* * *
Эти двое встретились, когда им было по четырнадцать. Полная глупостей и случайностей юность, которая преподнесла им такой странный и необязательный подарок, который они надеялись пронести через всю жизнь. Дом напротив тогда впервые за долгое время перестал пустовать. Спустя целых пять лет он наконец обрел своих новых хозяев. Джихун до сих пор помнит эти дни до мелочей, потому что тогда ему впервые показалось, будто он обрел что-то важное. Сначала это была невинная, но совсем необычная привязанность, которая грянула как гром среди ясного неба, свалившись на голову юного паренька, совершенно не знающего, что с этим делать. Будто первая любовь, которая, как все знают, никогда не забывается. Погода в тот день и вправду была ясная, без единой тучки, но Джихуну все равно казалось: что-то непременно должно произойти. Это было какое-то непонятное, на уровне интуиции, чувство, будто где-то рядом сейчас случится что-то грандиозное: рядом с их домом, например, приземлиться космический корабль, как он мечтал в далеком детстве, и заберет его бороздить необъятную галактику, или любимый герой с утреннего мультфильма, который каждый день крутили по телевизору, выпрыгнет с экрана, и они вместе отправятся в путешествие по бескрайнему и неисследованному до конца миру вокруг. «Что за детский сад» — подумал Джихун. Но в тот день, выглянув в окно, Ли увидел лишь огромный грузовик, остановившийся напротив их дома, метрах в пятидесяти. Не дождавшись космический корабль и немного понаблюдав, как небольшая группа людей перетаскивает мебель в дом, он вскоре понял, что, наверно, его предчувствие на этот раз оказалось каким-то на удивление ошибочным. По непонятным причинам он был разочарован. Но еще через день, выглянув в окно в очередной раз, Ли заметил припаркованную около ворот чужого дома машину, которой никогда не было здесь раньше. Краем глаза от подметил высокого худощавого паренька, быстро скользнувшего вглубь укутанных в уже отцветшую глицинию ворот. Вчерашнее чувство, не без причины, появилось вновь. — Теперь там кто-то живет? — пережевывая только что испеченную сладкую булочку, спросил маму юноша. После этого, сам не понимая почему, попытался сделать вид, что ему все равно, а спрашивает ради поддержания разговора. Он так и не понял, что за чувство это тогда было. — Совсем недавно туда вроде бы кто-то переехал, — он сам не знал, что именно ожидает услышать, но внутри будто подсказывало: сейчас мама скажет что-то и вправду невероятное, — и я видела, как мальчик примерно твоего возраста выходил из той самой машины, за которой ты наблюдаешь, — уши вдруг резко покраснели, и Джихуну сильно захотелось закрыть их ладонями, — с самого утра. Информация, которое он и до этого обладал, почему-то привела его в неописуемый восторг. Напоследок мама сказала: «наведайся к новым соседям, прояви вежливость», но Ли уже не слушал. Он незаметно проскользнул на чердак, где частенько любил запираться и читать, чтобы продумать план под названием «Я и какой-то-там-не-знаю-его-имени-пацан — друзья». Не то чтобы у него совсем не было друзей — только, наверное, в школе — но жил он слишком далеко и вообще неизвестно где, так что встретить здесь кого-то, кроме взрослых, — это редкость. Через два дня план Джихуна наконец преодолел первый пункт. Без его прямого участия. Он сидел дома и уплетал за обе щеки купленный недавно виноград, от которого уже становилось тошно, когда в ворота кто-то еле слышно постучал, будто вообще не прикладывая силу и, кажется, надеясь, что никто не услышит. Но Ли услышал и в предвкушении новой встречи направился на источник звука. — Привет, — произнес мальчик с крашеными темно-каштановыми волосами, одну сторону которых тот заправил за ухо. — Меня зовут Сунен, — улыбка на его лице нарисовалась так же неожиданно, как и Ли, кажется, затаил дыхание. — Квон Сунен. Ли было четырнадцать, когда его первый серьезный план с треском провалился.* * *
Недавний инцидент с собакой обернулся для Сунена очередной ссадиной и протертой тканью джинс на коленке, но он, вообще-то, не в обиде: Ли всегда был таким — ужасно раздражающим, чертовски надоедливым и невероятно высокомерным, и с каждым годом на это все невыносимее было смотреть. Любой жест, будь то банальное приветствие со взмахом руки или очередной средний палец, дебильная улыбка, хитрый прищур — все это провокация, на которую Сунен с трудом не ведётся. Им уже по восемнадцать. Тот возраст, когда хочется чего-то большего, чем просто восхищаться. Джихун действительно идиот, но глубина его смолистых, не внушающих никакого доверия, глаз заставляет задуматься о чем-то прекрасном. Будто смотришь на небесный свод в ночи, который вот-вот ответит на вопрос о том, действительно ли бескраен космос. Совсем непримечательный парень невысокого роста, стройный словно девушка, но с широкими для такого тела плечами. Весь он был каким-то странным, но что-то несомненно привлекало. — Туки-тук, Джихун, — каждый раз произнося это имя вслух, Сунен не может сдержать улыбки. Внутри что-то тёплое разливается и продолжает движение до тех пор, пока не дойдёт до самой глубины сердца и не заставит сщуриться от удовольствия. Сунен стоит у чужого дома (хотя спустя столько времени назвать его чужим не поворачивается язык), засунув руки в карманы стертых черных джинс, и ждет, пока вон тот тупоголовый парень, который заперся в своей «башне», словно какая-то принцесса, и сейчас сидит у окна, не высунет свою гладкую макушку в окно и хорошенько на него не наорет, выкрикнув свое фирменное: — Проваливай! — но окно не закроет. — Ты, кажется, задолжал мне извинения, — Сунен видит, как чужое лицо издевательски преображается, и сам Джихун вот-вот готов рассмеяться от нахлынувшего приступа радости и чувств, о которых он позабыл, когда в один прекрасный день Сунен решил покончить со всем. — Заимей мозги, прежде чем просить подобное, — непонятно, что именно должно произойти, чтобы Ли извинился, но сейчас явно не тот случай. — Да и ты сказал не выходить, а я пока не отупел! — Выходи, иначе твои родители узнают, — Ли наигранно поменялся в лице, — что ссадины на руках и ногах у меня именно от твоей собаки, которую ты любезно на меня травишь. «Страшно» — подумал тот — «ужас». Оба пытаются сделать вид, будто не помнят о том, что случилось год назад. — Индифферентно, — окно с характерным звуком хлопает, а Ли берет связку ключей со стола, засовывает их в задний карман спортивок, надевает легкую для такой погоды толстовку со странным принтом на спине, накидывает капюшон на голову и спускается вниз, пытаясь избавиться от довольной улыбки на лице и бушующего цунами в груди. Погода на улице сейчас такая же ясная, как год назад, когда война между этими двумя только начинала разгораться, а то непонятное, на уровне интуиции, предчувствие загорается с новой силой вновь, и теперь Ли точно знает, что это. Кровь кипит, а внутри все переворачивается. Чуть ли ни бегом он спускается по длинной и местами кривой лестнице, а внутри предательски завывает ветер, и он все ещё не уверен, что поступает правильно. Может — думает он — сегодня меня наконец заберет космический корабль. Увы, никакой это не космический корабль, а всего лишь такой родной Квон Сунен. Джихун ни на секунду не расстроен. — Ли, — произносит Сунен нежно и тихо, чтобы никто поблизости не услышал. Слегка наклоняясь, прямо на ушко. — Чё ты тут бормочешь? — бросает тот, упираясь коленкой в ворота, чтобы закрыть их, и одновременно пытается не подать виду, что смущен. — Вообще-то рядом ни души. Сегодня они впервые за год выходят гулять вместе. Сунен вернулся сюда спустя долгое предолгое время. Для кого-то это всего лишь год, а для них двоих это разлука, кажется, длилась вечность. — Куда мы? — спрашивает Джихун, хотя и сам уже знает ответ. — Туда, — отвечает второй. И Ли прекрасно понимает, куда это «туда». Место, в которое они направляются, зовется «Океан в конце дороги», и оно только для них двоих.* * *
Сейчас уже Ли не помнит до конца, что почувствовал в тот день, когда на его пороге появился он. Мальчик с волосами цвета темного каштана, которым он тогда здорово удивился. Он был одет в бордовую футболку с длинными рукавами, слегка зауженные к низу джинсы, которые подчеркивали худобу и слегка оголяли щиколотки: Сунен был высоким для своего возраста, на сантиметров десять выше самого Джихуна. В одной руке было печенье в пакетике, в другой грязная кепка, которую тот старательно пытался спрятать. Сунен не казался неряхой, поэтому Ли подумал, что тот уронил её, пока шёл сюда. Он произвел впечатление легкомысленного и уверенного в себе паренька, чем одновременно оттолкнуть и привлёк такого боязливого и относящегося ко всему серьёзно Джихуна. Их встреча в любом случае была лишь вопросом времени, потому что, по счастливой случайности, Сунен перевелся к Ли в класс. — Можно я сяду там? — показывая на место рядом со знакомым пареньком, со светившимся от счастья лицом, спросил тот. — Да, как тебе будет угодно, — ответил учитель, а через некоторое время пожалел об этом. В классе стало намного беспокойнее, чем обычно.* * *
Они шагают по пустой улице их маленького, отдаленного от всего мира, городка, если его вообще можно так назвать, вдыхая аромат еще мокрой после вчерашнего дождя травы, и размышляют каждый о своем, но одновременно об одном и том же: Сунен — о худых кистях рук и чужих тонких пальцах, которые он когда-нибудь мечтает ещё раз сплести со своими, а Джихун о том, что когда-нибудь он снова разрешит это сделать. Сунену нужно всего лишь дождаться. Сунен знает, что осталось совсем немного. Дорога на последнем повороте к «Океану» разветвляется, но Ли почему-то хочет заставить себя свернуть направо, к тропе, огибающей старый сгоревший дом и возвращающей на путь к улице, который ведет обратно. Тот называет это страхом по воспоминаниям прошлого. Они молчат, но каждый из них знает, о чем думает другой. — Ли, смотри под ноги, — оно возникло неожиданно: густое, потрепанное временем, огромное дерево и вокруг него много суховатой травы, которую ни за что нельзя было бы пройти, если бы не тропинка, которую за несколько лет успели вытоптать две пары кроссовок, сейчас остановившиеся совсем рядом с голой дорогой. Рядом с этой величавой корягой со свисающими листьями отдыхает темный водоем с пятнами ряски и листьями кувшинок. Ли хочет сказать: «все ещё люблю», но ком, появившийся когда-то давно, до сих пор предательски встает поперек горла. И он молчит.* * *
Сунен сразу дал понять: он тот, кто защищает, а не тот, кого надо защищать. Он всегда был надёжным. Казалось, так будем всегда. Они вдвоем всегда попадали в неприятности, но с такой же лёгкостью, присущей только Сунену, тот всегда их оттуда вытаскивал. Это казалось чем-то невероятным. Джихун чувствовал себя за спиной четырнадцатилетнего пацана защищеннее, чем между сотней танков, которых в таком количестве он, как было очевидно, ни разу не видел. Сунен помнит свою первую ссадину и такой же по счету порез от ножа на руке. Джихун сильно плакал тогда и изо всех сил извинялся за то, что не смог постоять за себя. Первая драка и первые слезы, после которых Ли впервые ощутил тепло прикосновений от чужого человека. «Мне не больно», — произнес Сунен, медленно перебирая чужие прядки, на что Джихун еще сильнее расплакался. Тогда Ли, кажется, начал влюбляться и одновременно ненавидеть себя за это. Сунен видел в парне напротив лишь друга, но почему-то хотелось оберегать его так, будто он последний человек на этом прогнившем засранцами свете.* * *
— Почему ты улыбаешься? — спрашивает Ли, видя на чужом лице полуулыбку, которую лишь с натяжкой можно назвать веселой. — У меня что-то на лице? — до пруда остается несколько шагов. — Пятно на щеке.* Юноша сбавляет шаг и останавливается, заставляя Джихуна сделать то же самое. Поднимая руку над его головой, он одним движением сбрасывает чужой надоедливый капюшон и поправляет прядку, упавшую на глаза, и на секунду задерживает взгляд на губах, но тут же приходит в себя. На секунду проглянуло солнце: там, где последние лучики касаются волос, локоны кажутся светлее, и это завораживает. — А если серьезно, то просто вспомнил, сколько всего связано с этим местом, — Сунен медленно проводит ладонью по глубоким отметинам на дереве. — Помнишь, как ты каждый день просил измерить твой рост со словами: «смотри, сейчас ты наконец увидишь, каким высоким я стал»? — Ли помнит, и улыбка нарисовывается быстрее, чем солнце стремиться опуститься за горизонт. — Всю жизнь задавался вопросом, — его тон резко сменился на какой-то мрачный, — что ты такого жрешь, что вымахал до ста восьмидесяти? Звонкий смех раздается по пустой поляне, где Ли готов поклясться: это лучшее, что он когда-либо слышал за всю свою жизнь. Смех у Сунена заразительный, и будь ты хоть сто раз грустным или обиженным, он заставит тебя хохотать без остановки. — Какой же ты придурок, — говорит Ли. — Брал пример с тебя, — и получает вполне ожидаемый ответ.* * *
Осознание приходит не сразу. Просто с каждым днем хочется все больше и больше времени проводить вместе. Но ведь разве не все лучшие друзья стремятся к этому? — Я знаю: я тот еще красавчик, но не думай, что я не вижу, как ты пялишься на меня уже двадцать минут, — и после этого до Ли все ещё не дошло. — Совсем мозгом тронулся? — отмахнулся тот. — Вместо того, чтобы восхвалять себя, вытри это дебильное пятно на щеке, — естественно, никакого пятна там не было, и Сунен прекрасно об этом знал. Они тогда сидели в библиотеке, которую вот-вот должны были закрыть. Сунен демонстративно достал телефон, включил камеру и удостоверился, что никакого пятна там нет, а Джихун в свою очередь посильнее зарылся в свой доклад по физике, краснея так, как никогда до этого не краснел. — И как это понимать? — спросил Сунен, и через секунду Ли получил легкий щелбан, потому что сделал вид, будто не слышал. На этом разговор и закончился, а еще через неделю ситуация повторилась снова. Ли было шестнадцать, когда Сунен впервые спросил, умеет ли тот целоваться.* * *
Ветер обрывает листья на ветках, раскачивает стволы, проносится мимо с невероятной скоростью, заставляя Ли поежиться от холода, но, несмотря на ледяные руки, он даже не дергается. Он хочет развернуться, уйти прочь от этой погоды, скрыться ото всех, потому что их общие воспоминания давят с каждой секундной все сильнее. Даже спустя столько времени он помнит те чувства и прикосновения, которые Сунен подарил ему прямо здесь год назад перед тем, как уехал. Сбившееся дыхание и чужие губы на своих, горячие руки под футболкой и такое же горячее тело под ними, выгибающееся от новых, незнакомых ранее, ощущений. Целоваться тогда Ли едва умел, но Сунен не считал это какой-то большой проблемой: опыта у него было не больше, но учиться вместе у них всегда выходило здорово. В тот день слово «друг» навсегда перестало существовать для обоих. — Сунен? — зовет Ли. В голосе слышится невыносимая тоска, будто рядом нет чего-то важного, хотя он знает: Сунен рядом. — Ты жалеешь? — этот вопрос раздается эхом в голове, а внутри у темноволосого открывается Ящик Пандоры, в котором, кажется, помимо страданий нет ничего. — Что тогда поцеловал тебя? — но Джихуну все равно кажется, что там есть что-то еще. — Нет. Или что уехал? Они сидят в траве, напротив друг друга, и смотрят в глаза почти не открываясь. В одних вспыхивает надежда, а вторые едва ли можно прочесть. — Об этом я жалею больше всего на свете, — он правда пытается простить, но внутри будто темное и вязкое болото, жуткая вода которого хранит в себе воспоминания, разрушающие Ли изнутри, приносящие такую боль, от которой хочется кричать громко-громко. Когда-то это болото было чистым и прозрачным океаном, таким невероятно холодным, но спокойным, однако — думает Сунен — я уже давно испортил его. — Я все еще… — Сунен не договаривает. Ли будто бьют током, хочется ударить по светлой макушке напротив. — Пожалуйста, дай мне шанс. Еще немного — думает Ли. И вдруг становится как-то легче. Слишком много совместных воспоминаний, несбывшихся мечт и чувств, которые они поклялись защищать. Вокруг слышен лишь надоедливый хлопающий шум крыльев стрекоз, рыскающих в поисках крохотных насекомых, неспособных спрятаться. Ветер будто дал этим двоим время, чтобы услышать друг друга, совсем немного, пока его порывы вновь не ударят по головам, выметая оттуда всю уверенность и здравомыслие. Вместе с ним скрылся и леденящий осенний холод, окутывающий каждый изгиб тела маленького паренька, чьи мысли сейчас казались яснее небес в спокойный летний день. Эти двое сидят на сухой колющей траве в крохотном расстоянии друг от друга, но эти сантиметры кажутся настолько непреодолимыми, что хочется выть. — Можно? — спокойно и тихо, будто боясь спугнуть, с присущей только Сунену нежностью, спрашивает тот. Его рука осторожно тянется к Ли, но натыкается на толстенную стену, которую он же сам и выстроил когда-то давно. Зачем он сделал это? Он и сам до конца не понимает. Сунен протягивает свою руку дальше, словно что-то внутри дало сил, а Ли думает, что с тех пор она совсем не изменилась: такая же большая бледная ладошка, изрисованная хаотичными завораживающими линиями, средней длины пальцы, слегка пухловатые и с красивыми ногтями. — Не нужно спрашивать, — Джихун медленно проводит пальцем по родной ладони, не поднимая голову наблюдает за реакцией, но не может правильно истолковать выражение лица напротив. Сунен выглядит терпеливым и жадным одновременно. Узкие и без того глаза становятся еще меньше, когда тот пытается выдавить из себя улыбку. Взгляд его ласковый и добрый, как и был раньше, что у Джихуна сердце тает в груди. Он трепещет от мучительного восторга, любуясь тусклыми желтоватыми прядями напротив. Сунен замечает это и, как настоящий охотник, терпеливо выжидает, пока зверь сам не попадет в капкан. Джихун все видит и сам решает опустить ногу, чтобы попасться. Боль совсем не чувствуется, даже наоборот — тоска, преследующая его ранее, тонет в малом «океане» недалеко от этих двоих, как крохотный камешек, прыгающий по воде в очередной раз, когда парни играли в «блинчики». И прежде чем мысли Сунена успевают вернуться из далеких странствий, Ли делает второй шаг и сплетает их дрожащие пальцы вместе. Ладошка Сунена шершавая и холодная, но от нее все равно слегка жарковато внутри. Джихуновы спокойные поглаживания заставляют светловолосого содрогаться от воспоминаний. Такой раньше смелый Сунен сейчас поджимает свой трусливый хвост. Будто они ненадолго поменялись ролями. — Нравится? — спрашивает Ли, потому что ему очень даже. Два заблудших сердца наконец встретились спустя год мучительного ожидания друг друга, а Сунен все никак не может осмелеть. Где же его взрывные черты? Разве не он тогда спросил Джихуна о том, умеет ли он целоваться, а теперь робеет от простых прикосновений. — Нравишься, — Сунен наконец улыбается искренне, хоть его и не об этом спросили. — Даже очень.* * *
После их первого поцелуя много что изменилось: Сунен начал стремительно меняться в худшую сторону, будто, открыв что-то новое и сразу же завладев этим, почувствовал себя слишком взрослым, а взрослые в большинстве своем ужасно глупы и жестоки. Джихун заметил не сразу, о чем впоследствии глубоко пожалел. Ему казалось, что он успел бы все исправить, направить этого полоумного придурка на путь истинный, подавить в нем эту высокомерность и пренебрежение собственными* * *
— Зачем ты уехал? — ожидаемо спрашивает Джихун. Только сейчас он понял, что простил еще в тот день, несмотря на то, что между ними тогда произошло. — Почему молчишь? — но он ни за что не признается, иначе Сунен не изменится. Они до сих пор держатся за руки и согревают друг друга. Не физически, а скорее морально. Но Сунен отказывается отвечать; виновато опускает глаза, смотрит в пол и думает, насколько же Джихуну тогда было больно. Хочется порвать себя в клочья, но он уже и так морально уничтожен. Собрав последние нотки храбрости в кулак, Сунен резко срывается на крик: — Прости! — чем резко пугает паренька напротив. — Пожалуйста! Я не думал головой! — он резко одергивает руку и встает. «Да уж» — думает Ли — «все такой же идиот, который не умеет отвечать на вопросы». Ведь сам не ведает, за что извиняется. — А ты не хочешь простить себя сам? — нотка презрения и одновременно нежности чувствуется в голосе. — Толку от моего прощения, если над своим ты даже не старался? Это была чистая правда. Сунен до сих пор не простил себя, но разве он мог? После того, как исчез так же внезапно, как и начал меняться. Завладев Ли тогда, он почувствовал, будто тот никогда он него не уйдет, а ему можно делать все что вздумается: лгать, пренебрегать, кричать оскорбления и предавать. Ли отряхивается от травы, нагло прилипшей к спортивкам. Все так же спокоен, полностью контролирует эмоции и прямо сейчас готов наконец перевернуть все в голове этого тупицы. Они так долго не говорили, но вынуждены болтать о какой-то фигне. Хочется спросить о погоде, о городе, в который Сунен сбежал, роняя по дороге последние капли гордости. Хочется рассказать последние новости, обсудить сплетни, сказать, что тот самый учитель, за которого они оба держали пальцы, наконец женился, спросить наконец, скучал ли Сунен там, далеко-далеко за горизонтом? В конце концов хочется… просто обняться. — Ты приехал ко мне плакаться? — где-то неподалеку надвигаются тучи, а воздух заметно холодеет — думается: будет дождь. — Ты совсем придурок?! — крики слегка приводят в чувство. Сунен прекращает сверлить пол и поднимает свои грустные глазенки, чтобы поймать взгляд напротив. Джихун стоит, облокотившись на дерево, со всей злостью и недовольством сверлит светловолосого, но, нельзя не согласиться, в голосе есть нотки настороженности, которую тот прячет и не хочет показывать. Ли, сглотнув и промочив сухой рот, делает шаг вперед. Хруст старой ветки раздается под его ногой, а в груди бурлят лавовые реки. Недовольно передернув плечами, молодой человек продолжает сокращать расстояние и наступать. — Ты будто сквозь землю провалился на целый чертов год! А теперь ты приезжаешь и, вместо того чтобы обнять меня настолько крепко, насколько позволяют силы, просишь какого-то сраного прощения? Я уже давно простил, разве я мог иначе?! — расстояние между ними такое же ничтожное, каким в их последний день казался для Ли Джихуна Сунен. «Осталось еще чуть-чуть, еще немного». — Я не знаю… «Океан в конце дороги» — место, повидавшее множество лиц и образов, чужих чувств и ошибок, совершенных глупостей и откровенно подлых поступков. Место, которое они когда-то вместе выбрали, чтобы запечатать свою «неправильную» юность. Сунен ненадолго сбежал от нее, но смог вернуться, Джихун же все время жил с ней бок о бок, изредка наблюдая, как она туманом окутывает каждый изгиб с ног до головы и напоминает о себе. Сейчас Ли готов отодвинуть занавес и показать Сунену, какое количество глупых, но незабываемых поступков они еще могут совершить, если тот действительно изменится. Ли надеется, что Сунен когда-нибудь простит. Простит за когда-то сказанные слова, причинившие боль, за ужасные поступки, за свое откровенно не нужное никому вранье, за свой поганый язык. Простит и с сегодняшнего дня будет стараться изо всех сил. — Прошлое в прошлом, — наконец произносит Джихун. Уголки его губ блаженно поднимаются в сладкой полуулыбке, а тембр голоса меняется на более тихий и спокойный, — а сейчас займись тем, что важно в данный момент. «Нами». Мир Сунена, как большая и мягкая подушка, рвется и блестящими белыми перышками разлетается в сознании. Спокойствие приходит так же внезапно, как Ли говорит, что теперь все хорошо. В момент в кожу врезаются тысячи мелких игл, а кричащий ранее страх, блуждающий в каждой клеточке тела, окончательно и бесповоротно испаряется, потому что Сунен верит. И пусть все то, что он сделал тогда, глубокой раной отложилось на сердце, он верит: все еще можно наверстать. «Я и вправду был слеп». Сознание наконец возвращается, а двери его души и сердца распахиваются. Вдруг столько всего хочется сделать и сказать. Признаваться в чувствах каждую секунду, беспрерывно просить у Ли на коленях прощения. Внезапно хочется простить и себя. Океан поднимает свои черные «волны», а ослепительная молния внезапно вспорола небо. Резко и пугающе выстреливает гром. Сунен наконец чувствует себя дома: — Джихун, ты слушаешь? — они сейчас стоят так близко к другу другу, Ли ни за что не пропустит ни единого звука, вылетающего из суненого рта. Он стоит в нескольких сантиметрах: брови слегка подняты, глаза расширены и направлены на парня напротив, уши навострены, а сердце стучит как бешеное. — Я и правда люблю тебя! Боже, как сильно я тебя люблю! — «бабах» — что-то в груди в секунду расцветает. После таких громких и важных слов Сунен громко выдыхает и выпускает воздух из ноздрей, затем чувствует, как ресницы мокреют, а по щекам стекает первая капля долгожданного дождя, скрывающая за собой его радостные слезы. Его звонкий искренний и яркий смех, словно лучик света в кладовой, эхом раздается внутри поляны, заставляя Ли округлить зрачки и слегка растеряться. Джихун впервые видит его слезы, такие большие, словно гроздья винограда. «Хнычет и смеется» — видит Ли — «ну разве не дурак»? Молнии начинают вспыхивать одни за другой. — Иди сюда, плакса, — Джихун расправляет руки и приглашает в объятья, как в детстве звала его мама, когда тому было грустно. Сунену ведь грустно, хоть он громко и звонко смеется. Все эмоции в нем проснулись после долгого дрема и навалились горой, так что он пока не в состоянии с ними справится. Они будут учиться вместе, как в старые добрые времена. — Пошел к черту, — и, вытирая слезы с лица, шагает в этот необъятный шум. Шагает в объятья того, кому сейчас готов посвятить всего себя. Джихун рисует картинки на крепкой и широкой суненовой спине, прижимая его к себе. Ли в очередной раз убеждается, что одно из лучших ощущений в мире, — это когда ты обнимаешь любимого человека, а он обнимает тебя в ответ еще сильней. — Пойдем домой? — спрашивает Сунен, когда наконец смог успокоиться. — Мы сейчас насквозь промокнем. — Если ты пообещаешь, что больше никогда не оставишь меня. — Клянусь жизнью, — и, держась за руки, они вновь направляются к тропинке, которую истоптали две пары кроссовок, их кроссовок, которые еще не раз появятся около этого старого и могучего дерева, по соседству живущего рядом с водоемом, который с шутку они прозвали океаном. Место, в котором они находятся, зовется «Океан в конце дороги», и оно только для них двоих.