Тварь

— Глупости все это, Росио, — в который раз, впрочем, совершенно неубедительно, воскликнул Эмиль, вглядываясь в пожелтевший старый свиток, случайно обнаруженном Рокэ, когда тот перебирал фамильную библиотеку старика Алваро, которую далекий потомок и тезка великого Алвы Спасителя, решил-таки безвозмездно и помпезно передать в дар Олларианскому историческому музею. И перед тем, как это щедрое деяние планировалось осуществить, Рокэ вздумал переворошить древние тома в поисках… Впрочем щедрый даритель и сам толком не знал, зачем он принялся перебирать старые книги прадедовой библиотеки, а теперь вот, интуиция подсказывала ему, что с пожелтевшим свитком все на так просто, как пытался убедить его Савиньяк. Вглядываясь в исписанную, Создатель знает кем и когда, поверхность документа, Алва без труда разбирал слова, которые старомодно, так же витиевато, как почерк которыми были выведены, гласили о том, что с помощью данного заговора, читатель способен вызвать из Лабиринта одну из легендарных Тварей и та, обязана будет повиноваться и исполнить любые приказания, в особенности, если в вызывающем есть хоть капля древней крови эориев. В том, что кровь в венах Рокэ текла древнее дальше некуда, Алва был совершенно уверен, как и верил в то, что ничего страшного не произойдет, если он произнесет заклинание вслух. При самом худшем исходе ничего не случится, так как в век передовых технологий и здравомыслящей современности, древними байками про Лабиринт и живущих в нем тварей уже никого не испугать. — Даже, если это и так, — отмахнулся от друга Рокэ, осторожно забирая у него из рук любопытный артефакт, и насмешливо, прекрасно зная, как болезненно Миль реагирует на подобный тон, добавил: — Мы просто проведем научный эксперимент, чтобы убедиться в том, что все написанное в этом древнем документе не более чем чья-то шутка или просто бред сумасшедшего, каким-то образом оказавшийся в библиотеке моего покойного батюшки. Савиньяк пожал плечами. Рокэ с удивлением заметил на лице Эмиля нерешительность, граничащую едва ли не с опасением. И опасался Савиньяк явно не того, что они могут выглядеть идиотами в глазах друг друга. — Ты же не думаешь, что эта гальтарская древность может сработать? — Нет, конечно, — улыбнулся Миль, — но как историк, могу тебе поклясться в том, что этой писанине точно больше половины Круга, и по моим самым поверхностным прикидкам писали ее во времена твоего великого предка и тезки, того самого, что был Первым маршалом и умер Регентом. Времена тогда были смутные… — Тем более, в таком случае мы просто обязаны ее опробовать, — воскликнул Рокэ, так, словно он был мальчишкой, задумавшим какую-нибудь пакость. Эмиль, похоже, его настроения разделять не спешил. Прискорбно. — Знаешь, что меня больше всего расстраивает? — Боюсь даже предположить, — улыбнулся Эмиль, слегка расслабившись, — отсутствие Джастина? — Это, конечно, тоже, — Рокэ скользнул взглядом то тонкому серебряному браслету, подарку Джастина, что украшал запястье Алвы с момента отъезда Юстиниана на стажировку в Южную Придду. Рокэ неумолимо скучал… — Я буду ждать тебя здесь — произнес он прижимая Джастина к себе в аэропорту, когда неудержимо хотелось плюнуть на все и не отпустить, — заканчивай свою учебу и возвращайся… — Дождешься? — звонкий голос его не дрогнул, но Алве тогда показалось, что глаза Юстина полны слез. — Не говори ерунды, — фыркнул Рокэ, сильнее прижимая его к себе. — Клянешься? — не унимался Джастин, лихорадочно перебирая пальцами распущенные по плечам пряди Рокэ. — Клянусь чем хочешь… — И кровью? — совсем уже тихо спросил юноша, поднимая на Рокэ оленьи глаза. — Если тебе так будет спокойнее… Юстиниана тогда хотелось успокоить, Рокэ поклялся, нарушая строгий запрет отца, но не видя в том ничего страшного. Рокэ не мог себе представить ситуации в которой он мог бы нарушить данную клятву. Он в самом деле любил этого хрупкого, трепетного мальчишку и готов был ждать его возвращения сколь угодно долго. Так тогда, казалось, накануне отъезда… На деле же все оказалось несколько сложнее. Однако данное слово Рокэ держал, вот уже несколько месяцев и нарушать не думал. Вот только чудил по-страшному… Как, например, сейчас… Что угодно, лишь бы время, которое с отъездом Джастина почти остановилось, побежало быстрее. Как угодно, лишь бы прогнать тоску и развеять скуку. — В нас умирает дух авантюризма… — смешливо ответил Рокэ Эмилю, взмахивая рукой подобно ментору, читающему лекцию, — налаженная отцами спокойная и сытая жизнь, делает нас неописуемыми занудами… — Тебе скоро сорок, Росио, пора уже остепениться, — вздохнул Савиньяк, качнув головой, — напрасно Придд уехал так надолго, он на тебя очень положительно влиял… — Вот именно о том я и говорю — зануда даже ты, Миль, — фыркнул Рокэ, в душе соглашаясь с другом, но при этом без колебания вынимая из кармана припасенный заранее кусок мела. — Имей жалость, позволь мне немного побезобразничать, хотя бы напоследок, перед тем как остепениться и сделаться копией отца, для которого самым острым ощущением было выиграть на королевских скачках. Вызывать Тварь Рокэ решил прямо здесь, посреди просторной библиотеки, раздвинув старинные, еще олларовской эпохи кресла и нарисовав на полу припасенным мелом ровный квадрат. Дальше, при помощи недовольного Эмиля, который тоже был втянут в круг, Рокэ расставил по углам четыре черные свечи и поджег их. — Ну, приступим… — проговорил он, вглядываясь в пергамент. — Не нравится мне все это, Росио… — Поздно, друг мой, — улыбнулся Алва, прежде чем громко и разборчиво произнести несколько довольно неблагозвучных слов, приведенных в свитке посредством транскрипции. Сначала ничего не происходило, если не считать набежавшей за окном тени, и Рокэ уже хотел было посмеяться над беспочвенными опасениями Эмиля, как все вокруг заволокло лиловым туманом. Прямо у начертанной на полу линии туман этот клубился, и делался гуще, заставляя огонь стоящих по углам свечей беспокойно трепетать. Застывших за линией людей обдало холодом и Рокэ на секунду почувствовал сожаление о том, что не послушался Миля, лишь на секунду… Происходило нечто из ряда вон выходящее и очень походившее на то, что древний свиток не лгал. Едкий на вид туман, мягко обволакивал нарисованный квадрат, не смея вступить за черту, а сгусток его, очень скоро приобрел вполне реальные очертания чего-то громадного и… Рокэ мог бы сказать, страшного, если бы ему позволила то гордость. Однако пасовать перед лицом Савиньяка ему было как-то не с руки, потому он спокойно и громко спросил: — Кто ты?! — Я обитатель Лабиринта, — гортанно и глухо произнесло существо, постепенно проступавшее из лилового, — покинул свой вечный приют повинуясь твоему зову, господин. Чего ты хочешь? — Вот так сразу? — усмехнулся Рокэ, за насмешкой пряча, тренькнувший где-то в душе страх. — И никаких условий, предупреждений, ограничений? — Условие всегда одно — оговорено в свитке, в самом низу, — невозмутимо уточнила Тварь, окончательно выступившая из тумана и оказавшаяся сутулым высоким существом, мало чем напоминавшим человека, с огромными, горящими лиловым пламенем глазами, из которых не переставая мутными ручейками текли слезы… Жуткое зрелище. Рокэ внутренне поежился, подумав о том, что эксперимент превзошел его самые смелые ожидания, и он понятия не имел, что со всем этим делать дальше, но останавливаться не собирался, даже если такое было возможно. Главное уяснить для себя условия договора… Да, там внизу свитка были нечитаемые каракули, написанные не на талиг, скорее всего по древне-гальтарски, и Алва понятия не имел о том, что они означали. Стоящий рядом и до сих пор молчащий Савиньяк, долго выдохнул, а потом подтвердил подозрения Рокэ: — Надпись я видел, но перевести не смог, сильно затерто… — Озвучь свое условие, — скомандовал Рокэ уверенно, однако ощущал он себя при этом не очень. — Я буду служить тебе и исполнять любую твою волю шестнадцать дней, но если в конце ты изменишь себе, то займешь мое место, — спокойно разъяснила Тварь, не спуская с Алвы жуткого лилового взгляда. — В каком смысле изменю себе? — решил уточнить Рокэ несколько расслабившись. Шестнадцать дней срок слишком малый, для того, чтобы он мог как-то серьезно измениться и что-то в себе поменять, однако спросить следовало. — Нарушишь данную клятву, например, — то, что могло считаться у Твари ртом, злорадно оскалилось. Но Алва и не думал пугаться. Он всегда был верен своему слову. Так с чего что-то может измениться? А стало быть риск минимален, и преимущества этого договора вполне себе очевидны. — Я согласен, — ответил он прежде, чем Стоящий рядом Эмиль, вцепился ему в руку. Где-то в старой каминной трубе взвыл ветер. Пламя свечей дрогнуло и погасло, на улице, где с утра была чудесная погода, прокатился сильнейший раскат грома, от которого вздрогнула земля и вместе с ней пол, на котором стоял Алва. Стало быть, договор вступил в силу? — Рокэ, не нужно! — однако предупреждение Савиньяка уже никакой роли не играло, так как основательно запоздало. Рокэ согласился и у него не возникло ощущения, что он дал маху. — Всего шестнадцать дней, Миль, что страшного может произойти? — Это же Тварь, Росио! Об их коварстве ходят легенды! — Которым ты прежде, будучи историком и любителем фактов, не слишком-то не доверял, — хмыкнул Алва, не глядя на Эмиля. — Подумай только сколько нового ты сможешь узнать для своих изысканий, Миль! Мы просто обязаны не упустить этот шанс. — Не нравится мне все это… — вздохнул Эмиль. — Теперь, когда все формальности соблюдены и договор заключен и засвидетельствован васалом Молний с твоей стороны и древними силами Кэртианы с моей, я спрошу еще раз: Чего ты хочешь, Ракан?! — Ракан? — Рокэ удивленно приподнял бровь — Разумеется, — кивнула Тварь, продолжая заливать пол библиотеки мутными слезами, — никто иной, в ком нет священной крови не смог бы призвать обитателя Лабиринта. — Вот как… — Рокэ, в сложившихся обстоятельствах запоздало укорил себя в том, что не удосужился прежде порыться в семейных архивах и не уточнить сей факт, который, впрочем, в современном мире мало что менял… Сейчас, в эпоху освоения космоса и повсеместной компьютеризации, принадлежность его рода к королям древности, никакой роли для Рокэ не играла. Однако для стоящей за чертой Твари это, похоже, было принципиально важно. Впрочем, всему свое время. Он обязательно узнает что к чему чуть позже, а пока… — Послушай, раз уж договор между нами вступил в силу и ты поступаешь ко мне на службу, будь добр, прими какой-нибудь иной, более приятный глазу вид, — почувствовавший силу над этим странным существом, скомандовал Рокэ. — Слушаюсь монсеньора, — произнесла Тварь молодым и полным жизни голосом, превращаясь из странной нелюди в… юношу лет двадцати: высокого, статного, русоволосого и сероглазого, симпатичного, одетого по последней олларианской моде в темно-синие джинсовые брюки и бордовую футболку навыпуск. Руки в задних карманах, на лице спокойное, так не соответствующее всему облику, вежливое ожидание. Неожиданно. А чего ты хотел? Сам же просил — приятный глазу вид… — Так нормально? — спросила Тварь, глаза которой больше не полыхали лиловым огнем и не слезились. В серых человеческих глазах ее таилась насмешка припудренная покорной вежливостью. — Сгодится, — дал добро Рокэ, выходя из своего охранного квадрата. — И как мне тебя называть? — Как будет угодно монсеньору, — произнес юноша, еще недавно бывший чем-то невозможным… — А у самого пожелания есть? — Хмыкнул Рокэ, сбрасывая с себя внезапно возникшее наваждение, словно он знал этого мальчишку прежде. И имя… он будто бы угадал имя, выудив его из глубин собственной памяти за миг, до того, как оно сорвалось с уст Твари — Ричард.