевранцев. И ни одного гриффиндорца. — Я должен вам представить нового члена нашего клуба — Вальбурга Блэк, она будет первой из девушек, кто к нам присоединится. Не прошу ни любить, ни не обижать. Здесь мы все равны. Увижу, что кто-то выделяет ее из-за пола, пожалеете. Девушка ухмыляется. Это что-то новое, но отчего-то удивительно приятное. Они разбиваются на пары и отрабатывают дуэли, но используют намного больше заклинаний, чем позволяет школьная программа. Том то и дело подходит к новой паре и присоединяется рандомно к одному из противников, усиливая давление. И так до тех пор, пока ребята не краснеют от усталости и с них не начинает литься пот, запах которого молниеносно наполняет комнату. И Вальбурга морщит нос, но продолжает сражаться с незнакомым ей до этого хаффлпаффцем. Ее будущий муж картинно ее игнорирует, не желая признавать, что она может быть с ним на равных. Но девушке решительно все равно на его мысли, чем больше он бесится, тем сильнее она себя чувствует. — Я думала, что с тобой только слизеринцы. — Блэк ловит Тома на выходе из комнаты, когда все ребята расходятся. Он, Эдд и Абраксас задерживаются, чтобы наложить маскирующие заклинания. — У тебя верная информация, но только отчасти. — он ухмыляется, и полуулыбка преображает лицо. — Слизерин основа, лучшие из них — мозг моей компании, но принимаем мы всех. — Я буду со всеми или с избранными? — аккуратно уточняет Вальбурга. — Посмотрим на твоё поведение. Трое парней, словно кто-то дал им сигнал, разворачиваются и начинают удаляться по коридору. Блэк пару секунд смотрит им вслед, а потом идёт за ними. Ничего страшного в Томе и его тренировках нет. Его последователи не одержимы и не безумны, они приходят сюда по доброй воле, никого не задирают и не делают пакости другим ученикам. И все же Вальбурга нервничает. Былая ненависть к Риддлу и компании просто не может пройти бесследно.***
— Тиндарей? — Джин натыкается на парня на выходе из замка через чёрный ход. — Твою мать, Лавгуд, что ты здесь делаешь? — А? Уильямс, ты меня напугала. — он смотрит на неё отсутствующим взглядом, но на его лице нет и малейшего намека на страх или удивление. — Ты знал, что я окажусь здесь? — она приподнимает бровь. — Не знал, что именно ты, но мозгошмыги выдали появление человека. — Мозго… кто? — недоверчиво переспрашивает Джин. — Такие маленькие существа, живущие в голове, чем больше проблем у человека, тем больше мозгошмыгов вокруг. Их сложно заметить невооруженным глазом. — спокойно поясняет парень голосом, каким мог бы говорить о погоде или о том, что пьет утром кофе с сахаром. — Тиндарей, у тебя все хорошо? — у Уильямс вытягивается лицо от удивления. — Безусловно. — ещё чересчур бледный, с взъерошенными волосами, с пучком листьев в руках, человек, стоящий перед ней меньше всего похож на прежнего Тиндарея. Хотя взгляд у него куда спокойнее, чем прежде. — А что говорит мадам Маскул? — Она не приглядывает за мной с четверга, сказала, что я в норме, я и сам это чувствую, с тех пор, как я признал своих мозгошмыгов, они несколько подуспокоились, и даже стали помогать мне, а не вредить. — Это так занимательно. — школьная староста старается сохранять спокойствие, чтобы не испугать парня. — А как ты о них узнал? — Эвита мне рассказала, она лежала на соседней кровати с множеством переломов, упала во сне. Лунатизм — это очень серьёзно. — Эвита Хэппингтон? — с некоторым ужасом тянет Уильяс. — Она самая. — воодушевляется Лавгуд. — Она меня очень поддержала, хотя раньше я совершенно ее не замечал. Даже не знал, что такая существует в нашей школе. — он переводит взгляд на наручные часы. — Мне пора, было приятно побеседовать, Джин. Ты ведь не вернёшься со мной в школу? — Нет, не вернусь. — задумчиво произносит девушка. — Тин, слушай, не рассказывай никому про моз… мозгошмыгов, хорошо? Так всем будет лучше, сейчас не спокойное время, не хотелось бы, чтобы люди увидели, что они волнуются и начали паниковать… Ну, ты понимаешь, да? Даже лучшим друзьям, хорошо? Он молча кивает и закрывает за собой дверь, но не запирает ее на щеколду. Джин не сразу находит в себе силы сдвинуться с места, пару минут ей просто необходимы, чтобы прийти в себя. Лавгуд точно никогда не был ей другом, и даже не приходился хорошим знакомым, но как староста школы, она знала почти всех студентов Хогвартса в лицо, как минимум, а ребят своего года изучила, как книги, во время совместных уроков. И Тиндарей всегда казался ей агрессивно настроенным ко всему неадекватному. Джин поеживается, плотнее закутываясь в мантию, ноябрьские ночи никогда не вызывали в ней симпатии. Тонкие пальцы плотнее сжимают в кармане ещё теплый после помещения ключ. Девушка обещает себе подумать об однокурснике позже. Может даже самой наведаться к мадам Маскул. Но все это потом. Сейчас Уильямс растворяется в темноте, намеренно забыв произнести: «Люмос», оставляя свою палочку тёмной, а себя незамеченной.