Кислород

      Том находит Гермиону в Выручай-комнате на диване, завёрнутую в плед, с книгой в руках. Она читает едва ли не больше, чем он сам, и это каждый раз его удивляет. Он думал, что таких людей просто не существует. Но она есть, такая родная, теплая и, кажется, очень уставшая.       Девушка резко оборачивается, услышав звук закрывающейся двери, но не видит лица парня, скрытое под капюшоном мантии.       — Том? — её голос звучит высоко, как будто на вопрос она готова услышать не только положительный ответ.       — Ты все ещё уверена, что это место может найти кто-то кроме нас? — он открывает лицо, выходя из темноты к свету от камина. — Принёс тебе кое-что интересное, поменяемся на твою книгу?       — Думаешь оно стоит моей книги? — она поднимает бровь, давая понять, что собирается торговаться. Должно быть старый фолиант, который она бережно сжимает в своих руках и вправду весьма интересный.       — Смотря какие у тебя расценки. — усмехается парень. — Например, у меня есть газета со статьями о том, как подписали акт о безоговорочной капитуляции Германии, как Рейх пал, и ещё мои ребята достали кое-какие документы о немецких лагерях и, вишенка на этом торте, я раздобыл для тебя «Mein Kampf» в оригинале, возможно, таких скоро и не останется вовсе, думаю ты переведешь, если что, могу подсказать заклинание.       — Меняемся! — тут же оживляется Грейнджер, не то чтобы она всего этого не знала в своём времени, но прочесть это в сорок пятом было особенно интересно, да и многие детали она упустила когда-то за ненадобностью, кто же знал, что однажды она может проснуться в сорок пятом году и почувствовать себя дома.       — Уже передумал, книги мало, что ещё ты можешь мне предложить? — в глазах Риддла заблестел огонек. Таким он становится только рядом с ней, когда чувствует себя по-настоящему в безопасности.       Гермиона закатывает глаза улыбаясь и двигается на диване, освобождая ему место. И Том тут же его занимает, обнимая девушку за талию и притягивая её к себе для поцелуя.       — Сначала поговорим. — она смущенно краснеет, до сих пор не привыкнув к такому поведению Тома, и упирается ладонями в его грудь, что не даёт сильного эффекта, потому что Риддл явно сильнее.       — Я весь день ненавидел всех вокруг, проклинал школу и мечтал поскорее оказаться здесь, рядом с тобой. — мурлычет Том ей на ухо. — Дай мне наконец тебя поцеловать, а потом всё, что угодно.       Гермиона сдаётся, проваливаясь в его объятия, такие родные и любимые. И мир вокруг исчезает, превращаясь в сплошное свечение от огня, как будто они сами внутри него, они сами и есть огонь.       Его кожа обжигает, его поцелуи обжигают, его взгляд обжигает. И она соглашается сгорать раз за разом вместе с ним. Лишь бы только он не исчезал и не превращался в монстра, лишь бы только он навсегда остался её Томом.       Ей хочется забрать его отсюда, спрятать, окутать собой, защитить. И чтобы всё это никогда не заканчивалось. Никогда. Потому что она понятия не имеет, что от неё останется, если он вдруг исчезнет из её жизни. И останется ли что-то? И как она сможет справиться со всем тем, что он в ней разбудил?       Гермиона выныривает из его объятий только спустя час, когда они оба лежат нагими под пушистым пледом, так и не разложив диван, и тяжело дышат.       — Так о чем ты хотела поговорить? — довольно тянет Риддл, прижимая девушку к груди.       Грейнджер прочищает горло, смущаясь.       — Как ты смотришь на то, чтобы принять Сигнуса в свои ряды?       — Зачем он мне? — морщит нос Том, вспоминая вечно бледного брата Вальбурги, который однажды довольно четко обозначил свою позицию: держаться от всего в стороне.       — Должен же быть у тебя хоть один Блэк мужского пола с меткой, тем более, что в противном случае они с Друэллой могут остаться в стороне, а так, ты стравишь их с Орионом сильнее, и они будут готовы глотки друг другу перегрызть, сражаясь за твое признание.       — Интересно узнать, зачем им это? Они никогда не соревновались друг с другом. — Том чувствует, как она пробегает пальцами от низа его живота до шеи и закрывает глаза от удовольствия, в глубине души понимая, что согласится с ней, что бы она сейчас ни сказала.       — Затем, что он обидел его сестру, и Сигнус сделает всё, чтобы отомстить за Вальбургу и защитить Друэллу.       — Хорошо. — выдыхает Том, не видя причин спорить дальше. — Он согласен или мне придется его уговаривать?       — Я уже всё сделала, он ждет твоего разрешения присоединиться.       Том усмехается, целуя её пальцы. Его самостоятельная девочка. Интересно, чтобы она могла сделать, если бы он и правда послушал Абраксаса и рассказывал ей обо всем, что они делают и собираются сделать с ребятами. И тут же морщится от этих мыслей. Афелия сильная волшебница и сильная личность, он однозначно уважает её и ценит, но не может позволить ей оказаться в эпицентре событий, потому что боится потерять, потому что не переживет потерю единственного человека, который его любит.       — Есть ещё кое-что, за что я переживаю. — продолжает Гермиона. — Ты разговаривал с Орионом? От Вальбурги нет вестей?       — Мы это не обсуждаем. Блэк очень подавлен из-за неё. Да и прошло всего двое суток, как родители её забрали, ещё рано о чем-то говорить. — Том начинает подниматься, притягивая к себе скинутую второпях рубашку. — Будет интересно понаблюдать, чем всё это закончится, когда она вернется в школу.       — Джин собралась что-то делать, она сказала, что просто так всё это не оставит и найдет способ добиться своего.       — Лучше бы к парням присмотрелась. Может быть это и помогло отвлечь от них внимание, им нужно залечь на дно и выставить всё это ошибкой, минутным помутнением, враньем Лукреции, в конце концов, а потом, после школы, когда опека родителей останется в прошлом… — фыркает Риддл. — А они занимаются глупостью. Строят из себя героев.       — Они занимаются лю… чувствами, как и мы с тобой. Разве ты бы не отомстил за меня? — огрызается Грейнджер.       — В порошок бы стёр. Но у меня для этого есть силы, а у Джин с Вальбургой только юношеский максимализм. Они постоянно ошибаются!       — А тебя раздражают ошибки…       — А тебя нет? — поднимает бровь Том. — Слушай, я не против их отношений, ты должна меня понять, это их дело. Но я против глупости, и мне не нравится, когда мои люди нарушают правила, им нельзя оступаться, потому что в этот момент это перестает быть только их делом, это становится общей проблемой. Я не могу доверять Блэк на сто процентов. Вот, что меня бесит.       Больше всего на свете Риддл ненавидит терять контроль. Над собой, над ситуацией, над людьми. Его злит даже просто разговор об этом.       — К слову, если бы не они, Вальбурга бы не шла по коридору от тайного прохода в гостиную Хафлпаффа в тот вечер, когда ты отправил за мной Гойла и Нотта, и я бы, возможно, не была бы сейчас такой здоровой и уверенной. Может, они и оступились, но сделали хорошего куда больше.       — Я их не к тебе отправлял. — голос Риддла становится тихим. — И ты это знаешь не хуже меня.       — Но пришли они ко мне, а Вал спасла! Не понимаю, почему ты её не защитил, ты ведь обещал защиту своим людям!       — Обещал, и тем, кто её заслуживает, я её даю. Например, Ориону. Он верен мне, он верен моим правилам. А Вальбурга взбалмошная девчонка, устроившая цирк на Рождество. — устало огрызается Риддл, у него нет никакого желания спорить с Гермионой, но и промолчать он не может.       — Интересная позиция. Вся пропитана доверием.       — Хочешь о доверии? — он снова опускается на диван уже в брюках и ещё расстегнутой рубашке. — Тогда давай лучше поговорим о твоем имени. — старается взять себя в руки парень.       — Опять? — она скидывает плед, которым прикрывалась всё это время и начинает одеваться. Момент их романтики безвозвратно потерян.       — Ты называешь меня Томом, отказываясь звать Волан-де-Мортом, как я всех прошу. Почему я не могу узнать твое настоящее имя? Я хотел бы называть тебя так, как называли родители. Для меня это важно.       — Но я не хочу иметь связей со своим старым именем, мне нравится быть Афелией. — взрывается Гермиона.       — Или ты боишься, что я узнаю о тебе что-то, что мне может не понравиться? Может быть твоя кровь не так чиста, как ты утверждаешь? Или может в прошлой жизни ты поддерживала Грин-де-Вальда или Дамблдора? Что тебе мешает назвать мне имя?       — Нечего про меня узнавать, — буквально шипит Гермиона. — Я чистокровная американка, погибшая одиннадцатого сентября сорок четвертого, абсолютно заурядная и скучная. Книжный червь, без друзей и без смысла в жизни. — она вздергивает нос, осознавая, что уже и сама поверила в эту легенду, так долго она готовилась к этому разговору с Томом. — Рассказать как я погибла? Не помню. Хотелось бы, да не знаю, что меня убило. Всё это скучно и не имеет смысла.       — А может ты боишься, что сможешь вернуться в свое тело и мы встретимся снова? — прищуривается Риддл.       И Гермиону словно током ударяет от боли, которая разливается внутри него. Боли, от которой ей хочется его защитить.       — Том… — она моментально оказывается подле него, — ты думаешь, что я хочу сбежать от тебя? Думаешь, что я верю в возвращение в своё тело и хочу от тебя скрыться? Том… — она протягивает к нему руки и через мгновение оказывается в объятиях. Он крепко прижимает её к себе тяжело дыша. Действительно думает и действительно боится. — Хорошо, меня зовут… — ей будет одиннадцать, когда она первый раз приедет в Хогвартс, и ей будет двенадцать, когда она впервые услышит его имя. Если он её вспомнит, это будет катастрофа. — Миа… мама так меня называла. — в целом и не соврала практически.

***

      Ничьи ставки на то, когда Блэк вернется в школу, не играют. Она возвращается спустя четыре дня, когда ребята ставят на две недели, месяц и вообще никогда.       Она появляется, как призрак. Просто после очередной пары студенты заходят в гостиную и видят её, сидящую в кресле, как ни в чем не бывало, с книгой в руках.       И слизеринцы замирают в дверях, хлопая глазами, не веря, что действительно её видят. Может кажется? В конце концов Вальбурга была всё равно что символом факультета. Идеальная староста, идеальная девушка, идеальный борец. И такая живая, в отличие от остальных. С её исчезновением гостиная стала пустой и бездушной, как бы старшие ребята ни старались восполнить эту проплешину.       — Вал! — первой срывается Гермиона, подбегая к подруге и заключая её в объятия. Остальные не решаются, так и остаются стоять в дверях, не считая Лукреции, которая вихрем проносится в свою комнату.       Настоящая, не видение. Она действительно вернулась.       Она да, но её огонек в глазах, кажется, потух навсегда, оставшись в мрачном доме Блэков. Девушка сдержанно кивает, губы вытягиваются в тонкую полоску, напоминающую улыбку. Но больше ничего. Как каменная.       И Гермиона места себе не находит.       — Ты все ещё думаешь о ней? — тихо спрашивает Диана спустя несколько часов, когда они ложатся спать.       — Да, потому что это я виновата в том, что случилось. — глядя в одну точку на потолке бросает Грейнджер. Ей не сложно в этом признаться, ей гораздо сложнее об этом молчать.       — Не бери на себя больше, чем можешь выдержать. Нужно относиться ко всему проще, если не хочешь сойти с ума. — сговорились они все что ли, давать ей эти советы. Гермиона сжимает кулаки. Или просто наконец-то начали говорить то, что думают, а думают они все одинаково. Себя надо защищать, не нужно испытывать себя на прочность там, где этого не требуют. Они ведь не самоотверженные Гриффиндорцы. Не альтруисты Хаффлпаффцы. И даже не проверяющие теории Когтевранцы. Грейнджер срывается.       — И смотреть сквозь пальцы, как другие мучаются? Как ты делаешь вид, что тебя чужие проблемы не касаются?       — Это мой способ выжить и не тебе меня осуждать, я только хотела помочь. — огрызается в ответ Диана, с головой накрываясь одеялом, показывая тем самым, что разговор закончен. Слизерин не делает больше, чем нужно, чтобы выжить.       Грейнджер вздыхает, злясь на свою несдержанность. Мир рушится на глазах, и она совершенно не знает, что делать. И Том, и Диана говорят одно и тоже, относись проще. Но ведь никто из них не сидел вместе с ней рядом с Вальбургой и не говорил ей, что она имеет право на счастье…       Кровать вздрагивает, когда Грейнджер садится, притягивает халат из шкафа и на цыпочках выходит из комнаты, чтобы дойти до комнаты Ланы и Вальбурги. Дверь не заперта и девушки ещё не легли.       — Я попросила домовиков приготовить нам чай с ромашкой, будешь? — хлопочет Аббот, улыбаясь зашедшей девушке и левитируя чашки к прикроватной тумбочке.       — Да, с удовольствием. — улыбается Гермиона. Вальбурга поджимает ноги, давая ей сесть на свою кровать. Последняя приветственно поскрипывает, когда Грейнджер опускается.       — Я много пропустила по трансфигурации, Лана рассказала, что вы проходили формулы необходимые для экзамена, сможешь мне их объяснить? Я должна сдать на отлично. — спокойно спрашивает Вальбурга.       Гермиона всматривается в её лицо. Она серьезно, говорит об учебе? О гребаных парах, которые она пропустила не по своей вине? Она серьёзно.       Ведёт себя, как Том, как Эдд, как Алектус, как Диана и многие другие. Говорит о том, что не может её ранить, о том, что не имеет значения.       — Само собой. Мы ещё прошли законы использования трав в зельях, собранных во время солнцестояния. Было увлекательно. — тянет Грейнджер. Подхватывать подобные игры становится её привычкой.       — Да, я уже попросила конспект. — кивает Блэк.       Лана расставляет чашки на прикроватной тумбочке, и взмахивает волшебной палочкой, накладывая заклинание тишины, и запирает дверь.       — Как ты? — наконец выдавливает Гермиона, чувствуя стыд за то, что нарушила правила их игры.       Вальбурга молча закатывает левый рукав мантии, демонстрируя шрамы на руке.       — На спине такие же. Это сделала моя мама, не сдержала эмоции при встрече, она у меня такая впечатлительная. — со сдавленной улыбкой произносит девушка, глядя в одну точку. А потом отодвигает воротник мантии, показывая красный след на шее. — А это папочка хотел мне объяснить, что я не права и нельзя отказываться от брака с Орионом. Это очень выгодно для нашей семьи и рода в целом, у нас выйдут идеальные дети, как собаки, с хорошей родословной для выставки. Остальное им удалось убрать.       — А ты…? — одними губами шепчет Грейнджер, хватаясь пальцами правой руки за запястье левой и оставляя синяки на собственной коже.       — Согласилась с их аргументами. — кивает Вальбурга. — И с непреложным обетом, больше никогда не иметь ничего общего с грязнокровками. — она ловит на себе непонимающий взгляд Аббот. — Мне нужно было вернуться в школу, а доказать им что-то у меня всё равно бы не получилось, для этого нужно было бы поговорить, а у нас в доме другие порядки, разговаривают только старшие.       — Сигнус сказал, что тебя вообще могли больше не отпустить в Хогвартс…       — Было ещё кое-что. Профессор Дамблдор и директор Диппет направили письмо моим родителям. Точнее ультиматум. Или я возвращаюсь сегодня, или не получу аттестат об окончании школы и не буду допущена к экзаменам.       — Дамблдор? — в шоке переспрашивает Аббот. — Он же нас всех ненавидит, вечно смотрит на нас так, будто мы что-то замышляем.       — Я говорю только то, что знаю, в письме не было написано, зачем он это сделал. — отрезает Блэк. — Может быть кто-то его попросил об этом, я не знаю. — она резко взмахивает рукой, эмоционально жестикулируя, и ударяется об кровать, и почти завывает, теперь прижимая руку к груди.       — Больно? — зачем-то уточняет очевидное Гермиона.       — Не больнее, чем предательство крысы-Лукреции и Ориона. Бездействие Сигнуса и всё остальное, что окружает меня всю мою жизнь. А от физической боли есть лекарства, её я не боюсь.       — И что дальше? — Лана добавляет в чашку своей соседке успокаивающую настойку, обмениваясь понимающими молчаливыми взглядами с Грейнджер.       — Вариант один. — пожимает плечами Блэк. — Орион меня любит, сложно, скрытно, по-своему, но любит. А это главное. Любовь мужчины — это основа семьи, всё остальное приложится. Женщины склонны привыкать, со временем и я тоже привыкну.       — Вал, так нельзя… Женщина тоже имеет право на любовь и счастье. Семья не строится в одностороннем порядке! Ты должна бороться, раз уже начала. — кусает губы Гермиона. Зачем ты это говоришь? Зачем ты травишь ей душу?       — Мой брат и Друэлла считают иначе. — срывается на крик Блэк. — Он её любит, а она со временем привыкнет. И я зря не взяла с неё пример! Я была обязана подчиниться, и принять свою долю. И я это сделаю, осуждаешь ты меня за эту слабость или нет. Я поступлю, как Друэлла, потому что это лучший из вариантов. И не смей на меня так смотреть!       Наконец-то девушка показывает естественный оскал и дает волю эмоциям. Но Гермиону пугает совсем не это.       Всю свою жизнь Друэлла повторяла за сестрой своего жениха, желая быть похожей на сильную, своевольную Вальбургу. И вот сейчас последняя, сидит сломленная на своей кровати, трясущаяся, запуганная, неживая.       И говорит, что хочет быть похожей на Друэллу, на ту, кто всю жизнь повторял за ней.       Круг замыкается.       — Я буду благодарна тебе, если ты не бросишь меня из-за этого выбора. Потому что однажды, кто-то доложит твоим родителям о Томе, и тебе тоже нужна будет помощь, если они его не примут, а ты не успеешь сбежать. И ты поймешь, как важен во всем этом дерьме настоящий друг. — но Вальбурга ещё не безумна, ещё цепляется за спасительную ниточку.       Гермиона поджимает ноги и зажмуривает глаза. Почему здесь всё время все скачет? Хорошо, чтобы ты расслабился, плохо, чтобы напрягся. Почему не может быть ровно, или по нарастающей, как в её времени.       — Наши родители знают, как сломать человека. Они в этом не виноваты, они сами росли в таких условиях. — продолжает Вальбурга. — Но мы другие, нам есть ради кого держаться за свой рассудок. Я здесь, потому что я хотела вернуться к вам, я знала, что меня ждут. И я здесь, потому что хочу видеть Джин, даже если только на расстоянии. Но это уже много. Поэтому я согласилась с ними, поэтому, когда мать кричала, что я паршивая овца в нашей семье, что я как прокаженная конечность нашего рода, которую надо уничтожить, мне было все равно. Мне было, куда возвращаться. У меня есть вы, у меня есть ты, Лестрейндж, в конце концов, ты единственная, кто не посмотрел на меня косо, а если хоть один человек в этом мире, думает, что я нормальная, не считая Джин, значит так оно есть. Мы должны держаться вместе.       Гермиона с трудом сдерживает слезы, в то время как Вальбурга роняет первую слезинку, и Грейнджер, ведомая порывом, обнимает её, вопреки всем правилам, которые установлены на факультете. Обнимает, как когда-то обнимала Джинни или Гарри, или Рона. По-человечески.       Блэк вздрагивает. А потом срывается на плач.       — Ты должна разобраться, как ты здесь оказалась. — вдруг выдает Лана. — Джордан, то есть Рон, не сможет этого сделать, но ты, ты должна.       — Что? — в шоке поворачивает к ней лицо Гермиона.       — Разобраться, почему ты здесь. Что заставило твою душу оказаться в сорок четвертом. Мы все на грани, вдруг ты можешь помочь нам или довести до конца этот круг безумия. Я думаю, ты должна вспомнить то, что помнила Афелия перед смертью, вдруг это поможет?       Вальбурга и Гермиона сидят, уставившись на Аббот, замерев в абсолютной тишине, только что иногда моргая.       — Рон рассказал, что Блэк в курсе. И рассказал, что произошло. Я подумала, что сейчас самое время раскрыть вам, что я тоже все знаю. — испуганно начинает оправдываться Лана.       Грейнджер набирает полные легкие воздуха для ответа, но остается сидеть молча. В чем-то она права, разобраться действительно пора.

***

      На следующий день Вальбурга заходит в Большой зал, держа под руки Гермиону и Лану, она старается не смотреть по сторонам и занимает место вдалеке от Ориона и Лукреции. И всё идет нормально. Если, конечно, это нормально, когда живой человек похож на каменное изваяние.       — Вал, можно с тобой поговорить?       Девушка сжимается от боли, пронизывающей её изнутри. Ложка со звоном падает в полупустую тарелку, заставляя капли каши отлететь на идеально выглаженную мантию Блэк.       — Поговори со мной. — Грейнджер тут же вскакивает, закрывая Вальбургу спиной. Удивительная глупость, её бы закрыть от всех, кроме этого человека, но из-за дурацкой шутки судьбы именно присутствие Джин причиняет ей адскую боль.       — Но я… — Уильямс хмурит брови.       — Со мной, Джин. Давай выйдем. — Гермиона всем своим видом демонстрирует решительность, пока по щекам Вал текут слезы, она даже обернуться не решается.       Только она по-настоящему способна ей помочь, и только она действительно может её убить, одним только присутствием.       — Что всё это значит? — шипит Уильямс.       И после рассказа Гермионы закрывает глаза, прижимаясь спиной к холодной стене и тяжело дышит, а потом прячет лицо в ладони, и в мир вырывается еле слышный всхлип.       — До смерти одного из родителей. — подводит итог Грейнджер. — Ты сама прекрасно знаешь правила.       — Она говорила, что Риддл защитит её от них, что он даст ей свободу. — шепчет Уильямс, не согласно мотая головой. — Какая же я дура…       — Ты не виновата, Джин, ты не знала.       — Но теперь знаю и отомщу, Афелия, передай ей, что я отомщу. Я всё сделаю, чтобы спасти то, что ещё осталось.       Она нервно кусает и без того растерзанные за четыре дня ожидания губы, снова превращая их в красное от крови месиво.       В то время, как любящая смеяться, шутить и излучать силу Вальбурга, становится тенью самой себя. Джин, дающая надежду, помогающая людям, кажется, сходит с ума от безысходности.

***

      — Когда мои дети вырастут, я велю им поступить на Хаффлпафф. — хмурится Лана, когда замечает, как в читальном зале один за одним студенты обходят первокурсников со Слизерина, каждый день приходят новые газеты и они никак не поднимают представителей зеленого факультета в глазах других студентов. — По крайней мере, они смогут выбрать себе друзей с любого факультета и не будут тратить время на вражду.       — Никто не враждует из-за факультета. Если мы будем вести себя нормально, то и нашим детям не придется страдать. — огрызается Вальбурга.       — А будем ли? С таким-то наследством. Нет, я однозначно запрещу им поступать на Слизерин… и Гриффиндор тоже. Пусть их жизнь будет без вечной внутренней борьбы, пусть лучше учатся и узнают мир.       — А я прокляну своих, если они поступят не на наш факультет. Мы бы не выжили, окажись не на Слизерине, не вместе. — сжимает зубы Вальбурга, и машет рукой, приветствуя одиноко сидящих ребят, опускаясь на скамейку рядом с ними. — Нужна помощь с уроками?       Ребята кивают, расплываясь в улыбке, но на лице Блэк не дергается ни одной лишней мышцы. Все абсолютно дежурное, она просто играет свою роль.       В другом конце зала, скрытый за шкафами с книгами, разместился Том с компанией. Рядом с ним по левую руку встает Гермиона, прижимающая к себе толстую пыльную книгу.       С громким звуком она водружает её на стол, и пыль поднимается вверх от столкновения тяжелого тома с поверхностью стола.       — Нет, мне было не тяжело и ваша помощь была не нужна. — сердито выдает девушка.       — Мы именно так и подумали, ты ведь её не попросила. — не отрываясь от чтения отвечает Риддл. — И ты сама боролась за равенство, тебе ведь не нравится, когда мы с Абраксасом тебя опекаем. — он поднимает на неё насмешливый взгляд.       — Действительно. — она готова взорваться от негодования, хочется ответить какую-нибудь гадость, но Том прав, он просто делает то, о чем она же его и просила.       Спорить дальше об этом бессмысленно, в конце концов, вокруг них друзья Риддла, и пока они рядом, он должен оставаться правым, даже если спорит со своей девушкой. Да и он уже успел опустить глаза в книгу, снова став сосредоточенным и увлеченным, таким, каким Гермиона его обожает, потому что видит себя.       Рука Риддла оказывается на её колене, скрытая от посторонних глаз столом, в ту же минуту, как девушка открывает свои записи и погружается в них, что-то ища, сердито хмуря лоб. Он медленно ведет вверх по бедру, заставляя девушку вздрогнуть, и видя её реакцию, победно ухмыляется. Она не в состоянии на него долго злиться.       — Продолжаешь изучать человеческий мозг? Это довольно сложная тема в магии. — Долохов наклоняет голову набок, смотря на корешок книги, которую принесла Гермиона, но ещё не успела открыть.       Она нервно сглатывает, стараясь взять себя в руки, чтобы голос не вздрогнул.       — Хочу всё-таки вспомнить, что было со мной до амнезии. — кривит губы девушка, скрывая за этим дрожь от прикосновений Тома, который с интересом изучает её реакцию.       — Может тебе лучше оставить эту тему? Ты уже неделю бьешься и всё безрезультатно. Разве это не знак, что и не нужно ничего узнавать? — с тревогой в голосе спрашивает Абраксас.       — Я поставила себе цель и добьюсь её любой ценой. — Малфой хмыкает в ответ на её фразу, в очередной раз замечая, как одинаково они с Томом разговаривают.       Риддл, в свою очередь, убирает руку с её колена, морща нос, и снова утыкается в книгу, не давая никакого комментария.       — Нам пора на тренировку, пойдешь с нами? — спустя час поднимается из-за стола Том, протягивая Гермионе руку, чтобы помочь встать.       — Нет, я продолжу читать, это, кажется, уже двадцатая книга, в которой нет ничего полезного, но я должна удостовериться.       Риддл пожимает плечами и жестом показывает ребятам выходить. Абраксас на секунду замирает, с жалостью глядя на Гермиону, она вся красная от напряжения, а кончику её пера вот-вот придёт конец от её зубов.       — Иногда нужно искать ответ не в своей голове. — решает сжалиться парень, наклоняясь к её уху.       — Ты что-то знаешь? — хмурится девушка.       — Я нет, но знает Хогвартс, если ты хорошо попросишь и найдешь нужное заклинание и зелье, он может показать. Больше рассказать не смогу, извини.       — Кто-то это уже пробовал?       Абраксас многозначительно усмехается в ответ и выпрямляется, явно давая понять, что на этот вопрос отвечать не собирается.       — Малфой, ты решил остаться с моей девушкой? Какое заклинание предпочтешь для своей смерти? — бросает Том, склоняя голову на бок.       — Я посоветовал ей пару книг, уже иду. — Абраксас дарит Гермионе подбадривающую улыбку и скрывается за дверью вслед за другом.

***

      Если бы Хогвартс умел разговаривать, он бы послал Грейнджер уже на третий день, потому что как только в ее руках оказалась нужная книга, а ещё через пару дней она приготовила зелье, начались ее атаки на память школы. Но замок упрямо молчал.       На всякий случай она решила не говорить никому, что близка к правде. На все вопросы отвечала, что по-прежнему не приблизилась к разгадке, да и думает забыть об этом. Это казалось логичным, когда все вокруг подозревают друг друга, незачем признаваться в том, что скоро узнаешь причину собственной смерти. Смерти Афелии. В конце концов, никто не знает, кто именно помог ей умереть. Действительно ли Афелия ошиблась, решив попасть в прошлое, или кто-то намеренно подмешал в её зелье отраву.

***

      — На этой неделе. — Том меряет шагами комнату, сложив руки в замок за спиной. — Дамблдор отправил ему вызов, и он его принял.       — Так рано, разве не в июле? — удивляется Гермиона, сидящая на кровати рядом с Абраксасом. Кекс, только что взятый с подноса, замирает на полпути ко рту.       — Прости, что? Есть какие-то сроки?        Идиотка.       — Нет, я просто думала, он подождет, пока учебный год закончится, это было бы логично.       — Видимо, ему нет дела до детей. — морщится Том. А вот ему самому есть, но не до всех, но своих Риддл постарается защитить любой ценой.       — Они ведь нас эвакуируют? Или, может, назначат дуэль вне Хогвартса ради разнообразия?       — Я себе сейчас представил даже, как Грин-де-Вальд сидит и думает, а как бы ему обезопасить студентов… Это должно быть очень милое зрелище. — вставляет свое слово Малфой.       — Вы удивитесь, — Том останавливается. — Дуэль и правда назначена вне Хогвартса через две недели. Но мое доверенное лицо докладывает, что это только для отвода глаз, на самом деле они нападут в ближайшее время на школу, чтобы не дать никому опомниться.       — Мы должны предупредить ребят. — опустошенно произносит Грейнджер. — Они должны знать.       — Обязательно. Кто-то из них, вернее, кто-то не один из них, на его стороне, и он будет знать, что мы готовимся. Это исключено. — он садится, наконец успокаиваясь. — Абраксас, мы должны натаскать наших ребят, чтобы они были готовы защищать младшие курсы, и они все, все, кто с метками, — поправляется Том, — должны знать пути для эвакуации. Остальные… остальные под подозрением.       — Это жестоко. — выдыхает Гермиона.       — А то ты не знала, с кем встречаешься. — давится соком Малфой. Для него все это игра. Он будто не понимает, что за всем этим встанут человеческие жизни. Ему действительно смешно. Потому что Том не допустит смертей, а он верит Тому.       — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.       — Да. И в ответ надеюсь, что ты окажешь мне услугу. — Риддл становится максимально серьезным. — Будет сражение, и будет кровь. Ты не будешь в этом участвовать. Это не твоя война. Обещай мне, что эвакуируешься из замка, может не первой, но эвакуируешься, и я не буду за тебя волноваться.       Ответ не дается ей легко. Уходит пара минут, чтобы она осознала, что соглашается струсить. Но он прав. Это не её война. И может даже будет лучше, если она исчезнет, ведь вряд ли Афелия была во время дуэли, а значит тот исход, тот правильный исход, где Дамблдор победил, возможен только в том случае, если её не будет рядом.       — Тебе это дорого обойдется. — она кивает в знак согласия.       — Как думаешь, я отделаюсь кольцом? — неожиданно улыбается Том. — Только можно не с бриллиантом, это банально, я бы выбрал для тебя камень интереснее.       — Чур я шафер. — с нервным смешком выдыхает Абраксас.       — Если вернешься целым и невредимым я подумаю, нужно ли мне выходить замуж в почти девятнадцать. — усмехается Грейнджер.       — А что, неплохой возраст, я бы даже сказал, что ты на грани становления старой девой. — строит смешную физиономию Малфой. Том дарит ему шуточный гневный взгляд, заставляющий друзей рассмеяться. — Если выживем, отметим это в Малфой-мэноре, я приглашаю.       — Хм, теперь у нас есть целых два повода уцелеть, это неплохо. — хмыкает Том. — Говорят, в мэнор без приглашения не попасть, это словно неприступная крепость, живой организм похлеще Хогвартса. Я бы хотел посмотреть на это.       — Я иду спать. Но если вы оба не передумаете, после того, как всё закончится, мы вернемся к разговору. — Грейнджер целует Риддла в щеку и, накинув мантию невидимку Абраксаса, выходит из комнаты.       — Почему ты не рассказал ей про Джин? Что за кто-то, у нас есть конкретика. По крайней мере одного человека мы вычислили. — тихо возмущается Малфой, убедившись, что их никто не слышит.       — Она бы рассказала Блэк, или бы попыталась поговорить с Уильямс, ты же её знаешь. Будет лучше, в первую очередь, для неё самой, остаться в неведении.       — Твоя защита граничит с предательством.       — А твоя честность с самоубийством. Абраксас, Джин захочет отомстить лично мне, потому что с чего-то решила, что это я не защитил Вальбургу, но она не будет трогать Афелию, да и, возможно, ещё одумается.       — А если нет? Если всё выйдет из-под контроля?       — Я продумал все возможные варианты, и этого не случится. У меня всегда всё под контролем. Сейчас нам лучше сосредоточиться на поисках того, кто убивал до этого, Джин — ерунда.

***

      — Знаешь, а я и не хочу знать, что произошло перед её смертью, ты правильно делаешь, что не показываешь мне этого. Не хочу! — Гермиона замирает, когда дверь комнаты приоткрывается и заходит Диана, прерывая ее монолог.       — Надеюсь, это не вечерняя молитва. — сердито бросает подруга, проходя к своей кровати и скидывая на ходу мантию.       — Вечерняя йога. Говорят, полезно для нервной системы.       — Если помогает, мне нужен мастер-класс. — усмехается девушка, за пару секунд переодеваясь в пижаму и залезая под одеяло. — Афелия. — её голос звучит в тысячу раз мягче, чем обычно. — Ты как-то сказала, что любишь меня…       — Да, — улыбается в темноте Гермиона. — И буду любить тебя всегда.       — Хорошо. — Диана шмыгает носом в темноте. — Знаешь, я плохая подруга, я ужасная подруга. Но я тоже тебя люблю.       Утром Гермиона резко открывает глаза, и как по сценарию опускает босые ноги на холодный пол. Ещё одна ночь без сновидений. Ещё один день, приближающий их всех к трагедии. Случится ли она? Вдруг пронесёт?       — Миа… — шепчет ей на ухо Том, когда они оказываются за одной партой во время первого урока.       — Волан-де-Морт… — обращается к нему Эдд, когда Риддл и Грейнджер заходят в комнату для тренировок.       Всё это уже слишком привычно. Всё это слишком въелось в их обыденность.       — Том, я… мне нужно побыть одной, я нужна тебе на тренировке? — сдаётся Гермиона, сегодняшний день отчего-то даётся ей особенно тяжело, как будто даже стены давят.       — Ты всегда нужна мне, но если хочешь, всё в порядке, иди!       Ноги сами уносят её прочь, она слоняется по коридорам Хогвартса, не находя для себя успокоения. И в итоге приходит в Выручай-комнату. Забирается с ногами на диван и через несколько минут… засыпает.

***

Афелия       Стук каблуков о каменный пол напоминает, что она всё ещё жива. Что жизнь продолжается и все можно изменить.       А ещё об этом напоминает больное запястье, ноющее и зудящее — след от руки Тома.       Она была готова отдать за его прикосновение многое пару месяцев назад, а сейчас хочется содрать с себя кожу в этом месте. След обжигает. И будто кричит: «Мы все обречены».       — Эй, Лестрейндж. — грубо окликает мужской голос. Она оборачивается на звук. И ловит свою душу где-то в районе лодыжек.       — Чего тебе, Эйвери? — он как всегда горбатится, хищно скалясь. Отвратительный, жестокий, безумный.       Афелия не в состоянии выбросить из головы картину, где он насилует девушку, хотела бы, да не может. Слишком больно, слишком страшно, слишком дико. И её трясет от одной только мысли, что он всё ещё ходит по школе, словно невинный ягненок, что никто не замечает, что никто ничего не говорит.       И что Том защищает его, знает, и защищает.       Всё это преследует её в ночных кошмарах. Лучше бы она тогда не пошла с увиденным к Риддлу, лучше бы она тогда послушалась Алектуса. Может быть розовые очки тогда бы и не упали с треском на землю.       — Нельзя бродить по школе после отбоя. — его лицо вечно искажено недовольной гримасой. Он на голову выше девушки. И весьма неказист.       Афелия всегда всех сравнивает с братом. И Алектус пока проиграл только одному человеку — Тому. В него-то она и влюбилась.       А Эйвери… Эйвери цепной пёс. Она его не уважала и до того, как разочаровалась в Томе, до того, как узнала, на что он способен.       Теперь она его ненавидит. Их всех ненавидит.       — Так может проводишь меня до подземелий? Мало ли, что может со мной приключиться? — в привычной манере выдавливает из себя Афелия. Сначала думай, потом делай. Сначала логика, потом эмоции.       — Занят. — огрызается парень. — Но, если ещё раз после отбоя в этом коридоре встречу, тебе не поздоровится. Ты и сама знаешь, как Том не любит, когда за ним следят.       Она делает вид, что её это действительно напугало.       — Спокойной ночи. — и скрывается от него за поворотом. Ничего страшного, она попробует снова, в другую ночь, и однажды у неё получится подслушать, что они обсуждают в темноте. Тогда у неё будут доказательства, что Риддл монстр.

***

      — Снова выслеживала их пол ночи? — насмешливо спрашивает Джордан, когда они остаются вдвоем в пустом коридоре.       — Не собираюсь перед тобой отчитываться. — фыркает Лестрейндж, но уходить не спешит.       — Эй, мы либо работаем в паре, либо ты продолжаешь строить из себя высокомерную стерву. Определись, пожалуйста. — Хилл старается быть милым, но иногда она всё же выводит его из состояния равновесия. С другой стороны, он знал, на что идет, когда предложил ей сотрудничать.       — Мне сложно смириться, что приходится работать с полукровкой, который возится с грязнокровной скверной, но я стараюсь, мог бы хоть раз на этом с акцентировать внимание, а не цепляться за мои минусы.       — Всё же забавно, ты и сама помешана на чистоте крови…       — Быть помешанной и не общаться с людьми, которые ниже тебя по крови, и устраивать над ними расправы ради развлечения — это разные вещи. — рычит Афелия, вытягивая вперед шею. Сравнивать себя с ними она не позволит, больше не позволит.       — Потом выясним отношения, мы не для этого здесь собрались. — выдыхает Джордан. — Удалось что-нибудь узнать?       — Нет, Эйвери меня остановил. Может это и правда была глупая идея, стараться подслушать их собрание. Надо действовать агрессивнее и хитрее.       — Наконец-то заговорила та Афелия, к которой я обращался за помощью. — с сарказмом в голосе выдохнул Джордан. — Нам надо узнать, где он прячет крестражи и выяснить, как их можно уничтожить. Это ведь просто, когда самую важную часть работы — узнать о их существовании, я уже сделал.       — Если кто-то и знает из его окружения про крестражи, то это Малфой. И даже если он нам об этом расскажет, мы найдем их и уничтожим, Риддл заметит и разделается с нами. В твоем плане дыры.       — Критикуешь — предлагай. — одно из правил Когтеврана, он и не знал, что оно может так жестко звучать.       — Надо вернуться в прошлое и убить его, пока он был ребенком. — комкая слова произносит Лестрейндж и сама от себя пугается.       — Скакнуть лет так на пятнадцать назад? Ты серьезно? Афелия, ты хоть иногда занимаешься учебой? — начинает злиться Джордан. — Это невозможно!       — Больше, чем ты думаешь. — фыркает в ответ девушка. — Я нашла зацепку в Истории Хогвартса, а потом мне удалось откопать в библиотеке и сам источник, есть заклинание и зелье с помощью которого можно вступить в контакт с замком. И попросить помощи. Ты его модернизируешь, чтобы эффект был молниеносным, и мы это провернем. С тебя только знания, все остальное я сделаю сама, чтобы в случае чего, Том мстил мне, а ты остался живым и смог продолжить.       — Это сумасшествие. — бледнеет Хилл, а его взгляд начинает метаться. Афелия напротив становится чересчур серьезной, а её глаза выдают одержимость этой идеей.       — Сумасшествие — терпеть, как его друзья насилуют, пытают и убивают. Сейчас их маленькая горстка, Хилл, сейчас Том их сдерживает, потому что благородных и адекватных вокруг него больше, но, кто знает, когда ситуация изменится? Ты же помнишь, что они с тобой сделали за невинную шутку? А с Мэри с твоего факультета, которая просто нагрубила Гойлу и Эйвери? Они это отрава, расползающаяся по замку, и Хогвартс поможет нам её вытравить.       — Знаешь, что меня в тебе пугает? Ты так яростно защищала его, а теперь так яростно хочешь уничтожить. Не сменишь ли ты также быстро сторону ещё раз.       Ладони Лестрейндж невольно начинают дрожать, Джордан затрагивает больную для неё тему.       — Он угрожал Алектусу, Хилл. Мой брат, это святое даже если он не общается со мной уже два года как. Одно дело недолюбливать и устраивать перепалки, совсем другое бросить в человека Круциатус. Только поэтому я сейчас с тобой здесь разговариваю.       Парень согласно кивает, ещё полгода назад он и подумать не мог, что обретет союзника в лице этой холодной, надменной девушки, а потом и сам не заметил, как они начали работать в паре, ведомые одной целью — обезвредить Риддла. Для неё это было местью за брата. Для него чем-то большим. Во-первых, он мстил за себя, во-вторых, он прекрасно понимал, что пока все остальные гоняются с Грин-де-Вальдом, в школе зреет ему замена куда страшнее. И он не хотел, чтобы история повторилась.       — Я приготовлю зелье. — ставит точку Афелия. — И буду молиться, чтобы Том ничего не заподозрил раньше времени.

***

      Лестрейндж была готова поклясться, что оставила сегодня утром свою тетрадь в другом положении, дурацкая привычка запоминать расположение своих вещей. А сейчас она чуть съехала со стола, словно кто-то в спешке ее задел.       — Ди, ты трогала мои вещи? — голос строгий. Слишком, для общения с подругой. Почти что злой.       — Прекрати, Лия. Делать мне больше нечего. — рычит Розье в ответ.       Афелия словно срывается с предохранителя, взвинченная из-за предстоящего им с Джорданом сегодня мероприятия.       — Вот именно, что ничего. Иначе бы ты не тратила время на восхищения Грин-де-Вальдом.       — Как будто ты оставила мне хоть одно другое развлечение. — тут же выплевывает Диана. — Это ведь из-за тебя я не общаюсь с Алектусом, на меня волком смотрят все мои подруги, а ты еще и с Эддом и компанией решила перестать общаться!       — Никто не просил тебя повторять за мной всё время. Если бы ты умела хоть иногда думать своей головой, может быть и не винила меня во всех своих проблемах. — краснеет Лестрейндж.       — Заткнись! Ты высокомерная сука, Афелия. Я проклинаю день, когда мы стали подругами.       — А должна бы благодарить, за то, что такая как я, стала дружить с такой, как ты. — Афелия практически рычит в ответ.       Толстый кот брата Розье запрыгивает на стол перед девушкой.       — Наверное, это ваш с Эддом комок шерсти подвинул. Я просила тебя научить этого кота вести себя прилично, раз уж он может заходить в нашу комнату! — Ди морщится в ответ. Но Афелия рада логичному объяснению, где виноват кот. — Я бы пустила его на воротник, но брезгую даже трогать.       — Я ложусь спать, а ты как хочешь. — сжимает зубы Розье, не видя смысла продолжать диалог.       Подруга гасит свет и залезает под одеяло, правда в этот раз не отворачивается лицом к стене, как обычно, а через пару минут ее дыхание становится ровным.       Афелия сидит на кровати обхватив колени двумя руками. Каша, которую она собирается заварить, будет дорого стоить. Но ей нечего терять. У неё плохие отношения с братом. Она поссорилась с единственной подругой. Ее почти все недолюбливают даже на своём факультете. И любовь ее жизни, по крайней мере человек, которого она таковым считала, оказался монстром.       Она выжидает ещё около часа.       А потом тихо встаёт, делает пару кругов по комнате, настраиваясь, смотрит на часы. Две минуты и можно начинать, она должна сделать это одновременно с Хиллом.       — Помоги мне всех спасти, — шепчет девушка, обращаясь в никуда. — Я хочу все исправить, сделать этот ад хоть немного лучше. — ещё тише добавляет. — Мне нужно в прошлое, чтобы убить его, пока он был ребенком. Мне нужно его остановить. — и выпивает залпом зелье из колбы.       Но ничего не происходит.       Хогвартс не услышал? Или не захотел помогать? Вот же дементор!       Минуту.       Пять.       Десять.       Ничего.       Афелия перелистывает конспект в поисках ответа. Может зря она взялась за это самостоятельно, нужно было привлечь Хилла к варке зелья, он бы справился лучше. С другой стороны, она сознательно это сделала, никто не должен был заподозрить, что они работают вместе, так он остался чист. И может попробовать ещё раз.       И вдруг натыкается на чужой почерк:       «Чтобы выиграть, нужно быть менее эмоциональной и более продуманной. Пришло время умереть, Афелия, и совсем не мне. Я, возможно, даже буду скучать. Том.»       Она вдыхает аромат оставшегося зелья. Но не может разобрать, чем именно её отравили, и почему только она не уделяла внимания зельям раньше, тогда бы, конечно, она почувствовала опасность и не выпила.       Горло перехватывает. Воздух словно останавливается, не доходя до легких.       А ведь она дала это зелье ещё и Джордану, интересно он подмешал отраву до того, как она налила ему порцию или после. Дементор бы побрал Риддла и его компанию. Она ведь хотела всех спасти. Да и он должен был почувствовать испорченное зелье.       Афелия хочет показать записку Ди, пусть утром она всем всё расскажет. Может быть её брат продолжит начатое. Надо было поделиться с ним. Надо было рассказать. Но сейчас девушка не может произнести ни слова и только мычит сквозь зубы, пока буквы сами собой исчезают.       А потом, словно чья-то рука сдавливает её внутренности. И Афелия падает на пол. Достаточно громко. Ди приподнимает голову над подушкой. Глаза подруги в миг открываются, а на губах появляется улыбка. Теперь Розье может уснуть по-настоящему.       А ещё через час Лестрейндж поднимается, забирается на кровать, накрывается одеялом и засыпает.       Хогвартс выполнил просьбу.