— Эй! Почему вы думаете, что во всём виноват я?! Я здесь вообще не при…
— Ацуши, заткнись, — холодно приказал Осаму, наблюдая, как медики забирают информатора. Этот парень должен был им много чего полезного и нужного рассказать. А если быть точным, то Накаджиме, но что-то явно пошло не так, и теперь эту зеницу ока забирают с многочисленными переломами в больницу.
Что вообще могло пойти не так на этих переговорах? Он не верил своему кохаю, но и не мог понять, почему тот так расколошматил несчастного информатора.
— Но!.. — юноша хотел ещё раз оправдаться и объяснить, что он невиновен, но его снова прервали.
— Я не хочу ни видеть, ни слышать тебя. Проваливай куда хочешь и больше не появляйся, Накаджима, — Дазай был зол. Очень зол и непоколебим.
Настолько непоколебим, что ослеп и оглох, не замечает и не думает больше ни о чём, кроме работы.
Блондин ошарашенно уставился в спину семпая, который пошёл к Куникиде, чтобы потребовать скорое возвращение Акико и Эдогавы обратно в Йокогаму.
Он готов слушать кого угодно, но только не его? Почему? Он ведь лучше всех знает, что оборотень не способен на такое. Что Ацуши никогда бы не поступил так необдуманно, импульсивно с единственным человеком, знающим информацию об этой опасной и сильной группировке, которая едва ли не стёрла с лица земли центр города вместе со всеми людьми.
«Проваливай куда хочешь и больше не появляйся»?..
Накаджима сжал кулаки, следуя указаниям Осаму. Куда хочешь?
Прекрасно, Осаму.
Он-то пойдёт, ему ничего не стоит последовать этому жёсткому и глупому (со стороны Дазая) приказу. В белой голове уже даже появилась идея, куда именно он пойдёт.
Только вот ты постоянно забываешь, что мы не одни в этих отношениях, идиот.
Они пообещали друг другу не смешивать работу с их отношениями, потому что это могло кончиться довольно плачевно и быстро. Но Рюноскэ говорил, что никто, в том числе и они, не смеет вести с ним грубо и резко, что за такое поведение нужно либо отвечать тем же, либо (в случае с ними) наказывать за такое.
Он последует указаниям, а вот дальше Акутагава пусть сам разбирается с этим твердолобым придурком, когда они встретятся вечером дома. А сам он пока поживёт в отеле.
***
У Рюноскэ просто нет слов. Какого… Да какого Чёрта этот самовлюблённый ублюдок творит? Ками-сама, как же ему хочется врезать, чтобы впредь думал, что он говорит и при каких обстоятельствах, думал о последствиях, которые сказанное им может принести. Каким
долбо дебилом нужно быть, чтобы сказать такое Ацуши? В конце концов, почему он сказал это, совсем не разобравшись в ситуации, Чёрт его возьми?
Была бы его воля, он бы этого умника по стенке размазал и голыми руками. Но на него не хочется ни смотреть, ни говорить с ним, ни слышать. Подумать только…
Ацуши собрал все свои немногочисленные вещи и ушёл в неизвестном направлении. И где его теперь искать, если он может быть абсолютно где угодно?
Но даже сейчас Дазай не чувствовал себя виноватым. Почему и перед кем он должен это чувствовать? Накаджима натворил такое, что теперь целый месяц придётся ждать шанса поговорить с этим поломанным парнем, если Акико не приедет в скором времени. А ведь может произойти столько всего за всё это время.
— Осаму, ты не хочешь больше ничего сказать?
— Нет, а должен? — удивлённо спросил шатен, сдувая чёлку с глаз. Божий одуванчик, мать вашу.
— То есть ты хочешь сказать, что тебя абсолютно ничего не ебёт в этой ситуации?! Ты.… Да ты хоть веришь теперь в свои слова о любви и преданности, что плёл Ацуши эти полтора года, а? Тебе вообще нужны эти отношения, или я тоже могу собирать свои вещи и проваливать?! — брюнет не выдержал и ударил кулаком по стене. Ударил так, что фотографии, висевшие на ней упали, а рамки разбились.
Хорошо, что в них не было стекла.
Осаму отшатнулся, врезавшись бёдрами в стол. Что этот мафиози вообще такое говорит? Нет!
Он бы ни за что не стал ставить под сомнения свои чувства. Он бы никогда не порвал с этими странными, но, безусловно, нужными им троим отношениями. Но он не понимает, а из-за чего он должен чувствовать себя виноватым?
— Я бы…
— Что «я бы…», твою мать?! — парень резким движением стянул с себя галстук, кинув его на комод. — Я бы на твоём месте сначала разобрался во всей этой ситуации, ублюдок! Но если ты, блять, умнее всех, то разбирайся во всё сам, Осаму! — Рюноскэ с размаху сел на кровать и поднял взгляд на потолок.
Господи, ну почему всё вечно идёт по пизде? Почему ни один день не обходится без какой-нибудь неведомой херни?
Как же его это достало…
— Если бы ты вообще знал, как я спешил домой, — более спокойно и тихо, даже доверительно начал говорить Акутагава, сжав простыни руками до скрипа. — Как же я хотел прийти домой и просто расслабиться, а не выслушивать всё это. Знаешь, поднимаясь по ступенькам, я уже представил, как он кидается на меня с объятиями, как обычно бывает, когда я прихожу с довольно опасного дела, и обеспокоенно спрашивает: «Милый, ты в порядке? Как всё прошло?» Но, сука, не-ет, — мафиози поднял усталый взгляд на Дазая, присевшего на самый край кровати вполоборота к нему. — Вместо этого я выслушиваю весь этот бред и ссорюсь с тобой. Осаму, почему? Почему ты никогда не думаешь о других, а просто делаешь, даже не подумав ни о чём?
Дазай выслушивал брюнета, находясь в подвешенном состоянии. Верно, они не одни в этих отношениях, и он должен был думать не только о себе и работе. Порой так сложно не смешивать эти два аспекта жизни, что аж хочется всерьёз застрелиться.
Ему надо извиниться, ведь так?
— Прости… Я… Я не знаю. Почему-то я не поверил ему. Но сейчас я понимаю, что Ацу было не с чего мне врать. Я — долбоёб. Прости меня, Рюноскэ, — Дазай расстегнул верхние пуговицы рубашки, полностью разворачиваясь к своему парню.
Брюнет лишь вздыхает, откидываясь на постель. Не так он хотел провести этот вечер, ну да ладно. Очередной урок в копилку Осаму.
— Хорошо… Только вот тебе нужно извиняться не только передо мной, — констатировал факт Рюноскэ. — Как ты собираешься извиняться перед Ацу?
Шатен откидывается по диагонали кровати, раздумывая над этим вопросом. Да, он осознал, что поступил глупо и необдуманно, но этого мало. Накаджима становится довольно трудным человеком, будучи в обиде, его поведение трудно предсказать. Тем более, что он чувствует себя преданным и обманутым.
Как я вообще мог так поступить с ним?
— День он точно будет беситься и не ответит ни на один звонок, но стоит попытаться, — вслух размышляет детектив. — Искать его в этом стоге сена совершенно бессмысленно, а вероятность встретить его на улице практически нулевая. На работе он не появится, потому что я — идиот…
— Хочешь знать, что я думаю? — внезапно спросил Акутагава, приподнимаясь.
— Да, я слушаю.
— Ацуши нравится ощущать доминирование, оставаясь пассивом. Иными словами, для извинений тебе нужно передать всё доминирование нам, но для Ацу ты всё равно останешься активом. Правда, при этом ты будешь пассивом для меня. Таким образом, ты окажешься на универсальной позиции. Ты готов пожертвовать этим? — мафиози запустил пальцы во вьющиеся волосы, мягко массируя кожу головы.
— Мы никогда не пробовали такого, но если Ацу простит меня… — Осаму на секунду задумался, поглаживая чужое бедро. — Я согласен на такое.
— Я напишу ему это завтра утром. Будь готов ко всему, Дазай.
На самом деле, он согласен на всё. Он готов даже для Накаджимы побыть пассивом, однако тому активная позиция не нравится. Ацуши, будучи в трезвом уме и памяти, как-то, жутко смущаясь, сказал, что его абсолютно устраивает член в собственной заднице, а вот свой в чужой его уже не прельщает.
Засыпать вдвоём было жутко непривычно. Пустота посередине мешала хотя бы задремать, ещё и в голову лезли не очень хорошие мысли, но около четырёх утра это всё же удалось сделать.
Он надеется, что Ацуши всё же простит его.
