ID работы: 8098887

ILY

Слэш
R
Завершён
9288
автор
Размер:
56 страниц, 2 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
9288 Нравится 252 Отзывы 3064 В сборник Скачать

Часть 2

Настройки текста
Примечания:
      Машину в очередной раз подбрасывает на кочке, и Тэхён, чертыхнувшись, тянет сонного Чонгука на себя, иначе младший норовит напороться лбом на дребезжащее окно. Чонгук в ответ причмокивает пухлыми губами и открывать глаза совсем не спешит, но Тэхёну, засмотревшемуся на его красивое и умиротворённое лицо, этого совсем не нужно. Ему достаточно ощущать жар родного тела собственным, а остальное не так уж и важно.       — Спит? — мама смотрит через небольшое зеркало, расположенное у лобового стекла, и улыбается морщинками вокруг карих глаз. Тэхён осторожно ей кивает, умещая голову Чонгука на своём плече и слегка приобнимая того за талию, чтобы не завалился снова. — Такой очаровательный. Чонгук-и словно не меняется: похож на того же малыша, что и пятнадцать лет назад.       Автомобиль снова встряхивает, из-за чего женщина сдавленно ругается себе под нос и сжимает корпус руля сильнее, проклиная всех тех, кто «не может проложить нормальную асфальтированную дорогу». Переместив ладонь с талии, скрытой лёгкой хлопковой футболкой, на слегка влажную из-за жары макушку, Тэхён улыбается на злые пыхтения матери и едва заметный аромат лимонада, исходящий от кожи Чонгука.       О закрытые окна ударяются клубы пыли, вырывающиеся из-под колёс уже как два часа непрерывно едущего автомобиля, каждая деталь которого, кажется, нагрелась настолько сильно, что можно с лёгкостью сплавить из неё что-нибудь другое. Работающий на последнем издыхании кондиционер спасает лишь наполовину, и людям, находящимся внутри машины, то и дело приходится утирать сбегающий по лицу пот.       Тэхён переводит усталый взгляд на проносящиеся за окном пейзажи, все из которых сливаются в одну жёлто-голубую кляксу из-за небосвода и созревающей пшеницы, бьющей по чувствительным глазам своей яркостью. В такие дни, как этот, душный и заставляющий желать переехать куда-нибудь на Южный полюс, хочется лежать бесформенным желе на диване под сплит-системой, грызя фруктовый лёд (яблочный для себя и виноградный для Чонгука), и забивать на домашку из универа, а не ехать по полям на дачу, на которой нет ни льда, ни спасительной сплит-системы.       — Зато есть речка, — хмыкнул господин Ким, смерив развалившихся на прохладном полу парней весёлым взглядом. — Покупаетесь и отдохнёте, с нами на рыбалку сходите. А, Чонгук, пойдёшь со мной на рыбалку? — он потрепал сына лучшего друга за щеку.       Чонгук улыбнулся и кивнул, сделав вид, что не заметил хмурого лица друга рядом. Вот же мелкий предатель.       — Ну пап, — Тэхён снизил режим кондиционера ещё на два градуса, — мы каждый год ездим на эту дурацкую дачу, причём не только летом, но и на Рождество. Может, не поедем в этот раз?       Господин Ким на слова сына никак не отреагировал и молча достал из шкафа чемодан, как бы намекая, что обгоревшим на деревенском пляже плечам быть и в этом году. Тэхён лишь страдальчески простонал и побился головой о ламинат.       — Долго нам ещё? — Тэхён небрежным движением оттягивает прилипшую ткань рубашки на животе. Что ни говорите, а день сегодня поистине адский — печёт примерно так же, как и в Преисподней. — Я могу получить солнечный удар в теньке?       Госпожа Ким усмехается и прокручивает руль, выравнивая машину после поворота, означающего — как помнит Тэхён, — что ехать им осталось ещё минут двадцать. Целых двадцать минут по сухим пшеничным полям под прямыми солнечными лучами.       Из груди сам по себе вырывается страдальческий вздох.       Голова Чонгука немного съезжает с плеча.       — Ты можешь перегреться, — наконец отвечает женщина, рукой шаря по сидению рядом. — Дорогой, подай воду — она в рюкзаке. — Тэхён протягивает бутылку с тёплой водой и поправляет положение головы Чонгука, кладя на неё свою собственную. — К нам в гости придут соседи с дочкой, так что прошу тебя заранее: веди себя прилично, хорошо?       Тэхён закатывает глаза и невольно потирается щекой о запутанные волосы Чонгука, от чего тот начинает что-то бормотать и хочет отстраниться, но сильная рука, давящая на затылок, не позволяет ему этого сделать.       — Я буду вести себя нормально, но если эта Дэхён снова будет лезть ко мне со своими «оппа, ты такой красивый» и «оппа, мы так подходим друг другу, давай встречаться», то я снова ей откажу. И не факт, что вежливо.       — Почему ты так категоричен? — мать качает головой. — Она хорошая девушка, и ты правда нравишься ей уже пару лет.       Тэхён неотрывно смотрит в окно, не замечая, как начинает перебирать чужие пряди. Ему жарко, но горячее дыхание в шею почему-то успокаивает, в то время как слова матери заставляют напрячься и выпустить иголки. Он ненавидит, когда они начинают говорить на подобные темы. Они всегда заканчиваются тем, что он остаётся с разодранной раной, которая только успела покрыться корочкой.       — Она мне не нравится, мам.       — Тогда кто тебе нравится?       — Никто. — Он ведёт носом по виску Чонгука. — Давай закроем эту тему.       — Ты постоянно отмазываешься, но моё материнское сердце чувствует, что ты мне врёшь. Кто она такая, что ты так сильно скрываешь её от нас?       Хочется просто остановить машину, схватить спящего Чонгука на руки и убежать куда-нибудь далеко-далеко, где их не достанут подобные расспросы и можно будет открыто говорить о своих чувствах. О том, что мучает уже много лет и не даёт спать нормально, пока ворочающийся рядом Чонгук не обнимет, уткнувшись носом в ключицы и пробормотав хриплое «я никогда с тобой не высплюсь, хён».       Потому что то, что Тэхён скрывает, на самом деле находится у всех на виду.       — Почему тебе сложно поверить, что нет никакой «её»?       Есть он. Всегда только он.       Они наконец въезжают в дачный посёлок. Мама молчит примерно минуту.       — Как бы банально это ни звучало, но твои глаза выдают тебя. — Тэхён непонимающе хмурится, глядя ей в глаза через зеркало. — Когда я влюбилась в твоего отца, все вокруг говорили, что по мне видно, что я по уши в него втрескалась, мол, взгляд горит иначе. Я не верила, но теперь, глядя на тебя, понимаю, что это и правда так.       Машину снова слегка трясёт, и Чонгук начинает возиться, пихаясь и пыхтя, но Тэхён, заметивший поджатые губы и попытку спрятать глаза за чёлкой, впивается пальцами в кожу на задней части шеи и притягивает голову парня к своей груди. Чонгук не спал и всё слышал. Тэхён в этом уверен, как и уверен в том, что Гук уже подумал о том, чего на самом деле нет и никогда не будет.       Винить мелкого в чём-то нет смысла — во всём сложившемся виноват только Ким. Он сам не позволяет Чонгуку открыть последнюю дверь; останавливает его руку с ключом, отводит подальше, целует, сжимая в объятиях до хруста костей и жмурясь так, чтобы не видеть боли и разочарования в больших и блестящих от слёз глазах.       Правда в том, что Ким Тэхён тот ещё трус.       Проблема в том, что Чонгук об этом не знает.       Машина наконец тормозит, поднимая вокруг себя целое море золотистой пыли.       — Хорошо, ты победила, мам, — медленно произносит он, пока Чонгук затихает и не рыпается, позволяя прижимать к себе и чувствовать спокойное сердцебиение. — Я действительно влюблён, но этот человек пока не знает об этом.       — Вот как, — хмыкает госпожа Ким, глуша мотор и открывая дверцу со своей стороны, позволяя раскалённому воздуху нырнуть внутрь салона. — Надеюсь, ты скоро расскажешь ей о своих чувствах. — Она уже не слышит хриплого «я тоже на это надеюсь», потому что идёт навстречу мужу, приехавшему на дачу раньше вместе с Чонами.       — Вылезайте, молодёжь, приехали уже! — с энтузиазмом кричит с крыльца господин Ким и целует счастливую жену в красную щеку.       — Сейчас, Чонгука разбужу! — таким же криком отвечает Тэхён и, откинув голову назад, тяжело вздыхает. — Приехали.       — Отпусти.       Сердце сжимается от того, каким отчаянным и надтреснутым голосом произносит это Чонгук. Тэхён сжимает губы в тонкую полоску, но вместо того, чтобы попытаться объясниться и наконец убрать разделяющее их недопонимание, наступает на очередные грабли, за которые сегодня же ночью будет корить себя.       — Поцелуешь — отпущу.       — Тэхён, пожалуйста, отпусти меня.       — Поцелуй.       — Нас увидят, — Чонгук сбито дышит ему в грудную клетку и сжимает пальцами ткань чужих шорт, — ты сумасшедший.       — Все уже в доме, — Тэхён поднимает его голову за подбородок и внимательно смотрит в расширенные зрачки. — Никто не увидит, как ты целуешь сумасшедшего. Ну же, Чонгук-а, всего один поцелуйчик, чего тебе стоит ради твоей же свободы?       Нижняя губа Чонгука начинает дрожать, а густые брови заламываются, и Тэхён понимает, что ночи не стоит ждать. Ненавидеть себя он может начинать уже прямо сейчас.       — Пусть тебя целует та, кого ты любишь, придурок, — выплёвывает Чонгук и с силой пихает его, отстраняясь. Кое-как открыв дрожащими руками дверцу, он выбегает из автомобиля, не слушая приглашающие окрики родителей и убегая вглубь сада, пока Тэхён смотрит ему вслед нечитаемым взглядом и хочет уничтожить самого себя.       Лицо искажает усталая усмешка, которую он с силой стирает ладонями.       Чонгук уже очень много лет не показывал ему своих слёз. Но, похоже, сегодня ему настолько плохо и больно, что держать всю горечь внутри он не может, поэтому сидит сейчас где-нибудь под старой яблоней и утирает солёные дорожки грязными руками, раздражая нежную кожу и тихо всхлипывая.       Тэхён сжимает волосы у корней и, высунув ноги через открытую дверцу, холодно вглядывается в сухую дорогу с ползущими между трещинами муравьями. У него всё внутри скручивается от одних только представлений сжавшегося и рыдающего Чонгука, но идти и искать его нет смысла. Чонгуку надо успокоиться и хотя бы чуть-чуть выпустить из себя всё то дерьмо, которым Ким пичкает его на протяжении пары лет.       Чего Чонгуку стоит поцеловать его ради собственной же свободы?       У Тэхёна в руках целая связка ключей, все ответы на все вопросы касательно Чонгука, и самый последний, тот, что висит у младшего на шее, возле сердца, ему совсем не нужен. Даже не открыв эту чёртову дверь, он знает, что за ней спрятано. Оно большое и одновременно маленькое, сильное и слабое в своём проявлении, ненавистное и обожаемое с одинаковой силой. За последней дверью их стоп-слово возвращает себе изначальное значение и зацеловывает разодранные раны, гладит по волосам и доверчиво смотрит в глаза.       Если бы Тэхён хотел, он давно бы сорвал этот дурацкий ключ и провернул в замочной скважине пару раз.       И он хочет.       — Что с Чонгуком? — над ним вырастает тень хмурого отца.       — Сейчас вернётся.       Но он боится.       Чего Чонгуку стоит поцеловать его ради собственной же свободы? Всего, на самом-то деле.       Чонгук не освободится, а лишь нацепит на себя ещё пару кандалов, и ни о какой свободе не может быть и речи.

***

      Когда это всё началось? Тэхёну кажется, что с самого начала. С того самого момента, как ему позволили взглянуть на страшненькое, но почему-то безумно интересное существо в белоснежном свёртке.       За окном светит приветливое и по-прежнему тёплое солнце, характерное для четвёртого дня осени, и Тэхёна, который ещё слишком мал для столь раннего подъёма, против воли тащат в больницу. Он уже выбивается из сил расспрашивать родителей, не болит ли у них что-то, и, всегда получая отрицательный ответ, по-прежнему недоумевает, зачем им тогда идти в больницу, ведь и он чувствует себя прекрасно. Разве что спать хочется больше обычного, но это папина вина: разбудил его за час до будильника!       — Мы идём в гости к тёте Чон, — сжалившись над сыном, просвещает господин Ким и слегка оттягивает пухлую щёчку.       — Но дом тёти Чон в другой стороне, — хмурится Тэхён и прячет пострадавшую щеку на плече матери, заботливо поддерживающей его под попу. — И сначала вы сказали, что мы идём в больницу. Вы мне соврали?       — Нет, милый, — успокаивает его мама. — Просто тётя Чон сейчас в больнице, и мы хотим навестить её. Разве ты не хочешь увидеться с ней?       Являясь очень сообразительным мальчиком, который не говорит, что был бы гораздо более рад увидеться с ней ближе к обеду, он обеспокоенно спрашивает:       — Она заболела?       — Нет, с ней всё хорошо, — успокаивает отец, вышагивающий рядом.       Призадумавшись, Тэхён опускает всё ещё сонный взгляд вниз, туда, где противно мельтешит дорожка, выложенная серой плиткой. Жёлтая панама, аккуратно надетая на его голову перед выходом из дома, слегка сползает, и задремавший мальчик уже не чувствует, как несущая его мать поправляет её.       Просыпается Тэхён уже в незнакомом месте. По запаху чистоты и лекарств он понимает, что они прибыли на место, и начинает заинтересованно крутить головой, рассматривая окружающую обстановку.       — Интересно тебе? — смеётся отец, в чьих руках он теперь находится, пока мама разговаривает с какой-то тётенькой в очень белом халате. — Мы в роддоме.       — Где? — не понимает Тэхён, засмотревшись на незнакомую женщину с большим-большим животом. Когда он в последний раз видел тётю Чон, у неё был похожий, и Тэхёну очень нравилось обнимать его. Все вокруг говорили, что скоро из этого большого живота, больше похожего на огромный надувной шар, появится его новый друг, но Тэхён в это не верит, ведь не могут же друзья появляться из воздушных шаров?       — Пошли, — зовёт мама, призывая их следовать за тётенькой в белом халате.       Или могут?       Бледная тётя Чон начинает улыбаться сразу же, как только видит их на пороге палаты, такой же белой и пахнущей лекарствами, как и всё в округе. Тэхёну не нравятся лекарства и белый цвет, но он очень любит тётю Чон и её живот, поэтому, стоит отцу отпустить его, и он тут же срывается с места, неуклюже несясь к высокой постели. Промучавшись с подъёмом и всё-таки поднявшись с помощью заботливых рук матери, он с широкой улыбкой умещается на краю койки и тут же потрясённо замирает.       Прежнего шарообразного живота тёти Чон как ни бывало. Вместо этого она держит в руках большой свёрток, увидеть содержимое которого Тэхёну со своего места не удаётся, но он не сильно-то и хочет, учитывая, что его маленькой радости не оказалось на месте. Разочарование и обида затапливают его сердечко до краёв.       — Ты чего такой грустный? — смеётся тётя Чон и слегка опускает свёрток, осторожно раскрывая его узорчатые края. — Смотри, кто у меня теперь есть.       Держать обиженный настрой не удаётся. Тэхён сразу же подаётся вперёд, заглядывая внутрь скрученной пелёнки.       — Кто это? — не понимает он.       Маленькое сморщенное личико с носом-картошкой и маленьким ротиком вызывает восторг у рядом стоящих родителей, но Тэхён, внимательно осмотревший это нечто, ничего, кроме ещё большего разочарования, не чувствует.       — Это — твой новый друг, — с улыбкой отвечает тётя Чон, глядя на свёрток нежным взглядом.       — Это? — переспрашивает Тэхён и снова смотрит на непонятное лицо, которое вдруг сморщивается ещё больше, шевелит своими губками и медленно приоткрывает глаза с длинными ресницами. Встретившись с ним взглядом, Тэхён чувствует, как резко его сердце начинает биться быстрее. — Он... Чонгук?       Именно так он привык называть живот госпожи Чон. В первое время мама на него бухтела и просила не делать этого, но тётя Чон оказалась не против и сказала, что это отличное имя. Поэтому Тэхёну было позволено обниматься и разговаривать с Чонгуком до тех пор, пока тётя Чон не уйдёт.       — Да, — тихо соглашается женщина так, словно рассказывает ему какую-то тайну. — Он мой сын, такой же, как и ты для твоих мамы и папы, только меньше.       Тэхён наконец проникается всеобщей радостью и тоже начинает улыбаться. Чёрные глазки, внимательно смотрящие на него из-под веера пушистых ресниц, будто улыбаются в ответ.       — Значит, Чонгук-и вырастет и станет моим другом?       — Он может им быть и сейчас, — не соглашается мама, беря его на руки и усаживаясь вместе с ним на стул для посетителей. Отец тем временем здоровается с пришедшим дядей Чоном.       — Но как же я буду играть с ним, если он такой? — искренне недоумевает Тэхён.       Мать целует его в панамку и отвечает:       — Пока ты можешь заботиться о нём.       Тэхён неотрывно смотрит на свёрток.       Заботиться? Это так же, как когда мама одевает его, кормит и помогает преодолеть огромную лужу перед садиком? Как когда защищает его глаза от противной пены? Это не звучит слишком-то трудно.       — Хорошо, — легко соглашается он.

***

      Тэхён всегда был довольно активным мальчиком, не считая тех моментов, когда ему не дают доспать законно отведённое на сон время. Поэтому-то госпожа Ким совсем не удивляется, когда, едва успев стянуть с сына огромный шарф, обнаруживает своё чадо со всех ног несущимся к лестнице, а не послушно снимающим верхнюю одежду рядом с ней. Она даже не окликает его, зная, что это бесполезно, ведь если Тэхён чего-то очень сильно хочет, он будет упорно к этому идти, даже если для этого ему придётся переступать через две ступеньки и чуть ли не спотыкаться. Такой вот у неё сыночек.       — Чонгук-и!       Тэхён, кое-как добравшийся до чужой комнаты, дышит шумно и сбито и то и дело оттягивает ворот противной куртки. Он совсем не успевает снять её, потому что стоит ему только оказаться на давно знакомом пороге, как все его чувства обостряются, выделяя среди всех необъятных детских желаний всего лишь одно — поскорее увидеть его любимого Чонгук-и.       Но радость от долгожданной встречи меркнет на фоне ужаса, настигшего его в тот самый момент, когда на его оклик оборачивается заплаканное личико.       — Х-хён!.. — заикаясь, лепечет Чонгук и в спешке стирает крупные кристаллы слёз, вопреки его воле продолжающие скатываться по раскрасневшимся щекам. — Ты пришёл...       Ничего не ответив, Тэхён продолжает стоять на пороге и во все глаза смотреть на маленькую фигурку, сидящую на пушистом ковре в окружении множества игрушек и продолжающую ронять слёзы, каждая из которых больно ранит его в пока ещё маленькое, но очень доброе сердце. В конце концов он не выдерживает влажного оленьего взгляда и подлетает к Чонгуку быстрее, чем тот успевает испустить очередной жалобный хнык. Маленькие ладошки оказываются в захвате холодных пальцев, а обеспокоенный взгляд быстро пробегается по всему дрожащему тельцу.       — Что случилось? Тебя кто-то обидел? Что-то болит? Сломалась машинка, которую я подарил? — Но машинка лежит рядом, целая и сверкающая новизной, будто ею и не играли вовсе. — Тебя наказали за что-то? Да? Если да, то я могу поговорить с тётей, и она тебя обязательно прос...       Прежде, чем он успевает договорить, руки, до этого находящиеся в его захвате, окольцовывают его шею, а чуть охрипший из-за слёз голос доверительно шепчет на ухо:       — Просто я соскучился по хёну.       Тэхён пару раз поражённо моргает и неосознанно обнимает в ответ прижавшегося к нему Чонгука.       Слышится тяжёлый вздох позади.       — Наконец-то он успокоился, — тётя Чон массирует виски двумя пальцами, глядя на них обоих, тесно прижавшихся друг к другу.       — Так а что случилось-то? — спрашивает вошедшая следом госпожа Ким.       Госпожа Чон только снова вздыхает и машет на обнимающихся детей свободной рукой, будто говоря «не видишь, что ли». Подруга послушно переводит взгляд на детей и не может сдержать тёплой родительской улыбки, когда видит, как Чонгук порывисто выдыхает через рот, потому что нос оказывается заложенным, и утыкается мокрой мордашкой в участок открытой тэхёновой шеи.       — Гук-и, — Тэхён ласково поглаживает его по спине, наконец, догадавшись, в чём дело, — ты снова расплакался в садике? — Чонгук пыхтит и отвечать явно не собирается, но по его реакции и так всё становится понятно. Тэхён вздыхает. — Мы же договаривались, малыш.       — Я правда пытался не плакать! — тут же оправдывается Чонгук, не отрываясь от него. — Но без тебя так грустно и одиноко...       — Но ведь в садике так много других детей, как тебе может быть одиноко? — спрашивает Тэхён, улыбаясь. Ему приятно, что по нему скучали, ведь и он скучал не меньше. Неделя разлуки — это слишком много для них.       На его вопрос Чонгук немного отстраняется и смотрит на старшего так, словно это Тэхён тут трёхлетний зарёванный мальчишка, а не наоборот.       — Но они — не ты, — руки с затылка и шеи смещаются на лицо, сдавливая румяные от мороза щёки. — Они не умеют читать, как ты, и рисунки у них тоже не такие красивые, а ещё Джонхан до сих пор писает в штаны, вот! — важно добавляет он.       Тэхён, едва сдерживая смех, интересуется:       — И что, нет никого нормального?       Чонгук картинно вздыхает.       — Никого.       — Вот и мне то же самое говорит, — причитает тётя Чон из-за спины. — Приходится приводить его раньше других детей, чтобы успеть успокоить и не опоздать на работу. И знаешь, что самое интересное? — обращается она к подруге. — К нему подходят другие детки, пытаются с ним подружиться, даже игрушками с ним хотят поделиться, — а ты ведь понимаешь, что если игрушками делятся, то это уже серьёзные намеренья? Но Гу на них даже не смотрит! Морщится и носик воротит, говорит, что они «не хён» и он с ними дружить не собирается. Такими темпами он не то что друзей не заведёт, он себе только врагов наживёт.       Слушающий мамины упрёки Чонгук не на шутку расстраивается. Его нижняя губа снова начинает предательски дрожать, но Тэхён, заметивший вновь увлажнившийся взгляд, спешно целует его в нос, после добродушно заявляя:       — Ну не хочешь ты с ними играть, ну и не надо. Я всегда буду готов поиграть с тобой вместо них.       Чонгук доверчиво заглядывает ему в глаза, шмыгая.       — Правда?       Тэхён кивает и дарит ему ещё один поцелуй, только в щёку.       — Но только после своих занятий, — напоминает госпожа Ким, подходя к ним, чтобы наконец стянуть с сына куртку, о которой, кажется, позабыли все, кроме неё. — Но, Чонгук-и, — она треплет малыша по волосикам, — всё же нельзя дружить только с ТэТэ.       — Почему?       — Потому что он не сможет быть с тобой всегда-всегда, — отвечает госпожа Чон, тоже оказываясь рядом и протягивая руки к нахмурившемуся сыну. — Когда-нибудь у Тэхёна появятся свои взрослые друзья, потом любимый человек, и что, ты вечно будешь ходить за ним?       Чонгук ничего не отвечает, но по его не по-детски сдержанному лицу Тэхён понимает, что чужие слова задевают в его сознании что-то очень важное.       — Ты правда когда-нибудь уйдёшь от меня? — горько спрашивает Гук уже поздно вечером, когда семья Ким собирается домой, а его самого укладывают в постель.       Огромные тёмные глаза, запавшие в душу ещё в самую первую встречу, печально смотрят на склонившегося над ним Тэхёна. Тот бережно укрывает младшего огромным одеялом с морковками и качает головой, подмигивая.       — Нет, — всё-таки говорит он, кладя рядом с чужой подушкой игрушку в виде белоснежного кролика. — Взрослые иногда говорят глупости.       — Мама сказала, что это мы говорим всякие глупости, — делится Чонгук и доверчиво подставляется под тёплую ладонь, осторожно гладящую его по щеке.       Тэхён отмахивается другой рукой и шепчет, чтобы никто посторонний не услышал:       — Это тоже глупости.       Получив удовлетворяющий его ответ, Чонгук счастливо жмурится и перестаёт возиться, закрывая глаза и готовясь ко сну.       — И ты всегда-всегда будешь со мной? — всё-таки не удерживается он от самого главного вопроса, когда Тэхён, уже поцеловавший его в макушку и выключивший ночник, собирается покинуть спальню.       — Только если ты обещаешь мне больше не плакать, — ставит он своё условие.       Чонгук стискивает плюшевого кролика в объятиях и так интенсивно кивает, что сбивает верхний край одеяла, и Тэхёну приходится вернуться, чтобы всё поправить.       Всё-таки заботиться о ком-то не так уж и легко, как он когда-то себе представлял.

***

      — Чонгук-и немного боится новых людей, — объясняет Тэхён и профессионально игнорирует чужие щипки в районе оголённых предплечий. — А так он очень добрый и совсем не хотел тебя обидеть. Да ведь, Чонгук-и?       Чонгук-и, который по росту достаёт ему разве что до плеча, угрюмо зыркает на хёна снизу вверх и ничего не отвечает.       Тэхён старается держать улыбку такой же доброжелательной, но уголок его губ предательски дёргается так же, как и глаз тёти Чон, стоящей возле соседей, пришедших в гости.       Как и всегда, каникулы проходят в небольшом посёлке с богатой на рыбу речкой и мягкими с виду пшеничными полями. Этот год выдаётся менее жарким, и находиться в доме без кондиционера для детей не проблема, к тому же, в помещении они почти не сидят: бегают под палящим солнцем, увлечённые играми, смехом и вкусной малиной с конца маминого сада.       Тогда-то их и знакомят с соседской девочкой по имени Дэхён.       Почти десятилетний Чонгук при виде неё тут же юркает за спину Тэхёна. Увидев его реакцию на себя, Дэхён вжимает голову в плечи, но немного успокаивается, когда встречается взглядом с лучистыми глазами Тэхёна, протягивающего ей руку для знакомства и улыбающегося по-особенному тепло.       Тэхёну через полгода исполняется тринадцать, и он считает себя достаточно умным для того, чтобы понимать, что отношение Чонгука ко всем, кто не является его хёном, немного странное. Если выражаться словами господина Чона — «ненормальное». Чонгук не привередлив, если дело касается еды и игрушек, он даже готов уступить в выборе мультфильма, который они собираются посмотреть этим вечером. Но он превращается в маленькую колючку каждый раз, когда дело доходит до новых знакомств, и совладать с ней не удаётся никому, включая Тэхёна.       — Это всё мы виноваты, — вздохнула тётя Чон в один из вечеров. Она присела на край дивана и привычно помассировала себе виски, явно размышляя о телефонном разговоре с классным руководителем Чонгука, с которым, как понял Тэхён, тогда пришедший к Чонам с мамой, она только что разговаривала по телефону. Женщина явно хотела сказать что-то ещё, но вместо этого позвала: — Чонгук, подойди! Сынок, ну почему ты совсем не хочешь дружить со своими одноклассниками? Можешь даже не дружить, хорошо, я понимаю, что они могут тебе не нравиться, но можно ведь быть приятелями, верно? Твой учитель сказал, что ты совсем не разговариваешь в школе кроме тех моментов, когда отвечаешь у доски. Ну что ты так смотришь на меня? Я же о тебе беспокоюсь, в конце-то концов!       Чонгук тогда ходил в первый класс и никак не мог преодолеть свои стеснительность и боязнь других детей, разительно отличающихся от тех, кто ходил с ним в детский сад. Многие из них по поведению и манере держаться были похожи на его любимого хёна и действительно вызывали интерес, но он просто не мог взять и заговорить с ними. О его страхе знал Тэхён, но не знал никто из взрослых. Лишь с ним Чонгук смог поделиться своими переживаниями. Лишь ему он доверял полностью.       — Если так продолжится, — говорила тётя Чон, — то мне придётся пойти с тобой к психологу, и время на сеансы придётся брать из времени, что ты проводишь с Тэхёном.       Стоящий тогда рядом с Чонгуком Тэхён отчётливо почувствовал, как тот задрожал.       — Не надо к психологу! — взмолился Гук, едва сдерживая выступившие на глаза слёзы. — Я заведу друзей и буду много-много разговаривать, правда!       Тётя Чон нахмурилась, явно не убеждённая его лепетом и всерьёз задумавшаяся о психологе, и Тэхён сделал шаг вперёд, закрывая Чонгука собой.       — Я сам поговорю с ним, — мягко улыбнулся он.       Госпожа Ким, присутствующая при разговоре, улыбнулась подобно сыну и приобняла подругу за плечи, весело проговаривая:       — Да ладно тебе! Он ведь и в садике не особо-то разговорчивым был, неужели ты правда думала, что школа так быстро что-то изменит? Дай ему время привыкнуть, и потом ты будешь вздыхать уже от того, что у твоего сына слишком много друзей, и ты никак не можешь запомнить их имена!       Поняв, что слова матери подействовали на тётю Чон, Тэхён увёл всхлипывающего Чонгука из гостиной и заперся вместе с ним в спальне. Он ещё долго обнимал плачущего мальчика, лепечущего что-то про то, что ему на самом деле никто не нужен, кроме хёна. Тэхён кивал на каждое слово, но потом, когда плач затих, а худые плечи перестали дрожать, до самого своего ухода пытался объяснить, что мир, как ему сказал папа, построен на связи между многими людьми, и чем больше хороших друзей тебя окружает, тем прочнее и больше этих связей.       Лежащий на его груди Чонгук тогда только с силой потёр заплаканные глаза и произнёс фразу, которая до сих пор не может покинуть мысли Кима:       — Тогда ты — мой мир, потому что самая крепкая связь у меня только с тобой.       Это было так по-детски откровенно, что Тэхён не смог сдержать доброго смеха.       С того разговора Чонгук действительно стал предпринимать попытки найти общий язык с одноклассниками, но в каждую встречу с Тэ по секрету рассказывал ему, что связи с ними никогда не сравнятся со связью между ними двумя. Тэхён снова смеялся, но глубоко внутри чувствовал удовлетворение, ведь Чонгук для него тоже особенный.       По прошествии пары лет Чонгук всё-таки обзаводится несколькими хорошими приятелями. Из рассказов о них Тэхён знает, что с ними довольно весело, но всё ещё не так, как весело с ним. Об этом Чонгук говорит только ему, чтобы не расстраивать родителей, счастливых от того, что их сын наконец смог увидеть кого-то помимо своего хёна, и Тэхён не понимает, почему каждый раз радуется этому небольшому дополнению про «не так весело».       И всё же на новых людей Чонгук по-прежнему реагирует плохо. А на новых людей в присутствии Тэхёна — ещё хуже.       Долго думать о хмурых взглядах, кидаемых в сторону Дэхён, никому из знающих Чонгука не приходится. Чувство ревности наползает на его лицо так же, как и тени от персиковых деревьев, рядом с которыми они сейчас стоят.       — Чонгук-и, отпусти, — просит Тэхён ласковым голосом.       Вцепившийся в подол его футболки Чонгук с неохотой опускает руки. Он снова неодобрительно смотрит на мявшуюся рядом с родителями Дэхён и кривит губы, когда та задерживает восторженный взгляд на Тэхёне. Тэхён замечает его недовольство и вздыхает.       Ну, серьёзно, каждый раз одно и то же. Чонгук правда считает, что какая-то маленькая девочка заберёт у него друга, который с ним с пелёнок?       — Пойдёмте-ка к столу, — за разрядку обстановки как всегда берётся госпожа Ким. Она незаметно для других гладит госпожу Чон по спине и весело улыбается гостям, немного дезориентированным плохим настроением маленького Чона.       Вскоре все взрослые и думать забывают о хмуром мальчишке, примостившемся рядом с Тэхёном и со своего места сверлящим Дэхён ещё более тяжёлым взглядом. Несчастная девочка не может даже спокойно выпить сок, мгновенно давясь.       Тэхён подмечает каждую деталь в настроении младших и, снова вздохнув, принимает, как ему самому кажется, самое мудрое решение в данной ситуации.       — Что-то у меня голова болит, — обращается он к матери, потянувшейся за сладким персиком, находящимся в середине накрытого стола. — Можно я пойду в свою комнату?       — Конечно, милый, — мама целует его в лоб. — Выпей таблетку; ты знаешь, где аптечка.       Он кивает и встаёт с места, но уйти ему не дают руки, слишком привычно обхватившие тонкое запястье с медовой кожей маленькими пальцами.       — Я с тобой, — говорит Чонгук, глядя снизу вверх.       — Нет, — легко отвечает Тэхён. Он старается не придавать слишком большое значение расширившимся оленьим глазам. — Я хочу отдохнуть. Один.       Кажется, это первый раз, когда он вот так вот просто не позволяет Чонгуку сделать что-то в отношении себя.       Растерянный мальчик хочет сказать что-то ещё, но его прерывает тётя Чон, отвлёкшаяся от разговора с соседкой.       — Сиди и не досаждай никому.       — Да, мама, — соглашается Чонгук и низко опускает голову.       Тэхён не может сдержаться и, сжалившись, треплет его по пушистой шевелюре, чуть наклоняясь к маленькому ушку и шепча:       — Пока я буду отдыхать, ты можешь подружиться с Дэхён. Покажи ей наш сад, хорошо? А когда я проснусь, расскажешь мне всё, как тебе идея?       На озвученное предложение Чонгук неохотно угукает, даже не удостаивая сидящую напротив него Дэхён взглядом. Хотя это, наверное, и к лучшему — девочка наконец сможет нормально утолить жажду.       Тэхён уходит, действительно собираясь немного отдохнуть, но когда он снова открывает глаза, слегка сонный взгляд упирается в распахнутое окно, за которым небо уже почти полностью окрашивается в тёмный. До слуха доносится шум, означающий, что родители продолжают проводить вечер в беседке, увлечённые некрепким алкоголем и разговорами о насущном.       Типичный вечер на даче.       — Хён?       Тэхён вздрагивает и резко оборачивается, обнаруживая позади себя чумазого Чонгука. Чумазого, всего в царапинах и очень счастливого Чонгука. Прежде белая футболка теперь больше походит на грязно-серую тряпку, а на красненьких шортах до колен виднеется рваная дыра. Поистине странное зрелище, учитывая, что Гук всегда был чистюлей и не выносил даже вида грязных рук.       — Ты что, с дерева упал? — в шутку предполагает Тэхён, аккуратно обведя крупную царапину на щеке большим пальцем.       — Упал, — неожиданно соглашается Чонгук. Рука на его лице замирает. — Просто Дэхён захотела яблоко, а самое красивое как по закону подлости было очень высоко, но я пообещал, что достану, хотя Дэхён меня и отговаривала, но я всё равно полез, и вот, в общем... — он демонстрирует свои ободранные ладони и смотрит Тэхёну прямо в глаза. — Мама сказала, чтобы ты помог мне обработать.       Кое-как сдержав вымученный стон, Тэхён с особой осторожностью берёт его руку в свою и тянет в ванную, говоря, что сначала надо промыть все раны, а так как они повсюду, то легче будет покупаться полностью. На спуске по лестнице ему приходится взять младшего на руки, потому что тот то и дело ойкает из-за раненых коленок.       — Если не считать падения, то как прошло твоё знакомство с Дэхён? — интересуется Тэхён, пока Чонгук с шипением стаскивает с себя одежду. Запёкшаяся кровь трескается при движении, и на больших глазах против воли выступают слёзы. — Ну что ты за горе такое?       — Мы хорошо погуляли. Дэхён знает очень много интересных игр, и ей очень понравился сад — она просила тебе передать, — болтает Чонгук, широко улыбаясь и не замечая, как напрягается спина отвернувшегося от него Тэхёна, настраивающего температуру воды в душевой кабине. — Мне было о-о-очень, — он даже поднимает руки, чтобы показать это самое «очень», — весело.       — Правда? — тихо уточняет Ким.       Чонгук кивает и залезает под струи воды, с благодарностью принимая всунутый в руки шампунь и совершенно не обращая внимания на потухший взгляд рядом.       После купания Тэхён аккуратно вытирает слишком энергичного друга мягким полотенцем, помогает ему одеться и молча обрабатывает царапины зелёнкой. Над ухом не перестают рассказывать о соседской девочке, всё время спрашивающей, когда «Тэхён-хён» проснётся, и его рука пару раз дёргается, на что Чонгук в шутку громко вопит.       К ужину с гостями Тэхён так и не спускается. Вместо этого он проводит время у открытого окна, из которого открывается отличный вид на беседку и широкую улыбку Чонгука, делящего сочный персик напополам с рядом сидящей Дэхён.       Тэхён морщится и, отворачиваясь, уже не видит, как встревоженный Чонгук смотрит прямо на его макушку.       Вечер продолжает быть ласковым и тёплым, наполненным счастливыми голосами и стрекотанием сверчков, спрятавшихся в листве деревьев и высоких травинках.       Но Чонгук так и не говорит, что с ним веселее, как это бывало обычно, и Тэхён чувствует противный ком в горле.       Это... и есть ревность?

***

      В дверь коротко стучат.       — Милый, ты привёл себя в порядок? — в комнату заглядывает улыбающаяся мама. Но стоит ей только увидеть развалившегося на постели сына, и улыбка сползает с её напудренного лица. — Айщ, ну что за балбес мне достался? Ты почему лежишь?       Тэхён переводит взгляд с потолка на мать и пожимает плечами.       — Настроение полежать.       — А у меня настроение отшлёпать тебя, негодник, — пыхтит госпожа Ким в шутку, распахивая шкаф и выуживая из него шёлковую рубашку и приталенные тёмные брюки. — Ты у меня уже вроде большой, но такой несамостоятельный.       — Да ладно тебе, — посмеивается парень, садясь и свешивая ноги с кровати, — я как раз собирался вставать. — Женщина отмахивается, давая понять, что не верит ни единому слову. — Да и перед кем я наряжаться буду, если все свои?       — Надо выглядеть хорошо в любом случае. — Мать подходит ближе и критическим взглядом сканирует его недовольную мину. — К тому же, я пригласила сестру дяди Чона и её семью — давно с ними не виделась.       — У них вроде дочка, да? — Тэхён интересуется больше из вежливости, чем из интереса, и, получив утвердительное мычание, вздыхает. — Почему на моём дне рождения будут едва знакомые мне люди?       Госпожа Ким закатывает очи горе и всовывает ему одежду, качая головой.       — Этот вечер мы устраиваем не только для тебя. В конце концов, для меня это тоже праздник, и я хочу провести его в хорошей и доброжелательной атмосфере. Договорились?       Тэхён угрюмо кивает, натаскивая на себя рубашку без особого энтузиазма. Могли вообще ничего не устраивать, блин.       — Сколько хоть этой девочке лет?       — Скоро пятнадцать, — женщина смотрит на него этим своим хитрым взглядом настолько очевидно, что становится смешно. — Её зовут Минджи, и она очень милая девушка. Стоит приглядеться.       — Ты меня с каждой представительницей женского пола собираешься сватать?       — А почему нет? — госпожа Ким невинно хлопает глазами. — Ты у нас парень в расцвете сил, завидный кавалер, так что не теряй момент. Но главное — не забывай об учёбе!       Тэхён устало прикрывает глаза и просто кивает, не находя сил спорить с матерью. Знала бы она только, что ему это совсем не интересно. Все эти девушки, постоянно вьющиеся рядом с ним, их желания и надежды — совсем не то, что трогает Тэхёна, ведь у него есть проблемы и посерьёзнее.       По квартире проносится трель дверного звонка, и госпожа Ким спешит навстречу гостям, пока Тэхён с непонятной ему усталостью стаскивает домашние растянутые спортивки и заменяет их на брюки. Покрутившись возле зеркала и добавив под глаза немного консилера, он выходит из комнаты и почти что на пороге сталкивается с Чонгуком, щёки которого пылают от мороза, а глаза, всё ещё такие же большие и красивые, сверкают то ли от радости, то ли от ярких лампочек.       — С Днём Рождения! — буквально кричит тот и накидывается ошеломлённому Тэхёну на шею, сжимая в крепких объятиях и обдавая уличным холодом, принесённым на куртке и мягких волосах. — Даже не верится, что тебе уже целых семнадцать, а-ха-ха!       Тэхён выдавливает улыбку и кивает, мол, и сам не верит. Сердце в его груди заходится таким сильным стуком, что колени подгибаются, а от горячих объятий с ноткой мороза по всему телу разбегается целое цунами мурашек, доходящих даже до кончиков пальцев, невольно сцепляющихся в замок на тонкой талии.       Чонгук всё ещё гораздо ниже его, и Тэхёну приходится немного нагнуться, чтобы горячий, чуть дрожащий шёпот достиг покрасневшего уха:       — Спасибо, Чонгук-и.       Чонгук заливисто смеётся и дрыгается в руках, потому что «хён, это щекотно, вообще-то!».       Именно такой смех у самой главной проблемы Ким Тэхёна. Тёплый, знакомый, родной и любимый. Любимый настолько, что иной раз хочется схватить этот смех за хвост и затолкать его в баночку, чтобы ледяными ночами, когда голова пухнет от мыслей и сон совсем не идёт, осторожно приоткрывать золотистую крышку и наслаждаться каждой ноткой звонкого голоса.       Смешно? Тэхёну вот не очень.       Он знает, что это ненормально, поэтому-то и называет проблемой. Хотя, если смотреть правде в глаза, самая настоящая проблема здесь только он сам.       Потому что Чонгук совсем не виноват в том, что его хён стал зависимым от него.       В какой-то степени, это даже забавно. В не таком далёком прошлом именно Чонгук был тем, кто буквально пускался в слёзы, если Тэхёна не было рядом слишком долго. Сам Тэхён питал к этой его черте двоякое чувство: с одной стороны ему было приятно, ведь значить для кого-то дорогого так много дано не каждому, но с другой...       Порой это досаждало.       Тэхёну часто хотелось побыть в одиночестве или провести время с друзьями из школы, но это было трудно исполнимо, учитывая неиссякаемое желание Чонгука быть рядом всё свободное время. Поэтому Тэхёну порой приходилось врать о слишком большом объёме домашки или о дополнительных часах с репетитором, чтобы спокойно можно было сходить к одноклассникам и порубиться в приставку. Правда, после таких недолгих посиделок его всегда пожирало чувство вины перед ничего не знающим Чонгуком, который наверняка очень расстраивался из-за отказа хёна поиграть с ним. И Тэхён, зайдя в продуктовый у своего дома, после всегда приходил к тому с каким-нибудь лакомством, чтобы заесть все обиды, если они вдруг возникали.       Тэхён помнит своё обещание всегда быть рядом, но помнит ли об этом Чонгук? Хотя, в конце концов, младший ведь ничего не обещал ему в ответ. И от этого грустно. И горько.       Особенно горько стало, когда Чонгук понял, что весь мир не сходится на Тэхёне и сам стал всё больше времени проводить с другими детьми. Чонгук растёт, становится совсем непохожим на того миленького малыша, которого Тэхён обожал брать на руки и подкидывать вверх, пока взрослые не видели. Пускай Ким и продолжает шутить, что «малой так и останется навсегда малым», он не может не отмечать, как сильно тот меняется. Как становится юношей, всё больше притягивающим заинтересованные взгляды девушек и заставляющим нечто внутри трепетать от волнения.       Они словно меняются местами.       Поначалу Тэхёну было сложно принять тот факт, что Чонгук перестал цепляться лишь за него одного, найдя себе новую компанию. Но он успокаивал себя, мысленно рассуждая, что это рано или поздно бы произошло. Да и чего ему, собственно, грустить? У него, наконец, появилось свободное время, которое никто не мог занять!       В том-то и дело, что даже он сам не смог. Он так сильно убеждал себя в том, что Чонгук обуза, без которой будет легче дышать, что, выйдя из этого образа и оглянувшись, понял, как стало пусто. И сам начал брать тёплую руку в свою.       Чонгук вовсе не был против, наоборот, с радостью соглашался на все встречи и приглашения на ночёвки, но Тэхён то ли сошёл с ума, то ли действительно больше не видел в его глазах той улыбки, которую он увидел когда-то давно.       Но Чонгук сказал, что он — весь его мир, и так просто забыть о своих словах Тэхён ему не даст.       Конечно, действовать как маленький Чонгук, постоянно цепляющийся за его руку и одежду и скандирующий восхищённое «хён», он бы не стал, вместо этого выбрав куда более подходящий для него метод: делай вид, что тебе всё равно и одновременно запутывай свою жертву в любви к тебе. Он не совсем помнит, но, будучи четырнадцатилетним, он вроде как нашёл этот совет где-то на девчачьем форуме по завоеванию «мужских сердец». Сначала он долго плевался, но потом, когда Гук снова не предпринял попытки напроситься с ночёвкой, как это было раньше, понял, что лучше уж следовать этому тупому совету, чем сидеть и бездействовать.       Потому что Чонгук — только его. Это должны уяснить все те девицы, что смотрят на них в кафе, пока Тэхён будто бы от усталости кладёт младшему голову на плечо. Все те приятели из кружка по футболу должны зарубить себе на носу, что Чонгук предпочтёт пойти в кино с ним, чем куда-либо с ними. Все вокруг должны знать, что Тэхён — мир, и в первую очередь сам Чонгук не должен об этом забывать. Ведь спустя какое-то время улыбка в его взгляде возвращается на место, вспыхивает с новой силой, и Тэхён ещё долго не отпускает его от себя в тот вечер, ревностно всматриваясь в бездонные омуты и своё отражение в них.       Тэхён эгоист. Он знает об этом. Но пока его руку, цепляющую дополнительный замок на ошейнике «Дружба-навсегда», не отталкивают, а объятия не перестают быть горячими и сильными, ему наплевать на то, кто он. Не он первый начал эту игру с привязыванием, и не ему её заканчивать, хотя порой ему и кажется, что, может быть, он перебарщивает и стоит Чонгука отпустить? Но потом, лежа ночью в постели и представляя, как Чонгук вырастает и находит себе девушку и новых лучших друзей, его душит так сильно, что становится ясно — нужен ещё один замок. И понадёжнее.       — Вы чего тут стоите? — из-за угла показывается госпожа Ким, держащая бокалы. — А ну давайте-ка живо за стол.       Чонгук улыбается ей и обещает сейчас же прийти, только кое-что сделает для начала. Он заглядывает Тэхёну в глаза и с торжественным видом обматывает вокруг его шеи шарф со слизеринским принтом, а затем вручает ему коробку, упакованную подарочной бумагой и до этого момента стоящую в стороне.       — Что там? — с волнением в голосе интересуется именинник, принимая в руки подарок и чувствуя его довольно немаленький вес. Догадка сама по себе приходит на ум. — Боже, если это то, о чём я думаю...       Чонгук улыбается ещё шире.       — Ну, если ты вдруг думаешь о недавно вышедшей приставке, — он замолкает, ловя на себе обескураженный взгляд, — то ты окажешься прав.       Тэхён едва ли сдерживается, чтобы не запрыгать от счастья.       — Гук-и, я люблю тебя, я так сильно люблю тебя!       Чонгук ничего не отвечает, лишь смущённо улыбаясь, и Тэхён весь оставшийся вечер старательно отгоняет от себя мысли о том, что Чонгук уже очень давно не говорил ему этих слов. Он хорошенько подумает об этом чуть позже, когда снова не сможет заснуть, а пока он довольно искренне улыбается кузине Чонгука и совсем не замечает, как сам Чонгук сжимает кулаки под столом и смотрит на него с болью вместо улыбки.

***

      Иногда Тэхёну кажется, что Чонгук над ним издевается. Изощрённо изводит, играется с чувствами, заставляет задыхаться от бессилия и глотать кислую обиду, перемешивающуюся со слюной, пока бездонные омуты смотрят прямо в душу, а на красивом лице играет обворожительная усмешка.       У Тэхёна к Чонгуку чувства, а у самого Чонгука одна лишь эта улыбка в глазах, от которой только пустая надежда, и толпы друзей за плечами, коварно скалящиеся и вечно тянущие свои мерзкие руки вперёд. Как бы Тэхён не отталкивал их злым взглядом, как бы ни старался удержать Чонгука лишь рядом с собой, тот всегда лишь отшучивается и спрашивает, что с ним и не хочет ли хён пойти с ним и его приятелями на каток. Тэхён в ответ сжимает кулаки и мотает головой, с тяжестью на сердце провожая спину пожавшего плечами Чонгука.       А потом срывается с места.       Мозгами он понимает, что ведёт себя как полный кретин, но когда на его глазах Чонгук искренне смеётся над шутками какого-то там Минсока и позволяет розоволосой англичанке Саре схватиться за его локоть, ведь она никогда до этого не каталась на коньках, в отличие от Тэхёна, скривившего губы в стороне, в голове остаётся лишь звенящая пустота. Ему бы тоже хотелось притвориться слабым и ничего не умеющим, но Чонгук явно не поймёт и не оценит его порыв, потому что хён и есть тот, кто когда-то учил его кататься.       Всё правильно, когда-то. Теперь Чонгук-и взрослый и не нуждается в его помощи.       Значит, и тэхёнова забота ему не сдалась. Всё понятно, хах.       Но видя, как чужой кулак нависает над зажмурившимся младшим, прижатым к стенке парочкой выпускников средней школы, все надуманные обиды лопаются, словно шарик, поднесённый к игле.       В глазах Тэхёна темнеет от злости. Его тело двигается само по себе, нанося первый удар в челюсть обидчика. Он не замечает ответных ударов и злых слов и приходит в себя только тогда, когда не на шутку перепугавшийся Чонгук оттаскивает его от изрядно избитых мальчишек.       — Ты нормальный? — шепчет Чонгук, за руку таща его в медпункт. Его пальцы дрожат: волнуется. Тэхёну приятно.       — Нет, — честно отвечает он. В тот момент он действительно чувствует себя сумасшедшим.       — Ну, я и вижу, — фыркает Чонгук и бережно обрабатывает его раны следующие полчаса.       А Тэхён сидит напротив и чувствует, как внутри то ли бабочки порхают, то ли целая толпа экзотических животных решает назвать это место своим домом, потому что вау. Он и не думал, что от лица, приблизившегося к собственному, чтобы подуть на царапину на скуле, всё тело может кинуть в пожар, а руки в мгновение вспотеть. Это ведь лицо его друга, его брата, которое он видел и распухшим от слёз, и счастливым, и исказившимся от боли. То самое лицо, которое теперь хотелось стиснуть в ладошки и зацеловать, как когда Чонгук был совсем карапузом, но теперь чуть по-другому.       Медсестра ещё долго смотрела им вслед с коварной улыбочкой, пока Тэхён с полностью покрасневшим лицом настырно тянул Чонгука за собой, крепко сжимая его руку своей. Тринадцатилетний Чонгук не сопротивлялся и лишь переплетал их пальцы, мечтательно улыбаясь чему-то своему.       Тогда же Тэхён впервые задумывается об истинной природе чувств, заставляющих его так отчаянно желать внимания того, кто и так постоянно рядом.

***

      Тэхёну девятнадцать, и он плотнее прижимается к Чонгуку, которому шестнадцать и который невыносимо податливый, когда его касаются там, где прежде не касался никто посторонний. Он несдержанно толкается в кольцо из пальцев и постанывает от нехитрых ласк на животе, раздвигая ноги шире и заставляя примостившегося за ним Тэхёна по-настоящему сходить с ума от этой картины.       — Х-хён...       Взгляд Кима становится тяжёлым. Вдоль позвоночника словно проходит электрический ток.       Чонгук называл его хёном во многих ситуациях, он слышал это обращение и восторженным, и счастливым, и злым, и раздавленным, но он никогда не слышал его таким возбуждённым, произнесённым влажным выдохом, сорвавшимся с распухших губ.       Он слышит это впервые и понимает, что захочет услышать снова.       И снова.       Одной рукой он обвивает талию Чонгука, а вторую кладёт на гладкие бёдра, специально игнорируя подрагивающий от нетерпения член, видимый в полумраке спальни. Чонгука едва ли не выкручивает в его объятиях, он ёрзает на месте, хнычет и сам тянется к своему возбуждению, но Тэхён замечает это и кусает парня в плечо.       — Позволь мне сделать это сегодня, — шепчет он прямо в ухо, слегка цепляя зубами кольцо-серёжку. — Хочу видеть, как тебе хорошо.       ...и чтобы никто другой никогда не видел тебя таким.       Он усмехается собственным мыслям и задирает край чёрной футболки, медленно скользя горячей ладонью от низа подтянутого живота до груди, останавливаясь лишь тогда, когда подушечки пальцев натыкаются на затвердевший сосок. Чонгук порывисто выдыхает и кусает губы, стоит проворным пальцам сжать бусинку соска между собой и слегка оттянуть её. Его дрожащие пальцы, не имеющие возможности дотронуться до каменно стоящего члена, цепляются за предплечье Тэхёна, умело продолжающего ласкать его грудь.       — Тебе ведь нравится? — шёпотом спрашивает тот. Раскалённые губы касаются такой же горячей шеи под линией челюсти и неспешно спускаются лёгкими поцелуями к плечу. — Нравится, когда я глажу тебя? — Рука, до этого прижимавшая Чонгука к себе, всё же опускается между его ног. Она нежно гладит чуть согнутые колени, а затем соскальзывает на внутреннюю часть бёдер, сжав чувствительную кожу.       Чонгук задыхается, не в силах внятно ответить.       — Тэхён...       Ладонь поднимается выше и, коснувшись основания стоящего члена, замирает.       — Скажи мне, Чонгук, — словно змей-искуситель шепчет Тэхён, — ты когда-нибудь представлял, как я делаю это с тобой? Воображал, что тебе будет так хорошо? Что пальцы на ногах будут поджиматься, а руки цепляться за всё, что первым попадётся под них? — Он перестаёт мучать порядком разбухший сосок, аккуратно высовывает руку из-под футболки и выворачивает её так, что теперь не Чонгук цепляется за него, а он сам мягко сжимает его кисть. Немного подумав, он подносит ладонь Чонгука к своему лицу, с удовольствием наблюдая, как тёмные глаза парня следят за каждым его движением. Он улыбается ему и ставит нежный поцелуй на костяшке каждого из пальцев. — Думал ли ты, что я могу позаботиться о тебе во всех смыслах?       Глаза Чонгука блестят. Он заворожённо следит за двигающимися губами, но, кажется, совсем не улавливает смысла сказанного. Его щёки пылают так же, как и тело, с годами становящееся всё привлекательнее, и Тэхён понимает, что нормального ответа ему явно не добиться. Поэтому, тихо хмыкнув, он решительно сжимает твёрдую плоть второй рукой, сразу же начиная активно надрачивать.       Не ожидая такого, Чонгук дёргается и издаёт протяжный стон, который Тэхён не успевает подавить ладонью, накрывшей влажные губы. Он усиливает движение руки внизу, чувствуя, как Чонгука бьёт крупная дрожь удовольствия, и целует его в висок, когда тот откидывает голову на подставленное плечо.       Будучи девственником, Чонгук довольно быстро кончил при их первой совместной дрочке, но сейчас, когда они занимаются этим уже четвёртый раз за месяц, тот держится куда дольше. Тэхёну, в принципе, без разницы, насколько быстро спускает мелкий, но он не может не признать, что ему безумно нравится подольше наблюдать за тяжело дышащим, раскрасневшимся Чонгуком, льнущим к нему в поиске ласки.       Да и, если честно, весь Чонгук ему нравится.       Любовь к нему давно стала чем-то привычным. Это как встать с утра и собраться в университет, пока мама красится на работу, а отец попивает противный горький кофе на кухне, одним ухом слушая утренний выпуск новостей из по привычке включенного телевизора. Точно так же Тэхён привык чувствовать покалывание в пальцах при приветственных объятиях с Чонгуком и дрогнувшее сердце каждый раз, когда тот ему улыбается.       Порой ему кажется, что он всегда любил Чонгука в том самом смысле, просто не осознавал этого в силу возраста и неопытности. В конце концов, с самого детства они всегда тянулись друг к другу, и если Тэхён и верит в родственность душ и судьбу, то только в такую.       — Тогда у тебя ещё один соулмейт, — посмеивался лежащий рядом Чимин, хороший друг и отличный парень, с которым Тэхёну легко и свободно. — У нас с тобой то же самое, что и у тебя с Чонгуком.       Тэхён улыбнулся и кивнул. Не мог же он сказать, что да, почти одно и то же, только вот Чонгука я хотел бы завалить, а вот тебя не очень, без обид, бро.       Чимин, являясь открытым геем для всех близких, никогда не стеснялся рассуждать о том, кто ему нравился и почему. Тэхёну это нравилось, потому что, глядя на пример рядом с собой, который смог открыться и принять себя таким, какой он есть, ему самому становилось легче.       До тех пор, пока Чимин как-то раз не сказал:       — Знаешь, я, кажется, влюбился в твоего малого.       Они сидели в кафе, в которое Тэхёна позвал Пак, объявив, что им надо серьёзно поговорить. Серьёзность и Чимин редко были взаимосвязаны, поэтому, сообразив, что дело действительно не требовало отлагательств, Тэхён оказался в нужном месте так быстро, как только смог.       — Чимин, до первого апреля ещё несколько дней, — прожёвывая пирожное, пошутил он. — Так что шутка не удалась.       Чимин посмотрел на него с такой печалью во взгляде, что мягкий кусочек бисквита стал поперёк горла.       — Я не шучу. Мне действительно нравится Чонгук. Очень.       Тэхён почувствовал, как резко перестало хватать воздуха, и вина тут была явно не в пирожном. Все окружающие их звуки исчезли, все люди испарились, смазались, остался лишь сидящий напротив Чимин, кусающий губы и смотрящий на друга с такой тоской, что невольно захотелось завыть от жалости.       К Чимину.       К себе.       — Ты уверен? — спустя долгое время спросил Тэхён.       О Боже, конечно же Чимин был уверен. Тот вовсе не был влюбчивым, и если ему кто-то западал в сердце, то это было серьёзно. Тэхён знал об этом, но всё равно не мог не спросить.       Надежда всё ещё грела его колотившееся от страха сердце.       — Да, — ответил Чимин, с силой потирая бледное лицо.       После его ответа сердце Тэхёна будто и вовсе замёрзло навсегда.       — Он не гей, Чимин, — тихо напомнил он, не зная, то ли он пытался защитить друга от глупости, то ли рьяно и эгоистично защищал то, что ему на самом деле не принадлежало.       Чимин подался вперёд и взял его руки в свои, дрожащие и холодные, хотя за окном было тёплое начало весны.       — Но ты же сам говорил, что он никогда не задумывался об этом и что он невинный цветочек, который и за ручки-то никогда ни с кем, кроме тебя, не держался.       Если бы Тэхён увидел, что держался, то лишь с большим трудом смог бы подавить желание поломать руку тому, кто посмел бы такое в отношении Чонгука. К тому же, если бы сам Чонгук увидел их сейчас в подобной обстановке, то тоже не был бы рад обнаруженному. К тому в последнее время возвращался настрой капризного ревнивого ребёнка, бесящегося, когда кто-либо занимал слишком много времени его хёна. Только вот теперь Тэхён ценил этого ребёнка.       — Мало ли что я говорил, — он отвёл взгляд и слегка прищурился, потому что на улице, отлично видимой за широким окном, мелькнул похожий на Чонгука силуэт. Вот только их школа была далеко от этого места, и Чонгук никак не мог оказаться здесь. — Это ведь совсем не означает, что он вдруг может полюбить парня.       Собственные слова гасили внутреннюю надежду на взаимность. Он лишь посильнее сжал зубы и приказал себе терпеть.       Но Чимин не собирался так легко сдаваться.       — Если не попробую, то мы так этого и не узнаем. Сам посуди, ему уже шестнадцать, а ты его даже за просмотром порнушки ни разу не заставал, да и на девушек он в школе не обращает внимания, — я наблюдал. Может, он просто боится признаться и себе, и тебе в том, что чувствует и кем является. Тебе ведь это знакомо так же, как и мне.       Тэхён поджал губы. Конечно, ему было это знакомо. Не так-то легко было принять то, что человек, с которым ты вырос и который по факту был ещё таким же ребёнком, как и ты, нравился тебе не как друг, а как парень. Тэхёну повезло, что на период осознания своей ориентации он уже перешёл в старшую школу, где познакомился с Чимином, объяснившим ему, что чувствовать то, что он чувствует, — это нормально.       Интересно, если бы тот знал, что чувства были именно в сторону Чонгука, позволил бы Пак себе такую оплошность, как влюблённость в того, кто нравился его другу?       — Что ты от меня-то хочешь? — Тэхён вернул взгляд на осунувшееся лицо. Это было вовсе не из-за осознания новой симпатии, а из-за приближающихся экзаменов и выпуска из школы, и сам Тэхён выглядел не лучше. — Предлагаешь мне залезть к нему в голову и посмотреть, о членах или о вагинах он грезит перед сном? Или хочешь, чтобы я напрямую спросил? Да он меня после этого не будет подпускать к себе ближайшую вечность.       — Я не прошу о чём-то подобном, прекрати, — фыркнул Чимин и погладил его ладонь большим пальцем. — Всего лишь понаблюдай за ним. Пожалуйста. Ты же знаешь, что я не обижу его.       — И как я должен понять, кто ему всё-таки нравится?       — То, что я гей, ты как-то легко понял.       — Не сравнивай, ты просто самый гейский гей из всех геев, и только бы слепой не понял, что ты предпочитаешь когда не ты, а тебя.       Чимин рассмеялся, и Тэхён улыбнулся тоже, чувствуя, как немного расслабляется.       И вечером того же дня, напросившись с ночёвкой, Тэхён впервые доводит Чонгука до оргазма.       Он и сам не понял, как это произошло. Всё свободное время до отбоя он занимался тем, что внимательно следил за другом, попутно убеждая себя, что от дополнительных наблюдений никто не пострадает, хотя он и без того мог сказать, что ничего нового в нём не обнаружит. Ким наблюдал за ним буквально всю жизнь и удивить его было трудно.       Но, как оказалось, возможно.       Проснувшись посреди ночи на футоне, заботливо приобретённым семьёй Чон для их "второго сына" и по обычаю растеленным возле кровати Чонгука, Тэхён обнаружил за своей спиной звуки ёрзанья и тяжёлого дыхания.       Осознание происходящего настигло его разум сразу же, стянув затылок мурашками. Футболка под одеялом намокла, неприятно прилипнув к коже, а в пижамных штанах вмиг стало узко.       Тэхён затаил дыхание и прислушался.       Чонгук мастурбировал прямо за его спиной. Шумно, влажно и безумно возбуждающе. За всё то время, что Тэхён признал свою влюблённость, он безумное количество раз представлял себе подобные сцены, хотя и старался по возможности пресекать подобные фантазии. Но сейчас, столкнувшись с этим в реальности, он не знал, что ему делать. Мозг просто отключился, и перед глазами был только образ Чимина, убирающего волосы Чонгука тому за ухо, а потом нежно целующего его в пухлые губы, растянутые в радостной улыбке.       Уже то, как он оказался в постели у ошеломлённого Чонгука и довёл того до поскуливаний в подушку, на которую сам Тэхён потом же кончил, он не помнил.       — Я не уверен, — именно так он сказал на следующее утро Чимину, старательно пряча руки в карманы брюк. В тот момент он хотел уничтожить себя. Он был настолько жалок, что даже не мог признаться в своих чувствах ни Чонгуку, ни другу, натягивающему на лицо улыбку и бросающему, что всё ещё впереди и они обязательно ещё что-нибудь узнают.       Но Тэхён уже и так знал. Знал, что когда Чонгук кончает, то выдыхает задушенное нежное «хён».       — Хён?       Тэхён вскидывает брови.       — Что?       Сидящий напротив него розовощёкий Чонгук, прикусив губу, выразительно смотрит на его промежность из-под дрожащих ресниц, которые Тэхёну в этот момент почему-то хочется пересчитать.       — Хочешь, я тоже... помогу тебе? — спрашивает Чонгук тихо, набравшись смелости.       Тэхён усмехается. Сейчас Чонгук выглядит так, словно его парочку раз поимели, хотя всего-то одолжили свою руку, чтобы самому оставалось лишь наслаждаться процессом и подмахивать бёдрами в такт движениям. Рядом валяются уже ненужные домашние шорты, в спешке стянутые и затем использованные для того, чтобы утереть белёсую жидкость, выплёскивающуюся на смуглый живот толчками из пульсирующей плоти.       И стоит только Тэхёну ещё раз взглянуть на оголённые бёдра и покрасневшую кожу, ещё не остывшую от желания, как всё внутри него закипает в несколько раз сильнее, чем до этого.       Он говорит:       — Хочу, — и подаётся вперёд, обнимая удивлённое лицо обеими руками и приникая к мягким губам своими.       Чонгук смотрит на него широко открытыми глазами, но когда понимает, что отстраняться от него не собираются, расслабляется и прикрывает глаза, позволяя чужому языку скользнуть по своей нижней губе.       В этот момент Тэхён слышит, как оглушительно громко закрывается последний замок, и против воли улыбается в поцелуй.

***

      — Здравствуйте!       — Ох, привет, Тэхён-а! — радушно приветствует госпожа Чон.       Тэхён широко улыбается ей и будто весь светится изнутри, на радостях даже приобнимая удивлённую тётушку Чон за плечи, когда та открывает ему дверь.       — Влюбился, что ли? — смеётся она.       Тэхён отвлекается от снятия кроссовок и, подняв голову, загадочно подмигивает, на что женщина отзывается довольным хмыком.       — Чонгук в своей комнате?       — Где ему ещё быть? Он из неё никуда, кроме как на учёбу, и не выходит.       Это на самом деле так. Чонгук с недавних пор заделался комнатным грибком, вечно валяющимся на кровати и читающим любимую мангу с перерывом на еду и твиттер. Пассивный образ жизни сына, разумеется, беспокоит госпожу Чон. Тэхёну немного жаль, что она снова испытывает беспокойство из-за подобного, но, в конце концов, разве нежелание Чонгука лишний раз выбираться в социум оказывается не тем, чего он когда-то хотел? Чтобы только он и Чонгук. И никого постороннего.       — Пойду его немного растормошу, — сообщает он, направившись в сторону лестницы.       Тётя Чон машет рукой, как бы давая своё согласие, и возвращается на кухню.       Встав на первую ступеньку, Тэхён вдруг останавливается. Воспоминания того, как много-много лет назад он бежал по этой самой лестнице, желая поскорее встретиться с любимым другом, настигают его словно прохладный ветерок ранним летним утром. Кажется, будто это было в прошлой жизни, настолько далёкой кажется фигурка того маленького заплаканного мальчика, которым когда-то был Чонгук. И вместе с тем она настолько близка и родна сердцу, что Тэхён невольно начинает улыбаться, вспоминая те огромные влажные глаза и множество игрушек вокруг. И пускай сейчас его ждёт немного иная картина, где вместо трёхлетнего мальчика восемнадцатилетний красивый юноша, Тэхён не может не отметить, что глаза у того остались такими же, а взгляд по-прежнему направлен только на него.       Остальные ступеньки преодолеваются за один миг. Точно так же Тэхён оставляет позади себя все сомнения, гложущие его уже несколько лет.       Сегодня он наконец признается Чонгуку.       Скажет, как сильно любит его и что это вовсе не братская любовь.       Извинится, что не сказал раньше из-за трусости и боязни быть отвергнутым и весь этот год глупой «дружбы с привилегиями» всего лишь пытался разобраться в чувствах самого Чонгука, потому что боялся спросить об этом напрямую.       Но теперь не боится.       Теперь он уверен, что его любовь взаимна. Возможно, она была взаимной уже очень давно, но Чонгук, как и он когда-то, просто не мог разобраться в себе. В любом случае, сейчас это не имеет значения. Тэхён знает, что им пора быть вместе по-настоящему, и он готов сделать ещё один шаг навстречу их совместному будущему прямо сейчас.       Но слышит счастливое чонгуково:       — А-ха-ха, Чимин, ты вообще в курсе, как сильно я люблю тебя? — и делает несколько шагов назад, онемевая от шока.       Тэхён чувствует, как внутри всё холодеет, покрываясь толстым слоем снега. Он так и застывает напротив чужой комнаты с занесённой для стука рукой и широко распахнутыми от удивления глазами.       Неужели... неужели он ошибся?       Нет, этого не может быть. Просто не может. Чимин ведь сам ему сказал, что чувства прошли и у него теперь новая симпатия, что он совсем не претендует на Чонгука. Тэхён тогда даже разрыдался от облегчения вперемешку с виной, признаваясь, что сам давно влюблён в мелкого. Чимин, конечно, сразу понял, что ему всё это время совсем не помогали, но как он мог злиться на искренне раскаивающегося Кима, страдавшего из-за своих чувств уже много лет?       Или он только сделал вид, что не злится? Может, Чимин просто и сам обо всём давно догадался и решил ослабить бдительность Тэхёна, фальшиво отступив, а затем, когда друг будет думать, что сердце Чонгука тянется к нему, отхватить это самое сердце себе?       Тэхён сжимает кулаки и старательно отгоняет от себя подобные мысли, впиваясь в гладкую поверхность двери пустым взглядом. Он не может винить Чимина ни в чём, даже если его ревнивые мысли окажутся правдой. В конце концов, он и сам был тем, кто обманывал. Вместо того, чтобы помочь обрести счастье лучшему другу, Тэхён эгоистично решил окончательно привязать Чонгука к себе, пока тот ещё не разобрался в себе и ни с кем не пробовал того, что он попробовал с ним. Логично, что он не замечал бы на себе влюблённых взглядов приятеля своего хёна, погрузившись в те новые ощущения, которые дарил ему Ким за закрытыми дверьми.       Даже если Чимин окажется всё ещё влюблённым и добивающимся Чонгука, Тэхён знает, что они не видятся настолько часто, чтобы Чонгук вот так вот просто мог сказать ему «я люблю тебя». Потому что даже ему, человеку, с которым тот проводит всё своё свободное время, Чонгук не говорит этих слов уже несколько лет.       Что бы Тэхён ни делал, как бы ни показывал своё особое отношение и сколько бы ни говорил, что любит, в ответ он получал лишь тот самый взгляд. С улыбкой.       О Господи, как же Тэхён ненавидит эту улыбку.       — О, хён, — удивлённо выдыхает Чонгук, неожиданно открыв дверь. В его руках выключенный телефон, что значит, что разговор с Чимином он уже закончил. — Почему не заходишь?       Тэхён смотрит на его красивое лицо и поджимает губы.       Потому что не думаю, что нужен тебе.       Потому что мне больно.       — Да я как раз собирался, — преодолевая дрожь в теле, он проходит в спальню вслед за её хозяином и осматривается. Его прежний лёгкий настрой, с которым он поднимался на второй этаж, исчезает, заменяясь нервозностью и обидой. Чем же всё-таки Пак заслужил искреннее «я люблю тебя»? Почему не Тэхён?       Неожиданно он чувствует тёплые пальцы, обхватившие его за дрожащую от нервозности ладонь, и не успевает даже что-то сказать, как к его губам приникают чужие, а вторая рука привычно обхватывает шею, прижимая ближе к себе.       Тэхён без всяких эмоций смотрит на закрытые веки Чонгука, пока тот целует его, и хочет задать самому себе всего лишь один вопрос: когда всё пошло не так?       — Я соскучился, — отстранившись, признаётся Чонгук, заглядывая ему в глаза. Интересно, он видит в них все те ночи, проведённые Тэхёном без сна? Видит ли тот дикий ужас и страх от осознания своей ориентации и первые истерики в подушку, а потом все те натянутые улыбки родителям, одноклассникам и Чонгуку, возвращающемуся из кино вместе с той самой Сарой?       Видит ли Чонгук хоть что-то из того, что Тэхён чувствует к нему? И не видит ли сам Тэхён в Чонгуке лишь то, что сам хочет видеть?..       Он закрывает глаза и шепчет:       — Я тоже.       Чонгук расплывается в счастливой улыбке и, прижавшись к нему всем телом, вновь целует, на этот раз проникая языком в рот. Тэхён не сопротивляется, обнимает в ответ и жмурится, пока в голове медленно рассыпается то будущее, которое он уже успел себе представить.       Вскоре поцелуи становятся более несдержанными, жаркими и возбуждающими, и Чонгук тянет Тэхёна к кровати, одним движением сбрасывая на пол до этого лежащие на ней тетрадки и учебники. Тэхён где-то на подкорке мозга осознаёт, что снова отвлекает парня от подготовки к экзаменам, но не придаёт этим мыслям особого значения, когда Чонгук опрокидывает его на спину и нависает сверху.       Тэхён всматривается в его блестящие желанием глаза, игривую полуулыбку и заострившиеся черты и пытается позорно не разрыдаться.       Неужели Чонгук и правда ценит в их взаимоотношениях только секс?       — Хён, — шепчет тот.       Предательские слёзы всё-таки выступают на глазах, но Тэхён спешно закрывает их и притягивает любимое лицо к себе, сталкивая их губы снова и обещая себе, что разберётся со всем этим позже. Потом, когда руки Чонгука не будут так жадно блуждать по его телу, а собственное сердце застучит в два раза спокойнее.       Хотя оно уже очень давно не может биться так при Чонгуке.

***

      — Как насчёт того, чтобы сделать это? — Тэхён надеется, что его голос не дрожит.       Он думал об этом разговоре давно, планируя затронуть эту тему ещё в тот день, когда собирался признаться и начать нормальные отношения. Но так вышло, что он так и не смог перебороть свой страх и обиду, и в итоге всё осталось, как было. Даже хуже.       — Сделать что? — следует логичный вопрос от Чонгука, расслабленно лежащего на его коленях.       Тэхён очерчивает взглядом его лицо, останавливается на припухших розовых губах и сглатывает. Надо прекратить бояться. Он так много раз прокручивал этот разговор у себя в голове, что давно свыкся с мыслью о том, что рано или поздно они всё равно придут к этому.       — Заняться сексом, — он отвечает с притворной лёгкостью и фальшиво смеётся с чужого удивления, читаемого в резко распахнутых глазах. — Да, малой, полноценным сексом. Как тебе идея?       Тэхён знает, что анальный секс требует тщательной и долгой подготовки и что в первый раз обязательно будет больно, но он всё равно хотел и хочет сделать это. Потому что знает, что может доверять Чонгуку в этом плане. Как и Чонгук ему. Хоть в чём-то они могут положиться друг на друга.       — Хватит меня так называть, — сердится Гук. Тэхён даже искренне улыбается, ведь знает, что тот терпеть не может, когда его называют «малым». Он также отмечает заалевшие щёки, и это совсем не вяжется с тем смелым Чонгуком, который пятнадцать минут назад делал ему лучший минет в его жизни. — Ну, это, наверное, очень больно...       Да, это больно, именно поэтому Тэхён сам для себя решает, что в их первый раз он будет тем, кто займёт принимающую сторону. На самом деле, этот разговор не так уж и обязателен. Он мог бы самостоятельно подготовиться и в минуты жаркого уединения просто поставить Чонгука перед фактом, мол, всё готово, тебе остаётся только взять, но, во-первых, он не хочет никого шокировать таким неожиданным сюрпризом, а во-вторых... Как бы Тэхён смог сказать о подобном, глядя Чонгуку прямо в глаза? Рассказал бы, как растягивал себя в ванной, представляя на месте своих пальцев его пальцы? Он же просто с ума сойдёт от смущения.       Да и, всё-таки, у этого разговора теперь есть иной смысл.       — Мы придумаем «стоп-слово», которое будем говорить, когда кто-то из нас будет делать другому больно, — медленно произносит Ким, опуская ладонь на бедро Чонгука и ловя его взгляд. — Но нам нужно что-то такое, что мы ни за что больше не скажем при других обстоятельствах.       Чонгук выглядит заинтригованным.       — И ты уже придумал это слово?       Тэхён улыбается. Внутри него всё подозрительно спокойно. Может, это потому, что он недавно виделся с Чимином и его новым парнем, а может, потому, что отчего-то уверен в ответе Чонгука больше, чем должен.       Сейчас.       Он скажет это сейчас.       — Наше с тобой стоп-слово — «Я люблю тебя», — отвечает Тэхён и садится на бёдра Чонгука, заглядывая тому в глаза. И видит в них помимо своего отражения то, что отзывается в сердце закипающей болью.       Если Чонгук его любит, он скажет об этом. Возможно, даже даст по макушке за глупость, вылетевшую из его рта, и повозмущается тупости своего хёна, потому что «я люблю тебя» никак не может быть тем, что они не скажут друг другу. Сам Тэхён со всем согласится и скажет, что да, глупый, да, он тоже любит.       Но Чонгук не говорит ни-че-го.       И Тэхён понимает, что всё это время цеплял замки не на него, а на себя.       Эта мысль настолько сильно врезается в голову, что он буквально чувствует, как этот ошейник затягивается потуже, перекрывая доступ кислороду. Тэхён кладёт дрожащую ладонь на своё горло и ощупывает его под странным взглядом Чонгука, а затем вдруг начинает смеяться. Взгляд Чона становится ещё более непонятным, но Тэхён на него теперь даже не смотрит, соскальзывая с чужих бёдер и продолжая смеяться.       Какой же он дурак. Полный идиот.       Все эти годы, буквально половину своей чёртовой жизни он потратил на то, чтобы привязать Чонгука к себе, но оказалось, что привязывал он самого себя, своими же руками закрывая каждый замок и отдавая ключи Чонгуку. А тот вертел их в руках, не зная, что с ними делать, и в итоге выкидывал, не оставляя Тэхёну и малейшей надежды на освобождение.       — Хён? — зовут его, хватая за руку и пытаясь заставить посмотреть себе в глаза.       Тэхён перестаёт смеяться, вместо этого начиная тихо плакать. Его плечи крупно дрожат, вызывая панику у ничего не понимающего Чонгука, не оставляющего попытки выяснить, в чём дело.       Тэхён никогда не плакал перед ним. Он всегда был хёном, на которого Чонгук смотрел с гордостью и восхищением, и Тэхён просто наивный мальчишка, раз решил, что сейчас всё может быть иначе.       Когда всё пошло не так?       Когда он решил, что всё-таки является миром для Чонгука. Может быть, он был им для того маленького мальчика, боящегося заводить новых друзей, но он точно не является таковым для Чонгука, которому восемнадцать и который каждый раз, когда пытался сделать шаг в сторону, был ревностно оттянут назад. Чонгук никогда ни с кем не бывал на свиданиях, свой первый поцелуй он подарил Тэхёну и место в постели — тоже.       Растирая слёзы по всему лицу и громко икая, Тэхён впервые с полностью прояснившимся умом понимает, что просто не давал Гуку жить той жизнью, которой бы тот хотел. С раннего детства он опекал его и всегда был рядом, разумеется, Чонгук счёл это правильным порядком дел и во всём равнялся на него, следовал за ним. Но когда слепой детский восторг исчез и Чонгук попытался хоть немного обособиться, Тэхён схватил его за руку и не отпустил. И Чонгук снова не стал сопротивляться. По привычке. Точно так же, плывя по течению, тот позволил Тэхёну в буквальном смысле залезть к себе в трусы и начать эту недо-дружбу с недосексом.       Чонгук его, возможно, и любит, но только потому, что ему не позволили полюбить кого-то другого. У него просто нагло отобрали эту возможность. И всё, что между ними происходит прямо сейчас, — всего лишь следствие эгоизма Тэхёна и чонгуковой привычки следовать за ним.       — Чонгук-и. — Подсохшие слёзы неприятно стягивают кожу лица, а примостившийся сбоку Чонгук, отчаявшийся до него достучаться, слабо мычит в ответ. — Возьми меня. Сейчас.       — Хён... — хмурится парень.       — Чонгук, я прошу тебя.       — Да что с тобой сегодня?       Тэхён поджимает губы и опускает мутный взгляд на их руки. Чонгук так и не отпустил его ладонь.       — Ничего, я просто очень сильно хочу тебя.       Даже если он наконец осознал все свои ошибки, он всё ещё не может добровольно разжать пальцы и избавиться от родного тепла на своей руке. Если однажды Чонгук тоже всё поймёт и оттолкнёт его от себя, то Тэхён больше не будет пытаться заполучить его только себе.       А пока, всего лишь сегодня, он хочет сказать Чонгуку «я люблю тебя» столько раз, сколько сможет находиться в сознании, терпя невыносимую боль и слушая тяжёлое дыхание над ухом.

***

      Чонгук возвращается только через час. Нагнувшийся за упавшим яблоком Тэхён замечает его не сразу, поэтому слегка дёргается, когда, подняв голову, встречается с безразличным взглядом, направленным прямо на него.       Они на кухне одни, если не считать проворных птиц, любящих садиться на внутреннюю раму открытого нараспашку окна. Лёгкая кружевная занавеска развевается у пола от сквозняка, и Тэхён вдруг вспоминает то давнее лето семь лет назад, когда всё было относительно просто и мама нарезала шарлотку, попутно заставляя его вытирать пролитый сок со стола. Чонгук тогда был ещё совсем мальчишкой, и взгляд его был тёплым и ласковым, совсем не похожим на тот холод, что сквозит в нём сейчас.       — Ты не плакал, — вдруг говорит Тэхён, внимательно осмотрев чужое спокойное лицо. Слишком спокойное для того, кто просидел бы целый час в саду, рыдая из-за такого, как он.       — А должен был? — Чонгук вскидывает бровь.       Тэхён ведёт плечом и откладывает яблоко на стол.       — Нет, конечно, нет.       Он вспоминает недавний разговор, когда Чонгук спросил у него, плакал бы он, если бы тот вдруг ушёл. Тэхён тогда ответил, что нет, и это было чистой правдой. Он бы правда не плакал, потому что пообещал себе, что не будет бежать за Гуком, когда тот примет решение уйти.       Но он так и не осмелился спросить, плакал бы Чонгук.       Между ними вновь воцаряется тишина. Тэхён не знает, что сказать, и не хочет думать о том, что хочет или хотел бы сказать Чонгук. Он уже достаточно решал в своей голове, что тот думает и чувствует, и снова сталкиваться с разрушением своих представлений у него нет желания. Сам Чонгук просто продолжает смотреть на него. Тэхён мимолётом замечает, что руки у парня в земле и царапинах, и уже хочет предложить свою помощь с обработкой ран, как Чонгук делает пару шагов вперёд, оказываясь совсем рядом. Тэхён даже чувствует аромат его дезодоранта.       — Я возьму это яблоко?       Тэхён старательно давит в себе разочарование. Всего лишь яблоко, ничего о том, что между нами. Ничего о том, что ты меня любишь. Что хочешь уйти.       Тэхён не совсем уверен, что чувствует по этому поводу: разочарование или всё-таки облегчение оттого, что у них ничего не меняется?       — Бери. — Чонгук молча протягивает руку к яблоку и слегка хмурится, когда его ладони касается другая. — Чонгук, посмотри на меня.       — Я думал, что тебе только что было достаточно, — усмехается тот, не поднимая головы.       Пальцы на его грязной руке сжимаются чуть сильнее.       — Мне никогда не будет достаточно, — признаётся Тэхён и чувствует, как от его слов человек рядом с ним дёргается. Значит ли это, что Чонгуку всё-таки не наплевать на него или же это всё снова лишь глупые фантазии? — Прости меня.       — За что? — тихо уточняет Чонгук.       — За то, что...       Со стороны входа доносится какой-то шум.       — Ой, мальчики! — на кухню вваливаются раскрасневшиеся и чем-то очень довольные женщины. В руках они держат несколько пакетов и букет полевых цветов, из которого выпадает пара ромашек. — Мы как раз вас искали.       Тэхён, всё ещё не убравший ладонь с ладони Чонгука, криво улыбается маме и тётушке, проклиная себя за то, что не осмелился извиниться раньше. Потому что ясно как день: момент упущен, и напряжение в их с Чонгуком отношениях никуда не делось. Если оно вообще на это способно.       — Что-то случилось? — спрашивает он, аккуратно поглаживая кожу вокруг чужой царапины на большом пальце.       Госпожа Ким качает головой.       — Уже ничего, просто хотели вас попросить донести покупки, но, как видите, мы уже и сами справились.       — Кстати, — вдруг подаёт голос Чонгук и отстраняется от Тэхёна, проводившего его затылок взглядом, — я встретил Дэхён в саду.       Значит, он всё-таки был там.       — Боже, я совсем забыла, что обещала её матери впустить их на участок и собрать абрикосы для варенья, — причитает госпожа Ким, обмахиваясь ладонями. — Совсем с этой жарой забывчивой стала. Ты помог малышке Дэхён, Чонгук-и?       — Конечно, — кивает Чонгук. Даже стоя позади него, Тэхён улавливает в его голосе улыбку. Горечь подкатывает к горлу. — Она просила передать вам спасибо и сказала, что она вместе с родителями посетит нас ближе к вечеру.       — Отлично, — госпожа Чон с лёгкой одышкой ставит пакеты на стол и, заметив оставленное яблоко, обращается к парням: — Что вы с ним сделали?       Чонгук не отвечает, ссылаясь на то, что ему нужно в туалет помыть руки (хотя на кухне тоже есть раковина), а Тэхён, взглянув на позабытый фрукт, не понимает, смеяться ему или плакать.       Помимо вмятины от пола на красной кожуре виднеются отпечатки чужих пальцев.       …       Остаток дня проходит в подготовке к ужину.       Госпожа Ким оказывается полна решимости закормить гостей до отвала, а Тэхён, как порядочный мужчина и любящий сын, помогает ей достичь поставленной цели. Хлопоты над плитой вселяют в него какое-то необыкновенное спокойствие, расставляют все мысли по полочкам так же, как и умелые руки матери нарезают овощи, пока отец на заднем дворе на пару с дядей Чоном приводит беседку в порядок. Госпожа Чон же, сидящая за столом и с умиротворением зрелой женщины чистящая горох, напевает под нос старую песню, прокручиваемую по висящему под потолком радио, и Тэхён, заслушавшись её мелодичным мурчанием, не сразу замечает, как к нему кто-то подходит.       — Ты странно режешь, — говорит Чонгук.       Тэхён промаргивается и в непонимании склоняет голову к плечу.       — В смысле?       — Огурец, говорю, странно режешь, — горячее тело пододвигается ближе, а рука Тэхёна, сжимающая нож, непроизвольно дёргается над разделочной доской. — Ты нарезаешь его кружками, но разве нужно не соломкой?       Он что, и правда хочет поговорить об этом? Похоже, что да, потому что стоит Тэхёну скосить на Чонгука взгляд, и он подмечает его искреннюю заинтересованность формой овоща. И придвинулся тот вовсе не потому, что хотел быть ближе, а лишь затем, чтобы было получше видно процесс нарезания. Тэхён чувствует себя несправедливо обманутым.       — Иди отсюда, шеф-повар, — он тыкает Чонгука в бок локтем и возвращается к огурцу, делая вид, что не замечает обиженных сопений.       — Между прочим, готовлю я лучше тебя.       — Да ты что? — удивляется Тэхён. — Тогда подай мне ещё один огурец, пожалуйста. Он вон там, — он машет рукой в сторону стола, откуда за ними наблюдает тётушка Чон, и смотрит, с какой готовностью Чонгук подходит к сваленным в одну кучу овощам, но замирает, наткнувшись на препятствие. — Ну же, Чонгук-а, просто подай мне огурец.       Стоящая у плиты госпожа Ким, не сдержавшись, прыскает в кулак.       — Хён, — наконец подаёт голос Чонгук.       — М?       — Какой из них тебе нужен? — он показывает два овоща, покрупнее в одной руке и поменьше — в другой.       Теперь от смешка не сдерживается даже тётя Чон.       — Чонгук-а, — зовёт она сына, — то, что большое, — цукини, а не огурец.       Чонгук выглядит так, словно его заставили пробежаться голым по забитому людьми торговому центру. Глядя на его покрасневшее от стыда лицо, Тэхён чувствует полную победу.       — Помой его хотя бы, шеф-повар, — всё-таки смеётся он, когда Чонгук с опущенными глазами протягивает ему грязный огурец. — Вот когда научишься отличать цукини от огурца, тогда и указывай мне, как резать что-либо.       — Да понял я, — фырчат из-под носа.       — Ну, зато Чонгук-и хорош в жарке мяса, — подбадривает госпожа Ким прошедшего мимо неё парня. — Так что каждому своё.       Тэхён внимательно смотрит на спину друга, немного склонившегося над раковиной и старательно намывающего овощ, и не может отделаться от глупого чувства тоски.       Каждому своё, да? Но есть ли в Чонгуке что-то, что для него? …       Дэхён хорошеет с каждым годом. У неё красивая кожа, упругая и мягкая даже на вид, ухоженные длинные волосы, спадающие каскадом по спине и плечам, большие искрящиеся глаза и милая улыбка, и если бы не Чонгук, Тэхён наверняка бы влюбился в её открытый и добрый характер.       — Здравствуй, оппа, — лицо Дэхён сияет, когда он встречает её вместе с родителями у калитки. Девушка заправляет волнистую прядь за ушко и смотрит на него из-под веера накрашенных ресниц, когда, слегка запинаясь, говорит: — Д-давно не виделись...       Тэхён смотрит на неё сверху вниз и хочет погладить по голове. Больше ничего.       — Привет, да, давно, — он легко переводит взгляд на её родителей и улыбается им, кланяясь. — Добрый вечер.       Потому что у него есть Чонгук, и нет ничего, что он мог бы предложить этой милой девушке взамен на её сердце. Весь он, целиком и полностью, во власти другого. И нет для него альтернатив.       — Ах, вы так хорошо смотритесь друг с другом! — восторгается госпожа Ким, выйдя на крыльцо и увидев столь прекрасную для себя картину: её сын, да рядом с девушкой! Прелесть-то какая!       Тэхён не успевает сдержать показательного закатывания глаз, но на него, впрочем, никто не обращает внимания. Женская половина в составе его матери, матери Дэхён и самой девушки, смутившейся от чужого комментария, хихикает, а мужская в лице отца Дэхён — господина Кана — гордо молчит, одним только взглядом выражая своё отношение к ситуации. Благосклонность — вот, что видит Тэхён в его глазах.       Да они тут все сговорились, что ли? Почему каждый пытается их свести?!       Чувствуя, как волна горячего раздражения поднимается всё выше и выше, грозясь хлынуть через горло яростной лавиной и помешать выполнить обещание, данное матери ещё в машине, Тэхён не сразу замечает подкравшейся тётушки Чон, глядящей на него с пониманием вперемешку с чем-то, что он никогда в ней не видел.       — Ну что вы смущаете молодых, — она приобнимает Тэхёна за одно плечо и приветливо улыбается гостям. — Они уж как-нибудь сами разберутся в своих отношениях, не маленькие уже. Я права, Тэхён-а?       Тэхёну никогда не было так не по себе от её внимания. Он медленно кивает и вдруг чувствует на себе ещё один взгляд. И, действительно, слегка повернув голову, Тэхён видит стоящего в дверях Чонгука, который, поймав ответный взгляд, отворачивается и возвращается в дом. До сих пор сердится? Наверняка. Надо бы всё-таки найти время и поговорить наедине, извинившись и, возможно, процеловавшись весь оставшийся вечер в спальне на втором этаже, прикрывшись какой-нибудь глупой отговоркой, которая безотказно действовала на родителях. Да, думается Тэхёну, было бы неплохо. Но для начала нужно перетерпеть влюблённые взгляды Дэхён и разговоры взрослых, удивительно похожие на те, которые обычно ведут на смотринах, а затем уже пытаться вымолить прощение.       В беседке, предусмотрительно обвешанной москитной сеткой и гирляндой из Икеи для настроения, ароматы еды смешиваются с похвалой от гостей, пробующих каждое из блюд на радость поварам, почти целый день простоявших у плиты. Госпожа Ким громко смеётся с какой-то шутки подруг, попутно подливая всем собравшимся вина, но, когда очередь доходит до молчаливого Чонгука, замирает в сомнении. Тэхён же, заметив её заминку, ненавязчиво забирает у неё почти пустую бутылку и, одарив женщину мягкой улыбкой, убеждает:       — Чонгук-и уже большой мальчик.       Мать ещё какое-то время мешкает, но всё-таки отвечает похожей улыбкой и возвращается на своё место, как бы между делом советуя всем попробовать свинину с овощами.       — Я не хочу, — тихо протестует Чонгук, когда в его бокал выливают оставшееся вино.       — Уверен? — Тэхён отставляет пустую бутылку. — На тебе весь день лица нет, может, хоть это поднимет тебе настроение.       Чонгук хмыкает, кинув на него короткий, острый взгляд.       — Интересно, чья же это вина? — его пальцы осторожно касаются ножки бокала, обводят её по кругу и в конце концов сжимают, чтобы в следующее мгновение поднять и осушить половину налитого.       Тэхён непроизвольно морщится, наблюдая, как судорожно дёргается чужой кадык, а густые брови заламываются. Чонгук слегка давится и кашляет, привлекая внимание остальных, но Тэхён им всем вежливо улыбается и бережно поглаживает напрягшуюся спину через ткань хлопчатой футболки.       — Кажется, я поспешил, когда сказал, что ты уже большой мальчик, — шутит он на ухо, едва ли сдерживаясь, чтобы не зажать губами мочку и давно уже полюбившееся серебряное колечко. Он чувствует, как Чонгук крупно вздрагивает от горячего шёпота, и это не может не дарить ему надежду на скорое примирение. Им осталось лишь сбежать отсюда.       — Да пошёл ты, — Чонгук из вредности оставляет последнее слово за собой и тянется к нарезанным яблокам, заедая неприятное послевкусие от вина.       Тэхён негромко посмеивается и обвивает талию Чонгука одной рукой, благо, что место позволяет вытворять подобную шалость.       Примерно через полчаса, когда к первой пустой бутылке у стола присоединяется ещё одна, госпожа Ким, тяжело вздохнув и подперев голову рукой, обращается к своей грязной тарелке:       — Иногда мне кажется, что я не доживу до внуков, — она выразительно смотрит на сына и снова вздыхает, находя место для своей головы на плече у рядом сидящего мужа. — Ладно мой балбес уже в кого-то там влюблён по уши и не замечает малышки Дэхён, но ты-то, Чонгук, зачем пример с него берёшь?       Атмосферы лёгкости как не бывало. Тэхён подмечает, как стремительно погасает огонь в больших глазах Дэхён, как та опускает голову и не реагирует на свою мать, обеспокоенно трогающую её за предплечье. Но ещё он слышит раздражённый, почти свирепый выдох Чонгука, и не может сдержать глупого порыва, хватая того за руку и переплетая их пальцы под столом.       — Я и не беру с него пример, — щёки у Чонгука пылают от выпитого, но взгляд, подёрнутый дымкой, на удивление твёрд.       Госпожа Чон, перекатывающая остатки вина на дне бокала, вскидывает брови и прищуривает оленьи глаза. Тэхён сглатывает и сжимает чужую руку сильнее. Сегодня очень странный день, и особенно странная в нём тётушка Чон.       — Значит, милый, и у тебя есть кто-то, кто тебе нравится?       Это чистая провокация, Тэхён в этом уверен так же, как и в том, что Земля вертится вокруг Солнца. Сам Тэхён уже давно крутится вокруг одного лишь Чонгука, и если его персональное Солнце сейчас резко сойдёт с орбиты, то что же будет с ним?       Чонгук сейчас немного на взводе от обиды на Тэхёна, немного расслаблен от вина, к которому ещё не смог привыкнуть, и чертовски охоч до раскрытия тайн.       — Возможно.       Мужская часть довольно присвистывает, поздравляя младшего с первой любовью и не забывая наставлять по поводу учёбы, ведь не за горами экзамены и поступление в университет.       — И когда ты познакомишь нас с ней? — госпожа Чон, наконец, допивает своё вино.       Чонгук улыбается как-то по-особенному тепло и говорит:       — На самом деле…       — На самом деле Чонгук перебрал и ему уже пора в кроватку, — выдавливает нервный смех Тэхён. Его ногти так сильно впиваются в чонгукову ладонь, что следов наверняка не избежать, но, что странно, сам Чонгук на это никак не реагирует, продолжая улыбаться до тех пор, пока его бесцеремонно не дёргают со скамейки.       — С тобой? — спрашивает тётя Чон.       Тэхён непонимающе смотрит на неё и случайно задевает пустые бутылки ногой. Те ударяются друг об друга с громким стуком, когда женщина уточняет:       — С тобой в кроватку?       …       Дверь закрывается с хлопком, заставляющим Чонгука зажмуриться и схватиться за голову.       — Поспокойнее нельзя было?       — Поспокойнее? — чуть ли не кричит Тэхён, резко оборачиваясь и упираясь в него злым взглядом.       Чонгук уязвлённо поджимает губы.       — Да что на тебя нашло?       Тэхён не отвечает, вместо этого подходя к открытому нараспашку окну и быстро закрывая его, чтобы никто из тех, кто продолжает отдыхать на улице, не стал невольным свидетелем их разговора.       — Она знает? — не видя смысла тянуть, спрашивает он в лоб. Цепкий взгляд проходится по всему зарумянившемуся лицу, что в одно мгновение теряет все краски, и на губы сама собой наползает усталая, обречённая улыбка. — Она знает.       В этой спальне всё так сильно напоминает о детстве. Все эти рисунки, висящие на стенах и пылящиеся в комоде, забытые игрушки на шкафу и старенький магнитофон, который они раньше считали самым настоящим сокровищем. Тэхёну здесь невыносимо. Эта атмосфера невинности с лёгким ароматом счастья давит на плечи непосильным грузом, напоминая, что она могла бы приносить удовольствие, если бы он сам, своими руками, не разрушил всё. Если бы не повёлся на поводу у своих желаний, если бы не допустил всего, что происходит сейчас.       — Знает, — слишком спокойно отвечает Чонгук.       Тэхён старается держать себя в руках, когда спрашивает:       — И как давно?       Чонгук кидает на него короткий взгляд и, прислонившись спиной к двери, сообщает:       — Уже больше года.       — И ты молчал?!       — А что я должен был сказать? Что моя мать застала нас, когда ты делал мне дружеский минет?       Тэхён хмурится, не находясь с ответом. Совсем недавно он не закрыл дверь в спальню Чонгука, чтобы, если что, Минджи увидела их и наконец отстала от него. Тогда же он в шутку сказал, что иногда представляет, как кто-то из родителей застукивает их за подобным делом, но он и подумать не мог, что это окажется реальностью. Ужасающей реальностью.       — Почему... — Тэхён смотрит на свои руки. Те слегка дрожат. — Почему она не устроила скандал?       — О, она устроила, — хмыкает Чонгук невесело. — Вот только за закрытыми дверьми, когда отец был на работе, а ты, наверное, как всегда гулял с Чимином. — Он ненадолго прикрывает глаза и касается пальцами своей щеки, и у Тэхёна, наблюдающего за ним, сердце сжимается от догадки. — Ты поверил мне, что этот шрам я заработал, упав с кровати, и я даже немного обижен на тебя, знаешь. Кому как не тебе знать, что я всегда сплю спокойно.       Конечно же, ему это известно. В детстве их часто укладывали на обеденный сон в одну постель, иначе они закатывали истерики и отказывались успокаиваться до тех пор, пока взрослые не делали так, как хотели они. В дальнейшем спать вместе вошло в привычку. Тэхён всегда чувствует себя очень комфортно с тёплым Чонгуком под боком, который спит на удивление спокойно, в отличие от своего хёна, вечно ворочающегося и нуждающегося в чём-то, что можно было бы обнять и не выпускать из тисков до утра. Обычно этим «чем-то» становится Чонгук.       — Что она сделала? — Тэхён пытается прочистить горло, но выходит плохо.       Чонгук жмёт плечами.       — Кинула в меня ту старенькую машинку, что ты подарил мне в детстве.       Они оба отлично помнят ту тяжеленную игрушку со стальными деталями, которую Тэхён вместе с родителями подарил трёхлетнему малышу. Чонгук тогда ещё долго не мог с ней поиграть, потому что та была слишком опасной для его возраста.       — Но я не осуждаю её, — тихо признаётся Чонгук спустя какое-то время. Тэхён поднимает опущенную голову и поджимает губы, встречаясь с ответным взглядом тёплых глаз. — Наверное, нелегко осознавать, что твой сын вместо красивой милой девушки нашёл себе парня, к тому же, названного брата.       Тэхён мысленно пытается представить себе реакцию своей матери. По спине проходит холодок.       — Ты же пытался ей что-то объяснить? — спрашивает он осторожно. Чонгуку наверняка не очень-то хочется возвращаться в тяжёлые минуты своей жизни, но раз уж они решили поговорить, то нужно воспроизвести полную картину происходящего.       — Пытался, но она не хотела слушать, — Чонгук грустно усмехается и наконец отталкивается от двери, делая уверенные шаги в направлении Тэхёна, всё ещё стоящего у окна. — Она не разговаривала со мной несколько дней, а потом вдруг пришла и спросила, серьёзно ли у нас всё или мы просто играемся.       — И что ты ответил? — спрашивает Ким шёпотом.       Чонгук останавливается совсем рядом. Он немного растрёпан, глаза блестят то ли от выпитого вина, то ли ещё от чего, а румянец на щеках и вовсе заставляет глупое сердце замереть от восторга.       — Что всё серьёзно, — его рука касается чужой, переплетая пальцы. — И что я люблю тебя.       Весь внутренний мир Тэхёна резко обрушивается.       Ещё каких-то пару месяцев назад он бы отдал всё, чтобы услышать эти слова вне постели, когда их разгорячённые, обнажённые тела не переплетались бы и не было бы нужды сквозь слёзы шипеть стоп-слово, которое приносит куда больше боли, чем что-либо ещё.       Вот только теперь, получив желаемое, он не знает, что с ним делать.       — Ты слышал, что я сказал? — Чонгук снова заглядывает ему в глаза, сокращая разделяющее их расстояние, и обнимает за шею, не позволяя отвести от себя мечущийся взгляд. — Я люблю тебя. Хён, я люблю тебя.       Тэхён зажмуривается.       — Прекрати…       — Почему? — лица касаются горячие пальцы, нежно проводящие по скуле и крыльям носа. — Это потому, что для тебя это те слова, которые мы не произнесём друг другу в те моменты, когда нам не больно? — Тэхён кое-как заставляет себя взглянуть на Чонгука в ответ. — Но мне сейчас очень больно, хён.       Тэхён знает.       Ему тоже.       — Ты, — выдыхает он, сжав зубы и стиснув тонкую талию в объятиях, тем самым прижимая парня ещё ближе к себе, — не говорил мне «я люблю тебя» четыре сраных года, а теперь так просто кидаешь мне это в лицо? Не слишком ли жестоко, Чон Чонгук?       Чонгук утыкается лицом ему в шею и тихо спрашивает:       — Ты только поэтому придумал такое стоп-слово? Чтобы потешить своё самолюбие и убедиться, что я до сих пор завишу от тебя?       Бывает так, что ты долгое время думаешь о чём-то, что тебя поначалу очень тревожит, но чем дольше ты живёшь с этой мыслью, тем больше свыкаешься с ней. Она больше не приносит того прежнего страха или счастья, потому что ты уже пережил эти эмоции, и остаётся только спокойно сосуществовать с ней, как со значимым воспоминанием, к которому ты иногда возвращаешься. Но потом вдруг случается так, что кто-то другой начинает говорить об этой теме, давно похороненной в твоём сердце, и становится даже в несколько раз страшнее.       — Если бы всё было так просто, — Тэхён и сам не понимает, откуда у него силы на иронию.       — А что сложного?       — А что сложного было в том, чтобы за эти четыре года хотя бы раз сказать, что любишь меня, хотя бы просто как друга?       Чонгук напрягается всем телом и подаётся назад, выпутываясь из объятий. Его дыхание оседает на коже Тэхёна, и в нём чувствуется аромат вина, что так не свойственен тому образу, что выстроен у Кима в голове.       — Четыре года назад, — говорит Чонгук так, как не говорил, наверное, никогда, — слишком уверенно и вместе с тем отчаянно, — я вдруг понял, что вместо того, чтобы заглядываться на девочек, я не отводил взгляда от своего обожаемого хёна, — уверенности хватает ненадолго, и он опускает взгляд на чужую шею, только после продолжая: — Я был растерян, мне было страшно, но у меня ещё была надежда на то, что эти неправильные чувства исчезнут, когда ты перейдёшь в старшую школу и мы станем меньше видеться.       Тэхён практически не дышит.       — Помогло?       Чонгук поломанно улыбается и мотает головой.       — Нет. Стало только хуже, потому что у тебя появился Чимин. Ты даже не представляешь, как сильно я тогда ревновал. — О, Тэхён отлично представляет. — Я знал, что тебе тоже не нравится, когда я уделяю кому-то больше внимания, чем тебе, поэтому стал заводить новых друзей, но ты только гладил меня по голове и говорил, что я молодец. Нахрен мне тогда сдалась твоя похвала. Мне сдался только ты. Но тебе, хён, было будто всё равно на то, что мы отдаляемся.       — Мне не было всё равно, — у Тэхёна сжимается горло, когда он вспоминает, как не мог смотреть на Чонгука в то время, когда пытался принять свою ориентацию и свои чувства. Ему казалось, что младший был только счастлив избавиться от него, и он даже предположить не мог, что все те как бы случайные встречи с Чонгуком в компании других людей были направлены на получение ответной ревности. — Тогда… тогда у меня был сложный период в жизни…       — Какой? Держания с Чимином за ручку? — яда в голосе Чонгука столько, что становится не по себе. — Мне едва ли исполнилось четырнадцать, когда я осознал, что мне нравится другой мальчик, который кидался «я люблю тебя» направо и налево, в то время как я не мог выдавить из себя эти чёртовы три слова лишь потому, что для меня они стали значить намного больше в отношении тебя. А ты ещё спрашиваешь, почему я не говорил тебе, что люблю тебя как друга? Да потому что я люблю тебя по-другому!       Тэхён сглатывает вязкую слюну, чувствуя, как всё тело покрывается мурашками. Если всё и правда так, как говорит Чонгук, тогда…       Что же он наделал?       — Представь, каково мне было, когда ты предложил признание в любви как стоп-слово, — нижняя губа Чонгука предательски дрожит, а оленьи глаза наполняются слезами. — Ты тогда был таким спокойным, а я, как полный дурак, всё пытался найти подвох в твоих словах. Наивно верил, что хён хоть что-то испытывает ко мне. Хотя, знаешь, ты всё-таки кое-что испытывал — желание затащить меня в постель, верно?       Нет.       Всё не так.       — Замолчи, — просит Тэхён, сжимая в кулак ткань футболки на спине и опуская голову на дрожащее плечо. — Замолчи.       Пожалуйста.       — А что, не нравится правда? — всхлипнув, язвит Чонгук, желая оттолкнуть его от себя, но ему не позволяют. — Нравится привязывать меня к себе, словно собачку, и наслаждаться своей силой? Знаешь же, что я от тебя не уй…       Но потом вдруг случается так, что кто-то другой начинает говорить об этой теме, давно похороненной в твоём сердце, и становится даже в несколько раз страшнее.       Тэхёну страшно. Очень.       — Уйдёшь! — не сдержавшись, кричит он раненым зверем и захватывает лицо вздрогнувшего Чонгука в ладони, шумно дыша от нахлынувших эмоций. — Когда-нибудь перерастёшь свою детскую влюблённость, поймёшь, что мир не сходится на одном лишь мне, и уйдёшь! А я останусь, — он всматривается в блестящие от ужаса и слёз глаза, в которых улыбка и нежность, которые навсегда любимы, и собственные глаза против воли наполняются влагой. — Я столько лет решал всё за тебя, не позволял смотреть на кого-то другого, заставил тебя влюбиться в меня, и однажды, поверь, ты не выдержишь и оттолкнёшь меня. Всем хочется свободы, но рядом со мной, Чонгук, ты себя свободным никогда не почувствуешь.       Пускай Тэхён уже давно понял, что из-за алкоголя Чонгук стал намного смелее, он всё же удивляется, когда тот неожиданно сильно толкает его назад, заставляя упасть на застеленную кровать. Он не успевает прийти в себя, а потому никак не может помешать тяжело дышащему парню оседлать свои бёдра.       — Много лет решал всё за меня, значит? А сейчас ты этого что, не делаешь? — рычит тот. Тэхён хмурится, наблюдая, как раскрасневшееся от злости и слёз лицо медленно приближается к его собственному. — Говоришь, что я уйду, что я влюбился в тебя только потому, что ты не позволял видеть кого-то, кроме тебя. Но ты хотя бы раз попытался спросить, что думаю я на этот счёт? Не думал ли ты, что я сам не захотел смотреть на других? — Чонгук упирается ладонями по обе стороны от его головы и спрашивает, глядя прямо в глаза: — Предполагал ли ты, что я тоже боюсь, что ты когда-нибудь поймёшь, что такой, как я, тебе не нужен, и отвернёшься? И каждый раз, когда ты говорил, что мы друг другу лишь друзья, эти мысли всё чаще посещали мою голову. Мне... мне было невыносимо.       Под конец и без того тихий голос начинает дрожать, а маска раздражения сползает, обнажая хрупкую душу и слишком уязвимое сердце. Мышцы лица слегка подрагивают, плотно сжатые губы из последних сил стараются сдержать позорный всхлип, но наполненные слезами глаза не могут скрыть истинных чувств.       И Чонгука прорывает.       Капли обжигающих слёз капают на тэхёновы щёки, чертя по ним мокрые дорожки, которые ревущий Чонгук пытается стереть, но его руки так сильно дрожат, что ничего не выходит. В конце концов Тэхён перехватывает его ладони, сжимая их своими, и притягивает его к себе, даря нежный поцелуй в распухший нос, от чего Чонгук плачет лишь сильнее.       — Прости меня, малыш, — шепчет он в горячий висок, позволяя чужим слезам стекать по своей шее.       — За ч-что? — заикается Чонгук и плотнее прижимается к его груди, пряча мокрое лицо в местечке между шеей и плечом.       — За то, что я у тебя такой трус, — честно отвечает Тэхён и перемещает руки на напряжённую спину, принимаясь ласково её поглаживать. Он некоторое время собирается с мыслями, а после продолжает: — Вместо того, чтобы спросить у тебя напрямую, что ты чувствуешь ко мне, я находил обходные пути, которые каждый раз давали мне неверные ответы. Я настолько боялся получить отказ, настолько боялся потерять то, что имел, что… — он замолкает, и это заставляет притихшего Чонгука настороженно приподнять голову, взглянув на него и удивлённо замерев, когда его влажный взгляд встречается с точно таким же. — «Я люблю тебя» было придумано не для того, чтобы просто почувствовать свою значимость и силу над тобой. Я подумал, что если предложу тебе нечто настолько абсурдное, то ты обязательно возмутишься, ведь тогда мне казалось, что мои чувства были взаимны…       Подавшись слегка вперёд, Чонгук аккуратно трётся щекой о щеку Тэхёна.       — Они всегда были взаимны, — признаётся он. — Но, знаешь, сколько бы мы ни были вместе, я всё ещё не научился читать твои мысли.       — Очень жаль, — слабо усмехается Тэхён и громко шмыгает носом. — Это хорошая суперспособность, тогда бы нам не пришлось столько страдать из-за собственных ошибок.       — Ошибки совершал по большей части лишь ты, — проницательно замечает Чонгук и щурится на недовольный выдох «а?». — Серьёзно, как я должен был догадаться, что твоя идея со стоп-словом была направлена на получение признания от меня? Все мои мысли в тот момент были только о том, что ты издеваешься надо мной.       — Забавно, потому что как я должен был понять, что ты хочешь от меня внимания, а не избегаешь его, вечно тусуясь в компании других? — Чонгук пристыженно опускает ресницы, на что Тэхён лишь тяжело вздыхает, вплетая пальцы в волосы на чужой макушке и заставляя парня вновь посмотреть на себя. — Мы оба хороши.       — Пора научиться разговаривать ртом, да?       — Ты прав. Но как насчёт того, чтобы сейчас заняться куда более приятным делом? Оно, кстати, тоже включает наши рты.       Лицо Чонгука вмиг краснеет, становясь похожим на помидор.       — Кхм, ты мне или..? — смущённо спрашивает он, всё так же не поднимая глаз.       Тэхён сначала не понимает, о чём тот лепечет с такими пылающими щеками, но, когда до него всё-таки доходит, он не может сдержать доброго смеха. На душе становится так легко и тепло, что он стискивает взвизгнувшего Чонгука в стальные тиски и меняет их местами, оказываясь сверху и не прекращая широко улыбаться.       — Я говорил о поцелуях, малыш, всего лишь о поцелуях, — он с наслаждением наблюдает, как Чонгук сконфуженно вжимает голову в плечи, стараясь избежать его взгляда, но это просто невозможно, учитывая его прижатое положение. — Но, если ты вдруг хочешь…       — Пожалуй, сегодня остановимся только на поцелуях, — бурчат снизу, вызывая приступ неконтролируемой нежности, которая выливается в невесомые поцелуи по всему разгорячённому лицу.       Их губы наконец встречаются в робком поцелуе, и Тэхён понимает, как сильно скучал по ним. Он осторожно просовывает одну руку под поясницу Чонгука, сокращая последнее расстояние между ними, и чувствует, как тёплые ладони ласково скользят по его спине, останавливаясь на шее.       В этот момент он слышит звук.       Он довольно короткий и тихий, но Тэхён так долго его ждал, так мечтал о нём, что просто не может его не заметить.       Ошейник, душащий его на протяжении многих лет, расстёгивается.       Чонгук тихо стонет прямо в поцелуй с привкусом вина, когда чужой язык вторгается в его рот, начиная его любовно вылизывать. Тонкие пальцы путаются в волосах на затылке, а тело жмётся к другому в отчаянной попытке врастись друг в друга.       — Я люблю тебя, — Тэхён целует в лоб, ухо, линию челюсти, нос и глаза и повторяет: — Я люблю тебя.       Чонгук смотрит на него блестящими глазами.       — Тебе больно, хён?       Тэхён слабо улыбается и качает головой.       — Мне хорошо.       — Тогда почему ты плачешь? — спрашивает Чонгук, касаясь его щеки подушечками пальцев.       — Потому что мне жаль, что я заставлял страдать и тебя, и себя. Потому что много лет я мечтал взять тебя за руку как своего возлюбленного, но не мог перебороть страх того, что ты рано или поздно разорвёшь эти отношения, а я не смогу отпустить тебя. — Он подставляется под ласковую ладонь, стирающую несдержанные слёзы, и жмурится. — Но ещё больше мне жаль, что все эти надуманные страхи, живущие у меня в голове, ещё нескоро её покинут. Мне страшно, — Тэхён утыкается лицом в открытую яремную впадинку Чонгука, — что я снова могу всё испортить.       Ошейник может вернуться, и сможет ли он снова избавиться от него?       Неожиданно он чувствует лёгкий щелбан в середину лба.       — Наши отношения самые странные из всех, что я когда-либо видел, — говорит Чонгук, потирая место на чужом лице, которое только что ударил. — Над ними нужно очень много работать, нужно научиться слушать друг друга, но, в первую очередь, — надо научиться говорить. Мы оба чертовски ревнивые, и это тоже проблема, требующая решений. Я буду прикладывать все усилия на то, чтобы эти отношения перестали быть токсичными, но без тебя, Тэхён, я не справлюсь. — Он наклоняется и мажет по приоткрытым влажным губам своими, слегка улыбаясь и заявляя: — Не бывает проблем с лёгким решением. Мне тоже страшно, но если ты будешь держать мою руку в своей, — их пальцы аккуратно переплетаются, — то мы со всем справимся.       Тэхён вглядывается в большие тёмные глаза, которые улыбаются вместе с губами, и вспоминает, что обещал заботиться о том маленьком человеке, которому дал имя и который стал для него целым миром.       — Ты так вырос, — восхищается он.       — В отличие от некоторых, — фыркает Чонгук счастливо. — Ты у меня тот ещё дурачок.       — Но ты же меня и таким любишь?       — К своему большому несчастью.       — Эй…       Чонгук смеётся и обнимает возмущённое лицо ладонями, притягивая его к себе и выдыхая в самые губы:       — Я тебя любым люблю.       Перед Тэхёном распахивается последняя дверь.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.