Long live the king

Кэнтерлот снова принадлежал им. Солнце и луна сменяли друг друга над пурпурно-золотистыми крышами дворца, и их пересекающиеся лучи, ласкаясь на прощание, рассыпались по гирляндам, прожекторам и фонарикам, которыми жители столицы обильно и пёстро украсили город. Эквестрия гуляла. На помостах, сценах, павильонах, площадях праздновали очередное освобождение от тирана-захватчика, разыгрывали по десятому кругу веселящие народ сцены поражения Сомбры, обыгрывая их всё новыми подробностями, и Луне хотелось смеяться. Ироничная, снисходительная лёгкость, с которой она воспринимала происходящее и которая была символом глубокой веры в силы и замысел Сомбры, почти пугала её своей схожестью с больной обречённостью. Никто не может ускользать от правосудия столько раз, ни у кого не может быть столько хитрости, чтобы обмануть саму Гармонию, чьё прозревающее око может среди сотен тысяч пони увидеть шесть величайших благодетелей. Луна, должно быть, совсем безумна, если верит в него истовее и самозабвеннее, чем в основополагающую силу, бесшовной петлёй стягивающуюся вокруг всего мира. — Так ли они мощны, как любо нам думать? — негодовал Сомбра, и яростный удар его копыт едва не сломал стол, подбросив чернильницу и расплескав её плотное осьминожье содержимое по щепетильно исписанным свиткам бесценного пергамента. — Ежели копыта наши высекают ударом искру, что озаряет светом своим весь мир, веледушие* ли чинит нам пакости в том, чтобы стать законоположителями мира сего? Не страшимся ли мы, попытавшись воспретить драконам наши рудники крадоводить** и алмазным псам — наших жеребят губить, встретить отказ и в беспомощности своей утвердиться, узреть, что Элементы Гармонии пламенем лишь светят, но не жгут, ежели не веруешь в них и сам судьбы такой не жаждешь и не ждёшь? Отверженность, становящаяся жгучим, болезненным клеймом для всякого социального существа, была для Сомбры забавой и сутью. Его магия поглощала, а не дарила сияние, и сам он был как бы чёрной дырой в мировой вселенной — пока планеты соскакивали со своих мест и пёстрым хороводом крутились вокруг звёзд, выбирая, словно примитивные дикие самки, величайшую и сильнейшую из всех, что поблизости, Сомбра оставался недвижим в этом мельтешащем карнавале жизни и лишь забирал, захватывая всё, что ему требовалось — знания, власть, лунный свет. Он жил дерзко и быстро, самим существованием своим бросая вызов укладу вселенной, и никто не мог подражать ему в искусстве управления тенями и укрощения чёрной магии. Он мечтал опрокинуть все существующие уклады, стереть рамки и расширить границы мира не столько физически, сколько ментально. Даже Элементы Гармонии не виделись ему авторитетом. Луна не разделяла его безрассудства. Она согласилась выступить против него в своё время лишь на том условии, что эти великие неизученные артефакты не будут задействованы. Они смогли победить Дискорда, который заронил в Сомбру травящее ядом безумие — значит, справятся и с ним, как бы тот ни бахвалился, какие бы проклятия и святотатства ни выкрикивал в озаряемое их радужной аурой небо. Луне не хотелось проверять, насколько он прав. Но его шальное любознательное упрямство нашло путь там, где аликорница не ожидала. — Мне нужно знать, что ты не замышляешь ничего глупого, — произнесла Селестия, когда рог Луны погас. Сестра молчала до сих пор, словно хотела убедиться, что после ежевечернего ритуала возведения светила принцесса ночи не захочет стать единоправной королевой и не оденется в непроглядно-чёрный атлас, недобро-фиолетовым маревом распустив гриву из-под гладкого шлема. — Смотря чем измерять глупость, моя дорогая сестра. — Твоя память снова простирается в глубины, которые давно сомкнулись передо мной, — со слабой улыбкой предположила аликорница. — Она простирается скорее к миру, в котором ты живёшь. Смертные не поняли бы их странный диалог — хорошо, что их не было рядом. Пони всегда уверены в своей безопасности после победы, поэтому даже эталонно-преданные бэт-пони веселились вместе с остальными. — Меня беспокоит, что твоё спокойствие — преддверие дикого горя, которое на тебя обрушится, стоит только тебе всё осознать… — Я осознаю, — прервала её Луна, не поворачивая головы. — Просто смиряюсь. Пожалуйста… не мешай мне. От лавандового взгляда, сочащегося липким состраданием, осязательно щипало затылок. Луна чувствовала его вязкое стекающее прикосновение, даже когда Селестия, не звеня накопытниками по полу, тихо ушла. Принцесса продолжала смотреть на подвластный ей спутник, стойко стараясь не ёжиться, не отряхиваться и не делать ничего из прочих действий, способных подорвать её королевскую стать. Она ждала. Ночь была хмурой. Погодным единорогам то и дело приходилось отвлекаться от гуляний, чтобы отогнать упрямо подползающие к столице массивные тёмные тучи. Пегасы из других городов превращали это в весёлое соревнование, и даже перед риском дикой грозы празднующие не теряли свой настрой. Крохотный клочок, тем не менее, умудрился ускользнуть от лёгких копыт и магических лучей и выплыть прямо на середину лунного диска. Благородный серебряный свет блекнул перед салютами и лампами, но это всё равно не помешало тройке пегасов очень скоро заметить посягнувший на его чистоту обрывок тучи. — Лови его, держи! — хохотала какая-то крылатая кобыла, нетрезвым спиральным полётом взвиваясь над крышами. Луна зачем-то отступила в тень, чтобы не быть такой заметной. За весёлой погодницей свечами взмыли с земли два жеребца, вторивших ей полушутливо: — Лови её, держи! Они смешали высокий визг и низкие смешки, гулко раздававшиеся в поднебесье, и принялись кувыркаться вокруг крохотного облачка, сделав его центром оси, но не целью уничтожения. Принцесса уже хотела было закатить глаза и взять дело в свои крылья — ей не нравилось такое пренебрежение вопросами чистоты её луны — как вдруг замерла и распахнула глаза пошире. В мельтешении света, то и дело перебиваемого резвящимися в воздухе телами, наконец стала понятна странность этих облаков. Они не были перистыми. Но их текстура была прерывистой, расщеплённой на волокна, и в пустых промежутках диковинной структуры пространство бугрилось болезненной оптической иллюзией. Обычные облака — вода, они хоть немного проводят и отражают свет. Эти же его начисто поглощали. Если бы не праздничные огни — из-за них не было бы видно и собственного носа. Луна, стрелой сорвавшись в полёт, задела копытами перила балкона, но не заметила этого. Она уничтожила-таки кусочек облачка взмахом крыла — по щетинкам опахал на перьях скакнули едва заметные искры — и сразу после этого пустилась по широкому кругу, границе, обозначенной отогнанными невиданными тучами. Тучами они и не были. Их рыхлые тела стрекотали самими звёздами, и смотреть нужно было на этот неверный лучистый блеск в уголках глаз, а не на поползновения всего массива. Луна остановилась, чтобы точно убедиться в этом: звёзды не стремились к Кэнтерлоту, они закручивались вокруг него, словно где-то в центре была… «Чёрная дыра! — ликующе подумала Луна и позволила белому свету затопить глаза расплавленным серебром. — Каким-то образом тут оказался продукт испарения чёрных дыр, обезвреженный и закосневший!». Мир замерцал энергетической платиной, и аликорница ошеломлённо моргнула, не будучи готовой к тому, что привычные хаотично разбросанные потоки окажутся закручены смерчем — неторопливым и прекрасным. Повторяя его контуры и кромкой крыла касаясь неосязаемых и невозмутимых линий, принцесса заложила вираж к самому сердцу. Её стремительный грациозный полёт был встречен овациями с земли, на которые Луна, встраиваясь между пролётами уводящей под землю спиральной лестницы, не обратила внимания. Она заменила свечение глаз на люминесценцию рога и замельтешила крыльями, чтобы не врезаться в стены — перья и так то и дело мазали по отсыревшим прямоугольным камням, сбивая капли конденсата. Они срывались вниз, и эхо дробило душную капель на жутковатую какофонию. Вниз, вниз, вниз… Новое заклинание окутало тёмный рог слоем полноценной густой бирюзы. Ослепительно и мимолётно вспыхнула руна, в центр которой внезапно для незнающего упиралась длинная растрескавшаяся лестница, и пропустила несущуюся на всех скоростях аликорницу сквозь себя. Только сейчас Луна затормозила изо всех сил. Эфирная грива, напротив, потянулась лишь сильнее вперёд. Её притягивало силой магического пульсара. Это и было сердце Кэнтерлота, чья энергия, распространяясь по артериям подземных коридоров, питала магией стены дворца, позволяла им самим по себе быть крепче оберегающих их неприступных стен. Луна погасила рог, чтобы он не так ощутимо проводил вибрации, таящие в себе неподвластные понийскому слуху звуки — песню магии, защищающую и сохраняющую. Именно сюда вели скатывающиеся по инородным невидимым спиралям импульсы, сюда их влекло и притягивало. Аликорница в нерешительности покружила вокруг пульсара. Она знала, что пространство ограничено неосязаемыми преградами — сквозь них можно было пролететь, но никто не рисковал этого делать, потому что вместо пола, например, здесь была бесконечная бездна. Руна — портал к источнику силы столицы Эквестрии, и к нему требовалось относиться с уважением и осторожностью. Помня об этом, Луна протянула к пульсару россыпи лучей своей магии. Густо перекатывающийся и играющий плазменными плетями, как у атома, таинственный плазмоид откликнулся, начав отбивать частоты и координаты прямо в мозг аликорнице. Она стиснула зубы, терпя изо всех сил. Даже всемогущее на первый взгляд серое вещество бессмертного создания не могло долго выдерживать такой телепатический натиск, начиная гореть изнутри. Пульсар не обладал ни сознанием, ни эмоциями — то было необъяснимое сочетание сил квантов, природы и магии, и любое его воздействие невозможно было уговорить на сотрудничество или взять под контроль, поскольку оно представляло собой лишь закономерную реакцию. Оставалось только выдерживать, надеясь, что содержимое черепа не вскипит изнутри. Когда посылаемые в сознание образы сложили картину технологии свёртывания пространства, Луна чрезмерно резко отпрянула и отдышалась, пережидая расползание нефтяных кругов перед глазами. — Хорошо, — зачем-то выдохнула она, — спасибо. Пульсар не обладал сознанием. Это сообщение было оставлено кем-то другим — кем-то, кто встретил своё поражение недалеко от этого места. И сразу шесть координат, и магический раздел, которым нужно их разгадывать, причём изложенный так хитро, что неосведомлённый не догадается, что речь о простом портале. Луна не могла унять забившееся глупое сердце: количество измерений нельзя было подсчитать так сразу только по этим точкам. Возможно, это вообще предсмертное послание. Финальный жест отчаявшейся и смирившейся души. Находиться рядом с мощным энергетическим ядром становилось тягостно, и Луна телепортировалась обратно. Её копыта стукнулись о вновь заснувшую руну, и аликорница в нерешительности зашагала вокруг лестницы. Нужно было плести заклинание, открывать портал и шагать в него. Она была уверена, что только Сомбра мог оставить маршрут к себе таким замысловатым образом, и знала, что он верил в её способность понять этот путь и найти его. Так и случилось. Они всегда читали знаки друг друга. Но не был ли этот последним в их жизнях?.. Формула заклинания вертелась в рассудке с редкой назойливостью, вспышка рога — и всё будет выполнено. Но Луна боялась, что её страшная догадка окажется истиной, и медлила. По прошествии девяти минут — аликорны, сменяющие день и ночь, склонны очень отчётливо чувствовать время — принцесса наконец нашла в себе решимость соткать в воздухе студенистую плёнку. Переливы фиолетового, зелёного и красного немного помогли воспрянуть духом. Червоточина, слияние двух точек пространства в одну, вход и выход без какого-либо связующего коридора. Шаг — и Луна, закрыв глаза, оказалась в другом месте. Она слышала непонятный гул, как если бы по гигантскому глухому колоколу терпеливо и размеренно ударяли палкой. Как только утихала одна звуковая волна — наступало время родиться следующей. Здесь был сильный ветер, и Луна ощутимо покачивалась на ногах, но её грива невозмутимо плыла в обыкновенном ритме, свиваясь в кольца, когда среди звёзд в ней взрывались сверхновые. Аликорница осмелилась разомкнуть веки. Непроглядный чернильный туман окружал остров из наросших друг на друга чёрных полупрозрачных кристаллов, рельеф которых походил на упавший круг из домино. В центре острова растопырилось дорогой хризантемой целое соцветие тёмных минералов; его высочайшая массивная пика, усеянная болезненными зазубринами и сколами, подпирала небо. Несмотря на исключительно мрачную палитру окружающего мира, необъяснимый свет был дневным. Луна завертела головой, пытливо разыскивая его источник, но всё же было ясно: это был карман между измерениями, свободная ниша, которую Сомбра занял и обустроил под себя. У него не могло быть столько сил сразу после атаки Элементами — значит, он спланировал и реализовал всё заранее. Ткань портала свернулась к центру и лопнула с тихим жужжанием. Аликорница, вздрогнув, обернулась на внезапный звук и остолбенела. На неё, обернувшись из сгорбленной сидячей позы, с края мини-мира, почти из самой окантовки тёмного тумана, смотрела двурогая голова с развевающейся на ветру синей бородкой. — Как ты нашла это место? — низко спросил Грогар, прищурив оранжевые глаза. Он поднялся и уверенно пошёл к Луне. Раздвоенные копыта помогали ему прекрасно чувствовать себя на неровной, реберчатой кристальной поверхности. — Сам ты как здесь очутился? — внушительно перешла на королевский кэнтерлотский голос аликорница. — Мы — принцесса Луна эквестрийская, владычица морей и снов. Мы защищаем своих подданных, альянс пегасов, единорогов и земных пони, от ночных кошмаров и боевой угрозы. В нашей власти луна и все смертоносные звездопады космоса. Твоё появление здесь подозрительно. Отвечай, или подтвердишь недобрые намерения для нашего народа и будешь иметь дело со всей мощью нашего праведного гнева! Кто ты такой и что тебе здесь нужно? Козёл длинно выдохнул, исказив кривозубый рот в насмешливой ухмылке. — Я — Грогар, пренебрегающий всеми титулами и восхвалениями, даже теми, в которых меня славят как Отца монстров и Первого Императора того, что сейчас ты называешь Эквестрией. Я древнее континента, на котором развеваются её флаги. Я столь могущественен, что синхронизировал магнитные импульсы своего сознания с матрицей этого мира и с тех пор обрёл способность видеть истинную суть всех вещей и влиять на события, словно пророк или божество. Так я и нашёл путь сюда — посмотрев его в летописях мира, которые ты можешь только мечтать увидеть. И ты думаешь, что в праве приказывать мне? Сердце Луны с грохотом обрушилось в разверзшуюся под грудью пустоту. Это не был Сомбра. Грогар, кем бы он ни был, заманил её сюда. «Только Селестия и Старсвирл знают правду обо мне и Сомбре, — подумала Луна, за воинственным прищуром глаз пряча страх и замешательство. — Но Грогар каким-то образом использовал его почерк, чтобы притащить меня на этот остров! Грогар, Грогар… я где-то слышала это имя. Первый Император Эквестрии, что я знаю о Первом Императоре Эквестрии?». — Приказов, на твоё счастье, пока не прозвучало, — угрожающе пророкотала Луна. — Мы требуем от тебя лишь ответа! За секунду, в течение которой козёл скользил взглядом от нагрудника Луны до её диадемы, выражение его лица сменилось на ехидно-учтивое, и он странным образом поклонился, заведя одну из передних ног за спину и удерживая равновесие лишь на трёх, преклонённых таким образом, что высокий горб его холки опустился на линию с сильно опущенным крупом. — Я не могу его дать, потому что у меня тот же вопрос. Почему ты здесь? Я ждал не тебя. — А кого же? Грогар принял устойчивое положение и помолчал, льдисто наполняя взгляд подозрительностью. — В этом измерении не должно быть тверди и постоянства, — заодно демонстрируя свою силу, он зажал отломанный кусок кристалла между половинками копыта и магией распылил его. — Всё сущее, что может воспринимать живое существо вроде тебя и меня, представлено только цветовыми волнами — поэтому здесь так светло. Намерение создать что-либо воплощается мгновенно, но, если не обращать на созданный объект внимания — он снова расплывается и исчезает. Этот остров противоречит его законам! И твоё появление здесь гораздо более необъяснимо, чем моё! Я наблюдал за нашим родным миром тысячу лет, я понял его законы и меры, а откуда такая мудрость свалилась на тебя с твоей ничтожной короткой жизнью, половина которой прошла в изоляции? — оранжевые глаза ощупывали фигуру аликорницы так, словно стремились найти на её коже швы и распустить шкуру по лоскутам, тем самым начав подбираться к самому сердцу. — Этот мирок совсем молод. Ему не больше трёх дней. Вычислить его, противоречащий законам здешней вселенной, нереально. Ты не могла знать о нём раньше, если только кто-то не подсказал тебе. Грогар приблизился к ней вплотную и осуждающе возвысил голос: — За то время, что я наблюдал за миром, вы двое сияли в нём, как дискордова полярная звезда. Думаешь, я поверю в твой спектакль непричастности и нейтральные формулировки, которые ты выбираешь, пытаясь меня запутать? Отвечай, где Сомбра! — Ты не выглядишь безумцем… Но ты всё равно ведёшь себя, словно сумасшедший. Более того — сумасшедший, который хочет погромче заявить миру о своём сумасшествии. — Я не могу рассказать тебе всего. Пока не могу. Позже — всё, что хочешь, но не сейчас. Сейчас твоё знание поставит на кон слишком многое. — Не раньше, чем ты ответишь мне, по какому праву требуешь этого! — глаза Луны воспламенились, как сверхновые, и серебряное пламя взвилось по щекам и вискам к яростно заметавшейся над головой аликорницы эфирной гриве. Она смирилась с тем, что её раскрыли, но не с тем, что придётся сдаться, и Грогар невольно отступил. — С чего бы мне отчитываться перед тобой? — недовольно осведомился козёл; бьющая по всем его инстинктам сила целой вселенной явно умерила былой гонор. — Я могу разбить тебя наголову собственными рогами. — Ты недооцениваешь нас, — принцесса медленно сложила крылья, отказываясь от королевского кэнтерлотского голоса. — Как принцесса ночи, мы ведаем всем тайным и сокрытым в темноте, в том числе — этим местом. Знания, доступ к которым ты получил, взламывая матрицы мира, даны нам от рождения, как часть нашей души! Знания, которые никогда не должны быть открыты и сказаны, — выразительно и членораздельно добавила Луна. — И вся их мощь находится в наших копытах. Ну, Грогар, Отец Монстров? Мы доказали, что наши силы равны? Готов ли ты к разговору, а не к размахиванию копытами? — Какая ты жалкая! — выплюнул козёл, скалясь. — Думала, я не разгадаю твою попытку всего-навсего вызволить обожаемую родственную душу? Луна хмуро молчала, следя за ним исподлобья. Грогар тихо посмеялся. — Недоумеваешь? Я могу вернуть существо из небытия и сделать его своим рабом. Именно за ним я и явился сюда. Сомбра пошёл против моей воли и был наказан за самодеятельность, но я кое-что заметил. Перед тем, как понести предсказуемую кару, он посредством кристальной сети создал предохранитель. Вся энергия, которой атаковали его Элементы Гармонии, была нейтрализована и отражена сюда, — раздвоенное копыто выразительно постучало по кристальному плато. — Это место как нельзя лучше подходит, чтобы единорог, специализирующийся на кристаллах, восстановил свои силы. Также это объясняет то, почему это место не рассыпается: само сердце Сомбры качает по нему существование. Но я не могу пробить этот контейнер, — Грогар кивнул на нагромождение породы в самом центре островка. — Сомбра отлёживается в нём. Его следы обрываются здесь. А твои ужимки, твои попытки обхитрить меня… смехотворны. — Я не знала ни о чём из этого. Ни о том, что он находится у тебя в рабстве, ни о том, что пытаюсь тебя обхитрить, — лицо Луны походило на маску, и лишь движущийся в произношении слов рот придавал ей жизни. Даже блеск ушёл из прикрытых глаз. — И, хвастаясь своим матричным всеведением, ты поспешил. — Я создал артефакт на его основе, — вскинул рога Грогар. — Я вывел формулы, по которым функционирует мир и циркулирует магия, и создал по ним око, которое показывает мне всё, что я захочу. Оно показало мне именно то, что я тебе рассказал. — Оно могло показать тебе только то, что относится к миру, на основе которого было создано, — надавила Луна. — Оно показало тебе только путь Сомбры. Последний путь. Козёл скривился в пренебрежении: — О чём это ты толкуешь? — Ты говоришь, что это лечебница, — аликорница резко взмахнула крылом, обводя ландшафт. — Но видишь ли ты хоть один целебный кристалл? Нет, самодовольный остолоп. Чувствуешь здешний ветер, здешнюю ауру, ощущение запустения? Это камни тишины. Такие ставят в гробницах, чтобы ничто не нарушало покой усопшего. Принцесса резко посмотрела Грогару в глаза. Шерсть на его хребте встала дыбом от этого пронизывающего, злого взгляда. — Сомбра мёртв, — отчеканила Луна с невесть откуда взявшимся жутким эхом, рифмующимся с необъяснимым колокольным гулом. — И единственное, что я отстаиваю здесь — его покой. Единственное, что удерживает это место в реальности — моя память о нём. И, если ты действительно наблюдал за нами всё это время… ты можешь представить себе её глубину и могущество. Грогар попятился и отступил от неё на несколько шагов, а затем обратил взор на центр композиции острова — массивное, несворачиваемое нагромождение не отражающих свет самоцветов. Прямо как… погребальный грот. Памятник. Последнее пристанище бессмертного существа, сотканное из двух материй, которыми то мастерски управляло — кристаллы и тени. Оранжевые глаза свирепо прищурились. Луна несгибаемо стояла перед ним, расправив крылья, и её идеально выпрямленному позвоночнику впору было задрожать от нагрузки. — Соболезную, — низко и с отвращением прорычал козёл, медленно разворачиваясь к ней спиной. — Наведаюсь сюда позже… — и он остервенело сплюнул, гаркнув перед исчезновением в телепортационной вспышке: — С цветами! Луна осталась одна. Она использовала легчайшую форму гипноза — ненавязчивую, как прикосновение полуденной дрёмы, но почему-то сама поверила в свою легенду. Резко ощутился могильный холод этого места, крылья сломленно искривились, дрожа в попытке обнять тело, но передние ноги сделали это раньше. Обхватив себя, Луна с тихим скулением, тонущим в гулком танце здешнего ветра и странных заунывных раскатов, неловко и больно повалилась на колени. Вездесущие кристаллы кровожадно впились в едва защищённую синей шерстью кожу, но аликорнице было всё равно. Страшное, окончательное одиночество затопило её душу, и она, одна среди этого пустого мирка, чувствовала, как утекает из неё сама ценность жизни. На взмётывающиеся от сдавленных, беззвучных рыданий плечи и лопатки приятной тяжестью опустилась меховая накидка. Луна ощутила щекотное прикосновение её оторочки и замерла, распахнув полные слёз глаза. Она медленно обернулась, топя щеку и нос в чубаром мехе. Сомбра сидел позади неё, облачённый в свои доспехи, и не отрывал надсадного рубинового взгляда от неподвижного нагромождения кристаллов по центру острова. — Я знал, что ты никогда не подведёшь меня. Аликорница крепче закуталась в его мантию. Она больше не чувствовала холод, но ей отчаянно нужно было убедиться в осязаемости происходящего. Добротная, плотная ткань глухо прошелестела по её шерсти, как и полагалось, мех глубже забился в ноздри, и Луна нечаянно чихнула. Сомбра посмотрел на неё, к вине в его взгляде ласково примешалось умиление. — Я не говорил тебе, что ты прекрасна, когда влюблена в меня? Катастрофично-неловкая в ограниченном пространстве… и невероятно могущественная во вселенских масштабах. Он наклонился к ней, беря её копыта своими и разворачивая к себе. Луна, всё ещё оцепеневшая, с кукольной податливостью склонилась в объятья. — Ты спасла меня, — горячо прошептал Сомбра в её гриву и поцеловал сквозь эфемерные пряди. — Грогар не лгал — он встроился в матрицы нашего родного мира. Но он умолчал о том, что теперь не только видит всё происходящее через своё око, но и зависит от его законов. А они не дают вторых шансов. Уверовав в мою смерть, он подспудно разорвал нашу связь и отказался от меня. Какой толк от дважды мёртвого? — Сомбра, — взрыкнула понемногу приходящая в себя Луна, — ещё одна такая авантюра — и ты будешь трижды мёртв, так что постарайся не забывать этот остров слишком надолго: он тебе понадобится. — А я так надеялся, что однажды мы сразимся на одной стороне! — картинно прохныкал единорог, сгребая брыкающуюся с тихим возмущённым визгом аликорницу теснее и прижимая к себе — конечно же, ради собственной безопасности. — На моей стороне, разумеется? — придирчиво осведомилась Луна. — Посмотрим на результат нашей следующей битвы, — улыбчиво посмотрел Сомбра на неё, взъерошенную и нахохлившуюся в тесном и надёжном плене его передних ног. Не выдержав, аликорница усмехнулась в ответ и мягко высвободилась. Её копыта кокетливо легли на крепкий рельеф серые плеч. — Так, значит, ты теперь абсолютно свободен? — Полагаю, что так, — сердце единорога забилось в предвкушении, и он сам не заметил, что голос стал на две октавы ниже. Луна будто бы от любопытства приблизилась к его лицу своим, беззаботно улыбаясь, пока в глазах сам Дискорд развернул ансамбль своих демонов. — Никаких властолюбивых козлов, — Сомбра насмешливо фыркнул в ответ, — никакой угрозы рабства, никаких замысловатых сделок на уровне мироздания? — Абсолютно, — выдохнул жеребец в самые её губы, нежные, скульптурные идеальные для поцелуев. — Тогда пойдём со мной, — прошептала Луна, мягко отодвигаясь и с нежданной грацией вставая на три ноги. Четвёртая копытом зацепила копыто Сомбры, опустошённо моргнувшего и следившего теперь за ней. — Пойдём обратно. И пусть это место пропадёт пропадом из времени и пространства. — Луна… — Ничего не имеет значения, даже моя сестра. Я найду способ договориться. — Луна, я не могу. Я хочу этого больше жизни, но я просто не могу. И на этот раз я сразу объясню тебе, почему — без тайн, которые тебе придётся разгадывать самостоятельно. Аликорница задето наклонила голову набок. — Я не смог полностью уйти от удара Элементов Гармонии, — повинился Сомбра, ласкаясь к её копыту. — И уничтожение их Древа тоже на самом деле было большой ошибкой. Взорвавшись, оно высвободило гигантское количество своей энергии — я почувствовал в то мгновение. Она не начала работать сразу, но сейчас, должно быть, уже могла активироваться. Это первая из причин, почему я не могу вернуться в Эквестрию: развеявшаяся сила сработает, как подушка безопасности, и начнёт стремительно убивать меня в любой точке, где бы я ни оказался. Волшебные деревья склонны мстить тем, кто их вырубает. — Сомбра, — страдальчески закатила глаза Луна. — Это было так обязательно, скажи мне?! — Признаю, вспылил, — примирительно вздохнул Сомбра. — А вторая причина — как раз в том, что свою сестру ты ни за что не убедишь. На фоне этих событий. Принцесса помолчала. — Что же делать? — Идти со мной, — улыбнулся Сомбра, взмахивая рогом. Изящно выгнутый кривым зеркалом портал возник, как шлейф за серповидным раскалённо-красным остриём. В шелковисто-затягивающей сердцевине провала влажно переливалось многоцветие закрученного спиралью Млечного пути. — В твоей власти — звёзды и свет ночи, в моей — чёрные дыры и кристаллические материи, — восторженно воскликнул Сомбра робко улыбающейся Луне. — Зачем нам Эквестрия? Мы можем отправиться куда захотим. Вселенная так велика, что не хватит даже наших бесконечных жизней, чтобы увидеть все её чудеса… и прожить все жизни, в которых мы можем быть вместе. Луна зачарованно сделала шаг к нему. — Мы с Селестией решили, что слишком рано оставлять Эквестрию Твайлайт… — И я с вами солидарен, это кошмар. — …поэтому у меня снова есть долг и обязанности. Копыто в сияющей серебряной оправе накрыло холодную сталь броневого накопытника. — И семья, которую я не могу бросить. Кровавые глаза нежно разгорелись зеленью, выпуская фиолетовый дым. — В таком случае, Ваше Высочество, я похищаю Вас. — Вот как? — подняла брови Луна. — Очень дерзко и злодейски. — Не самое достойное занятие для Вашего Величества. — Не самое достойное занятие для Моего Величества — похищать крестьянку, — проворчал Сомбра, пузыристым пурпурным телекинезом затаскивая хихикающую и слабо брыкающуюся Луну себе на спину. — Похитить принцессу — это нужно постараться: придумать хитроумный план, включающий захват колонии её страны, разрушение одной из основ её культуры и нарушение законов путешествий между измерениями, а также предварительно украсть её сердце для подстраховки. Два смеющихся пони исчезли в портале, и он сомкнул свои изящно выгнутые края за ними. Кристальный остров задрожал и взорвался, не оставив после себя ни крошки, ни звука, ни измерения.