disregarding autarchy

Я не помню ничего особенного о пробуждении, кроме того, что пытаюсь заставить себя дышать без перебоев. Это похоже немного на падение с обрыва в обмороке, только если бы его дно было усеяно руками и ногами, готовыми выбить из тебя всё дерьмо за вопиющие суицидальные наклонности. Такое чувство, будто меня накачали наркотиками. Возможно, чтобы не дать мне впасть в шок. Накачали сильнее, чем в прошлый раз, когда я закончил так же. Более высокая доза в честь моего сердоболия? Не знаю. Я не могу мыслить ясно из-за навязчивой паранойи. Рэй ушёл. Когда я проснулся в первый раз, было два парня, но сейчас один из них не уходит и продолжает глазеть на меня, или на дверь, где сидят другие. Не уверен, чего он от меня ожидал. Интересно, что он предпочёл бы тому, чтобы сидеть тут и торчать со мной. По телевизору идёт какое-то шоу, но я не могу ничего разглядеть или разобрать хоть слово между случайными взрывами хохота. Стены кажутся слишком яркими, но мне страшно закрыть глаза.

***

Наконец они решили, что я могу ходить. Кто-то тащит меня с кровати в коридор, на другую территорию. Мы не вернёмся в мою камеру. Это будет либо дорога в один конец, либо что-то похуже. Я не совсем понимаю, куда он меня ведёт до тех пор, пока не открывается дверь, и он не заталкивает меня в новую, меньшую камеру. Соприкосновение с полом — и мир вокруг открывается. Резкий, ядовитый цвет, растворяющийся в боли и мутной сине-серо-чёрной реальности. Я не помню падения. Слышу, как за мной закрывается дверь и понимаю, что, до сих пор раненый, я остался абсолютно один. Смог доползти до ближайшей стены. Не знаю, сколько это заняло времени. Свернулся на полу и начал дрожать. Осознание только усиливает вновь обретённое чувство безнадёжности. Без пульса я всего лишь труп. Попытался успокоиться без особого прогресса. Холодно, каждый шорох, который не от меня, вводит меня в оцепенение. Вдобавок, здесь стоит тишина. Я не могу вернуться в мой цветной ад. Ужас и боль вперемешку должны были совсем меня ослепить, но они возвращают меня на землю. Не хочу шуметь. Они могут вернуться и убить меня. Что ж, нет. Рею нужен кто-то, кто исправит проблему с сайтом. Так что, моё время пока не пришло. Чёрт. Думаю, единственная моя надежда - я сам. Точно не хочется, чтобы он пришёл с парочкой советов. Я не имею понятия, где он сейчас, и этого мне не становится хотя бы на каплю лучше. Тень пробежалась по моему телу и напомнила, что я никогда не буду один. Сердце тяжело колотится, несмотря на травму. Повреждения, наверно, должны быть хуже, чем я предполагал. Неважно, сколько раз я убеждал себя, что смогу пережить очередные побои, это нелепо смешно. Он не унижает меня, не отпускает шуток о тупой ситуации, в которую мы себя загнали, не упивается победой. Он просто стоит. Иногда мимолётное желание предаёт каждого из нас — прижавшись спиной к стене, собирая каждую крупицу концентрации, я ухитряюсь встать. Не зная как, но отказываясь ставить вопрос, начинаю шататься на побитых конечностях. Запинаюсь и знаю, что долго не продержусь, но это уже не важно. Позволяю себе быть заключённым в объятия {своего} отца, потому что я до жалости хрупок. Думаю, запоздалое «спасибо» будет кстати; достаточно комфортно вот так висеть. Некуда бежать, невозможно двинуться. Никому неподконтрольный тупик. Единственный выход «из» - это выход «через»; или смерть, которая выглядит сейчас более чем милосердием. Мистер Робот присел на корточки рядом со мной. Сквозь удушливый запах собственного пота и крови слышится знакомый запах сигарет — знакомые долгие ночи в тесной комнате, вдали от остального мира, где он всегда рад меня видеть. Становится трудно дышать. Лёгкое задето? Чёрт. Думаю, если бы было так, то я заметил бы это. Не стоит лишний раз думать. «Эллиот». «Ты меня обманул», — хотел сказать я, но наружу вышел лишь сухой, отчаянный всхлип. Он просто сидит и наблюдает, не показывая никакого осуждения. У меня нет достаточно сил, чтобы заплакать, но я не могу ничего произнести из-за смятения. Вторая попытка. Где мы? «Громилы Рея пришли за нами, как ты уже понял. Ты развязал страшную драку и попал в одиночную камеру. Я сделал всё, чтобы тебя защитить, но ты не слушал». Чёрт. Что, если они вернутся и убьют нас... «Они убьют тебя, не нас». Я здесь один. «Никому не будет дела, если ты на время уйдёшь в самоволку. Дарлин прекрасно справится с помощью Анджелы». Похоже, он от этого не в восторге. От этого мне должно стать лучше, но на самом деле эффекта нет. Никто не будет по мне скучать, потому что я, блять, сумасшедший. «Ну, Дарлин возможно будет по тебе скучать. Не скажу, что я очень рад здесь застрять, но на сегодня с тебя достаточно волнений...» Закрываю глаза, позволяя ему размышлять. Как долго я был без сознания? Не похоже, что я потерял время в обычном смысле — определённо есть ощущение, что оно прошло, но я его подавил. Думаю, это понятно. Кто-то вытащил меня из камеры и избил до полусмерти. Я знаю почему, но просто не хочу сейчас думать об этом, потому что это даст ему удовольствие. И если я попытаюсь думать ещё усерднее, то, вероятно, снова упаду в обморок. «Как там твои новые друзья? Леон и Карла, ты о них много говоришь. И что там приключилось с Анджелой, а?» Разве это весело? Он нахмурился. «Почему ты спрашиваешь у меня всякую чушь?» Каково это, когда я каждый выворачиваюсь наизнанку каждый раз, когда пытаюсь заставить тебя не доставать меня? Ты это хотел услышать? «Это не то, чего я хочу, малой. Речь идёт о нас, о выживании. Говори тише». Эмоциональный рецидив, но уже выходящий из-под контроля. Нет, нет, я не позволю тебе победить. Я не могу позволить тебе победить снова. Рука, мне не принадлежащая, проходит по моей голове и нежно взъерошивает волосы; я вздрагиваю, и всё внутри начинает гулко вибрировать от эмоций, несмотря на раны, о, нет, не смей, не трогай, блять, мои... «Господи, парень. Я не настолько хочу тебя прикончить». Раздражение в его голосе подобно катализатору. Но я слишком устал злиться, а вся ирония ситуации слишком забавна. Просто хрипло хихикаю, пока не становится больно в лёгких и приходится остановиться — голова кружится. «Естественно, я сделал то, что сделал, только чтобы убедиться, что ты слушаешь». Он вздыхает. «Было бы хорошо, если бы ты хоть раз выказал мне признательность, но и на этом спасибо». Попытался представить, что этого будет достаточно, чтобы броситься на Мистера Робота и выбить из него все потроха, но мы оба знаем, что это за собой повлечёт. Я не хочу больше сотрясений мозга. Случайно фыркнул. Это обернулось в приступ хрипения. Чёрт, как больно. «Я же тебе сказал, сынок. Никто ничего не выиграл». Он прижимает меня к груди и гладит по волосам, пытаясь избежать синяков. Я не знаю, насколько это реально. Разве теперь это важно? Легче притвориться в тёмном подвале-камере-в чём-то там, что это чья-то рука. Если я закрою глаза, то станет похоже на правду. Но я не могу потерять сознание. В конце концов я возьму себя в руки и исправлю свою ошибку. Затем... Я не знаю, что произойдет. Всё это должно навести ужас, но у меня больше сил чувствовать ничего, кроме облегчения. Криста с ума сойдёт, когда я хоть что-то из этого скажу, но я её не виню. Большинство людей подумали бы то же самое. Попробую поговорить, когда у меня перестанет кружиться голова. Может быть, я смогу получить от него ответы. В конце концов, мы полагаемся друг на друга.