Whatsapp, закиданный сердцами.

      Все началось с того, что к нам в садик пришёл новый парнишка. Он был тем ещё задирой, постоянно отбирал у всех игрушки, дергал девочек за косы, проливал не одну тарелку супа на повариху, почти не с кем не разговаривал, в общем, был с прибабахом. Но одним днём нас повели на вечно планированную прогулку, состоявшаяся где-то в 12 часов. Мне было не с кем встать в пару, так как была зима, большая часть группы заболела ВИЧем, СПИДом, туберкулезом, ангиной, раком яичек, кто чем не болел, я быстро сориентировался подхватил под руку его, того самого задиру. Он смотрел на меня, как будто я скормил его кота бомжу, а я лишь улыбнулся и промолчал. Мы так и шли — молча. Тогда уже наши пути разошлись, я пошёл кататься с горки, а он пинать снег, да ветки ломать. Но настало время уходить, я снова схватил его за руку, не проронив не слова, и потащил его быстрее вслед за всеми. Он смотрел на меня своими удивленными глазищами и молчал. У меня было такое чувство, что мы понимали друг друга без слов. На следущий день, зайдя в группу, я увидел, что этот мальчик как-то одиноко сидит один, не так как всегда, раньше я этого не замечал. Вдруг, мне стало его жаль, и, забив на все, я подошёл к нему и уселся рядом. Он посмотрел на меня, как побитый щенок, угрюмым взглядом. — Привет, — поздоровался я. — Тебе чего? — нахмурился он. — Я хотел с тобой поиграть. — Мне хорошо одному, — он недоверчиво сощурил глаза и отвернулся. Меня это не устроило, и я пересел к нему лицом. — Я же вижу, что тебе грустно. — Отъебись, — он встал с пола и ушёл в другую комнату, не взяв с собой машинку, которой играл. Я такого слова ещё не знал, но понимание пришло быстро, и я стал употреблять его везде, где можно и где нельзя… На обеде Алишер выискивал глазами, словно радар, того угрюмого мальчишку, но не нашёл. Резко захотелось избавиться от отходов тела, которые ударили в голову мочей. Моргенштерн нехотя поплёлся в сральник, пиная по пути попадавшиеся под ноги игрушки. Зайдя в помещение, он услышал, как эхом раздавались звуки струй вод. Алиш прошёл глубже, замечая, как Данила, вынув свою письку, размахивал ей и мочился на стены. Алишер немного опешил, но продолжал наблюдать за пацаном. — Что ты делаешь? — тихо подает признаки, что он стоит за его спиной. Рыжий обернулся. Хорошо, что струя не дотянулась до мальчика, а то пришлось бы отчитываться перед воспитательницей. Даня ржет, что есть силы. Он надевает штаны, отчего чуть не свалился в свои испражнения. — Только не наступи, — ухмыльнулся мальчик, похлопал по плечу шокированного Моргенштерна и вышел из обоссаного туалета. В итоге оказался виноват Алишер. После этого Данил начинает больше обращать внимания на кудрявого, квадратно-годового мальца выше его ростом. Он подкалывает его, вытаскивает его из компаний других пацанов, обращая внимание на себя любимого. Перед выгулом личинусов во двор, Данила попросил воспитательницу помочь натянуть ботинки. Она как настоящий герой сразу вызвалась на помощь и преодолела целых три метра до мальчика. Ботинок застрял на полпути — ни туда, ни сюда. Чуть ли не всем детским садом пытались одеть ботинок, даже повариха пришла помочь. Спустя какое-то время обувь была на пацане. Женщина вздохнула с облегчением, как будто ее только что в зад ебал охранник. И тут Кашин выдал: — А ботинки с ногами перепутаны… Посмотрев на мальчишку, Татьяна Григорьевна в ужасе обнаружила, что правый ботинок одет на левую ногу, а левый на правую. Снять обувь было ещё сложнее, чем объяснить кыргызу на арабском, что вам нужен 36 размер, а не 43. Воспиталка пыхтела, старалась, с неё пот тек третьим ручьем, как будто Людмила трахала во все щели Гобзавра, но все-таки одела. Данил, как хороший мальчик решил подбодрить своего героя: — А это не мои ботинки! Агрессивная как псина Татьяна Григорьевна взвыла волком, проклиная мальчика на всех знакомых ей языках, но не в слух. Она стянула боты, хотела уже больно вздохнуть, как тут зеленоглазый продолжил свою речь: — Это моего двоюродного брата ботинки, мама мне их дала, чтобы я носил. Воспитательница уже не понимала что делать: плакать или смеяться, но, собрав волю в кулак, она натянула ботинки с горем пополам. — А где твои варежки, проказник? — Они запиханы в носки моих ботинок, — участливо глядя на воспитателя, ответил мальчик. Моргенштерн всегда поражался остроумию маленького Дани. Он был настолько далёк от него самого. Кроме как с ним не с кем не хотелось дружить. Алишеру достаточно было рыжего пацана, задиры. Никто из детей в группе не понимал, как с ним можно было дружить, вот только они не знали его. В какой-то момент Алишеру приглянулась девочка с очень странным именем — Шахроза. Она ассоциировалась у него с розами, так как они присутствовали не только в имени, но и на платьях девочки. Сама она была мила: курносая, темно-коричневые волосы, смуглая кожа, аккуратные губы, но больше всего ему нравились ее большие зеленые глаза… А вот Даня ассоциировал ее с дерьмом. Алишер начинает больше уделять внимания ей, чем своему новому другу, что расстраивало и сердило. Он оскаливается на неё, как собака, потерявшая свою семью. Данила видит, как девочка лишь отворачивает от него нос и шлет куда подальше. Ну, хоть не нахуй. Откуда девочке 5 лет знать, что это такое? Но Данила знал… Так как из садика его никто не забирал, Кашин возвращался домой всегда сам. Зайдя в квартиру, он как всегда бросил свои кроссовки дальше, кинул куртку на тумбочку и быстрым шагом направился скорее в свою комнату. Запереться на задвижку, укутаться в одеяле, скрыться под кроватью и тихо плакать. Лишь бы не встретить отчима. Но вот облом, в комнату можно было пройти только через зал. А там постоянно сидел бухой в хламину мужик, называющийся отцом, с бутылкой Балтики и пультом в другой руке, тыкающей кнопки, переключая черно-белые картинки на телевизоре. Кашин на цыпочках подошёл к проходу, из которого так и валился свет, отражаясь на веснушчатом лице паренька. Он аккуратно, не подовая звука, вынул голову из-за угла. Да, он угадал. На кресле спиной к нему развалилось старое дряблое тело, от которого ещё и несло блювотой и говном как он мухи. На ноги лишь один носок с дыркой, брюки, запачканные в каком-то дерьме, пиво сменилось на какую-то новую марку, которую ни разу не видел мальчик. Но тут Даня услышал тяжелый, еле заметный храп. Радости полные штаны, но нельзя быть громким. Данила тихо крадётся по ковру чуть ли не на четвереньках, пытаясь быть как можно тише. Хотя, его итак не было слышно. Он почувствовал себя как в блокбастере или на картинках комикса. Как Джерри, пытающийся прокрасться мимо Тома, и остаться незамеченным. Но вот предательство. Половица тихо заскрипела под тяжестью тела. Рыжий ринулся, что есть мочи, перепрыгивая преграду в виде кота. Он даже забыл задвинуть задвижку, сразу кинулся под кровать. Кроме страха ощущались ничего. Дверь громко хлопнула о шкаф, а из под кровати Кашин увидел ноги. Они быстро направились к цели. Показалась сальная, тощая харя с небритой щетиной. Когда мужик разинул рот вонь достигла пика, из-за чего мальчик скривился, а из глаз побежали слезы. Дане даже не было стыдно. Он просто хотел исчезнуть из этого места, что нельзя было назвать домом. Костлявая рука тянется, хватает мальчишку за ногу. Почему он не может иметь нормальную семью? Его вытащили в этот мир. Любящую маму… Кидают на кровать. Любящего папу… Стаскивают штаны. Чем он это заслужил? Глаза, полные слез. Где он провинился? Опять чувство заполненности внизу тела. Почему его ждут здесь только ради задницы? Быстрые толчки. Ни одного любящего человека в его жизни. Скоро его вновь оставляют одного. Отчим, шатаясь, уходит прочь из квартиры, оставляя дверь открытой. А у Дани слезы закончились. Он тупил глаза в стену. Это произошло снова. На следущей неделе все повториться. Это круг ада. Вскоре он заснул с этими ужасными мыслями. Вернёмся к настоящему. Данила, можно сказать, стал ревновать друга к этой суке. Потому что она лучше его во всем. Обходит по знаниям, по внешности, по вниманию Алишера. — Дань, она такая классная… — тянет влюблённый мальчик, — она сказала, что я ей нравлюсь. У маленького Алишера глаза светятся от счастья. А у Кашина от обиды. Вскоре эта девчонка ушла из садика, плюнув Алишеру в лицо. Даня считал, что она была интеллигентнее. Данила долго успокаивал горе Ромео, говорил, какая она она свинья, какая сутулая псина, всячески оскорблял, даже сделал кулич из песка, написал на нем «Шахуйня сутулая» и раздавил кроссовком, на что Алишер громко засмеялся.