* * *
Не насытившись весенним неформальным медовым месяцем, Нарцисса периодически устраивала Северусу французские выходные под предлогом какой-нибудь премьеры в Гранд-Опера или выставки в Орсе. Снейп к изобразительному искусству страсти не питал, к опере — тем более. Дремать на плече Нарциссы ему было комфортнее в родном Альберт-Холле, под орган. Особую прелесть французских выходных он видел не в культурных мероприятиях, а в том, как принаряжалась его дама, и как готично Пино Нуар подкрашивало ей губы. Пусть Монмартр вечно запружен туристами, а платаны на Елисейских полях давно пообтрепались. В маленьком черном платье, с пост-дегустационной поволокой в глазах Нарси была особенно, по-парижски хороша. На заре их отношений (поначалу безобидно-приятельских) Снейп не замечал ее красоту. Точнее так: сразу заметил, принял к сведению, но не был сражен. Потому что был сражен другой (казалось, бесповоротно). Позднее, узнав Нарциссу как личность, он стал воспринимать ее внешность через призму характера и оценил в полной мере. Хотя магия и замедляет старение, к третьему-четвертому десятку личность неизбежно накладывает отпечаток на внешность. Автопортрет пишется сам собой поверх юношеской привлекательности. Его можно заштукатурить, спрятать как портрет Дориана Грея или просто принять как свое новое лицо. Снейп впервые разглядел настоящее лицо Нарциссы в поворотный для обоих момент принесения клятвы Лорду и принятия метки. Историческое событие было обставлено Пожирателями-энтузиастами с подобающим пафосом: свечи, черепа. Словом, фальшивый сатанизм в антураже. Только адское пламя во взгляде Риддла было настоящим. Что до новоиспеченных Пожирателей смерти, в их глазах отсвечивала вся гамма чувств: от восторга до откровенного страха или (у Люциуса) отвращения аристократа к дурновкусию происходящего. Снейп тогда еще плохо владел собственным лицом. Мог только надеяться, что его осознаваемо низкие порывы и разъедающие душу мелкие, детские неотомщенные обиды не всем очевидны. Нарцисса оставалась закрытой книгой, но, как и Снейп, украдкой изучала, отслеживала реакции остальных. Когда задержала взгляд на Северусе, он то ли из-за эмоционального раздрая, то ли под влиянием сиюминутного импульса не стал прятаться за щит окклюменции. А ведь мог, она это знала. Ее взгляд тогда стал откровенно испытующим, и Снейп понял, что не хочет всего этого: клятвы, метки, крови. Но отступать было поздно. По окончании церемонии Малфои пригласили Северуса в мэнор. Втроем они выпили вина, поговорили о какой-то ерунде, чтобы вернуть себе ощущение нормальности. О Тёмном Лорде только молчали, и за этим молчанием ощущалось взаимопонимание, которого у Северуса прежде ни с кем кроме Лили не было. Всё это для него померкло после небезызвестных событий, обернувшихся главной трагедией его жизни и, к негласной радости Малфоев, отходом Лорда в небытие. Потребовалось без малого десять лет, чтобы Снейп более-менее вышел из “мертвой зоны”. Затем в Хогвартс прибыл юный Поттер, мир завертелся вокруг мальчишки, заново обретая краски. Параллельно Нарцисса стала появляться на факультетских родительских собраниях. Да еще почивший Тёмный Лорд начал подавать признаки жизни. Всё циклично. Снейп вроде как официально сменил сторону/хозяина, в остальном его жизнь вернулась на круги своя примерно к третьему курсу Поттера. Твердо решив, что не задержится в Хоге, когда парень закончит обучение (только бы закончил!), Снейп и отсчет времени вел соответственно: 1й день Поттера в Хоге, семестр, год, два года Поттера! Единственной отдушиной, как встарь, были Малфои. Нарцисса особенно. Она и сама нуждалась в отдушине: проблемы в семье. Люциус изменял напропалую. Поступившись принципом невмешательства, Снейп пытался Люциуса вразумить, но осознавал безнадежность этой затеи. Заслуженный ловелас и семьянин Малфой выслушал авторитетное мнение друга — старого холостяка, признанного неудачника в делах сердечных, и пообещал Северусу “снова кого-нибудь подобрать”. Люциус действительно не раз рекомендовал Снейпа респектабельным леди, часто своим экс, как перспективного, пусть и небогатого (зато интересного!) джентльмена с запутанной (зато интересной!) родословной, а также умением держать язык за зубами, если что (среди респектабельных леди попадались замужние). Люциуса роль, скажем мягко, сводника не смущала. Северуса смущало многое. Он с трудом развил навык заведения знакомств без обязательств в манчестерских пабах под Игги Попа и двойной Чивас. Но это летом, и то не всегда. А так… случалось, что и появлялся на званых вечерах. Если вечера имели продолжение, старался быть с леди “интересным”, потом держал язык за зубами. Чтение морали Люциусу выглядело чистым лицемерием, вот только Северус искренне верил, что конкретно с Нарциссой так нельзя. На месте Люциуса он бы ее не предал. Вслух последнее не проговаривалось. Вообще фантазии из серии “на месте Люциуса с Нарси” Cнейп держал за семью печатями окклюменции, так что инициативу миссис Малфой пришлось проявить самой. Драко узнал (стечение обстоятельств), и долго не мог простить. Двойные стандарты: отцовские регулярные отлучки из семьи на все четыре стороны он считал, видимо, нормой. Далее были заговор Пожирателей против Лорда, общая победа, ликование победителей, раздел победителей на “своих” и “не своих”, которых могила исправит, и уголовное преследование последних. Люциус угодил в Аврорат. Снейп пытался его вызволить и попался сам. Северуса в итоге отпустили, а Люциус погиб. Драко всю боль трансформировал в гнев, поклялся себе, что отомстит. Нарцисса держалась, хотя горевала от души. Люциус, несмотря ни на что, оставался главным мужчиной в ее жизни — после сына, конечно. Снейп вышел на свободу изрядно потрепанным, но в целом вроде бы прежним. Драко к тому времени смирился с маминым “увлечением”, мысленно принял крестного в семью. Однако пресловутый посттравматический синдром внес коррективы: желая оградить Нарси от своих новых проблем и страхов, разъедающих душу совсем как старые добрые неотомщенные обиды, Снейп подводил к разрыву. Молчаливое взаимопонимание не работало, его просто не было — Снейп прятался за щит окклюменции. В конце концов они всё же поговорили. Пройдя через это (чернейшие для Северуса моменты), разделив его боль и стыд за пережитое в Аврорате, Нарцисса от него не отказалась. Первые парижские каникулы стали ренессансом их отношений.* * *
Когда Снейпу понадобился партнер для экспериментов в области ментальной магии, обратиться он мог только к Нарси. Она уже знала о нем худшее, только ей он доверял как самому себе. Гипотеза манипуляций расщепленного сознания как источника аномалий нуждалась в проверке. Крестраж — столь же верный, сколь и неоптимальный вариант. Северус подошел к проблеме с другой стороны: чтобы разделить сознание, его нужно сначала объединить с чьим-то еще. Глубокая легилименция почти до потери самоидентификации и резкий разрыв. Выслушав план, Нарцисса восторга не выразила. — Обоюдная легилименция, слияние мыслей… уверен, что эта связь не будет иметь последствий? — В сиамских близнецов не срастемся. Я никаких особенных последствий не ожидаю. Любое погружение в чужое сознание — временная потеря себя. Чтобы оставить перманентный отпечаток в чужом разуме, требуется особая магия, провернуть такое случайно даже я не смогу. За тебя, конечно, не поручусь. Думаешь, после эксперимента меня потянет в бутик Диор? — Шуточка, достойная Нейта. — Кхм. Прости. Pечь не совсем о слиянии мыслей и ощущений, скорее об их синхронизации. Это позволит скоординировать нашу магию. Обычная легилименция — процесс однонаправленный и, согласись, энергозатратный, на сторонние манипуляции маг уже не разменивается, сразу нацеливается на воспоминания. Я же предлагаю открыть друг перед другом сознание, в прошлое не проваливаться, сконцентрироваться на текущем моменте и конкретном объекте. Объект выберем попроще. Лучше что-нибудь обыденное, небольшое… вроде монетки. Разнонаправленное магическое воздействие на объект — своего рода перетягивание каната. Каждый стремится перенести его в собственное расширенное пространство (гиперпространство), чтобы там визуализировать с учетом дополнительных измерений и зафиксировать, как ты говорила, новую проекцию в нашей трехмерной реальности (время пока в расчет не берем). — Подожди секунду… Я говорила? М-м… О боже, ты про вернисажную дискуссию! Жаль тебя разочаровывать, но я понятия не имею, в чем глубинный смысл трансфигурации. Сев, мы в тот день слегка перебрали. Ты еще приценивался к репродукции Хаима Сутина. А я пыталась через метафору объяснить сама не знаю что. — Развертку гиперкуба. — ? — Тессеракт. — Лучше не стало. — Кубизм — художественная форма осмысления гиперпространства. Неважно. Сам иногда думаю, что разучусь колдовать, если окончательно разберусь, как именно я это делаю. — Я просто дала волю воображению. — Ха. Хочется верить, магия из этого и состоит. А метафору я позаимствовал. Надеюсь, ты не против… Я ведь не купил картину? — Это была репродукция. Не купил. Достану тебе оригинал, если хочешь. Но у Сутина все работы с сумасшедшинкой, в нашу гостиную не пойдет. Даже не в том дело… Помнишь, что там? Дети на дороге. Возвращаются из сельской школы. Смазанный послегрозовой пейзаж. Кроны взлохмачены ветром. Небо светлеет, но ощущение тревоги остается. Мальчик и девочка держатся за руки, вокруг враждебный внешний мир. Мне кажется, ты видишь в этом себя и Лили. Извини. — Эмн, я же такого не говорил? Ты права, мы перебрали. Все беды от красного вина. Склероз точно. Может, и магические аномалии. Вернемся к монетке? — Да. Ты остановился на разнонаправленном воздействии на объект. Два мага пытаются трансфигурировать монетку. Получается… — Так или этак, но не суперпозиция. Кто первый открыл дополнительное измерение, тот сможет завершить заклятие. Едва реальность вокруг объекта перестроена, он становится проекцией, другие теряет над ним контроль. По той же причине невозможно на ходу исправить чужое заклятие — нет доступа в гиперпространство. С помощью легилименции мы открываем общее гиперпространство, в нем объект находится под влиянием равнодействующей двух сил — твоей и моей магии. Допустим, мы поворачиваем монету силой мысли. Разрываем легилименцию, не ослабляя воздействия — монета продолжает вращаться, но оказывается сразу в нескольких измерениях, уже никак не связанных между собой. Пространство, в котором она существует — неустойчивое гиперпространство. На этой стадии проявятся аномалии. Детали и масштабы предсказать не берусь. Расставим датчики, запишем весь процесс от и до. Зона первоначально не должна выйти за пределы радиуса перемещения объекта. — А потом? — Посмотрим. — То есть откроем новую Зону, ты удовлетворишь любопытство, допишешь “в стол” трактат по тёмным искусствам, и отправимся ужинать. — Процесс закрытия представляю себе аналогично. Восстанавливаем ментальную связь, визуализируем объект в различных ракурсах, собираем их воедино, уравновешивая сам объект и пространство вокруг, фиксируем и отпускаем. Финита, трактат, ужин с меня. — Как у тебя всё просто! — Потому что почти наверняка ничего не выйдет. Ты верно заметила, это в лучшем случае догадка, а то и вовсе… образное выражение не пойми чего. Тебя смущает? — Честно — меня смущает самая первая стадия. Северус пытается не обидеться. — Не стану я просматривать твои воспоминания. — Они будут восприниматься как общие. — Всё равно. Самоконтроль никто не отменял. Очистишь разум, сосредоточишься на объекте, и я гарантированно не увижу лишнего. — М-м-м. — Черт подери, ты ведь понимаешь, что у меня те же опасения. С кем-то другим вряд ли смогу. — Если я откажусь, мир рухнет? — Обязательно. И ужина не будет. — Или ты сделаешь крестраж. — М-м-м. Ладно уж, обращусь к Нейту. — НET! — ? — То есть… тебе решать, но почему он? Снейп озадачен реакцией. А почему бы и не Паркинсон? Нарси его, конечно, терпеть не может… и, кстати, выражает это временами чересчур бурно. В данном вопросе — не всё ли ей равно? — Драко привлекать — последнее дело. Артура тоже, у него семья. Я бы и тебя не просил. Примем все меры предосторожности, тем не менее останется риск, что аномалии выйдут из-под контроля. Очень не хочу тебя впутывать, но иначе мы не продвинемся. Идея с легилименцией — всё, что у меня есть. Нарцисса кусает губы, глубоко вздыхает. — Мне понадобится омут памяти.