Поговорим о... физкультуре

Антон Арсения не знал. Антон Арсения ненавидел. Антон Арсения хотел… убить. Задушить подушкой во сне или, скажем, тормозной шланг в машине перерезать. Не настолько важно как, главное – результат. И даже сейчас, сидя в чёрной KIA Sorento, парнишка то и дело кидал на её водителя презренные взгляды, мысленно надеясь на то, что ненавистный физрук не справится с управлением и вмажется в какой-нибудь неприметный столб. Разобьётся насмерть ну или хотя бы рукиноги переломает. На свою жизнь Антону было откровенно плевать, а вот избавить мир от учителя, не имеющего ни чувства такта, ни совести, представлялось ему ну очень хорошей и даже правильной идеей. – Не советую тебе даже прикасаться к моей малышке, – неожиданно произнёс Арсений, отчего Антон буквально подпрыгнул, больно ударяясь макушкой о крышу автомобиля. – Что? – парнишка недоумённо смотрел на преподавателя, отказываясь верить своим ушам. Либо он опять озвучил свои мысли вслух, либо его учитель чёртов экстрасенс, способный залезть ему в голову. Первый вариант казался Антону более правдоподобным, но верить в это ему до последнего не хотелось. – Ты слишком громко думаешь, Шастун, – хмыкнул Попов, поворачиваясь к парню. Холодный, нечитаемый взгляд голубых глаз упёрся в ошеломлённого мальчишку, заставляя того сжаться от рвущихся наружу ледяных глыб. – Посмеешь хоть что-нибудь сделать с машиной – выебу. – Что? – только и смог повторить Антон, который вообще перестал верить в реальность происходящего. Голос брюнета был слишком серьёзным. Слишком, блять. Шутит. Ну шутит же. Антон успокаивал сам себя, хоть как-то пытаясь перевести слова мужчины в шутку, но получалось скверно. Точнее, не получалось совсем. – Ты всё правильно услышал, Антош, – наигранно мягко и слащаво практически пропел Арсений Сергеевич, возвращая взгляд к дороге. – И мне похуй, что ты несовершеннолетний. – Арс.. Арсений Сергеевич, – заикаясь, проговорил мальчишка, стараясь скрыть дрожь в голосе. – вы.. вы же.. учитель. – Допустим, – обводя кончиком языка нижнюю губу согласился мужчина, – но ты же не думаешь, что это помешает мне вытрахать всю дурь из головы одного упёртого амбициозного мальчишки? Всё это было произнесено настолько спокойным и будничным тоном, что Антон окончательно выпал из реальности. Тонкие нити мыслей спутались в огромный клубок, распутать который мальчик и хотел бы, но как бы ни старался – не мог. Антон, конечно, сразу понял, что Попов тот ещё фрукт, который способен на всё, но исключительно в рамках учебного процесса. Что у него ТАКИЕ тараканы в голове, парнишка даже в самых страшных кошмарах представить не мог. Он, блять, только что сказал, что выебет его. В ы е б е т. И за что? За машину, сука. Антон, тебе пиздец. – Согласен, – вновь подал голос Арсений, – пиздец. Со сноской, конечно, же. Не тронешь машину – останешься девственником. В противном случае – ты потом неделю не то, что ходить, элементарно, с кровати встать не сможешь. И, Шастун, учти, я сейчас не шучу. На мгновение в салоне автомобиля установилось молчание, нарушаемое лишь тихим гудением двигателя автомобиля. – Я вас понял, Арс..сений Сергеевич, – сдавлено пискнул Антон, отводя взгляд в сторону. Вся эта ситуация ему крайне не нравилась. Мало того, что золотая медаль висит на волоске из-за нахер никому не нужной физ-ры, так ещё и физрук оказался озабоченным педофилом-геем, отпускающим пошлые шуточки в адрес несовершеннолетнего ученика. Мальчишка тяжело вздохнул, где-то в душе понимая, что желание придушить ненавистного учителя не только никуда не делось, но более того, наоборот, выросло ещё на пару уровней вверх. Что ж, Арсений Сергеевич, я принимаю ваши правила.

***

Арсений сидел перед врачом, и, закусив губу, наблюдал, как мужчина сосредоточенно изучает рентгеновские снимки пазух носа Антона. Попов переживал. И не столько за свою шкуру, которую Шеминов по-любому спустит, узнав, что это именно из-за него, Арсения, один из лучших учеников школы сломал себе нос, сколько из-за самого Антона. Мальчишка был настолько болезненно бледный и худой, что тёмно-синие кровоподтёки, образовавшиеся под глазами, слишком ярко выделялись на общем фоне и выглядели до боли пугающими. – Ну что я могу сказать, – нарушая затянувшееся молчание, произнёс доктор. – Закрытый перелом, без смещения. Ничего серьёзного, но необходимо соблюдать некоторые предосторожности. Во-первых, как минимум две недели никаких сильных физических нагрузок. Во-вторых, сегодня и завтра строгий постельный режим. Чтобы снять отечность, через каждые несколько часов прикладывать минут на десять-пятнадцать холод. И, в-третьих, и это, пожалуй, самое важное, не забывать пить обезболивающее. Вот здесь рецепт на все необходимые лекарства, – проговорил мужчина, протягивая Арсению небольшой желтый листочек, и, чуть помедлив, добавил, – вы брат, я так понимаю? – Да, брат, – кивнул головой брюнет, расплываясь в насмешливой улыбке, – Тоша у меня такой не осторожный. Просто ходячий магнит для синяков, ссадин и переломов. Врач понимающе улыбнулся. Антон подавился воздухом. Тоша, что? Арсений Сергеевич, а не подохуели ли вы часом? – Дети, такие дети, – выдохнул врач, словно вообще не замечая тот факт, что Антону как бы уже семнадцать. Какие к чёрту дети?! – К слову, будьте добры, проследите за тем, чтобы мальчик соблюдал постельный режим. – Конечно, доктор, – слащаво протянул Арсений, вставая со стула. – Спасибо. В одно мгновение оказавшись рядом с Антоном, мужчина ухватил того за руку, и попрощавшись с врачом, в буквальном смысле вытащил парнишку из кабинета, не обращая внимания на его возмущённое бурчание. Шастун негодовал. Он абсолютно не представлял, каким образом можно выйти победителем в их с Арсением Сергеевичем негласной войне. Учитель был намного старше него. И гораздо опытнее. Мальчишка ни на секунду не мог представить, что таится в закоулках сознания мужчины, и это не давало ему покоя. Ну не можете же вы быть пуленепробиваемым, Арсений Сергеевич? Или можете? Антон боялся. Боялся увязнуть в собственных же играх. Боялся проиграть. Боялся, что всё пойдет не по плану, которого, кстати, у него пока даже не было. А ещё… боялся Арсения, который мог прожечь насквозь, всего лишь одним взглядом насыщенно голубых бездонных глаз.

***

– Арсений Сергеевич! – возмущённо, чуть ли не топая ногами от злости и безысходности, процедил Антон. – Что это вообще сейчас было?! Попов хохотнул, не отпуская руку ученика, словно боясь, что дав тому полную свободу действий, запросто можно схлопотать по бороде. Нет, конечно, Арсений понимал, что Шастун с его-то худощавой комплекцией даже ударить толком не сможет, но никто же не отменял элементарного физиологического процесса, именуемого выбросом адреналина. – Так, ребёнок, успокойся, – специально делая акцент на втором слове, проговорил мужчина. Он знал, что такое обращение ещё больше выведет мальчишку из себя, но в принципе, только этого и добивался. Брюнету доставляло какое-то странное удовольствие наблюдать за тем, как пытается быть серьёзным Антон. Как он швыряет молниями в каждого, кто нарушает пределы его личного пространства. Как забывает дышать, когда злится. А этот его по-детски невозмутимый взгляд, и какая-то вообще непонятная мимика. Эмоции непрерывным потоком сыпались из Антона, периодически сбивая Арсения с толку. Он никогда даже не задумывался над тем, что человек может обладать таким широким спектром чувств, проявлять их настолько открыто и ярко. Несмотря на всю злость и ненависть, которую Шастун при любом удобном случае высказывал по отношению к нему, мужчина твёрдо знал, что всё это напускное и на самом деле, где-то глубоко в душе, Антон остался искренним, светлым ребёнком, который ещё не увидел собственными глазами всю грязь и жестокость взрослого мира, который до сих пор верит в чудо. И Арсению это нравилось. Арсения это цепляло. Потому что сам он давно забыл, что мир вокруг может быть разноцветным. Его жизнь, окрашенную в чёрно-белые цвета, нельзя было назвать нормальной, но брюнет до такой степени привык к этой обыденной серости, что просто напросто стёр для себя какие-либо границы. Он утонул в своём пепельном море, захлебнулся развратом, грязью, несправедливостью, перестал жить и начал существовать, прогибаясь под условиями, которые диктовала жизнь. И лишь одно крошечное пятнышко по-прежнему теплилось где-то глубоко в сердце мужчины, заставляя верить, что может быть ещё не всё потеряно в этом мире. Семья. Родители и младшая сестрёнка, которых Арсений любил больше жизни. И которых, из-за глупого стечения обстоятельств он не видел уже три долгих года. Для Арса семья была отдушиной. Он знал, что может просто позвонить и там, на другом конце России, в холодном Омске, его выслушают и всегда поддержат. – Да не ребёнок я, чёрт возьми! – взорвался Антон, вырывая руку из цепкой хватки преподавателя. Казалось бы, он знает Арсения меньше суток, а желание его убить с каждой секундой только увеличивается. До знакомства с учителем Шастун даже представить не мог, что можно настолько сильно ненавидеть человека, которого, в принципе, и не знаешь толком. Но за последние несколько часов, кажется, окончательно убедился, что можно. Ещё как можно, сука. Предубеждение? Только не с Поповым. Парнишка был уверен, Арсений Сергеевич Попов – гадкий, мерзкий, озабоченный тип, не способный ни чувствовать, ни любить. Каменный, бессердечный тюфяк. К тому же, бестактный и невоспитанный. – Ну, для начала, не ругайся, – чуть нахмурив брови, попросил брюнет, – я все-таки твой учитель. Антон достиг точки кипения. – Вы.. Да вы… – процедил он, не отрывая пристального взгляда от преподавателя. – Вы сами же… в машине… д-да как… да идите вы! Выплюнув последнюю фразу прямо мужчине в лицо, парень резко развернулся с твёрдым намерением раз и навсегда покинуть до дрожи неприятное ему общество, но у физ-рука, по-видимому, были другие планы. – Мне можно, – усмехнулся брюнет, одновременно перехватывая мальчишку за талию и практически впечатывая его в своё тело. Всё это произошло настолько быстро и неожиданно, что на несколько мгновений Антон просто перестал дышать, а его ноги предательски подкосились, чем, конечно же, не мог не воспользоваться Арсений. Чуть наклонив голову, преподаватель практически коснулся губами мочки уха сбитого с толку парнишки, и, обжигая нежную кожу горячим дыханием, еле слышно прошептал, – а ты, Тоша, ещё маленький, и за тобой нужен глаз да глаз. – Арс-сений С-сергеевич, – заикась, и с нескрываемой дрожью в голосе, почти просипел Антон, стараясь унять участившееся сердцебиение. – Отпусти…те, меня, блять, пожалуйста. Собрав в кучу последние силы, Шастун рванулся впёред, высвобождаясь из стального капкана рук. Парнишка, словно испуганный котёнок, нервно поддёрнул плечами, и, не поворачиваясь к учителю, холодно прохрипел: – Ненавижу. Не задерживаясь больше ни секунды, Антон сорвался с места, при этом каждой поджилкой чувствуя, как ему в спину упирается непонимающий васильковый взгляд. Арсений остался стоять, не шевелясь, и боясь сделать хотя бы маленький шаг вперёд. Его словно пригвоздили к одному месту и теперь, любое, самое мимолётное, движение причиняло непреодолимую боль. Мужчина не знал, чем именно мог настолько сильно задеть Антона. И, конечно, даже не догадывался, что этот самый мальчишка, к которому он прижимался буквально минуту назад, сейчас остервенело нёсся по больничному коридору, нервно смахивая краем толстовки скопившиеся в уголках глаз слёзы. Мда, Арсений Сергеевич. Кажется, вы немножко пиздец как проебались.