What Does it Mean? (it means that you're mine)

Если Питер в чем-то хорош, так это в духе противоречия. Он виртуозно умеет ломать чужие ожидания. Профи в искусстве говорить «нет». Не важно, о чем идет речь: бросить вызов родителям и Талии в отношении выбора профессии и жизненного пути или же что-то более личное, касающееся непосредственно самого Питера, — он всегда стоит на своем и знает, как для него лучше. Да, он оборотень, и стая важна независимо от того, как он себя ведет, но это не значит, что он будет принижать свои интересы, только чтобы Талия могла потешить альфа-амбиции. Поэтому Питер сваливает, едва закончив школу, чтобы поступить в Йель и стать адвокатом. Следующие пять лет он по большей части живет как одинокий волк, появляясь дома только на каникулах, и уезжает, ни разу не оглядываясь. Когда он заканчивает учебу, ему тут же предлагают работу в Нью-Йорке, и Питер знает, что это идеально для него. Это именно то, чего он хочет, и никто, даже семья, не сумеет переубедить его. Но на Рождество он дома. Последний раз в Бейкон-Хиллс, как он надеется, на долгое-долгое время. Питер лелеет надежду, что сможет придумать какую-нибудь правдоподобную отмазку в следующий раз. А пока что Питер сидит за кухонным столом, грызет имбирное печенье и старается игнорировать творящийся вокруг бедлам. Дети носились по всему дому, кусали друг друга и вообще были маленькими исчадиями ада, как, наверное, и любые дети, остававшиеся без присмотра больше пяти минут. Возможно, ему стоило утихомирить их, но это казалось слишком хлопотным занятием, и кроме того, это не его работа. Он вообще считал, что заводить детей не лучшая идея. Оглядываясь назад, Питеру, вероятно, стоило хотя бы изобразить какую-то бурную деятельность. — Питер, — зовет Талия, вплывая в комнату с огромным количеством пакетов, полных съестного. Ее раздувшийся от беременности живот упирается в шкафчик. — Мне нужно, чтобы ты забрал новые полотенца, которые я заказала. Их должны были доставить еще вчера, и я хочу, чтобы ты узнал, почему они еще не здесь. — У тебя что, мало полотенец? — больше всего Питеру хочется побесить ее — если уж альфа нарушила его покой, пусть хоть развлечет немного. В приличном обществе так принято. Она сверкает на него красными глазами. — Шевелись, Питер. Завтра все должно быть идеально. Питер демонстративно закатывает глаза, не в восторге от кислой мины сестры, и поднимается со стула нарочито медленно, потягиваясь и разминая мышцы. Талия следит за ним краем глаза, и Питер почти физически ощущает ее раздражение от того, что он тратит драгоценное время альфы. К сожалению, прежде чем она успевает выйти из себя, раздается дверной звонок, привлекая их внимание. — Человек, — констатирует Талия, вытирая руки и жестом велев Питеру следовать за ней. — Что здесь делает человек? Это хороший вопрос. Заповедник - это не то место, куда человек мог забрести случайно. Нужно наверняка знать дорогу к резиденции Хейлов. Они оба слышат стук сердца за пределами дома и слабый запах паники, просачивающийся даже сквозь закрытую дверь. Питер следует за Талией, стоя позади нее, чуть левее — это положение кажется таким естественным даже спустя столько лет. Когда она открывает дверь, на крыльце обнаруживается человеческий ребенок лет шести-семи, грязный и растрепанный. Он такой худенький, словно состоит из одних углов и острых линий. — Я потерялся, — говорит он, и голос звучит на удивление звонко и уверенно для ребенка. — Мне нужно позвонить папе. — Конечно, — мягко соглашается Талия, отходя в сторону и давая малышу возможность зайти в дом. — Проходи. Как тебя зовут? — Стайлз, — отвечает мальчик, делая шаг вперед, пока не оказывается прямо перед Питером. И хотя вопрос задала Талия, кажется, что ребенок разговаривает только с ним. Но Питер все еще не проронил ни слова. — Стайлз Стилински. Это имя не настоящее, но мама дала мне польское, и никто не может выговорить его, так что можете звать меня Стайлз. Стайлз выпаливает это на одном дыхании, а золотистые глаза неотрывно смотрят в холодные голубые глаза Питера. Его маленькие щечки раскраснелись, а на лице очень серьезное выражение, как будто вопрос его имени имеет вселенскую важность. Питер чувствует, как что-то подозрительно похожее на нежную привязанность расцветает в груди. — Ну, Стайлз, приятно познакомиться, я Питер Хейл, — представляется он, протягивая руку для рукопожатия. Стайлз в ответ протягивает свою маленькую ладошку. Соприкосновение их рук — жар пламени. Жжение пробегает по руке Питера и доходит до груди, где расползается огненным цветком — и вдруг он уже едва держится на ногах. Рот Стайлза открывается в широкую букву «о», и он, возможно, слишком крепко вцепляется в ладонь Питера, но на самом деле трудно сказать, потому что волк Хейла требует немедля взять ребенка на руки и потереться об него лицом, пока их запахи не смешаются достаточно, чтобы все знали, что Стайлз — его. Его пара. Человек, которого Питер ждал двадцать четыре года, стоял прямо перед ним. Питеру ужасно хочется подойти ближе, потрогать, понюхать, изучить каждый кусочек кожи своей пары, но Талия что-то говорит, хватает его за руку и велит ему… отпустить? — Питер, — приказывает она, повернувшись так, чтобы Стайлз не видел ее лица. По четкой команде рука Питера опускается, как будто его ударило током. Волк скулит от потери контакта. — Где твоя мама, Стайлз? — спрашивает Талия. Стайлз же как будто не обращает на нее никакого внимания, вместо этого он подходит к Питеру еще ближе и хватает за руку. — На ручки, — требует он так же настойчиво, как Талия минуту назад. Удивительно, но эффект тот же. Питер подчиняется не моргнув глазом — протягивает руки и поднимает мальчика, придерживая его за талию, в то время как маленькие ножки обвиваются вокруг его туловища. И черт возьми. Вблизи запах Стайлза просто опьяняет. Он совершенен, даже опасен. Смесь апельсина, хвои и влажной после дождя травы. Питеру хочется уткнуться носом в шею мальчика и никогда его не отпускать. — У тебя красивые глаза, — с улыбкой информирует Стайлз. — Ты мне нравишься. У тебя красивые глаза, и ты мне нравишься, вот. Его взгляд падает на белую рубашку Питера. — Извини, я тебя испачкал. Я играл на улице, услышал шум и пошел посмотреть. Думаю, это был волк. Так я потерялся. Питер даже не смотрит вниз, слишком занятый подсчетом родинок, покрывающих лицо и шею его пары, а также тем, как двигаются его губы, когда он говорит. — Не волнуйся, — отзывается Питер, хотя всегда педантично следит за своим внешним видом и, возможно, прибил бы одного из сопляков Талии, если бы те вздумали изгваздать его одежду. — У тебя тоже красивые глаза. Так ты говоришь, что слышал волка? Занятно. Я думал, в Калифорнии нет волков. — Питер, родители, наверно, уже ищут его. Мы должны им позвонить, — перебивает Талия, потому что, конечно, она должна быть стервой. Разве она не видит, что Питер во всех деталях запоминает лицо своей пары? Кого вообще волнуют родители? Они, скорее всего, будут только путаться под ногами. Стайлз обнимает Питера за шею и прижимается щекой к его плечу, уткнувшись носом в горло. — Я не хочу домой, хочу остаться здесь. Мама кормит меня морковкой, а я ненавижу морковку, — бормочет мальчик. Питер крепче сжимает его, пользуясь возможностью насытиться запахом своей пары. Стайлз больше не паникует, и его запах стал ярче. — Она отвратительная на вкус. Я голоден. Хочу есть, но только не морковку, потому что это не еда, а штука, которой садовый эльф чешет нос. Я уверен, это правда. И Питер смеется — искренне, широко открыв рот и сотрясаясь всем телом. — Вот значит как? Спасибо за информацию. Никогда не любил морковь, а теперь и подавно не буду, — Питер легонько кусает Стайлза за плечо, прежде чем вернуться на кухню и прихватить тарелку с печеньем. Волк рычит, чтобы он позаботился о своей паре. — Голоден, малыш? Держи. Стайлз поднимает личико от шеи Питера и его глаза становятся круглыми от удивления. — Я могу взять все? Питер отвечает без колебаний. — Ты можешь получить все, что захочешь. Стайлз сгребает одно печенье и запихивает в рот. — Вообще все? — Вообще все, — заверяет Питер, и он имеет это в виду. Ни больше и ни меньше. Стайлз — его пара, и волк Питера царапается изнутри, требуя, чтобы Питер обеспечивал и заботился обо всех потребностях маленького человечка перед ним. Стайлз же, будучи ребенком, понятия не имеет, сколько дверей для него открыл Питер. Он пока не понимает, что значит иметь оборотня с такой властью, деньгами и хитростью, стоящего перед ним на коленях и готового исполнить любую прихоть. Сейчас он выглядит счастливым, довольствуясь еще одним печеньем. Талия снова влезает в их интимный момент. — Я позвонила шерифу, — говорит она таким тоном, будто делает ему одолжение. Питер начинает ухмыляться, но Талия добавляет: — Они уже готовы были выслать за ребенком патруль. Я сказала, что нет необходимости приезжать сюда и ты с радостью отвезешь Стайлза домой. Они ждут. — Это мой папа. Он шериф, понимаешь? Это что-то типа супергероя, — говорит Стайлз с дерзкой улыбкой, прежде чем Питер успевает ответить. — Я не хотел его беспокоить. Просто волчок выл совсем рядом с нашим домом, и я пошел посмотреть. Но я ничего не нашел. Думаешь, я напугал его, Питер? Вероятно, это была Лора. Три дня назад она подслушала, что Талия сделает ее следующей альфой, и с тех пор девчонка была совершенно невыносима, постоянно бегая вокруг, будто вся земля принадлежит ей. Питера уже тошнит от этого. Он скорее драматично перережет себе вены, чем будет пресмыкаться перед этим мелким отродьем. Питер широко улыбается. — Я так не думаю. Волчок, наверно, хотел, чтобы ты пошел за ним. Он кивает Талии, давая понять, что сообщение принято к сведению, но садится на стул позади него, усаживая Стайлза на колени, в то время как свободная рука тянется к густым темным волосам на макушке мальчика. Питер ни за что не отпустит Стайлза так скоро. Шериф сам виноват, что проворонил ребенка, теперь пусть подождет. — Я гулял очень долго, Питер, — Стайлз надувает губы и хватает еще одно печенье. — Они та-а-а-кие вкусные. — Это мои любимые, — отзывается Питер и наклоняется вперед, чтобы откусить немного от той печенюшки, которую Стайлз держит в руках. Он не торопится, медленно приближается чтобы аккуратно сомкнуть зубы вокруг печенья, наблюдая за реакцией своей пары. Стайлз склоняет голову набок, а на лице появляется задумчивое выражение, прежде чем он, видимо, приходит к выводу, что кормить Питера гораздо веселее, чем есть одному. Питер тает. Он тает и не может без умиления смотреть, как Стайлз предлагает ему еще кусочек печенья, терпеливо дождавшись, когда он закончит с предыдущим. Это восхитительно, и он краем уха слышит, как Талия резко втягивает воздух, когда он целует Стайлза в лоб. Кожа малыша такая мягкая — Питер не был таким нежным и сладким даже в свои шесть лет. Он игнорирует Талию и всех остальных, не обращает внимания на беготню и шум. Его сестра, вероятно, в редком проявлении деликатности не врывается на кухню, чтобы дать им побыть наедине — хотя это не более чем ее обязанность как альфы, проследить, чтобы только сформированная пара имела непрерывный контакт. Когда Питер наконец снова откидывается на спинку стула, Стайлз не сводит глаз с цепочки, висящей на шее Хейла. На лице мальчика ясно читается любопытство, и он хватает цепочку и тянет ее до тех пор, пока она не перестает скрываться под рубашкой. Питер просто позволяет ему творить все, что душе угодно. — Вау, — говорит Стайлз, и, видно, он действительно впечатлен черным трискелионом, болтающимся на короткой цепочке. Кулон целиком сделан из оникса, холодный на ощупь, даже несмотря на то, что был прижат к теплой груди несколько секунд назад. — Что он означает? — Это символ моей семьи. Трискелион. У каждого, кто является частью нашей семьи, он так или иначе есть, — объясняет Питер. Его руки покидают мальчика впервые с момента их первого контакта, чтобы расстегнуть цепочку. Это кажется таким правильным. Он пока не может претендовать на Стайлза, ведь тот ребенок и не понимает значение этой связи, однако Питер может дать Стайлзу кулон. Любой, кто является частью сверхъестественного мира, узнает символ семьи Хейл, и запаха Питера должно быть достаточно, чтобы держать любого оборотня подальше от его пары. Идеально. Талия явно с этим не согласна. — Питер! — резко шипит она и уже открывает рот, чтобы остановить его, поэтому Питер действует быстро — обхватывает Стайлза за шейку, не давая альфе разрушить их сказочный момент. — Вот, — шепчет Питер, стараясь не сверкать глазами. Его волку нравится претендовать на Стайлза, нравится видеть фамильный символ, висящий у него на шее, там, где все могут его увидеть. А еще кулон зачарован, так что снять его может лишь тот, кто надел, что заставляет Питера буквально лучиться самодовольством. Если это будет зависеть от него, то кулон останется на шее Стайлза навсегда. — На тебе он смотрится лучше. — Я могу оставить его себе? — спрашивает Стайлз. Глаза мальчика расширяются, он широко и белозубо улыбается. — Пожалуйста? — Конечно, — невозмутимо соглашается Питер. Как будто он не собирался повесить кулон на ребенка с самого начала. — Все, что захочешь. — Ты мой новый лучший друг, — объявляет Стайлз, обнимая Питера, и, возможно инстинктивно, немного прикусывает основание его шеи, как делал сам Питер до этого. По-своему Стайлз тоже претендует на него. Мальчик только что назвал Питера своим, и в этот раз ничто не могло помешать волку сверкнуть глазами в ответ, признавая их связь. Юный Стайлз даже не догадывается, насколько его жизнь теперь станет интереснее. Когда Талия давит сердитое рычание, Питер только прячет улыбку в волосах Стайлза, глубоко вдыхая аромат счастья и детского шампуня. Он закрывает глаза, чувствуя, как все его существо довольно мурчит. Возможно, жизнь Питера тоже станет интереснее. К черту Нью-Йорк.