Был вторым, стал первым.

Солдат, прикрывая лицо руками, продирался сквозь колючие заросли и паутину изогнутых веток. В воздухе раздался выстрел: где-то позади, но, казалось, совсем рядом. Птицы шумно вспорхнули с ветвей, послышались крики, и ещё один, последний выстрел. На глаза бойца наворачивались слёзы. Он, двадцатилетний парень, сильный, с детства не проронивший и скупой слезинки, готов был разрыдаться, закричать, что есть мочи... Их оставалось лишь двое. Из всего отряда. Двое. А теперь он один. Совсем один... «Беги, я их задержу!» - в голове звучали последние, предсмертные слова его друга, боевого товарища, молодого сержанта, сказанные с поразительной непоколебимой уверенностью, - «Только ты это, скажи мамке, и сестре, и Маруське моей, скажи, брат, скажи!». Рука до сих пор горела от его крепкого, судорожного рукопожатия. Но в глазах сержанта не было страха. Они горели решимостью. И он, молодой солдат, продиравшийся сейчас сквозь лес, спасаясь от преследования немцев, уже никогда не сможет забыть этих глаз. А там, за холмами, скромно приютилась небольшая деревушка, состоявшая из пары-тройки дворов, где жили невестка Маруська, сестра и мать погибшего сержанта, молившаяся каждый день, каждый час, каждую минуту о том, чтобы её сын невредимый вернулся домой. Вот только она не знала, что он уже больше никогда не вернётся. Но как сообщить им о смерти единственного кормильца, горячо любимого сына, брата и жениха... отца? Как? Этой единственной мыслью и было поглощено всё сознание солдата. А в ушах звенело, пульсирующая боль в висках не давала покоя. Но, несмотря ни на что, он бежал, бежал, что есть сил, с ППШ* наперевес, прикрывая лицо руками. Он должен был жить. Ради товарища, друга... героя. Был вторым, стал первым... _________________________ *ППШ - пистолет-пулемёт Шпагина.