Тайна темноты

Маленький Гарри не понимал, что происходит. События в голове смешались и не давали ни одной четкой картинки. Пытаясь двигать конечностями, он понял, что не чувствует их. Спиной ощущалась холодная земля и торчащая, втыкавшаяся в тело растительность. Глаза он не открывал, но чувствовал, что было темно. Сознание то покидало его, то возвращалось, не давая остаться наедине с собой и своими мыслями. Некоторые фразы отчаянно пробивались кусками, но ни слова разобрать было невозможно. Сквозь туман в мутнеющее сознание не мог пробиться ни один звук. Мальчику только исполнилось семь лет. Его заурядная жизнь до сегодняшнего дня ничем не отличалась от жизни его сверстников. Он, как и все, исправно ходил в школу, засыпал ночью и просыпался по утрам, общался несложными предложениями. В ночь на день рождения его ожидало превращение. Сложное и опасное, остаться в живых при котором - уже огромное чудо для любого. Он так и лежал на земле, свернувшись клубочком, когда его окружили древшейние обитатели леса. Темнота, исходившая от существа, была заметна каждому даже ночью. Они ждали пополнения. Но не Его. Испуганные звери разбежались в страхе, и топот копыт сотрясал не один лес, пока ноги не устали настолько, что заставляли все тело падать там же. Даже старейшины, повидавшие немало в своей жизни, не могли устоять перед наступившим страхом. Черный единорог, о котором говорили лишь в самых старых легендах, пришел в этот мир. Тело еще совсем крохотного жеребца не двигалось с места всю ночь. Только под утро поляну посетил Хозяин Главного леса, один, без единого последователя своего, ибо никто не осмеливался выйти и узреть тот ужас, что настиг Священные леса снова. Черная грива была раскидана по земле, тоненький хвост собрался в колтун, гладкая шерсть переливалась на солнце, а рог, взрывший горсть земли под собой, не излучал никакого света. Жеребенок не приходил в сознание. Только вздымавшаяся грудь выдавала наличие жизни в небольшом тельце. Хозяин принял решение не раздумывая и все поддержали его. Предвестника смерти необходимо изгнать. Не потопчет его копыто Священный лес никогда. Очнулся Черныш только на следующую ночь. Когда глаза его впервые раскрылись в новом мире, он почти ничего не смог разглядеть: мрак обуял каждое дерево, ветвь и камень в этом месте. Лунный свет почти не проникал сквозь густые кроны растений. Только некоторое время спустя стали различимы очертания вокруг. Встать жеребенок пока не мог. Он не пытался даже шевелиться, не осознавая ничего. Разум покинуло все, что его наполняло. В голове, как и во всем теле, он чувствовал лишь пустоту. Настолько непонятную и сильную, воцарившую над всем существом жеребца, не давая ни бодрствовать, ни умереть. В новом теле Черныш чувствовал себя более чем странно, настолько, что даже не помнил, кем был и был ли кем-то до этого. Открыв глаза, он все так же лежа созерцал то, чего не мог понять. Странные линии, объятые туманом и мраком, которым нельзя было дать название, часто перемещались, меняли форму и снова приходили в движение. В неокрепшем разуме все выглядело неописуемо красивым зрелищем, на которое можно было бы смотреть вечно. Ветер, колыхавший ветви сожженных деревьев, иногда задевал жеребца и разносил пепел по его спине, но тот не мог даже вдрогнуть или сопротивиться этому. Телу сложно было принять разум, заключенный в него, а разуму осмыслить свое тело. Не осознавая времени, он лежал и смотрел в пустоту, не видя ничего, кроме непонятных форм и странных линий, пока снова не провалился в небытие. Когда черныш очнулся в следующий раз, он находился уже не в сожженном лесу на холодной земле. Реальность все еще ускользала, а нити, связывающие с ней, были столь хрупки, что порвались бы от одного лишь касания. В этом небытие было хорошо. В нем не было боли, страха и страданий, никаких чувств и эмоций. Сплошной туман, далекие образы, не имеющие очертаний. В нем не было даже мыслей. И вместе с тем, находиться в нем было мучительно. Сколько не пытался Черныш зацепиться за реальность, он не чувствовал себя, своих рук, не осознавал себя, не знал, есть ли у него руки, кто он и существует ли он, и существует ли эта реальность? Пробуждение было сложным. Жеребца внезапно вырвало из той реальности, которая была лишь в его голове, в настоящую реальность. В реальность, где была боль, где был страх. Все тело пронизывали ужасные ощущения, он одновременно не чувствовал своих ног, но чувствовал сильную боль в них. Открыв глаза, он все еще смутно осмыслял видимое, но это был первый раз, когда он четко понимал, что находится в той реальности, которая называется настоящей, правильной. С первых же секунд эта реальность обрушила на него столько разочарования в ней, что хотелось только закрыть глаза и вернуться. Пробужденный жеребенок попытался подать голос, но из него вышел лишь полу-стон, больше похожий на хрип. Услышав звуки, созданные собой, он испугался и попытался пошевелиться, дернув двумя копытами и потряся головой, будто он содрогался в судорогах. Черныш водил глазами, но видел лишь плотную пелену, что окутывала все вокруг, и это тоже пугало его. Находясь все еще не полностью в реальности, он не мог проецировать все желаемые действия на свое тело, он не чувствовал его полностью, не владел им. Тело и само не слышало разума, не подчинялось ему. Конфликт в его сущности рос и пугал обе стороны, отчего разум расходился в судорожных приказах, а тело в попытках что-то сделать. От резких движений на пол начали падать вещи, что-то разбилось, но до разума жеребца даже звуки доходили только наполовину. На шум пришел человек, похожий на огромного зверя, застрявшего в ужасающем превращении. Его длинные руки походили больше на лапы, устроенные как человеческие, а ноги и вовсе были лишены человеческих очертаний. Взяв голову жеребца в руки, он стал говорить с ним, успокаивая. Жеребец не понимал звуков, что доносились до него, но чувствовал тепло. Не физическое тепло от рук, а ментальное, от самой ауры человека. Черныш снова почувствовал связь с тем состоянием, из которого вышел. Он попытался прочесть ауру человека, стоящего рядом, и это казалось проще, чем разобрать звуки, исходившие от него. Наполовину погружаясь в ту сладкую реальность, из которой было столь сложно выбраться, он чувствовал грань, на которой стоит находиться, чтобы не провалиться снова. На уровне не физических чувств, он погружался в сплетение различных линий и символов, хоть и не понимая, что они означают, он чувствовал, что от них тянет теплотой и добром. Находясь на грани двух состояний, Черныш не чувствовал телесной боли, но крепко держался за реальность. Оборотень гладил жеребца по шее, расчесывал когтями мягкую, сбившуюся в колтуны гриву, и говорил что-то. Он и сам не понимал, что это значит, слова были на человеческом, но столь плотно въелись в память, что он будто в бессознательном состоянии на уровне привычки или инстинкта произносил успокаивающие слова. Оборотень, что стоял рядом с жеребцом, не был магическим существом, лишь человеком, отбросившим свое начало в пользу животного. Перед ним на полу-столе полу-кровати, скорее сооружении из бревен и досок лежал черный жеребец. Руками оборотень мог чувствовать биение его сердца, вздымавшуюся грудь, тепло кожи. Оборотень обнаружил Черныша в старом сожженном лесу, куда живые души боялись заходить. Жеребец не подавал признаков жизни, не шевелился совсем и чернотой своей сливался со тьмой леса вокруг. Оборотень подобрал его и унес в свое убежище, чтобы выходить и помочь зверю, однако он не имел понятия, что случилось с ним. На всем теле не было ни одной раны, а рог жеребца не светился, как у других в Священном лесу. Сами руны на нем были едва различимы. Не зная, что делать с ним, оборотень хотя бы спас его от других существ, которые запросто убили бы Черныша в таком состоянии. Оборотень знал, кто такие единороги. Белые или серые, они заполнили все Священные леса и стали там хозяевами до сих пор. Их рог - главное достоинство. Он всегда светился ярче солнца. Если рядом находится единорог, его расположение легко узнать по одному только этому свечению. Рог давал им могущество и силу, которые не постичь ни одному другому существу. Но вместо того, чтобы защищать существ в лесах, они решили уйти от них в Священные леса, а остальных изгнать оттуда. Особенно единороги возненавидели людей, потому оборотню приходилось прятаться каждый раз, как его нога ступала в их лес. Свечение рога помогало ему не попадаться на глаза тем, кто разорвал бы его как только увидел. Рог Черныша не светился совсем и в темноте его не было видно. Только когда оборотень приволок жеребца к себе, он заметил его рог, который выглядел обычной костью. Никогда раньше оборотень не видел таких жеребцов. Полностью черный, он будто излучал тьму. Только сейчас, когда руки оборотня гладили его, рог жеребенка засиял. Он излучал слабый и очень мягкий свет, озаряя небольшое убежище оборотня. Теперь черный единорог вовсе не казался оборотню порождением зла. Заглядывая ему в глаза, полу-человек все больше вспоминал то добро, которое было давно в его жизни, в его человеческой жизни. Он не помнил ее полностью, не рассуждал больше, как человек, но животная сущность отходила на второй план, когда он смотрел в глаза единорога, будто закрытые пеленой. Разум Черныша все сильнее туманился, находясь на грани двух реальностей, утягивая с собой и остатки разума полуволка. Оба они обрели ментальную связь друг с другом, хоть и не осознавая того.