«В этом нет твоей вины»

Ветер уносит ввысь счастливые воспоминания о детстве, когда как все они остаются внизу, наблюдая за синим небом, за течением неумолимого времени в сторону неизвестности. С холодами приходит необходимость чувствовать кого-то рядом, а с весной ты понимаешь, что более не можешь без этого жить. Сакура зацветёт, как и всегда, но любоваться розовым вихрем они будут уже совсем другими глазами. Все дети взрослеют, меняясь изо дня в день, секунда за секундой. Одна лишь память остаётся неизменной, сохраняя чувства, мысли, одиночество. Ей хочется улыбаться во все зубы, но получается лишь что-то, вызывающее во взгляде господина Шиньи насмешливую жалость. Сачико слишком трудно вести себя раскрепощённо рядом с одним из наследников Хиираги, чувствуется опаска сказать нечто неправильное, поэтому чаще всего она молчит. И он молчит. Но, невзирая на это, им всё равно уютно рядом друг с другом. Они не всегда возвращаются домой вместе, иначе бы такие редкие моменты обесценились, однако всякое приглашение беловолосого пройтись вместе по пустынной дороге вызывает внутри незрелой души нескончаемый трепет. В ней цветут весенние лиловые цветы, хлопают крыльями канарейки и поют весна за весной. В нём — чернеет неугомонная белая ночь. Контраст на контрасте, замерзающая нежность на мерцающем снегу; девушка не против быть застывшим первоцветом, брошенном прямо в лёд, где заканчивается бездонность его глаз. Это закаляет: чем глубже влюблённость, тем тяжелее дышать в его присутствии. Видит ли Шинья Хиираги, как Сачико Нии пропускает вдох за вдохом, просто идя рядом? Просто сопровождая его до дома? Так сильно любить кого-то в шестнадцать нельзя. — Эй, Сачи, давай сходим в кино? Разорвав задумчивое состояние своей школьной подруги, Хиираги локтем толкает сильно призадумавшуюся брюнетку в плечо, тем самым обращая на себе испуганный взор синих глаз. Она не может знать, как парень всякий раз сравнивает их с небом, цепенея перед их летним теплом. Только летом небо может быть настолько синим и безоблачным. И это как раз тогда, когда над их головами сгущаются грозовые облака... — Шинья-сан, мне нужно забрать Маюми из детского садика... — смущённо приложив ладони к раскрасневшимся щекам, Нии, дабы скрыть внутреннее разочарование, изобразила на лице гримасу крайней озабоченности. Как бы ей ни хотелось оказаться наедине с предметом воздыхания, пренебрегать младшей сестрой никак нельзя. Маю-чан будет плакать, если её не забрать вовремя, в этом плане младшая сестра была непримиримо-капризна. Воспитательница далеко не один раз рассказывала, как перед началом тихого часа зеленоглазая девочка закатывала истерику, что за ней обязательно придут и укладывать спать нельзя-нельзя. Даже до драки и укусов, за которые родителям потом приходилось краснеть. Сачи такой не была. Беловолосый непроницаемо улыбнулся, хлопнув её по плечу уже более ощутимо, дабы продемонстрировать свою поддержку. Он прекрасно знал, насколько обидчивой может быть младшая Нии, мстительной — тем более. — Не переживай, она пойдёт с нами. — ободряюще улыбается Хиираги, даже не намереваясь выслушивать предстоящие отмазки об отсутствии денег и обилии уроков, поэтому преспокойно утягивает брюнетку за руку в сторону детского сада. Махиру и Глен — настоящие предатели. Бросили их вдвоём, а сами растворились прежде, чем закончился последний урок. Одновременно. Так почему бы и им не погулять в городе хотя бы часов до шести? В весеннее время по вечерам светло, а воздух чуть ли не на каждом закоулке пропитан нежным запахом розовых цветов. Родители Сачи будут не против, у него же родителей и вовсе нет. Забрав Маюми прямо с послеобеденной прогулки, Сачико ещё долго отчитывает младшую сестру за то, что та швырнула песок в глаза какому-то мальчику. Девочка дуется, жалясь уже Шинье, как этот "бессмертный" назвал её слишком некрасивой для платья, в которое сегодня, вообще-то, против воли нарядила мама. — Моя мама говорит, что ты на мальчишку похожа! — писклявым голосом передразнивает того милого толстячка Маюми, прыгая и кривляясь, заставляя Сачико стыдиться только сильнее. Младшую сестру, разумеется, жалко, но любые уговоры не лезть с кулаками на каждого обидчика заканчивались громким провалом. Про все свои проблемы не_подкупная душа ребёнка забывает после второго стаканчика шоколадного мороженного, бессовестно выпрошенного у Хиираги. Вообще с появлением Маюми неловкость куда-то пропала сама собой. Вприпрыжку, шагая между старшеклассниками и держа обоих за руки, она без конца рассказывала о каких-то незначительных глупостях, заставляя своих сопровождающих смеяться хотя бы над мудрёными детскими фразочками. Сачи легче дышит, а Шинья забывает про свою аллергию на пыльцу. Совсем немного кашляет. Они покупают билеты на мелодраму, что была самым ближайшим сеансом, невзирая на все уговоры Маю пойти всем вместе на мультик, вышедший в прокат совсем недавно. Потому что в итоге маленькая брюнетка в вельветовом платьице не стала бы ждать два часа до начала показа в душном коридоре. Мягкая игрушка, копирующая персонажа из любимого аниме ребёнка, вынуждает смириться. Сачико же то и дело извиняется перед Шиньей за сестру, которая беспардонно тратит его карманные деньги на всякую ерунду и обещает вернуть долг завтра же. Он не возьмёт. В тёмном кинозале под унылый саундтрек сперва засыпает Маю, удобно устроившись на коленях Хиираги, а потом в состояние дрёмы впадает и Сачи, уронив голову на плечо своего одноклассника. — Наверное можно сказать, что вы и есть моя семья... — тихо смеётся беловолосый, закрывая глаза и думая о том, что общества Глена ему сейчас хочется меньше всего.

***

Ясное голубое небо сменяется темнотой вечерних сумерек, а чувствительную весну душит равнодушная к чужим страданиям зима. Это не в правилах жестокого мира — поощрять любовь на обломках красивого прошлого, так или иначе он задушит её, потоптавшись по гниющим лепесткам розовой вишни. На месте былого счастья расцветут ликорисы, земля почернеет, синеву небес затянут тяжёлые облака. Снег обрушится холодной сыростью, размочит остатки чего-то недостающего в грязь и лужи, после чего растает. Зима в стране Восходящего Солнца не настолько красива, как весна. В этой стране больше не восходит солнце. Из пепла ничего не построишь. Они сами это сожгли, развеяв такие глупые обещания быть вместе по ветру. Вот бы он смог унести вместе с ними и память о тех днях, когда тебя ничего не заботит, когда все проблемы кажутся ничем. Хочется жить каждый день, и любить его тоже каждый день, не боясь показаться навязчивой влюблённой дурочкой. Сачи закрывает распахнутое настежь в кабинете окно, разглядывая непогоду, разбушевавшуюся на улице. Разумеется все уже давно попрятались по домам, напуганные прогнозами о северном циклоне, который должен был принести с собой шторм и бурю. Сейчас, будучи на грани вымирания, люди так сильно зависимы от благосклонности природы... Отвернувшись, Нии собирает разбросанные по столу бумаги в стопку и убирает полу-пустую чашку с остатками остывшего чёрного чая. Чтобы не пропадало, она, корчась от горечи, допивает. Начальник не любит такой, но у них слишком внезапно закончился сахар. Терпит. Разместив посуду на подносе, синеглазая обращает свой взор на вошедшего в кабинет Хиираги, и теперь уже так мастерски скрывает волнение, что даже сама в это верит. — Как самочувствие Шиноа-чан, господин Шинья? — будничным тоном интересуется брюнетка, хотя саму изнутри разъедает волнение из-за того, что от отряда Маюми вот уже второй день нет никаких вестей. Шинья проходит к своему рабочему месту так, словно только что пережил анафилактический шок. Сачи остаётся только поджать губы и ждать хоть какого-то ответа, дабы убедиться в состоянии беловолосого продолжать работу без форс-мажоров. Остались ещё документы на подпись. — Говорят, что это неизлечимо. — сложив руки под подбородком, Хиираги с полминуты разглядывает древесные узоры на тяжёлом дубовом столе, после чего слишком уж расслабленно откидывается на спинку кожаного кресла, выдыхая. — По-прежнему нет никаких вестей от отряда Маюми-чан? У них же капитан Юки Нацуно, если не ошибаюсь? Отрицательно мотнув головой, Нии коротко поклонилась в знак уважения и очень спешно покинула кабинет, сбегая не то из-за желания расплакаться в безупречный мундир начальника, не то от его подавленно-серьёзно вида, боли во взгляде, которая была ей невыносима. Он обязательно будет переживать, если она покажет слабость в такой неподходящий момент. Необходимо быть сильной. Терпеть и терпеть. Ты это заслужил, Шинья Хиираги... Молодой мужчина ещё очень долго смотрит на закрытую дверь, подсчитывая, насколько много эта тихая девушка забрала из его души. Так много забрала и так мало оставила; ничего, кроме гниющих вишнёвых цветов и едва уловимого запаха весны. Меньше всего хочется думать о том, что внутри это всё уже давно почернело и перегнило в тяжёлую форму страданий. Хорошо, что он, а не она. Спазм, сковывающий грудную клетку при каждом приступе, соизмерим с остановкой сердца, покуда вырывающаяся изнутри чёрная вязкость разложившихся тёплых воспоминаний мешает дыханию, горчит на языке и никогда не выходит полностью. Как поделённое до и после. Как абсолютно чистый кислород перед удушением. — И даже вас я не смог защитить... — улыбаясь сквозь боль, словно бы насмехаясь над самим собой, говорит Хиираги, снимая с запястья перепачканную в чёрной отраве белую перчатку. Гораздо легче делать вид, что ты всё воспринимаешь с должным хладнокровием, и терпеть, чтобы защитить дорогое сердцу, чем переносить жалостливые взгляды изо дня в день. Это не лечится, но с этим можно жить.