Право меньшинства

Тишина была гнетущей. Простирающиеся за иллюминатором бесконечные просторы казались миролюбивыми, тихими, безмятежными. Потому что в космосе нет звука. Редкие вспышки на поверхности планеты были слабыми, уже едва заметными. Как пульс умирающего человека на кардиомониторе. Тихонько, осторожно, едва-едва, но планета ещё подавала признаки угасающей жизни. На корабле время замерло. Как замерли и солдаты, технический и медицинский персонал, пилоты истребителей, командиры среднего звена. В одно мгновение замерла вся жизнь на одном из оставшихся транспортных кораблей. Молча, не находя слов, в абсолютном бессилии наблюдали присутствующие за беззвучной агонией на поверхности Ноа. В космосе не слышно слёз тех, кто остался внизу. Здесь безнадёжны мольбы о пощаде и просьбы о помощи незримому мировому разуму. Никому не под силу повернуть время вспять, исправить ошибки и спасти их. Они сражались, они проиграли. И теперь на их долю выпало наблюдать ужасающие последствия катастрофы, ставшей результатом их грандиозного поражения. В голове ни единой мысли, преследует только необъяснимое желание оказаться дома, обнять тех, кто дорог. Словно твоё присутствие может что-то изменить. Коммуникации корабля отключили больше часа назад. Мостик и командный центр перекрыты, командование не выходит на связь, переборки между отсеками опущены, управление даже простейшими функциями невозможно без допуска от седьмого уровня и выше. Никто из них уже ничего не может сделать. И командование принимает решение за всех. Перестать сопротивляться. Лишить возможности предпринимать бессмысленные попытки изменить ситуацию. Теперь они пленники на собственном корабле, безвольно наблюдающие за кончиной их родного мира. У командера тоже была семья. Возможно, ещё есть. Возможно за одной из этих затухающих вспышек кроется агония его близких. Он знал, что транспортные маршруты полностью перекрыты врагом и нет практически никаких шансов гражданскому судну прорваться через атмосферу. А у них самих уже не осталось ни оружия, ни припасов, чтобы попробовать вытащить в космос хотя бы один «ковчег». Да и в космосе их вряд ли ждёт спасение. Они могли бы рвануть на помощь, сработав живым щитом, вот только двигатели корабля повреждены уже настолько, что подоспеют они разве что к обломкам и дрейфующим в невесомости телам. Тишину нарушили звуки тихих рыданий. За первым звуком последовал второй, третий. Словно лопнул пузырь, ограждающий присутствующих от звуков. Жилой отсек наполнился криками, стонами, причитаниями и окончательно опустился в пучину отчаяния. Командер, не спускающий глаз с поверхности планеты, осознал, что больше не видит вспышек и каких-либо признаков активности. Мгновение спустя слабый огонёк в последний раз мигнул с края материка и тут же погас, разом погружая планету в леденящий душу покой. Много дней спустя при составлении доклада командер напишет следующие слова, вошедшие в анналы истории без указания автора: «В один момент мои соратники, солдаты, опытные военные превратились в скорбящих отцов и матерей, мужей и жён, братьев и сестёр, сыновей и дочерей. Одни кричали, бессильные выпустить свою ярость на врага, другие потеряли всякую способность осознавать действительность и сотрясались в беззвучных рыданиях, третьи, как и я, смотрели на искалеченную войной Ноа. Планета казалась такой спокойной. А мы, запертые среди чернеющей пустоты космоса, не могли даже услышать слёз сотен тысяч умирающих в агонии людей. Мы знали только, что именно мы не смогли их спасти».