Он очень в этом сомневается.
— Ты не пробовал смотреть вперед, а не в пол, заключенный 02199418? — рыжий никогда не признается в том, что он ненавидит, когда его зовут по номеру дела. От этого он тоже не выдерживает, постепенно теряя связь с реальностью, где он не заключенный 02199418, а живой человек и успешный врач, у которого есть имя и фамилия. Но здесь он лишь заключенный, с номером дела 02199418, осужденный за хранение, покупку и употребление наркотических средств. Он даже не человек, так набор цифр, с помощью, которых каждый идиот сможет узнать — за что он сидит и почему. И это Хосок тоже не выдерживал, потому что к нарикам относились чуть лучше, чем к мусору, что сжигали на пустыре за тюрьмой. Иногда ему казалось, что в этих мешках он сам и каждую субботу ровно в девять утра, его грубо кидают в кучу таких же мешков и безжалостно сжигают. Чон не знает, почему, но всегда так себя чувствует, а с появлением этого парня, ощущает лишь сильнее. — Сок-а, неужели ты наконец-то решил сходить на свидание? В эти дни вроде приходит Чимин. Это твоя девушка? — мягко улыбаясь, спрашивает Джин, стоящий за спиной брюнета. Офицер Ким относился ко всем одинаково и мягко улыбался абсолютно всем, неважно за что ты сидишь, даже если за педофилию. Таких ненавидели все без исключений, но только Ким улыбался им так же тепло, как и всем, и мелодичным голосом желал доброго утра. Хосоку нравился Джин, хотя бы потому что, он единственный, кто называл их по именам. Рыжий абсолютно не представлял, какая. наверно, хорошая у офицера память, но искреннее был ему благодарен, каждый раз, за его мягкое и ласковое — «Сок-а». Вот и сейчас, он смог прийти в себя и отмереть, только благодаря ему, остервенело напоминания себе, что он живой человек с именем и фамилией, а не набор цифр из дела. — А ты не пробовал хоть раз повести себя как мужик, а не целка с хроническим пмс и недотрахом? — криво улыбаясь, как умеет лишь он один в этой богом забытой тюрьме, насмешливо тянет Чон и двигается вперед, нарочно задевая своего сокамерника плечом. Офицеры замирают, не в силах даже заставить себя вздохнуть, потому что во взгляде брюнета словно трескается ледяная корка и вспыхивает жажда крови. Джин мысленно просит своего подопечного не устраивать драку, потому что он не хочет лишиться премии и в этом месяце. Стоящий позади рыжего Намджун, так же мысленно умолял брюнета не совершать ошибок, но в отличие от своего брата, незаметно переместил руку к электрошокеру.Доверяй, но запасной план тоже хорошо иметь, как говорится.
Юнги еле держал себя в руках, злость накатывала на него волнами и бурила в венах, заставляя кровь вспениваться. Ему до жути хотелось намотать волосы этого парня на кулак и заставить проглотить собственные слова, да так, чтобы даже после его смерти не увидели этот свет больше. Он итак имел не самый приятный разговор со своим старшим братом, наполненный чувства вины и горького сожаления, который не мог поверить, что его брат яростный и непримиримый гомофоб, хотя бы потому что Мин сам по мальчикам: — Скажи мне правду, пожалуйста, Юнни. Только так я смогу тебе помочь. Ты ведь не мог избить человека за его ориентацию. Это даже звучит смешно! — взволнованно спрашивал Чонки. Младший молчал, смотрел на зеленые стены, которые призваны успокаивать заключенных и молчал. Ему нечего было сказать. И он сомневается, что ему смогут помочь. В любом случае, он убил человека, пусть и за дело. Если бы перед ним встал этот выбор снова, он бы поступил так еще раз. Возможно, ему не стоило убивать того солдата, определенно не стоило, но и жить такие существа не должны. — Ты не сможешь, — устало проговаривает солдат и слабо улыбается, — Я его убил. Но не за ориентацию, в этом ты прав, — парень говорил медленно, ему было трудно произносить эти слова, хотя он и не отрицал своего проступка. Но все же видеть, как исказилось лицо его хена было тяжело и неприятно. Мин сглатывает едкую горечь, что на языке перекатывается с самого начала этого разговора и старается улыбку на лице удержать. — А за что тогда? Ты серьезно думаешь, что я поверю в то, что ты убил человека, хотя ты пошел в армию, чтобы защищать слабых? — откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, негодующе спросил старший. Он не мог поверить, что его младший с гипертрофированным чувством ответственности, мог так поступить. Чонки скорее поверил бы, что земля плоская, чем в это. Его брат просто не мог так поступить, не с их воспитанием.Не мог.
— Потому что я защищал слабого. — Это не ответ, Юнги. Я требую у тебя нормального, полного ответа, — в голосе Чонки начали прорезаться стальные, командные нотки. Все же, все в их семье были военными и это неизменно оставляло отпечаток на следующем поколении. Оба брата прямо держали спину, точно палку проглотили, и чеканили слова, как шаги. — Тот парень был ублюдком, самым настоящим, а влиятельный папаша лишь усугублял ситуацию, которую я не могу разрулить. Я знал, что он избивает одного из моих подчиненных, и старался оградить его, но мы спали в одной казарме, поэтому не удивительно, что однажды это случилось. Удивительно то, что он начал насиловать парня, а не избивать как обычно. Когда я увидел это…Он еще сможет разобраться с этой сукой в камере.