Башня Старка, Нью Йорк, наши дни
К тому времени, как через портал в башню в сопровождении хмурого Стренджа вернулись нагруженные как верблюды Роджерс и Барнс, Старк успел заказать будущим путешественникам во времени одежду, а также обувь и аксессуары с дополнительно оплаченной срочной доставкой. Размеры подобрала Пятница, ориентируясь на личные дела Мстителей. Комплект достался даже Стренджу. — Хорошие новости, друзья мои! — с интонациями профессора Фарнсворта из Футурамы начал собрание команды Старк, но затем, снизив градус восторженности, продолжил: — Хотел бы я так сказать, но, увы, порадовать особо нечем. Ваш Кинг как тот Неуловимый Джо. Такое чувство, что до 1936-го года он был никому нафиг не нужен. Никаких свидетельств его существования, все так называемые “подробности” детства и юности известны исключительно со слов самого Кинга из интервью для газет того времени, когда он уже стал знаменит. И никаких документальных подтверждений рождения, обучения в школе, проживания в упомянутых им городах вроде той же Джорджии. Так что вам по хорошему надо отправляться в период с 1936-го по 1943-й и искать его в тех местах, где он точно был в тот момент согласно хроникам — Монтгомери, Нэшвилл, Нью-Йорк. Хотя были моменты, когда он колесил по стране во время гастролей и где только не побывал. Но в этот период, думается, поймать эту птичку певчую вообще будет нереально, — Тони обернулся к Стиву и Баки. — Вы хоть помните, когда вы получили посылку от будущих себя? Точную дату не требую, но хоть примерно: год, месяц? — В 1936-м, — тихо сказал Роджерс. — через месяц после смерти матери. Я тогда только старшую школу закончил, собирался в бруклинскую школу искусств… — Я еле уговорил тебя продолжить учебу тогда. Стив грустно улыбнулся Баки. — Точно. Помнится, ты тогда еще предложил окуклиться в моей гостиной среди диванных подушек. Как в детстве. — Надо было не слушать тебя, а просто остаться тогда. — Ты и остался. Позже. И уже насовсем. Баки слегка поморщился. — А куда б я еще делся после разговора с отцом… — Ясно, значит 1936-й, как я и говорил, — перебил Барнса Тони. — Мне совсем не обязательно знать точное время. Стивену достаточно вспомнить этот день, — вмешался Стрендж. — Отлично. Тогда переодевайтесь, мальчики. Быстрее начнем — быстрее кончим, — махнул Тони в сторону пакетов с одеждой. — Роджерс, тебе как самому ответственному — вон та папочка с краткой биографией нашего короля. Изучить, думаю, сможете и на месте. Когда все отбывающие были готовы, несколькими пассами Стрендж открыл Око Агамото и попросил Роджерса дотронуться до медальона, вспомнив день, в который он хочет отправится. Как только Капитан выполнил требуемое, Стрендж начал открывать портал. Только в этот раз он отличался от обычного пространственного: на той стороне сыплющего изумрудными искрами прохода вместо нужного им места они увидели длинную, переливающуюся всеми цветами радуги, воронку. — Напоминает радужный мост, — удивленно произнес Тор. — По сути это он и есть, насколько я успел разобраться в вашей технологии межпространственных перемещений. А теперь быстро все вперед, я не смогу долго его удерживать! Роджерс, Барнс и Тор по очереди шагали в портал, чтобы тут же быть затянутыми в воронку. Последним в уже закрывающийся проход буквально впрыгнул сам Стрендж. Тони вышел на середину комнаты, посмотрел на то место, где только что был портал, хмыкнул и обернулся к оставшимся Мстителям. — Ну что ж… чем… Закончить предложение ему не удалось, потому что за его спиной появилась новая воронка, теперь уже черного цвета, из которой во все стороны начали бить молнии. А потом в начавшего уже оборачиваться Тони прямо из воронки на полной скорости вылетело чье-то тело. Выпустив из себя следом за первым еще двоих, воронка мгновенно схлопнулась. На какое-то наступила гробовая тишина, а затем из кучи тел в центре гостиной послышался сдавленный стон. Выбравшиеся из укрытий Беннер, Наташа и Сэм кинулись разбирать этот стихийный завал. Вызволенный, наконец, из-под груды тел Тони осмотрел лежащих без сознания новоприбывших и еле слышно выругался. — Пятница, анализ. Что с ними? — Мистер Роджерс, мистер Барнс и мистер Стрендж живы. Однако имеются признаки физического истощения, а параметры мозговой деятельности сильно напоминают состояние комы первой-второй степени. У мистера Барнса также имеется пулевое ранение в правое плечо, но оно не угрожает жизни. Я бы рекомендовала направить их в медицинский блок для более тщательного обследования. Доктор Чо уже в пути. — Хорошо. Так, стоп. А где Тор? — Мистера Одинсона не было среди прибывших, сэр.Монтгомери, штат Алабама, 1933-1934 годы
В том, что жизнь здесь простой и стабильной не будет, Кинг убедился довольно скоро. Через три дня Руфус привел его в порт — там ежедневно требовались грузчики и разнорабочие. На постоянную работу не брали, желающие подзаработать просто собирались рано утром рядом с офисом, а в определенное время к ним выходил один из работников порта и отбирал нужное количество людей в зависимости от планируемой загруженности. В первый день Кингу не повезло — он не смог попасть в число счастливчиков. Тогда Руфус показал ему все магазины и предприятия, где можно было попытать счастья, если с портом и вокзалом не повезет. — Жаль, не сезон, а то можно было бы пойти в поля. Там всегда требуются руки, хотя в последние пару лет и здесь беда. Многие разорились… Вечером Руфус впервые предложил Кингу пойти вместе с ним. Оказалось, что несколько раз в неделю Пайн поет и играет на гитаре в местных заведениях (в остальное время он в основном играл на улице или занимался настройкой и мелким ремонтом музыкальных инструментов). Как ни странно, при всех проблемах местного населения с деньгами и жильем, а может и благодаря им, индустрия развлечений процветала. После тяжелого рабочего дня простое население стремилось отдохнуть и забыться. Нет, кино и танцы были по прежнему актуальны, но большинство работяг предпочитало просто выпивать в компании друзей и коллег. И если в будние дни это еще было достаточно незаметно, то в выходные начиналась настоящая вакханалия. Среди местных даже было на слуху такое понятие, как “Хонки-Тонки”. Лучше всего это действие описывалось словосочетанием “искать по пьяни неприятности на пятую точку”. Благовоспитанные тихие южные города в пятничные и субботние вечера становились довольно опасным местом. Даже в отсутствие крепкого спиртного народ умудрялся напиваться слабым алкоголем вроде пива, просто его требовалось в разы больше, а потом начинались драки и пьяные дебоши, езда на автомобилях в нетрезвом виде, пальба из огнестрела (чаще в воздух, но бывало, что и нет), игра в догонялки с полицией. Ну и, как вишенка на торте, — утро в компании дамы, с которой на трезвую голову юный или не очень алкоголик и рядом бы не сел. Или же это была фермерская дочка, и тогда чаще всего последствием такой жаркой ночки становилась свадьба под прицелом двустволки отца обесчещенной девицы. Все это он узнал из рассказов Руфуса, но впервые ему представилась возможность увидеть все самому. Денег у самого Кинга все равно не было (как здесь выражались, он был с дырой в кармане, денег не было даже на пиво — а это уже показатель для местных), так что он просто встал у стенки чуть в стороне от сцены, наблюдая за залом. Заведение было шумным, забитым под завязку и насквозь прокуренным. На одну даму в среднем приходилось пять мужчин, и в большинстве своем женщины уже были заняты. Как в таком гомоне Руфус собирался играть, оставалось загадкой. Впрочем, сомнения Кинга быстро развеялись. Стоило Пайну появиться на небольшом возвышении сцены, как народ приветственно засвистел и затопал, с криками “Ти Тот!” приветствуя Руфуса. Кинг усмехнулся. Имя Ти Тот (Tea Tot или T-Tot) по сути было чем-то вроде клички и творческого псевдонима Пайна. Вот только смысл был не сказать чтобы хороший. Просто Руфус практически никогда не то что не выступал — из дома не выходил трезвым и без своей фляжки с фирменной смесью чая и алкоголя. “I'm t-t-totally sober!” неизменно отвечал он на любые претензии в свой адрес, в каком бы состоянии не находился. Это уже Кинг узнал от друга Руфуса — того самого Орсона, помогавшего тащить его бесчувственное тело, тогда еще просто найденыша. Он же, как выяснилось, и содержал этот бар. А ведь и правда, как бы ни был пьян Пайн, даже сейчас, стоило ему взять в руки гитару, и начиналось настоящее волшебство. Петь и играть он мог даже в стельку пьяным, и делал это хорошо. Народ затихал и слушал, забывая обо всем. Исполнял он в основном песни собственного сочинения, но были в репертуаре как классические и народные произведения, так и популярные на данный момент песни. Правда, многие он переделывал на свой вкус, импровизируя и изменяя порой до неузнаваемости. Кое-что Кинг уже успел услышать через старенькое радио, стоявшее в комнате Руфуса, и даже видел пару раз сам процесс подбора им аккордов к особо понравившимся вещицам. Дело было в том, что как такового музыкального образования Руфус не имел. У него и обычного-то школьного было всего пара классов. Читать, писать да считать научился — и ладно. В большой семье, в которой рос Пайн, дети работали с малых лет. Как в таких условиях Руфус умудрился освоить на практике огромнейшее количество самых разных музыкальных инструментов — загадка. Но факт оставался фактом. Вернулись они за полночь, а наутро Кинг снова отправился в порт попытать удачу. В этот раз ему повезло. Мужчина, набиравший людей в этот раз, почти закончил набор, осталось всего два места. В итоге, оглядев оставшихся претендентов недовольным взглядом, он цыкнул и указал на Кинга и стоящего рядом темнокожего парнишку. — Ты и ты. Остальные свободны. Оставшиеся не у дел недовольно заворчали, но спорить с мужчиной никто не стал — у того был, по слухам, тяжелый характер, и дебошир мог в итоге вообще лишиться возможности попасть сюда на работу. А платили здесь хорошо. Единственной обязанностью выбранных была погрузка и разгрузка прибывающих грузовых судов. В этот день их ожидалось больше обычного. И вот что интересно: столь интенсивные физические нагрузки дались Кингу на удивление легко. Работая наравне с остальными, к обеду мужчина даже не запыхался. А вот проголодался знатно, тут же осознав, что ничего съестного с собой прихватить не догадался — остальные рабочие, как только прозвучал сигнал к обеду, достали принесенную с собой еду. Денег у Кинга, чтобы сходить в какую-нибудь закусочную неподалеку, тоже пока не было. К тому же перерыв у них был короткий, да и дороговато было питаться в подобных заведениях. — Эй, парень! Держи. Кинг оглянулся и увидел рядом того самого темнокожего парня, протягивающего ему сэндвич. Отказываться было глупо, но и брать просто так еду у незнакомого человека было совестно. Он и так всем кругом уже задолжал. — А как же ты? — Да мне Мэг столько вечно готовит, что на четверых хватит. Давай, бери, вижу же, что не взял с собой. — Спасибо. Буду должен. — Да ладно, — отмахнулся парень. — Я Ник. — Кинг. — Ты ведь парнишка Руфуса? Видел тебя пару раз в нашем районе. Ты и правда память потерял? — Да. — Хреново. И что, совсем ничего не узнал, кто, откуда? Неужели не ищет никто? Кинг, уже успевший откусить кусок сэндвича, лишь покачал головой. — Да уж. Дальше они ели молча, глядя на проплывающие мимо пирса суда. Пару раз Кинг ловил на себе и Нике презрительные взгляды других рабочих, впрочем, он уже не слишком этому удивлялся и такое, не слишком приятное, внимание попросту игнорировал. За те несколько дней, что он провел здесь, он сумел многое узнать от Руфуса, Абигейл и Орсона. В этой стране под названием Америка, куда его занесло, еще совсем недавно темнокожие не имели прав от слова совсем. Они были рабами белокожего населения. Их насильно увозили из жарких стран в Америку более двух сотен лет, заставляя работать на местное население. В основном рабы трудились на плантациях. По словам Руфуса, рабство отменили почти семьдесят лет назад, за двадцать лет до рождения самого Пайна. Вот только отношение к освобожденным рабам и их потомкам здесь, на юге, мало поменялось. Их брали только на самую грязную, тяжелую и малооплачиваемую работу. Многие места были для них закрыты. А там, где им можно было появляться, часто существовали отдельные входы и даже помещения специально для темнокожих. Да что там, даже сегодня работник порта не слишком хотел брать Ника, хотя тот был крепким и трудолюбивым парнем. И Кинг был более чем уверен — заплатят ему меньше, чем другим работникам. Хотя некоторые из них откровенно отлынивали, пользуясь тем, что наниматель не слишком пристально следит за ними, сваливая большую часть работы на остальных. Остаток рабочей смены прошел немного спокойнее, а после того, как им выдали заработанные деньги, Ник предложил пойти домой вместе — им было по пути. Кинг с улыбкой согласился. За квартал до дома Руфуса они разошлись. Ти Тот был еще дома, — а может он вообще никуда не собирался сегодня, Кинг не был в курсе, — и просто спал. Кинг лишь заглянул проверить, как он, стараясь не разбудить. Миссис Фармер уже несколько дней как выделила Кингу отдельную комнату, убедив, что он сможет рассчитаться с ней позже, а стеснять Руфуса и дальше не дело, да и спать на полу не слишком полезно для здоровья. К тому же добрая женщина отдала ему кое-что из вещей, оставшихся у нее от мужа и сыновей. Так что одежда и обувь у Кинга на первое время были. И Уильямс сразу же прошел к Абигейл, решив не затягивать решение вопроса с оплатой. В итоге он отдал миссис Фармер практически все заработанное за день, зато сумел договориться о питании и проживании на ближайшую неделю. Кто его знает, что будет у него с работой в последующие дни, зато крыша над головой и еда гарантированно были. На следующий день оказалось, что нанявший их мужчина, мистер Спенсер, был не таким уж слепым, и непрошибаемым расистом его тоже назвать было нельзя. Ник и Кинг оказались среди первых, кого он выбрал в этот раз, а вот вчерашние халтурщики оказались за бортом. Впрочем, это не отменяло того, что парнишке действительно заплатили меньше остальных. Однако Ник на это лишь пожал плечами, посоветовав Кингу не обращать на это внимание и не вмешиваться. Для него и эти деньги были хорошими, особенно учитывая, что они с молодой супругой вскоре ожидали прибавления в семье. Кинг приходил в порт каждое утро, часто — вместе с Ником. Заработанные деньги он либо сразу отдавал Абигейл в качестве оплаты жилья и питания, либо складывал под матрас в своей комнате, пока особо не представляя, на что их тратить. Он еще пару раз сопровождал Руфуса на его подработку, в последний раз даже позволив себе выпить бутылочку пива. А через неделю такой неприкаянности в режиме “дом-работа, работа-дом” он обратился к Руфусу с просьбой научить его играть на гитаре. Тот задумчиво почесал голову, хмыкнул и ответил согласием. — Могу, почему бы и нет. Но не за бесплатно, лады? Уж пару монет сможешь старику подкидывать за старания, на еду? — Могу и больше. И не только на еду. Если хочешь, могу договориться с миссис Фармер, чтобы и ты вместе со мной у нее питался. — А давай! Так хоть не пропью. Теперь те вечера, что не были заняты выступлениями, Руфус посвящал занятиям с Кингом. Сначала долго ставил руки, показывал простые аккорды и переборы, разучивал с ним простенькие песенки на детские стишки. Все обучение основывалось исключительно на практике. В процессе даже выяснилось, что у Кинга довольно неплохой музыкальный слух, не идеальный, но для музыканта достаточный. К тому же Уильямс довольно быстро запоминал мелодию и слова. Постепенно они перешли на более сложные аккорды и их сочетания, и Руфус начал обучать Кинга импровизации. Одновременно с этим Пайн настоял на том, чтобы Уильямс каждое воскресенье вместе с ним посещал собрания в местной церквушке. Лишь позже Кинг понял, что подобным образом его учитель и наставник решил развить в нем певческие способности. Дело было в том, что каждое собрание начиналось, продолжалось и заканчивалось песнопениями-молитвами, называемые спиричуэлс. Поначалу Кинг каждый раз впадал в ступор, попадая в какой-то дикий, эмоциональный и нестерпимо яркий мир, чуждый обыденной жизни обычных американцев. Прихожане этой небольшой церквушки на окраине черного района так искренне и истово славили господа за свою не такую уж простую, если подумать, жизнь, с верой и надеждой на лучшее, что порой становилось не по себе. Это была дикая смесь христианского верования с языческими обрядами их далеких предков. Песнь-молитва шла из самого сердца, люди танцевали, кричали и плакали, впадая в религиозный экстаз. Это было духовное освобождение людей, так и не переставших быть рабами. Неудивительно, что любимой песней прихожан была история Моисея. И постепенно Кинг проникся и стал петь вместе со всеми, но поначалу получалось из рук вон плохо. У него никак не получалось абстрагироваться от окружающего. — Да пойми же ты, Кинг. Песня, она не здесь рождается, — Руфус постучал пальцем по голове Уильямса. — Она идет отсюда, — палец уперся в левую сторону груди Кинга. — Не нужно думать о том, правильно ли ты поешь, хорошо ли у тебя получается, нравится ли кому твоя песня или нет. Пой о себе, для себя, для Него, чувствуй, живи в песне! Выплесни эмоции: боль, радость, обиду, любовь, ненависть… Расскажи свою историю! Или проживи чужую. Когда мы поем песню Моисея, мы сами становимся им, это мы просим отпустить наш народ! Такой подход к музыке в итоге привел к совершенно неожиданным результатам. Кинг начал сочинять стихи. Обо всем, что происходило с ним и с людьми вокруг него. Что называется, что вижу — о том пою. А потом на эти стихи стала ложиться и музыка. Правда, исполнять кому-либо свои песни Уильямс все не решался, даже Руфусу. Так незаметно для Кинга пролетел год. А в один из дней мужчина вдруг обнаружил в своей комнате гитару. С характерным узором-каплей на корпусе, не новая, но в отличном состоянии гитара производства фирмы Мартин. — Нравится? — Руфус? Это… — резко обернулся к учителю Кинг. — Тебе, малой, заслужил. Хорош уже мою старушку мучать, свой инструмент пора иметь. Считай это моим подарком. — Подарком? В честь чего? — Не помнишь, что за день, а Найденыш? — на недоуменный взгляд Уильямса Руфус пояснил. — Почитай, твой второй день рождения, раз уж первого не знаешь. Ну что, Кинг, пошли праздновать? Уж заждались все у Орсона, весь район собрался, ты ж давно уже наш. И Ник с Мэгги там. Вместо ответа Кинг улыбнулся, сглотнув подступивший вдруг к горлу слезы. В сердце рождалась новая песня...